Бац, Брехт и этого с левой приголубил. Всё, не получится диалога, а так хотелось поупражняться в произношении. Особенно, в возвратных глаголах. Тo kill oneself – это покончить с собой или покончил с собой. В следующий раз.
– Сёма и этого вяжите и про кляпы не забудьте, а то очнутся и тревогу поднимут.
Ивашки с Семёном склонились над напугавшим Петра Христиановича призраком, а сам сокрушитель наглов обследовал с высоко поднятой свечой прихожую. Большое помещение, квадратов тридцать. Ну, вроде пусто, очередных местных с одинаковыми вопроса не возникнет. Рядом с зеркалом стоял комод и дальше был не закрытый проём на лестницу. Брехт прислушался. Было тихо, почти. Потрескивали дрова прямо над ним в печи. На втором этаже, значит. Ивашки и Сёма управились с призраком к этому времени. Дело не хитрое и верёвки и кляпы приготовили заранее.
– Пошли на второй этаж. Иннокентий, ты тут постой, если кто будет стучать запускай и … Ну, понятно. Пошли, братва.
Лестница была деревянная и с первых же шагов начала скрипеть. Ну, кто так строит? Брехт и так старался наступать не на середину ступеньки, а как можно ближе к стене. Зато Ивашка с Сёмой скрипели, так скрипели, учить их ходить по стеночке и на цыпочках времени не было, так что и граф бросил ерундой заниматься и, перепрыгивая через ступеньку, стал подниматься на второй этаж. Попали в большое помещение, у стены напротив выложена большущая печь, плиткой изразцовой украшенная, через открытое поддувало сочился неровной свет огня, рядом с печью приличная поленница.
– Сёма, пошли со мной. Ивашка, вон у той двери встань, полено вон возьми, глуши им, если кто войдёт, все нужны живые, пока барона не найдём.
Из комнаты с печью были две двери, Брехт, примерно представив, где они в доме находятся, двинулся направо, переложив кортик в другую руку, костяшки на левой уже сбил. Болели.
Событие тринадцатое
Пётр Христианович проходил одну комнату за другой, и все они были темны, холодны и пусты. Мебель была, столы стояли, комоды, буфеты, стулья. Не было людей. Печи находились в углах комнат, и не горел в них огонь, и вообще обиталище английского посла казалось нежилым и покинутым. Оно и понятно, предыдущего Павел выгнал больше года назад, а нонешний всего неделю как прибыл в Санкт-Петербург, поздравить Александра с восшествием на престол, поучаствовать в коронации и подписать ту самую русско-английскую конвенцию, которая завершала межгосударственный кризис, а затем подготовить к заключению конвенции с Данией и Швецией. Великобритания выстраивала коалицию для борьбы с Наполеоном.
В четвёртой по счёту комнате горели свечи и там разговаривали люди. Брехт жестом остановил следующих за ним дезертиров и заглянул в комнату, чуть раздвинув зелёную бархатную штору кончиком кортика. За столом над какими-то бумагами сидели два человека в английских сюртуках и переговаривались. Одного Брехт узнал сразу, это был граф Пален. Нда, хозяева приехали, и товарищ сразу поспешил отметиться, не стоит теперь и сомневаться, что вторым был Аллейн Фицгерберт. Невысокий человек с волосатыми уложенными так, что казалось, что он в парике, кудряшки на макушке и спускались потом эти кудряшки почти до плеч, электроплоек сейчас нет, сколько же времени барон проводит утром с парикмахером пока тот ему эту кудрявость на голове создаёт. Нагл стоял к дверному проёму почти спиной, а вот граф Пётр Алексеевич Пален почти лицом, чуть лишь вполоборота. Витгенштейн с военным губернатором Санкт-Петербурга близко знаком не был, так, изредка виделись, тем более что Пётр Христианович большую часть времени до ссылки проводил не на балах, а в расположении Мариупольского гусарского полка в Москве. Да, ещё и дырявая теперь память, так что сейчас Брехт этого персонажа разглядывал с «живым» интересом. В фильме «Бедный, бедный Павел» Палена играл Янковский. Нет, не сильно похож. Разве что рост. Пален был худой и высокий, но лицо было другим. Янковский был гениальным актёром, и на него было приятно смотреть, злодеев он играл или Мюнхаузенов – лицо умное, а вот Пален смотрелся злодеем и был злодеем и лицо было неприятное, особенно раздражали завитушки на лбу и на висках. Тоже часы с парикмахером проводил, но если у Фицгерберта были пышные волосы, то куцые остатки волос графа Палена, в завитушку завитые, раздражение вызывали. Новость о том, что Палена неделю назад Александр уволил со службы в отставку «за болезнями от всех дел» 1 апреля 1801 года с приказанием немедленно выехать в своё курляндское поместье Гросс-Экау ему с хищной презрительной улыбкой поведала на приёме сама Мария Фёдоровна, причём, ни с того ни с сего. Разговор шёл совсем о другом, о детских приютах. Ненавидела вдовствующая императрица организатора заговора против мужа и добилась от сына этой отставки и ссылки, и спешила этой новостью со всеми поделиться. Ну, изменял Павел направо и налево, ну забросил почти жену и детей, но муж всё же, богом данный. Отец её детей. Сегодня мужа заговорщики убили, завтра и до детей, а то и до неё доберутся. Разогнала всю эту шайку Мария Фёдоровна по ссылкам в имения, или разгонит в скором времени. И правильно. А ровно через минуту Брехт ей поможет отомстить главному убийце Павла. И главному прихвостню англичан.
– Сёма, следуй за мной, я убиваю высокого в белом мундире, а ты подходишь к мелкому в красном и даёшь ему пощёчину. Понятно? – Брехт склонился к уху дезертира.
– Так, может …
– Сема, мать твою, делай, что говорят!!! Ясно! – Послал бог помощничков. Ладно, с этим делом справились почти, но есть ещё второе, и оно на порядок сложнее.
– Ясно.
Брехт поставил подсвечник на пол, одёрнул измайловский мундир, убрал правую руку с кортиком за спину и вышел в довольно слабо освещённую залу, только посередине её, на столе, стояли пять подсвечников, и в них горело несколько свечей. Центр был освещён не плохо, но углы были погружены в полумрак. Из этого полумрака Пётр Христианович и вышел.
– Ваше Сиятельство! – граф направился прямо к Палену, – Их императорское Величество повелел вам немедленно покинуть Санкт-Петербург и выехать в ваше имение в Курляндии. Так какого чёрта вы ещё здесь и плетёте новый заговор, теперь собираетесь убить и Александр? Его Императорское Величество послал меня сюда наказать вас за непослушание, – произнося всё это, Брехт быстрой походкой прошёл разделяющие их два десятка шагов. На мгновение остановился прямо перед графом Паленом и, вынув руку из-за спины, точным ударом вогнал кортик прославленного адмирала – сподвижника Петра в глаз организатора заговора и цареубийства.
– Семён.
Шмяк. Это от удара Сёмы, англицкий посол не головой дёрнул, как обычно бывает при пощёчинах, а отлетел на пару метров и врезался в кресло кудрявой головой.