Нечто из Рютте

Волков замолчал, и в воздухе повисло напряжение. Фон Ленц ничего не говорил, только таращился на солдата.

– А из-за чего вышел конфликт? – попытался сгладить напряженность фон Дюриц.

– Мне очень жаль, господин фон Дюриц, – чуть поклонившись, ответил Волков, – но боюсь, что не смогу вам ответить. Может, господин барон скажет, он, наверное, в курсе причин поединка.

– Я не интересовался причинами, – отвечал фон Ленц.

Волков видел, что он врет, и только улыбнулся.

– А-а, – догадался Дюриц, – из-за женщины. Ну, это бывает. Главное, что никого не убили. Ведь не убили?

– Нет, все отделались царапинами, – ответил солдат.

– Раз так все закончилось, то давайте выпьем, – предложил фон Рютте. – А то мы оставили дам одних.

В огромном зале за большим столом кроме дам было еще довольно всякого благородного люда. Рютте не счел нужным знакомить каждого из них со своим новым коннетаблем, и коннетабль был ему благодарен за это, впрочем, все присутствующие с интересом его разглядывали, наверняка зная, кто это. В камине полыхали бревна, на столе в подсвечнике горели десятки свечей, хотя за окнами было светло. Дворовые мужики вкатили бочонок с вином и выбили ему днище. Седой Ёган разливал гостям вино, повара тащили из кухни блюда, один из дворовых тут же натирал тушу молодого барана какой-то смесью и насаживал его на вертел.

Господ и дам оказалось много, почти полстола занимали; все уже выпили, были разговорчивы, и все считали своим долгом задать какой-нибудь вопрос коннетаблю из Рютте. Теперь Волков понял, о чем говорила госпожа Анна, называя его местной знаменитостью.

Солдат охотно отвечал на вопросы, смешил гостей и даже подтрунивал над бароном, выставляя его человеком безусловно храбрым, но весьма неосмотрительным. Все смялись, и громче всех смеялся сам барон, а солдат чувствовал внимание господ к своей персоне. После повешенного людоеда он был второй фигурой в феоде по интересности. И, признаться, это ему льстило. Он уже сидел за столом с благородными, но это был первый раз, когда благородные обращали на него внимание, смеялись его шуткам, слушали его рассказы и протягивали ему кубки, чтобы чокнуться. Даже фон Ленц, с которым он поговорил на балконе без особого дружелюбия, и тот с ним чокнулся и один раз даже улыбнулся его шутке.

Сам солдат почти не пил: во-первых, он собирался ехать к госпоже Анне, а во-вторых… Он в глубине души надеялся, что дочь барона соизволит появиться на пиру, и он не ошибся. Когда веселье было в самом разгаре, белокурый ангел появился.

Она была без головного убора, что хоть и допустимо для незамужней девушки, но все-таки было вызывающим. Небесно-голубого атласа платье опять же неподобающе обтягивало ее фигуру. Она остановилась, поклонилась гостям, пожелала всем доброго дня и присела в кресло, придерживая платье. Мужчины вставали, кланялись, дамы раскланивались, не вставая. Солдат тоже встал и поклонился. Поначалу она его не заметила, а когда старый Ёган ставил перед ней приборы, красавица подняла взгляд и увидела Волкова, который сидел почти напротив. Ее глаза удивленно расширились.

– А что этот тут делает? – спросила она тихо, но в этот момент кроме нее никто не говорил, и поэтому все услышали ее фразу.

В зале повисла тишина, гости, кто с конфузом, а кто с любопытством, смотрели, чем все это закончится. Солдат сидел и глупо улыбался, он брал кубок, не отпив ни глотка, ставил его на стол и снова брал.

– Дочь моя, – сказал барон громко через весь стол, – ваши слова грубы.

– Я не хотела быть грубой, папенька. – Девушка невинно поглядела на отца. – Просто мне интересно, по какому праву он сидит здесь?

– По какому праву? – заорал барон, багровея и вскакивая. – По праву приглашенного мною. Этот человек сидит здесь, потому что я, Карл Фердинанд Тилль, барон фон Рютте, пригласил его за свой стол.

– Не сердитесь, папенька, – примирительно сказала прекрасная Хедвига. – Хорошо, что вы пригласили за стол этого человека, а не лакея Ёгана или нашего конюха. С конюхом я сидеть не смогла бы, от него воняет.

Барон заорал: