– Значит, нам нужен кто-то, кто владеет вышкой…
– И достаточно аккуратный, чтобы вести подобные записи. Навскидку мне приходят на ум три имени. Раллеми. Усели. И… Рамрик Ассели.
– О нет.
– О да. Он ведь, я помню, жаждал продолжить с тобой знакомство после бала. Так?
– Я ответила вежливыми отказами на два его письма, и онперестал писать. Не думаю, что его приглашение в силе.
– Ты юна и красива. Конечно, приглашение в силе. Напиши ему – он будет счастлив.
За окном совсем стемнело, ветер завывал в трубах. Стром почувствовал, что сегодняшний день вымотал его, и собирался уже сказать охотнице, что пора идти спать, когда, странно напряжённая, притихшая, она вдруг спросила:
– Ты правда так думаешь?
– О чём? О том, что Ассели будет счастлив?
– Нет. О том, что я красивая.
Пламя в очаге дрогнуло. Эрик хотел ответить – но промолчал.
Омилия. Сут-стук
Они вышли из дворца, когда Химмельборг окутала тьма, но ни мелкий дождь, ни мрачные предостережения Веделы не могли испортить Омилии настроения.
– Ладно, ладно, – сказала она, беспечно глядя по сторонам: ночные улицы Химмельборга не надоедали ей. Омилии казалось, что чем дальше от дворца – тем прекраснее они становились, хотя и теряли в лоске. – В следующий раз позову Ульма в гости, как тебе такая идея?
– Пресветлая шутит…
– Вовсе нет. А мы договаривались, что вне дворца ты называешь меня только «Мил» и никак иначе, забыла?
– Конечно, нет… Мил. Я просто думаю: не уверена, что у нас получится проворачивать это всё снова и снова. Рано или поздно кто-то заметит, и тогда…
– А мне вот кажется, что нет никакой разницы – делать что-то в первый раз или в сотый. Поймать или не поймать могут одинаково.
– Если и в сотый раз быть осторожной, как в первый, может быть… – Ведела натянула капюшон ещё ниже. Они надели одинаковые серые плащи – колючие, но тёплые.
– Мы осторожны. Всё будет в порядке. И давай не будем об этом, пожалуйста. Только настроение портишь.