Ледяной город

AnnotationДинамичный завораживающий боевик назван лучшей из когда-либо написанных в Канаде книг популярного литературного жанра. Организованной преступности, чье оружие всегда одинаково — подкуп, угрозы, убийства, противостоят люди, обладающие твердыми убеждениями и сильным характером. Рассказана правда о темной стороне жизни Монреаля, где за последние годы прогремело больше взрывов, чем в Белфасте, и в ходе разборок между преступными группировками из-за сфер влияния было убито более 150 человек. Здесь действует больше банд из Восточной Европы, чем в Нью-Йорке и Майами, вместе взятых. Роман опубликован в 24 странах, скоро в мировой прокат выходит снятый по нему фильм.* * *Джон ФарроуПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮПРОЛОГЧАСТЬ ПЕРВАЯГЛАВА ПЕРВАЯГЛАВА ВТОРАЯГЛАВА ТРЕТЬЯГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯГЛАВА ПЯТАЯГЛАВА ШЕСТАЯГЛАВА СЕДЬМАЯЧАСТЬ ВТОРАЯГЛАВА ВОСЬМАЯГЛАВА ДЕВЯТАЯГЛАВА ДЕСЯТАЯГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯЧАСТЬ ТРЕТЬЯГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯГЛАВА ДВАДЦАТАЯЭПИЛОГnotes12345678910111213141516* * *Джон ФарроуЛЕДЯНОЙ ГОРОДПРЕДИСЛОВИЕ АВТОРА К РУССКОМУ ИЗДАНИЮСкованный зимней стужей город, на который указывает название книги, — это Монреаль. Российскому читателю хорошо знакомы все причуды зимних холодов, которые нельзя себе представить без мороза, снега и льда. Не будет для него новостью и извечная борьба сил зла и добра, противостояние преступного мира, стремящегося раскинуть свои щупальца по всему земному шару, и теми, кто противостоит этим планам. Монреаль находится на одинаковом расстоянии от самого большого города Канады — Торонто на западе, и Нью-Йорка — крупнейшего центра американской жизни на юге. И до того, и до другого можно за час долететь на самолете или часов за шесть доехать на машине. Хотя Монреаль расположен в глубине материка, благодаря реке Святого Лаврентия, на которой стоит город, он является и крупным морским портом. Со времени своего основания город был крупным торговым центром, своего рода перевалочным пунктом между Атлантикой и западными и южными районами Северной Америки. И с самого его возникновения он был тесно связан с жизнью преступного мира.Канадцы широко известны как миролюбивый народ, но в Монреале прогремело больше взрывов, чем в Белфасте, и в ходе разборок между преступными группировками из-за сфер влияния было убито более 150 человек. Здесь действует больше банд из Восточной Европы, чем в Нью-Йорке и Майами, вместе взятых. В основном эта война ведется бандами мотоциклистов, в частности «Ангелами ада» и «Рок-машиной», которых здесь называют байкерами. Местные байкерские группировки объединяются с бандитами, приехавшими из других стран, в результате чего возникают преступные сообщества, которым нередко — хотя и не всегда — удается запугать и нейтрализовать кое-кого из стражей порядка. Их оружие всегда одинаково — подкуп, угрозы, убийства.Мысль о том, чтобы написать «Ледяной город», возникла у меня тогда, когда при взрыве заложенной байкерами бомбы случайно погиб одиннадцатилетний мальчик, игравший на одной из тех улиц, на которых я вырос. У меня вызвало тревогу отношение к бандитам во многих районах, где их считают чуть ли не героями, и мне захотелось больше узнать о той борьбе, которую ведут с преступниками мужчины и женщины, обладающие твердыми убеждениями и сильным характером. Поскольку речь в этой книге идет о моем городе, мне хотелось, чтобы события развивались зимой, в то время года, которое накладывает на Монреаль свой неотразимый отпечаток. Мне хотелось правдиво изобразить мой город и рассказать правду о темной стороне жизни на его улицах, хотелось показать, какой нужно обладать храбростью, чтобы бороться с преступностью изнутри трусливой и часто коррумпированной бюрократии.Итогом этих моих размышлений и стал «Ледяной город».Джон Фарроу (Тревор Фергюсон)ПамятиДаниеля Дерошера(1984–1995)монреальского мальчика,убитого бомбой байкера,когда ему было одиннадцать летПРОЛОГ«АНГЕЛЫ» И «РОСОМАХИ»ПЯТНИЦА, 17 СЕНТЯБРЯОни называли себя «Росомахи».В грузовом лифте сержант-детектив Эмиль Санк-Марс поднялся на четвертый этаж административного здания в северной части Монреаля. Выйдя из лифта, он пошел налево по ярко освещенному коридору, потом на первом повороте свернул направо. Как ему было сказано, он негромко стукнул три раза в дверь, на которой было написано «ЗАКРЫТО». Дверь чуть приоткрылась. Детектив поднял полицейский значок до уровня глаз стоявшего за дверью человека. Дверь захлопнулась ровно настолько, сколько требовалось, чтобы снять цепочку, потом широко распахнулась, и охранник в пуленепробиваемом жилете с автоматом через плечо впустил его в помещение. Палец охранника лежал на курке, дуло автомата смотрело в пол.Эмиль Санк-Марс вошел.Ему потребовалось какое-то время, чтобы привыкнуть к тусклому свету огромного помещения. Стоявшие к нему спиной сотрудники в штатском сгрудились у окон, как голуби на карнизе, повернувшие клювы по ветру. Оставаясь в тени, шагах в трех от стекол замерли полицейские, которым не с руки было на виду у всех светиться. У двоих в руках были фотоаппараты с внушительными телеобъективами. Еще трое замерли с сильными биноклями в руках, внимательно следя за тем, что происходит на месте действия. У кого-то на головах были наушники. Впустивший его в помещение охранник остался на посту при исполнении у него за спиной. Еще четверо были заняты традиционным занятием полицейских — сидели на стульях и чего-то ждали.Эти ребята — лучшие из лучших, входили в разряд привилегированных. Они называли себя «Росомахи».Собравшиеся напряженно наблюдали за тем, что происходит на противоположной стороне лежащего перед ними оживленного перекрестка — в баре, где гуляли парни из банды байкеров «Ангелы ада» [1].— А, Санк-Марс, — приветствовал его стриженный под ежик мужчина, развалившийся в удобном кресле. — Проходите! Присаживайтесь. Рад вас видеть.Он поднялся, мужчины пожали друг другу руки. Полицейский Санк-Марсу не представился. Помещение было насквозь прокурено, но запаха пота совсем не ощущалось — это было странно, если принять в расчет число находившихся здесь людей и такую невероятную жару.— Добро пожаловать к нам на базу. Я бы представил вам, сержант, всю нашу команду, ведущую наблюдение, но, как вы понимаете, пока я не могу это сделать.— Не берите в голову, — с прохладцей ответил ему Санк-Марс.По тону, которым он это произнес, было ясно, что, если бы он оказался на месте своего коллеги, он бы точно предпочел нормальное знакомство царившей в помещении атмосфере секретности. Санк-Марс был высоким мужчиной под метр девяносто, лет ему было где-то пятьдесят с гаком. В одежде детектив придерживался консерватизма, в поведении — сдержанности. Единственной его отличительной чертой был внушительный нос. Он нависал над ртом как гордый, внушающий непререкаемое уважение клюв и идеально соответствовал знаменитому соколиному взгляду Санк-Марса. Золотисто-каштановые волосы полицейского уже заметно поредели, хоть и вились, как в былые годы, но лысины еще не образовалось, разве что лоб над высокими бровями стал шире. Санк-Марс принял приглашение хозяина и тоже устроился в кресле, чувствуя, что в этой дикой жаре начинает потеть. Принимавший его человек был моложе, ниже ростом и значительно менее упитан. Мужчина курил и во время разговора размахивал сигаретой, как будто пытался писать в воздухе какие-то слова.— Вам лимонада? Или кофе?— Спасибо, не надо, — Санк-Марс отрицательно покачал головой, как бы лишний раз подтверждая для себя мнение о том, что предлагать лимонад способен только офицер Канадской королевской конной полиции [2].Ему хотелось бы лучше узнать своего собеседника. Хотя кто еще, кроме конного полицейского, мог вырубить кондиционер, чтобы шум меньше мешал прослушке объектов с достаточно большого расстояния? И только очень серьезный конный полицейский мог стричься так коротко. Его пиджак висел на спинке кресла, узел галстука был ослаблен. Погода для сентября стояла на удивление жаркая, даже вечером зашкаливало за тридцать. Сбоку на поясе полицейского свисала кобура, хотя такими, как в ней, револьверами, насколько было известно Санк-Марсу, чаще пользовались городские детективы, а не конные полицейские или полицейские из провинциальной полиции Квебека [3], потому что эти ребята не так рьяно соблюдают букву закона.Поскольку говоривший с ним так и не представился, Санк-Марс чувствовал себя слегка не в своей тарелке.— Сержант-детектив, — негромко сказал коротко стриженный, пытаясь придать словам интонацию доверительной задушевности, — вы знаете, что мы с самого начала хотели работать вместе с вами.Три полицейских ведомства передали лучших сотрудников и немалые ресурсы для формирования нового тактического подразделения — ударного отряда, в который входили лучшие сыскари. Их объединение в эту группу стало последней отчаянной мерой, направленной на борьбу с мощными бандами байкеров, и целью их были две враждующие между собой группировки — «Ангелы ада» и «Рок-машина».— Тогда меня это не интересовало, — напомнил ему Санк-Марс. — Меня это вообще никогда не трогало. И теперь не интересует.Они назвали себя «Росомахами», потому что им хотелось, чтобы в названии этого подразделения полиции явно ощущалась угроза.— Вы — лучший полицейский в городе. У вас образцовый послужной список, я бы даже сказал, уникальный. У вас такие связи, что с вами никто не может сравниться. Вы установили этические стандарты для полицейских в этом городе. Если то, что я говорю, вас смущает, можете меня прервать.Санк-Марс слегка улыбнулся.— Я ценю лесть, хоть это и не значит, что она на меня действует. Может быть, я мог бы обращаться к вам хотя бы по званию?На секунду замявшись, коротко стриженный махнул сигаретой.— Можете называть меня лейтенант, — сдался он. — Санк-Марс, мы могли бы найти отличное применение такому человеку, как вы.Детектив покачал головой.— Банды меня особенно не интересуют. Мне больше по душе расследование заурядных преступлений. Вы работаете не в моей лиге, лейтенант. Мне кажется, мы только выиграем, если будем арестовывать обычных жуликов. Заговоры, международные преступные связи, организованная преступность — даже при мысли об этом у меня голова начинает раскалываться.Ему очень хотелось свести разговор к банальной шутке. Но по натужной улыбке на лице своего более молодого коллеги, которому было где-то сорок с небольшим, Санк-Марс все понял. Скорее это была даже не улыбка, а вежливая ухмылка, или, точнее, вымученная улыбка человека, не поверившего ни единому его слову.— Кто-то сюда идет, — громко произнес стоявший у окна мужчина.Лейтенант кивнул в сторону окна, как бы приглашая Санк-Марса пройти к нему вместе с ним.— Ну, и что здесь у нас вырисовывается?Они смотрели в сторону перекрестка и находившегося под наблюдением бара. Сразу за баром и перекрестком в пыли уходящего лета, жарком мареве и гомоне машин на многие километры уходили вдаль крытые толем и промазанные варом плоские крыши двухэтажных домишек, разделенных на квадраты кварталов. Картина чем-то напоминала заброшенное в глуши болото.— Только что подъехал и припарковался небольшой джип «тойота».— Ну вот, — прошептал коротко стриженный лейтенант, глядя в бинокль.— Это что-то значит? — поинтересовался Санк-Марс.— Подъехал Джордж Тернер, банкир байкеров. Взгляните, детектив.Санк-Марс посмотрел на бар в бинокль, такой сильный, что все было видно гораздо лучше, чем невооруженным глазом с близкого расстояния. Боковой дворик, с которого заранее вынесли все столы и стулья, был тесно уставлен мотоциклами. Тускло мигала неоновая вывеска «Бар Салон».— Вам это на нервы не действует? — вполголоса спросил лейтенант. — «Ангелы ада» решили выставить себя напоказ во всей красе. Представление устроили. Трещат на своих таратайках по всей округе — прямо сенсация. Теперь они еще и в одном из своих баров гуляют, не стесняясь. Интересно, зачем им такая шумиха? Хотят, должно быть, чтобы пресса захватила наживку! Как будто говорят: «Вот видите? Мы ни от кого не прячемся. У нас нет ни от кого секретов. Все, что вы о нас читаете, — чистой воды вранье. Мы не убийцы. Мы просто хотим тарахтеть на наших драндулетах, чтоб все нас оставили в покое». Они и масть свою показывают, куртки свои и штаны кожаные, татуировки на лапах, патлы нечесаные и бороды, баб своих придурковатых, чтобы дать всем понять, что они действуют открыто, что никакой тайной преступной организацией здесь и не пахнет. И многие на это покупаются.— Он подходит, — предупредил чей-то голос у окна.— Расскажите мне об этом малом, — попросил Санк-Марс.Мужчина, вышедший из «тойоты», был среднего роста и телосложения, с большой лысиной, на нем прекрасно сидел модный элегантный серый костюм и белая рубашка с синим галстуком. В бинокль Санк-Марс отчетливо видел каждую деталь. Он заметил красноватый блик заходящего солнца, блеснувший на бриллиантовом перстне мужчины, черный глянец его начищенных ботинок. Было ясно, что он следит за собой, как это принято у богатых. В руке он держал кожаную сумку с латунными застежками, и Санк-Марсу удалось разглядеть даже его инициалы, выгравированные на металле. Он читал о спутниках, с которых можно разглядеть далее полет мяча при игре в гольф, но, чтобы рассматривать мир с близкого расстояния, он выбрал бы именно такой бинокль. Прикинув в уме его цену, детектив решил, что эта игрушка стоит не меньше его месячной зарплаты. А у «Росомах» наверняка было немало других аналогичных примочек.— Джордж Тернер живет на горе в Верхнем Вестмаунте [4]. У него красивая жена, двое детей и обширные связи. Его часто видят в компании политиков. По профессии он финансист, но работает только на одного клиента — «Ангелов ада». Правда, на людях встречается с ними редко, поэтому его появление здесь — событие значительное. Это что-то новенькое.— Кто там еще внутри? — спросил Санк-Марс, стараясь никак не выказать свою заинтересованность.— Коротышка Вилли, который для разнообразия решил показаться в полной боевой раскраске. Он в банде — номер один. Мы его почти всегда видим только в спортивных рубашках и модных брюках. Эти ребятишки по какой-то причине решили дать сегодня представление. — Детектив затянулся с таким видом, будто вдохнул плохую новость. — Он, видите, аж грудь себе всю заголил, чтоб все его наколки видели. Он, кстати, прозвище свое получил не из-за телосложения, а потому, что глазки у него малюсенькие. То, что при таком росте веса в нем под сто шестьдесят килограммов, это лишь совпадение. Другого малого в байкерском прикиде они кличут Шляпой. Вот он и впрямь коротышка — от горшка два вершка. До сегодняшнего дня мы вообще никогда его не видели ни в чем, кроме костюма с галстуком. Он в банде — компьютерный гений. Еще одного из верхушки «Ангелов» мы знаем под именем Жан-Ги. Он сюда пришел в белом костюме, который сидит на нем как влитой. Прямо истинный джентльмен, вам не кажется? Черный галстук, желтая сорочка. И стрижка как у заправского щеголя. Жан-Ги — эксперт банды по боеприпасам. Никто так не умеет обращаться с динамитом, как Жан-Ги.Подойдя к бару, человек по имени Джордж Тернер остановился, чтобы докурить сигарету. Он оперся о сиденье стоявшего там «харлей-дэвидсона» и выглядел так, будто принадлежал совсем к другому миру. Случайному прохожему он мог бы показаться невинной овечкой, прохожий даже мог бы предупредить его об опасности, поджидающей в баре любого человека с улицы, который собрался туда зайти. У бокового входа стоял на страже здоровенный байкер.— Там с ними еще Джузеппе Пагано, — продолжал лейтенант «Росомах». — Мафиози старой закалки. Его бортанули, когда местные итальянцы раскололись, вот он и связался с «Ангелами». Еще там Макс Гиттеридж, их юрист. Так что, получается, на эту их посиделку съехались юрист, банкир, союзники, подрывник, компьютерщик и сам главарь, не считая какого-то типа, о котором мы вообще ничего не знаем. У них что-то точно замышляется.— А что это за малый, о котором вы ничего не знаете? — спросил Санк-Марс.— Мы называем его Царь. Кое-что о нем мы слышали, но идентифицировать пока не смогли и никогда его не видели. И сегодня его не удалось сфотографировать. Пока не удалось. Он пришел сюда в широкополой шляпе и плаще, представляете? В такую-то жарищу!Внизу Тернер в конце концов докурил сигарету и вошел в бар.— Получается, вы не смогли снять именно того человека, о котором вам ничего не известно, — констатировал Санк-Марс.Полицейский пожал плечами.— Может быть, нам больше повезет, когда он будет выходить. Эту сходку они проводят на виду у всех, поэтому мы считаем, что именно он является причиной сегодняшнего представления. Из телефонной прослушки мы поняли, что здесь появился какой-то русский, который собирается крутить свои дела. Возможно, это он и есть. Если так, он возглавляет несколько русских банд. «Ангелы» либо хотят показать ему, какие они крутые, либо демонстрируют, что в любой момент могут плюнуть нам в лицо. Вот почему эта их сходка проходит открыто. У нас сложилось мнение, что они хотят пустить Царю пыль в глаза.— Им должно быть известно, что вы здесь. И они знают, что вы их снимаете.— Конечно, знают. Посмотрите внимательнее, Санк-Марс, на охранника, присмотритесь к нему в бинокль.Санк-Марс внимательно оглядел громилу. Это был жуткий малый, огромный, с мускулами культуриста. И с конским хвостиком. Детектива слегка озадачило, что теперь крутые парни носят серьги. Когда он начинал службу, такого ему видеть не доводилось.— Прочтите, что у него на плече написано.Бинокль был достаточно сильным. Татуировка гласила: «Грязное меньшинство».— Вы знаете, что это значит? — не отставал от него лейтенант.— Он — убийца. — Такая надпись ни для кого не являлась тайной.— Это значит, что он убивал по приказу «Ангелов», — уточнил лейтенант. — Теперь вы понимаете, с кем мы имеем дело? Они не скрывают, что убивают людей, они знают, что мы их снимаем, и им на это в высшей степени наплевать. Вы, сержант-детектив, слишком хороший полицейский, чтобы позволить им этим заниматься в вашем городе, на вашей земле.Они отошли в полумрак большого зала. Обычно это помещение, должно быть, использовалось для деловых обедов и приема клиентов. В одном углу был оборудован небольшой бар, которым полицейские почти не пользовались, а диваны и кофейные столики на колесиках можно было легко передвинуть, приспособив к требованиям обстоятельств.Вновь устроившись в кресле, Санк-Марс ждал, когда детектив сделает следующий шаг. Человек, который, как он полагал, служил в конной полиции, докурил сигарету и тут же прикурил следующую, обрисовав ею в воздухе витиеватый эллипс. После глубокой затяжки он бросил на Санк-Марса пристальный взгляд, изогнул бровь дугой и сделал следующее заявление:— Сержант-детектив, мы создаем сильнейшее подразделение, и нам нужно, чтобы вы работали с нами. «Росомахи» собираются нанести крепкий удар, примите это к сведению.— Желаю вам всяческих успехов.— Мне от вас не это нужно. Ваше место здесь, вместе с нами. С «Росомахами».— Это не мое.— На основании тех сведений, которыми я располагаю, вы практически самостоятельно делаете то же дело, которым собираемся заниматься мы. У вас налажены связи и с конной полицией, и с провинциальной полицией Квебека. Почти все в курсе того, что вы возглавляете что-то вроде собственного полицейского подразделения. Я отношусь к этому с уважением. Но у нас больше ресурсов, Санк-Марс, с нами работают лучшие специалисты, мы располагаем самым современным оборудованием. У нас все — от начала до конца — только высшей пробы. Ни разборок, ни подначек, ни подстав, никакой бюрократической волокиты.— Вы можете это обещать?— Легко.— Дело в том, лейтенант, что в команде я плохой игрок.— Мы сами устанавливаем правила игры.Санк-Марс понял, что дальше соблюдать приличия с этим человеком бессмысленно — общепринятых выражений отказа он понимать не хотел.— Лейтенант, я не хочу связываться с вашей организацией. Я желаю вам успеха, но привык работать самостоятельно в рамках тех ограничений, которые налагает на меня служба в моем управлении. Вы привлекаете хороших специалистов, вы сможете успешно работать. Но служба в спецподразделении не для меня — мне представляется, что стоящие перед вами задачи не отражают реальных проблем. Вы ведете наблюдение за байкерами, но они тоже могут отслеживать ваши действия. Они знают, что вы здесь, они с вами играют. Зачем же вам играть по их правилам?— Работа полицейских это иногда предполагает.— Только не в моем случае.— В самом деле? Послушайте, детектив, не поймите меня превратно, но определенные шаги уже сделаны, вы меня понимаете? Вы знаете, что может произойти, если вы будете не с нами? Не думаю, что в случае отказа вы сможете далеко продвинуться по служебной лестнице.Санк-Марс резко поднялся.— Вы мне угрожаете?Его собеседник тоже встал, протянув руку ладонью вперед, чтобы разрядить ситуацию.— Не надо так волноваться. Я вам вовсе не угрожаю. Просто констатирую, что некоторые меры уже приняты. Если ваш ответ будет отрицательным, в вашем послужном списке появится соответствующая запись.— Простите, — резко сказал Санк-Марс, поджал губы и повернулся, чтобы уйти. — Меня ваше предложение не интересует.— По крайней мере, подумайте над ним. Я предлагаю вам настоящее дело, детектив. На пределе возможного. Это важно для безопасности наших граждан. Эти подонки уже убили сорок семь человек…— Они убирают других байкеров.— Взрывая бомбы! — Теперь лейтенант выставил вперед обе ладони. — При одном из таких взрывов неизбежно погибнут невинные люди. Когда это случится…Санк-Марс решил подождать, чтобы дать ему закончить фразу.— …когда это произойдет, нам выделят бюджет такого размера, что мы не будем знать, как потратить деньги. Тогда вы захотите быть с нами, Эмиль. Мы справимся с этой работой! — Мужчина сжал кулаки. Мышцы у него на шее вздулись, к лицу прихлынула кровь. — Подумайте об этом!— Они выходят! — раздался голос у окна.Санк-Марс и лейтенант подошли к окну. Финансист Джордж Тернер направлялся по улице к своему джипу «тойота». Многие члены банды теперь топтались вокруг бара, рассаживались по мотоциклам и заводили моторы, другие тем временем шли к своим машинам и мини-вэнам. В помещении, откуда велось наблюдение, постоянно щелкали фотоаппараты.— Этот человек, сержант-детектив, возвращается домой в Вестмаунт, в высшее общество. Он и дальше будет болтать со своими соседями — приятелями-политиками, воротилами делового мира. Наш долг ставить таких людей, как он, на место.Элитное полицейское подразделение, самое современное оборудование, вполне приличный бюджет, который вскоре мог невероятно возрасти, возможность разгрома крайне опасной бандитской группировки — об этом можно было только мечтать.— Я бы вообще работал один, если бы управление не навязывало мне партнера, — повторил Санк-Марс, как будто пытаясь выяснить, что еще ему светит.— Вы сможете приноровиться.Все встало на свои Места: о независимости можно было не мечтать. Санк-Марс смотрел, как Джордж Тернер садится в свой джип. Его возмущала безнаказанность действий этого человека, возмущали связи этого подлеца, его полная удовольствий жизнь, на которую он зарабатывал своими грязными делами. Санк-Марса все еще одолевали эти мысли, когда «тойота» вдруг подскочила в воздух и раздался оглушительный взрыв. Ослепительный блеск яркого белого света! Взрывная волна докатилась чуть позже, изменилось давление, раздался страшный грохот, с треском вылетали стекла из окон высоких многоэтажных зданий. В воздухе все еще разносилось эхо взрыва. Люди в зале наблюдения рефлекторно бросились на пол. Тот парень, у которого на голове были наушники, сорвал их с истошным воплем. И тут же все они страшно засуетились, как по команде стали одновременно что-то выкрикивать. Кто-то кому-то отдавал какие-то приказы, кто-то выбегал в коридор.— Спускайтесь туда! — закричал коротко стриженный лейтенант, натягивая спортивного типа куртку. — Продолжайте снимать! Сделайте снимок этого Царя! В такой суматохе его надо достать!Он уже выбегал в коридор, когда вспомнил о человеке, которого хотел взять в свою группу.Санк-Марс спокойно рассматривал в бинокль обломки покореженной машины, у которой напрочь разнесло крышу. Тело водителя сначала взлетело вверх вместе с крышей, потом, перевернувшись, свалилось на сиденье, только теперь у него не было ног. Кровавые ошметки можно было соскребать со стен зданий по обе стороны улицы. Санк-Марс видел фрагменты конечностей, упавших на землю с высоты дерева, ему даже показалось, что блеснул перстень на оторванном пальце. Он прижал бинокль к груди, чтобы все осмотреть еще и невооруженным глазом и сохранить в памяти это страшное зрелище. Водители на улице будто посходили с ума: повсюду сталкивались машины, потому что обалдевшие шоферы забывали вовремя затормозить, все время сигналили или, стремясь в панике как можно скорее убраться подальше, топили в пол педаль газа.— Теперь до вас доходит, Санк-Марс? — поддел его лейтенант. — Вот так это и случается. А мы всегда в центре событий! И ваше место с нами. Ну, решайтесь же, наконец!Санк-Марс поставил бинокль на подоконник и последовал за лейтенантом в коридор, где царила полная неразбериха.— В чем дело? — заорал лейтенант. Он не мог поверить глазам, увидев всех своих сотрудников, столпившихся в коридоре.— Лифты не работают, сэр.— Спускайтесь по лестнице!— Ее заблокировали, сэр.— О Господи! Так позвоните вниз! Скажите кому-нибудь, чтобы сюда поднялись! — Тут лейтенант снова обратил внимание на Санк-Марса. — Да, сержант-детектив, это не самый удачный для нас момент.Он в ярости саданул по кнопке лифта, как будто это хоть как-то могло изменить положение.— Будем надеяться, что они не подложили вторую бомбу нам под ноги, — без всяких эмоций произнес Санк-Марс голосом, в котором одновременно ощущались спокойствие и мертвящая жуть.Лейтенант выгнул бровь. Он старался не смотреть вниз.— Никогда никто не знает, где найдешь, а где потеряешь.— Вы говорили, что ни разборок, ни подстав у вас не бывает. Откуда у вас такая уверенность? «Ангелы» знали, что вы здесь, и у «Рок-машины» была эта информация. Бандиты из «Рок-машины» только что под самым вашим носом совершили убийство и сумели перекрыть вам доступ к месту преступления. Они же просто дурят вам мозги. А этот чужак, за которым вы гоняетесь? Этот Царь? Он давно отсюда убрался! Я видел, как он прыгнул в мини-вэн, прикрывшись плащом. А вам так и не удалось его снять.— Что вы от меня хотите, сержант-детектив? — Коротко стриженная «росомаха» снова рылся по карманам в поисках сигарет и зажигалки. — Скажите, что вам нужно, чтобы согласиться перейти в нашу команду? Ведь должно же быть что-то такое…— Нет, менять решение я не буду, но я благодарен вам за приглашение. Мне лестна ваша оценка, лейтенант, но я уже все обдумал. Я не перейду в «Росомахи» — можете считать это дурным предчувствием. Мне лучше работается на свой собственный страх и риск.Прибыли полицейские, поднялись по лестнице к заблокированной двери и деловито пытались убрать стальной брус, заложенный между дверью и бетонной колонной. Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс ничего не мог с собой поделать: он качал головой и тяжело вздыхал, не находя сил скрыть недовольство и осуждение этого провала. Он терпеть не мог топорно проведенные операции и всей душой ненавидел такие ситуации, при которых бандитам удавалось безнаказанно навязывать полиции свои правила игры.ЧАСТЬ ПЕРВАЯСКАЧКА С ПРЕПЯТСТВИЯМИГЛАВА ПЕРВАЯКАНУН РОЖДЕСТВАРека Святого Лаврентия течет с запада на восток — от Великих Озер к Атлантическому океану, связывая с морем такие промышленные центры, лежащие в глубине континента, как Чикаго и Детройт, Кливленд, Буффало и Торонто. Часть ее проходит по границе Канады и Соединенных Штатов — провинции Онтарио и штата Нью-Йорк, — помогая двум странам развивать торговлю. Дальше к востоку река все больше отклоняется к северу, неся свои воды по провинции Квебек. Там, где она, изгибаясь на север, к Атлантике, становится более полноводной, вобрав в себя воды реки Оттава, она делится на два рукава, омывающие древний остров вулканического происхождения. Стоявший здесь в незапамятные времена вулкан поднимался над облаками. Со временем, исчислявшимся геологическими эпохами, гора разрушилась под непрестанным и неумолимым воздействием стихий природы. Движение ледников заполняло кратер обломками скал, которые потом сковывал ледовый покров, достигавший нескольких километров в высоту, и сильно их утрамбовывал. Время разъедало затвердевшую лаву в пыль, которую уносила река, и от огромного некогда вулкана остался лишь бывший кратер, забитый плотно утрамбованными глыбами горных пород. Это жалкое подобие былого величия — полный спрессованными породами кратер — теперь называют горой Маунт-Ройял или Мон-Руайяль. Раскинувшемуся на острове городу дали имя этой горы, точнее, этого огромного, плавно вздымающегося ввысь холма, который с южной стороны круто обрывается вниз. Монреаль — Королевская гора. Она как бы нависает над центром города, закрывая собой горизонт. Большую часть ее плоской вершины занимают огромное кладбище и парк. Влюбленных влечет сюда свежий воздух, глухие тропинки, петляющие среди деревьев и кустарника, и чудесная панорама города. Одинокие забредают сюда в поисках истины и утешения. Отдохнуть и порезвиться на склонах приходят и целыми семьями. Летом здесь в воздухе разносятся манящие запахи барбекю. В запряженных лошадьми двухместных колясках разъезжают туристы, осматривающие окрестности, потому что нечасто доводится любоваться огромным городом с естественной смотровой площадки над пропастью, удобно расположившись среди деревьев, скал и птичьих трелей над крышами небоскребов, уличным гомоном, машинами и пешеходами. Люди поднимаются сюда, чтобы почувствовать ритм городской жизни с вершины, где на человека нисходят умиротворение мудрости и ощущение единства с миром, гармонии бытия.А внизу раскинулся в основном французский город и английская его ипостась, где обрели пристанище люди множества наций и национальностей, наполняющие звуками своих наречий улицы, которые одновременно и смешиваются, и ревниво оберегают свою самобытность, отстаивая собственную культуру в содружестве со всеми другими традициями и обычаями. Они любят этот город, благословенный красотой горы и животворной силой воды, безмятежной и несокрушимой мощью реки Святого Лаврентия, связывающей остров с миром.Реки прокладывают себе путь по земле на северо-восток к океану, на запад и юго-запад. Восточный приток тянется к югу до озера Шамплен, образуя важный торговый путь с Вермонтом и штатом Нью-Йорк. Построенное здесь еще до прихода «Мэйфлауэра» [5] первое французское поселение — торговая фактория, было связано и с канадским Западом, и с теми землями, которые позднее станут известны под названием Американских Колоний. Так начиналась торговая история города. А позже, когда французы покинули это первое поселение, потому что торговля шла не слишком бойко, остров превратился в известный центр провидцев и миссионеров. Основание самого города было связано с мотивами духовного характера — он возводился как центр обращения дикарей в христианскую веру.Начиная с эпохи «сухого закона», когда несметные состояния сколачивались благодаря перегонке и контрабанде спиртного в Нью-Йорк, откуда его развозили дальше по всем Штатам, за десятилетия доставки туда же героина и кокаина монреальским преступным синдикатам удалось закрепить за городом печальную славу черного хода в Нью-Йорк. Здесь всегда было легко пересекать границу. Она была открыта для тех, кто умел пользоваться оружием, подкупом и глухими дорогами. С другой стороны, в городе всегда могли найти пристанище те, на кого слишком сильно начинало давить ФБР. Итальянские банды были тесно связаны с нью-йоркскими мафиозными кланами — ведь путь на машине на юг до Нью-Йорка составляет здесь всего шесть часов. Там они наворачивали огромные деньги, особенно когда дела были связаны с наркотиками. Время от времени они обращались к нью-йоркским корешам за помощью, чтобы поприжать дома французских конкурентов. Так у обеих сторон сложилась общая тактика — они всегда работали сообща, так сказать, на международном уровне, поддерживая братские связи с зарубежными товарищами. Как показало время, такое сотрудничество оказалось взаимовыгодным, поскольку никто не знал, когда дома начнутся очередные местные разборки.Позиции преступников упрочивались, доходы быстро росли, разборки не стихали, жестокость бандитов возрастала. Когда мафия стала сдавать позиции как в Монреале, так и в Нью-Йорке, возникли новые банды, в числе которых особое место заняли «Ангелы ада». Пока в квебекской глубинке они зализывали раны от сильного удара, нанесенного полицией, в городе без лишнего шума сложилась другая байкерская банда — «Рок-машина». В нее вошли многие бывшие мафиози. Когда «Ангелы», проведя перегруппировку и вновь собравшись с силами, решили вернуться в Монреаль, вспыхнула очередная междоусобная распря. Стали сколачиваться и упрочиваться союзные связи. Поскольку из-за мягкого иммиграционного законодательства в Монреале теперь действовало больше русских банд, чем в Нью-Йорке и Майами, вместе взятых, им пришло время определяться, на чьей они стороне.Инструментами выбора стали бомбы и цепные пилы.В мирных городских кварталах рвался динамит.В воскресенья по утрам повсюду в городе звучал перезвон колоколов, чистым победным звоном напоминая жителям о добрых старых временах, но еще многих дикарей предстояло обратить в истинную веру, потому что даже среди раскаявшихся грешников были люди, помогавшие, подстрекавшие, а подчас даже поклонявшиеся преступникам.Три с половиной месяца спустя после взрыва джипа Джорджа Тернера сержант-детектив Эмиль Санк-Марс сидел за рулем своей ничем не примечательной машины, припаркованной рядом с пожарным краном на улице Эйлмер, поднимавшейся по склону горы в квартале, который в округе называют студенческим гетто. В такой холод редкие пешеходы спешили разойтись по домам. Мороз стоял лютый, люди старались не высовываться на улицу. Квартиры в этом квартале сильно разнились по размеру и стилю, будто их здесь специально собрали, чтобы создать невообразимую архитектурную мешанину. Старые элегантные трехэтажные особнячки стояли бок о бок с новыми крикливыми многоэтажками. Частные домики были зажаты шумными студенческими общежитиями.Эмиль Санк-Марс совсем продрог в машине, он даже губы от нетерпения покусывал. Его новый напарник десять минут назад ушел купить себе кофе, и ему уже пора было бы вернуться.— Ох уж этот англичанин, — пробурчал по-английски детектив.Заметив появившегося на ветру человека с картонным подносом в руках, он выругался вслух. Молодой детектив с трудом шел по тротуару, разбрасывая снег в стороны как битюг-тяжеловоз. Сначала он оперся о дверцу машины, потом взгромоздился на переднее сиденье, предварительно попросив Санк-Марса подержать пенопластовый стаканчик с кофе.— Идиот, — произнес сержант так, что трудно было понять, по-английски это было сказано или по-французски.— И что мне теперь надо делать? — не терпелось узнать детективу Биллу Мэтерзу.— Поставь себе на голову проблесковый маячок, а в пасть заткни сирену.— Что, простите?— Мне говорили, что ты неплохой детектив.— Кто вам это сказал? Я знаю, что у меня все в порядке, но кто именно вам об этом говорил?— Возьми-ка ты этот поднос, — поддел его Санк-Марс, — напиши на нем: «Полицейский при исполнении секретного задания! Не беспокоить!» — и повесь себе на грудь. Можешь мне поверить, если бы преступников молено было вычислить на глаз так же просто, как полицейских, с преступностью у нас уже давно было бы покончено.— Хотите, я вам тоже принесу кофе?— Сходи, сходи мне за кофе… Только не неси ты его мне на картонном подносе так, чтоб пар от него валил, как дым из трубы! Кто может сидеть в машине с выключенным движком всю ночь напролет, когда на улице минус тридцать? — озадачил парня Санк-Марс, — Кто на такое может сподобиться, кроме тупых полицейских? И знаешь, Билл, что я тебе скажу? Плохие парни об этом тоже наверняка догадываются.Мэтерз сначала согрел руки о стаканчик, потом снял с него крышечку и подул на кофе.— Знаете что?— Что?— Если только полицейские себе хвосты отмораживают, выключив двигатель, давайте наш включим. Тогда это будет менее подозрительно.— Ты, парень, и впрямь слетел с катушек.— Но разве это не будет менее подозрительно?— Мы чем здесь с тобой, по-твоему, должны заниматься? Целоваться?— Это тоже вызвало бы меньше подозрений, — гнул свою линию Мэтерз.С ним все было ясно.— Ладно, не бери в голову, — Санк-Марс понял, что дальше обсуждать с ним эту тему бессмысленно. — Нас здесь вообще нет. Мы — невидимки. У нас ни движка нет, ни отопления, только пар от кофе поднимается.— Я знаю, чего вы от меня хотите. Вы хотите вывести меня из себя.— Если ты так быстро до этого допер, значит, ты еще более смышленый детектив, чем я себе представлял.Мэтерз явно начинал злиться.— Поступайте как знаете! Вы не первый меня подкалываете. И — могу поспорить — не последний.— Постучи по дереву, — посоветовал ему Санк-Марс. — Может быть, и последний. Кто знает?Поскольку дерева под рукой не оказалось, Билл Мэтерз три раза стукнул себя по голове.— По звуку мне кажется, она у тебя пустая, — съязвил Санк-Марс.В ту ночь под городом, в теле горы, там, где в скалах проложен туннель для электричек, собрались бездомные бродяги — у них не было другого места, чтобы укрыться от холода и лишений, которые принесла с собой зима. Хотя в туннеле было совсем не тепло, люди прятались там от пронизывающего ледяного ветра и жгли костры из старых газет, которые собирали и предварительно мочили в талом снегу, чтоб они дольше горели. Туннель стал их прибежищем. Люди приходили сюда после ухода последних поездов в час пик. Потом еще вечером проезжало несколько электричек, и подземелье оставалось в их распоряжении до раннего утра, когда их будила оглушительная сирена первого утреннего состава.В канун этого Рождества к ним присоединился Окиндер Бойл — начинающий журналист, которому очень хотелось сделать себе громкое имя. Его редактору давно надоели слезоточивые репортажи о бездомных, и теперь ему приходилось искать новые формы, в которые облекалось бы старое содержание.— Хочешь писать о бездомных? — говорил ему редактор. — Эта тема тебя так волнует? Так найди хоть мало-мальски толковый сюжет, Бойл. Хватит слюни распускать. Господи, меня уже тошнит от твоих мыльных опер, с души от них воротит! Ты же исписался еще в первом своем репортаже.Бойл обладал талантом отыскивать интересные сюжеты, и, когда в канун Рождества он вошел в подземный туннель, его уверенность в том, что он нашел отличную тему для праздничной недели, только окрепла. Когда его читатели будут доедать остатки рождественской индейки, он им подкинет отпадный репортаж об их городе, каким они себе его даже представить не могут. Он понятия не имел о людях, которые здесь обитали, ничего не знал об их жизни, но нашел этот туннель, — туннель! — где собирались обездоленные, чтобы укрыться от зимней стужи, а по утрам, когда они вновь выходили на свет божий, им приходилось думать о том, чтобы не попасть под электричку.«Сюжет тебе увлекательный нужен?» — разговаривал он в уме с занудным редактором отдела городских новостей, которому так нравилось давить его как мокрицу. «Я тебе такой сюжет раскопаю, что зашатаешься. Эти люди живут — тут он сделает эффектную паузу — под! — и еще раз повторит это слово для большей выразительности, — под горой. Они живут в скале».Накануне Рождества Окиндер Бойл присоединился к бездомным, жившим под городом, где с грохотом проносятся поезда, где привидением воет промозглый зимний ветер и тусклые газетные костры наполняют спертый воздух едким теплым дымом.— Я тоже могу вам честно признаться, — сказал Билл Мэтерз своему новому старшему напарнику. — Я сам на это пошел. Подал прошение, чтобы работать вместе с вами.Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс в присущей ему язвительной манере ответил:— Я так понимаю, теперь мне надо прийти в восторг. И что, Билл, как бурно, по-твоему, я должен его выражать?— Не доставайте меня так, Эмиль! Вы ведь профессионал, каких мало. Я сам напросился к вам в напарники. Может быть, я смогу у вас многому научиться…— Чудеса иногда случаются, — согласился Санк-Марс.— Что я вам такого сделал?У молодого человека было круглое доброе мальчишеское лицо, на котором выделялись большие карие глаза с поволокой. Аккуратно причесанные на пробор волосы напоминали типичную стрижку конных полицейских, что вызывало у Санк-Марса чувство легкой неприязни. Его новый напарник казался ему таким же серьезным, как тот коротко стриженный лейтенант «Росомах», с которым он встречался, когда взорвали Тернера вместе с его машиной. Младшему детективу было где-то тридцать с небольшим, хоть выглядел он моложе, но Санк-Марсу казалось, что последние десять лет он старался вести себя как сорокалетний мужчина, как будто его стремление скорее позврослеть лишило его юности.— Почему вы так ко мне относитесь, Эмиль?Санк-Марс внимательно следил за тем, что происходило на улице. Выпал легкий, пушистый снег. Он бросил взгляд в боковое зеркало скорее по привычке, чем по необходимости. Улица была на удивление безлюдна.— Мой последний напарник на меня стучал, — пояснил ему детектив. — Тебе бы надо сходить к нему потолковать. На этот раз я обкашлял это дело с начальством, оно не решилось лезть на рожон и подсовывать мне другого стукача, но и одолжений мне делать не собиралось. Они решили мне дать то, от чего отказывались другие, чтоб жизнь медом не казалась. Так что глянул я, какие мне предлагали варианты, и знаешь что, Билл? Я выбрал тебя. Говорили, ты неплохой полицейский, надежный, исполнительный, все у тебя вроде как у людей. Начальство решило, что мне нужен как раз такой четкий исполнитель, знающий свое место. Они так прикинули, что толку мне от тебя все равно не будет. При таком раскладе я и смекнул, что ты мне подойдешь. А теперь, — продолжал Санк-Марс, — вылезай из машины и докажи, что они ошиблись, — протри-ка ты заднее стекло. Или ты считаешь, что я и сквозь снег все вижу?Детектив Билл Мэтерз, не сетуя на судьбу, сделал, что ему было сказано, — рукавом куртки сбросил часть снега со стекла. Снег, падавший хлопьями на таком морозе, был на удивление сухим и легким, его с тем же успехом можно было просто сдуть. Санк-Марс сказал, что все у него вроде как у людей, но такой подход к его служебной деятельности большого энтузиазма у Билла не вызвал. И выбирал он его из тех, кто никому другому не был нужен. Этой высокой оценки его способностей по гроб жизни хватит, чтобы перевыполнить норму по критике. Он знал, что его продвижение по службе считалось своего рода показухой, пустым жестом, который как кость бросали англичанам. Полицейские-англичане были уверены, что лучшим из них не дают хода, выдвигая наименее способных, чтобы не дать им проявить себя во всем блеске. Так дело обстояло в теории. И чтобы ей соответствовать, английские полицейские всегда старались показать начальству, что они глупее, чем были на самом деле. Он попытался припомнить, не случалось ли такого и с ним. БИЛЛ знал, что принадлежит к числу честолюбивых полицейских. Именно поэтому его самолюбие и тешил тот факт, что он стал напарником такого известного и даже легендарного сыскаря, как Санк-Марс.Перед тем как сесть в машину, Мэтерз окинул улицу привычным опытным взглядом. Потом открыл дверцу и опустился на сиденье.— Заводите машину, — сказал он начальнику, — и езжайте к перекрестку. Я его засек.Санк-Марс тут же повернул ключ в замке зажигания.— Кто это?— Санта-Клаус. Прямо за нами.Человек в костюме Санта-Клауса с мешком игрушек, перекинутым через плечо, перебрался через сугроб и вышел на проезжую часть. Он перешел на другую сторону улицы, ускорив шаг, когда мимо проезжала машина. Машина медленно притормозила на скользкой дороге, а да ней другие, проезжавшие мимо детективов. Санк-Марс спросил:— Ты его видишь?— Да, — ответил Мэтерз. — Он входит в парадное.— Теперь подождем.— Он вошел.— Сейчас, — прошептал Санк-Марс. — Ты запомнил дверь?— Да.— Точно?— Да, запомнил.— Пойдем, — приказал Санк-Марс. — Закрой дверь. Только не хлопай! Я не буду выключать движок. Запасной ключ у меня в правом кармане куртки. Все надо делать по-тихому, чтоб было шито-крыто, чтоб комар носа не подточил.— Я, может быть, и новый ваш напарник, но я не новичок, — заметил Мэтерз.— Хорошо, не возбухай. Пойдем.Они тихо открыли и мягко прикрыли за собой дверцы машины. Мэтерз вслед за Санк-Марсом пересекал улицу под углом, направляясь от машины не к тому зданию, в которое вошел Санта-Клаус, а к другому жилому дому. Когда они вошли, Мэтерз спросил:— Что мы теперь будем делать?— Держись к востоку от Олдгейт, — ответил Санк-Марс, расстегивая кобуру и вынимая из нее пистолет.— Что это значит? — не понял Мэтерз.— Переложи пушку в карман. Обращайся с ней осторожно, но палец держи на курке. И послушай, Билл, не прострели случайно себе ногу, но главное — не стреляй в меня.— Вы думаете, у нас могут быть неприятности?— Всегда надо быть начеку.— Запросить поддержку?— Какой смысл устраивать здесь суматоху невесть зачем? Чем больше полиции, тем больше шансов провалить дело.— Вы не соблюдаете инструкции, Эмиль, — с укором заметил Мэтерз, растянув губы в улыбке.Санк-Марс пренебрежительно хмыкнул, давая понять напарнику, что плевать он хотел на инструкции.— Пошли.Они вышли из здания и неторопливо направились по улице к дому, за дверью которого скрылся человек в костюме Санта-Клауса.— Первым заходишь ты, — приказал Санк-Марс. На его лице сияла улыбка.— Чему вы радуетесь?— Теперь ты будешь знать, зачем мне исполнительный напарник.— Зачем? — никак не доходило до Мэтерза.— Если сейчас кому-то суждено получить пулю, этим кем-то может стать и англичанин.Мэтерз бросил на него ошеломленный взгляд.— Мне все время казалось, что вы отмочите что-то в этом роде, — ответил он по-французски.Преследуя Санта-Клауса, полицейские вошли в парадное, сжимая в карманах курток взведенные пистолеты.Кошмар Окиндера Бойла начался тогда, когда до него донесся далекий гул, едва отличимый от воя ветра у входа в туннель. Путь его освещали редкие красные огни, еле различимые во мраке дизельного дыма и вековой пыли горы. Толку от них было мало. Он ступал, стараясь ставить ноги в углубления между шпалами. Заслышав доносившийся издалека шум, Бойл остановился, на какое-то время застыл, прислушиваясь, и скоро понял, в чем дело. Теперь с той стороны, в которую он направлялся, на него шел поезд. Ему пришлось подавить внезапно накатившую панику. Он перевел дыхание, потом сделал глубокий вдох. Морозный воздух обжег легкие. Впереди слабо теплился тусклый красный огонек, к которому он приближался. Подойдя к свету, он огляделся. Вокруг не было и намека на какое-нибудь укрытие. Он воскликнул «Господи!», потом повернулся в другую сторону, не зная куда идти дальше. Громким шепотом Бойл произнес: «Ладно, надо взять себя в руки…»Электричка была еще далеко. Только один поезд шел по параллельно проложенным путям. Причин для паники не было. Чтобы в этом удостовериться, он еще раз обернулся и теперь заметил прожектор еще одной электрички, надвигавшейся на него с противоположной стороны.Вот теперь было от чего удариться в панику.Бойл по пути не заметил ни одной ниши, ни одной щели в скале. Так что лучше было тащиться дальше. Он побрел вдоль стены в направлении следующей тусклой красной лампочки. В подземелье, все ярче сверкая белым светом прожектора, на него надвигалась электричка. Он судорожно шарил рукой по стене, надеясь нащупать хоть какую-то впадину в цементе, косил глазом вверх — может быть, там можно будет найти какое-то укрытие. Нет, спастись было негде. Он побежал, грохот приближавшегося поезда становился все громче и неотвратимее. У следующей красной лампочки, закрытой проволочной сеткой, тоже не было никакой отдушины, никакого спасительного закутка. Должна же где-то здесь существовать какая-то зона безопасности! Он все еще шел в направлении очередной лампочки. Прямо на него с ревом и грохотом несся состав. Пути здесь чуть изгибались, и прожектор локомотива залил его на повороте непереносимо ярким светом — Бойла будто разбил паралич. Может быть, он спасется, если распластается у стены, но риск был слишком велик, а надежда на спасение ничтожна. Он мог оставаться на путях, уповая на то, что первая электричка уже пройдет, когда подойдет вторая, и он успеет быстро перепрыгнуть на параллельные рельсы, но полагаться на волю слепого случая было еще страшнее.Напрягая все силы, чтобы держать себя в руках, он в отчаянии пошел в ту сторону, откуда навстречу ему несся поезд, освещая туннель ярким светом прожектора, но путь к спасению журналисту помог найти свет прожектора электрички, двигавшейся в противоположном направлении. Он запросто мог не успеть, мог вовремя не достичь цели, а если бы он упал… «Господи, что же станется, если я упаду!» В слепящем свете прожектора локомотива он увидел ступеньки — три металлические ступеньки, которые вели на какой-то шаткий мостик. Подпрыгнув, он встал на первую ступеньку, поднялся на мостик, слегка очухавшись, лег на него и прижался к стене. Первый поезд еще с ним не поравнялся — он переоценил его скорость и близость. Оказалось, что у него было чуть больше времени, чем он рассчитывал. Бойл ощупывал стену, прижавшись лицом к камню. Пока электрички проходили мимо него, он вытянулся во весь рост, буквально вжимая в холодный цемент руки, ноги, колени, бедра, грудь, лицо, даже пальцы ног. Оглушительный грохот, за которым, как ему почудилось, последовала взрывная волна, когда поезда поравнялись, сбил ему дыхание и заставил сердце биться, как у загнанного зайца. Когда рядом с ним сошлись оба поезда, его обуял невероятный страх, потому что удар воздушной волны был такой силы, что, казалось, даже сама бетонная стена дрожала и стонала в поисках спасения. Ему показалось, что эти электрички никогда не кончатся, и эта ночь никогда не пройдет, и сам он не выдержит их яростного движения. «Прямо как на войне», — пронеслась мысль, когда мимо него по ближнему пути громыхал поезд, мелькая окнами пассажирских вагонов. Поезда прошли мимо так же неожиданно, как возникли, а Бойл так и лежал на спасительной железной решетке, вжимаясь в скалу.С трудом поднявшись на колени, он внимательно вслушивался в звуки удалявшихся поездов. Они оглушительно громыхали еще лишь секунду назад, а теперь уже скрылись из виду. Скоро их и слышно не будет. Это пугало его, заставляло быть начеку. Как же быстро они возникли и растворились во тьме! Ему надо было скорее идти по туннелю, не теряя осторожности и осмотрительности.Бойл дошел по мостику, оказавшемуся чем-то вроде балкона или парапета, до лампочки, под которой висело расписание поездов. Лампочка светила достаточно ярко, чтобы он мог его разглядеть и свериться с часами. Поезд из города ушел в десять сорок, значит, эти две электрички были последними. Какое счастье! Он спустился по ступеням вниз на пути и пошел дальше вглубь горы. Мужики у входа в туннель сказали ему, что идти надо в самую глубину. Они ему пообещали, что именно там он сделает свой лучший репортаж, — именно там обитал отшельник, человек, известный им по прозвищу Банкир. Довольно скоро Бойл заметил пляшущие язычки пламени костра, который должен был стать концом его путешествия. Подходил он к нему с осторожностью, хоть и дрожал от холода, как будто охвативший его недавно страх лишил тело молодого человека последнего тепла. Подойдя ближе к костру, он крикнул:— Добрый вечер! Есть там кто-нибудь? Здравствуйте, Банкир!У костра шевельнулась неясная тень. Над огнем как меч взметнулся факел, который угрожающе занес над головой похожий на привидение мужчина, вскочивший на ноги по другую сторону костра. В воздухе плясали многоликие языки пламени, факел, охваченный огненными сполохами, был направлен в сторону непрошеного гостя.— Это вас здесь называют Банкиром? — громко спросил журналист.— Кто ты такой? — прозвучал в ответ вопрос. — Друг или враг? — Факел с присвистом рассек воздух.Бойл не без труда удержался от улыбки. Он был почти готов к тому, чтобы оказаться в каком-то ином измерении жизни, и не очень удивился, что его здесь ждало что-то похожее на средневековый рыцарский поединок.— Друг, — ответил он.— Так я тебе и поверил, — огнедышащий дракон, заточенный в подземной темнице, подался назад.— Послушайте, я пишу для газет. Меня зовут Окиндер Бойл. Парни у входа в туннель сказали мне, чтоб я пришел сюда поговорить с вами. Вам ведь наверняка есть что мне рассказать! Или они просто так воздух сотрясали?Бойлу показалось, что человек не знал, как ответить. Поэтому он предпочел еще раз махнуть своей головешкой как булавой.— Что ты имеешь в виду, говоря, что мне есть что тебе рассказать? — спросил он через какое-то время.— Как случилось, что вы здесь живете?— Я здесь не живу. Жить здесь может только безмозглый псих. Я тут, бывает, сплю да время провожу.— Именно об этом я и хотел с вами побеседовать. Мне нужны как раз такие подробности, и я бы очень хотел вас послушать. Начнем хотя бы с того, почему вас называют Банкиром.— Это длинная история.— Я сюда для того и пришел, чтобы вас послушать. Можно мне к вам подойти поближе?— Ну… — начал было Банкир, но осекся.— Что вы сказали? — Окиндер Бойл не сдавал позиций.— Ладно, давай, подваливай сюда поближе, — сказал Банкир.— Уже к вам поднимаюсь, — сообщил ему Бойл.Он схватился руками в перчатках за цементный карниз, подтянулся и влез на помост, где немолодой уже мужчина жег костер. Банкир снова сел и протянул ладони к пламени, согревая озябшие руки в рукавицах. Свой факел он сунул в огонь. Бойл присел напротив него на широкую доску, их разделял небольшой сильно дымивший костер.— Так кто же ты все-таки? — спросил его Банкир.Бойл изучал отшельника. Лицо у него было круглым и достаточно упитанным — впечатления, что он недоедает, никак не складывалось. Оно заросло двух- или трехдневной колючей щетиной. Над маленькими глазками топорщились кустистые брови. Под одним глазом в свете отблесков пламени виднелся шрам странной, почти квадратной формы, как будто кто-то хирургическим скальпелем аккуратно срезал со щеки полоску кожи. На голове была нахлобучена плотная шерстяная шапка.— Меня зовут Окиндер Бойл, — ответил молодой человек. — Я работаю журналистом.— Да, — отозвался Банкир, — я что-то припоминаю. Но кто ты такой?Бойл сразу почувствовал, что от нападения надо переходить к обороне. После непродолжительной паузы он ответил:— Это к делу не относится.— Может быть, так, а может быть, иначе, — задумчиво проговорил Банкир. Голос его изменился, теперь он звучал вполне убедительно. — Но я хочу это знать. Сделай милость, развлеки меня. Давай, сынок, ты здесь покалякай чуток, а я тебя послушаю.Два детектива поднимались по лестнице тихо и осторожно, прислушиваясь к доносившимся отовсюду звукам. Лестничные площадки на всех этажах тускло освещались слабыми лампочками, лестничные пролеты были узкими и обшарпанными. Из комнат, где жили студенты, доносились приглушенные ритмы музыкальных каналов и веселый смех. Вечер выдался спокойный, потому что многие обитатели дома на праздники разъехались. Преследуя Санта-Клауса, мужчины поднялись на второй этаж, потом на третий. Мэтерз шел первым, Санк-Марс двигался за ним, отставая на пару шагов. Им нужна была квартира тридцать семь. Дойдя до нее, они остановились перед дверью и прислушались. Изнутри не доносилось ни звука.Санк-Марс, стоявший сбоку от двери, легонько в нее постучал.Никто не ответил.Он ждал.В квартире стояла гнетущая тишина.Он постучал сильнее. Потом сделал неопределенный жест подбородком.— Что? — шепотом спросил его Мэтерз.— Попробуй ручку.Она повернулась.Санк-Марс вскинул бровь.Мэтерз чуть приоткрыл дверь и в щелку глянул внутрь. Потом легонько толкнул ее, она распахнулась, и оба мужчины с пистолетами наготове быстро вошли в комнату и замерли по обе стороны дверного проема. Мэтерз быстро оглядел помещение, слегка пригнувшись на тот случай, если бы вдруг по ним открыли огонь. Санк-Марс последовал его примеру, осматривая комнату. Он приложил палец к губам, давая напарнику понять, что они сюда вторглись без предупреждения, потом показал ему большим пальцем, чтобы он первым проходил дальше.Мэтерз низко пригнулся, продолжая сжимать пистолет в вытянутых вперед руках. Осматривать в пустой комнате было практически нечего, в помещении царило запустение. Из вещей стояли только большой сосновый гардероб и стол, на котором валялся мешок Санта-Клауса с игрушками. Мэтерз осторожно пошел дальше, направляясь к кухне и внимательно озираясь по сторонам. Это длинное узкое помещение тоже оказалось пустым, если не считать нескольких картонных коробок. Он обернулся, но Санк-Марс знаком приказал ему хранить молчание.В правой стене комнаты был встроен альков, в который вела закрытая дверь. Санк-Марс сначала прислушался, потом опустился на колени и, держа пистолет наготове, распахнул дверь. Выпрямившись, он вошел внутрь и зажег свет. Ванная комната оказалась пустой. Не было даже занавески, отгораживавшей душевую кабинку.— Черный ход есть? — спросил Санк-Марс.— Через дверь на кухне, — ответил Мэтерз.В кухню они вошли вместе. У них был выбор между двумя дверями. Одна из них, чуть приоткрытая, вела в небольшую кладовку. Она была пуста. Другая дверь была заперта. Мэтерз щелкнул выключателем на стене, наклонился и глянул в замочную скважину.— Похоже, там лестница.— Дымовая труба для Санта-Клауса, — буркнул детектив.— Взломать ее?— Зачем? Если Санта-Клаус хотел оторваться, ему это удалось.— Так он что, был чем-то вроде наживки?— Со всеми необходимыми аксессуарами. Но почему? В чем здесь дело?Мэтерз сунул пистолет в кобуру. Он пошел обратно в комнату, звук его шагов по дощатому полу эхом отражался от голых стен.— Кто-то здесь все заранее вычистил.— Да нет, не все, — возразил Санк-Марс.Он оперся о дверной косяк и сделал очередное указующее движение подбородком. В тот же момент Мэтерз распахнул дверцы гардероба и застыл в оцепенении, не в силах отвести взгляда от жуткой картины.— Билл?— Господи!Санк-Марс подошел к напарнику. В шкафу с поперечной палки для вешалок свисал Санта-Клаус. Голова его была повернута под неестественным углом, как будто ему сломали шею, провал раскрытого рта, бледное вздувшееся лицо почти целиком закрывали накладная борода и забавные завитушки парика. С его шеи на красный кафтан на веревочке свисало написанное на куске картона сообщение — несколько слов приветствия, которое, как понял Санк-Марс, было адресовано именно ему.Потухшие глаза жертвы и обмякшее тело безошибочно свидетельствовали, что человек мертв. Но Санк-Марс все-таки решил это проверить. Прикоснувшись к телу, он почувствовал, что труп холоден как лед.В тот же вечер на вершине горы на залитом светом льду замерзшего озера вдали от городского шума под звуки заезженной рождественской песенки каталась на коньках симпатичная девушка. Ее звали Джулия Мардик. Спутник ее был раза в два старше. Он дрожал от холода, стоя у самого края катка, и пристально на нее смотрел, переминаясь с ноги на ногу на пятачке плотно утрамбованного снега, чтобы разогнать стывшую на морозе кровь. Девушка тоже сильно замерзла, она отвернулась от задувавшего в лицо леденящего ветерка и чуть сгорбилась, чтобы повыше натянуть воротник. Сделав еще круг по льду замерзшего озера, она остановилось рядом со своим спутником.— Теперь я понял, в чем особенность твоей походки, — сказал он, и его выдох на сильном морозе в ярких лучах фонарей превратился в белое облачко.— Моей походки?Девушка, казалось, немного обиделась. Ей льстило его внимание, но Джулия верила, что сможет устоять перед его чарами. Ее так и подмывало схлестнуться с этим мужчиной, проверить свои способности и одержать победу над его искусством утонченного обольщения. Джулия отчетливо понимала, в чем ее слабость и уязвимость, которые он старался использовать, но больше всего ей хотелось узнать, чего же ему нужно от нее на самом деле и почему именно она стала объектом его интереса.Мужчина был одет в темно-серое пальто, воротник которого был повязан розовато-лиловым шарфом, на голове его красовалась щегольская соболья шапка. Он замерз и постукивал одной ногой о другую.— У тебя, Джулия, особенный пружинистый шаг, и ходишь ты, как на коньках катаешься, милая моя. А катаешься ты просто замечательно!— Походка у меня дурацкая. Именно об этом ты и хочешь мне сказать. Не зли меня, Селвин. Ничего нового для меня в этом нет.Фамилия мужчины была Норрис — Селвин Эмерсон Норрис. Джулия познакомилась с ним совсем недавно. Ей понравились его глубокие глаза, лоск и вальяжность манер, а еще странная аура таинственности. Он всегда одевался с иголочки и выглядел на все сто. Держался он немного старомодно и, казалось, ему всегда было интересно то, о чем она ему рассказывает. Он вообще любил поговорить. Вот, пожалуй, и все, что ей было о нем известно.— Ты же знаешь, этому есть свое название, — сказала она.— Чему?— Моей походке.— Неужели?— Да не люблю я об этом распространяться! Походка у меня такая по физиологическим причинам, поэтому не пытайся ее исправить. Ой! Я совсем задубела на этой холодрыге. Как же я промерзла!Чтобы хоть немного согреться, она стала делать приседания. Когда девушка нагнулась, чтобы развязать шнурки на высоких ботинках, Норрис поставил на лед ее сапожки. В варежках Джулии никак не удавалось справиться со своей задачей, поэтому она сняла их, зажала в зубах и с новой силой стала сражаться со шнурками негнущимися от холода пальцами. Чтобы устоять на ногах, она дала ему руку. Продолжая держать варежки во рту, она наконец смогла ослабить узел, потом скинула с ноги один конек и быстренько засунула ее в холодный сапожок.— Селвин, — с трудом сказала она, потом вынула изо рта рукавички и снова надела их на руки, — почему стоит такой дикий холод? Это, наверное, самый холодный канун Рождества в моей жизни.— Как бы ты сейчас отнеслась к большой тарелке горяченького супчика?— Наверное, как к хлопку в ладоши одной рукой. — Она скинула второй конек и сунула в зимний сапог вторую ногу.— Проныра…— Зачем ты так говоришь? Я надеюсь, ты не собираешься меня пригласить в первую попавшуюся забегаловку?Джулия люто ненавидела ресторанчики, где можно было что-то перехватить на скорую руку, куда водили детей поесть путин [6] и согреться, позволяя им шалить и баловаться в знакомой обстановке.— Я не это имел в виду.В таком случае поступившее предложение можно было рассмотреть более предметно — поездку в «инфинити», еду в хорошем ресторане, тем более что подобного рода предложений ей давно никто не делал.— Тогда побежали, — сказала она.— Ты беги, а я пройдусь.Джулия пустилась бежать по тропинке и скоро скрылась из вида за деревьями. Снова Селвин Норрис увидел ее уже на стоянке — она прыгала на месте у его машины. Он шел по заледеневшему снегу, хруст его шагов громко и четко разносился в холодном вечернем воздухе. Дверцы своей «инфинити» модели Q45 он открыл еще на подходе, нажав кнопку устройства дистанционного управления. Джулия услышала веселый щелчок замков — блип! — открыла дверцу и скользнула на переднее сиденье роскошного автомобиля. Она смотрела, как Норрис открыл багажник и аккуратно положил туда ее коньки, а потом сел рядом с ней за руль.— Так холодно, Селвин, заводи скорей машину!Ей странно было произносить имя этого мужчины. В его звуках, как ей казалось, крылись классовые различия, культурная эпоха, к которой она не принадлежала, и грань, которую ее приглашали переступить. Каждый раз, когда она называла его по имени, возникало ощущение, что происходящее с ней нереально, кем-то нарочно подстроено. Ей очень хотелось понять, раскроется ли когда-нибудь перед ней его истинная сущность?— Но ведь это тебе, Проныра, хотелось покататься на коньках.— Ну и что? Ты меня в этом обвиняешь?Он пристегнул ремень безопасности.Очарованный самонадеянностью ее молодости, Норрис не смог сдержать улыбки. Это качество его влекло к ней сильнее всего, и он постоянно пытался сообразить, как его лучше использовать и при каких обстоятельствах это достоинство девушки могло бы оказаться наиболее ценным. Он включил машину, двигатель зарокотал на холоде негромко, но уверенно.— А что было первым, что ты во мне заметил? — спросила девушка.— Молодец, Джулия! Отлично. Прекрасно исполнено. Никогда не торопись с вопросом. Повремени немного, чтобы человек, который знает ответ, захотел с тобой говорить. Умерь свое любопытство. Сделай вид, что задаешь вопрос как бы между прочим, просто так, чтобы поддержать разговор, и больше ничего. Ты это сделала просто замечательно.— Иди ты, Селвин, знаешь куда?— Ты права. Но это мы это обсудим как-нибудь в другой раз. А сейчас, — сказал он, — тарелка горячего супа. Поехали.«Инфинити» плавно выехала со стоянки и пристроилась в хвост недлинной цепочки машин, проезжавших по шоссе, проложенному через вершину горы. Проходя между взорванными для его прокладки скалами, дорога изгибалась и петляла, и вскоре справа перед ними открылась восхитительная панорама восточной части города. Селвин Норрис повернул на смотровую площадку, заставленную машинами, в которых сидели влюбленные. Перед ними раскинулась грандиозная ледяная равнина города, искрившаяся яркими огнями и дымившая трубами.— Представь себе мир, в котором мы живем, — сказал он так, будто предлагал ей все, что открывалось с горы ее взору.— Хорошо, — откликнулась она, — попытаюсь.— Советский Союз развалился на части. В его бывших республиках проблем выше головы, многие сами могут распасться быстрее, чем успевают печатать новые карты.— Да, Селвин, там, наверное, невообразимый кавардак, — согласилась Джулия, передернув плечами, хотя уже начала согреваться. — Как ты сам считаешь?— Сверхдержава превратилась в бандитское государство. Потерявшие совесть бюрократы воруют доллары десятками миллионов. Банкиры стали миллиардерами, но около пятидесяти из них только в прошлом году погибли ужасной смертью. Это просто в голове не укладывается! Чтобы преступники могли успешно действовать, нужны мощные организации, в планы которых входит установление все более тесных, постоянно расширяющихся связей с Западом. Корни и щупальца преступности растут одновременно, опутывая весь земной шар.Глядя на город с обрыва, Джулия слушала его скептически.— Селвин, не сгущай краски, — возразила она. — Преступность существовала всегда.Его самоуверенность и апломб слегка ее раздражали, он держал себя так, будто у него уже были готовы ответы на все вопросы, даже на те, которые она еще не сформулировала.— Там, — сказал он, кивнув в сторону городских огней, — не на жизнь, а на смерть воюют «Ангелы ада» с «Рок-машиной». Они пользуются цепными пилами как оружием. Рвутся бомбы, гибнут люди… А теперь вот что себе представь, Проныра. Эти байкеры дерутся бок о бок с бандами иностранцев, действующими под началом бывших сотрудников КГБ, которых выгнали с работы. Меня от такой мысли просто в дрожь бросает. Незаконные компании процветают, но теперь возникла возможность получать товары со всего мира. И речь здесь идет не только о наркотиках, хотя они продолжают их очень интересовать. Я говорю об обычных товарах — электронике, джинсах, презервативах, машинах, модных шмотках, о бензине. Открывается новый рынок, более емкий, чем в США. Россия все это хочет получить, ей все это нужно, причем по самым низким ценам. Поэтому преступность будет представлять собой в XXI веке самую быстроразвивающуюся отрасль — ты только представь себе, какие там крутятся деньги! И именно поэтому борьба с ней станет самой востребованной и опасной профессией.— Ты ведь всю дорогу к этому и клонишь, правда, Селвин? Тебе хочется спасти нас от сил зла? Облачиться в костюм Супермена, летать и бороться со злом?— На самом деле, — тихо ответил он, — я надеялся, что это сможет заинтересовать тебя.— Меня?— Тебя, Проныра.— И не мечтай об этом, Селвин. У меня нет абсолютно никакого желания иметь дело с жирными, потными байкерами!— Сейчас они выглядят потными и жирными только на картинках. Их главари очень за собой следят, пахнут самыми дорогими духами и носят шмотки самых престижных фирм. А дела свои они обсуждают в закрытых элитных клубах.— Мне все равно до этого нет никакого дела.Они вместе смотрели на уходящую к горизонту панораму города, в котором банды жестоко боролись за первенство. Вулканический остров вознесся ввысь посреди реки, когда раскаленные недра земли исторгли его из себя в грохоте и пламени, и остудить его смог лишь холод нескольких ледниковых эпох. Контуры острова были очерчены лавой и льдом. Холодный город и теперь лежал под покровом снега. Но спокойствие зимней спячки время от времени нарушали взрывы бомб, заложенных в кварталах, где жили ничего не подозревающие люди.Селвин Норрис откинулся на спинку, включил передачу и медленно стал выезжать со стоянки.— Поступай как знаешь, — сказал он девушке. — Это твой мир, Джулия. Он широко открыт перед тобой и твоим поколением. Жить в нем вам, вам за него и ответ держать.Он чем-то пугал ее. При общении с Селвином Норрисом у девушки складывалось впечатление, что он знал гораздо больше, чем говорил, что он верно понимал суть происходящего и умел предвидеть будущее. Только она для себя пока еще не определила, то ли это объяснялось его проницательностью, то ли ее ущербностью. Она не знала, как о нем думать, как к нему относиться. Вместе с тем Джулию не покидало ощущение, что ее все сильнее затягивает куда-то, хотя она была полна решимости твердо стоять на своем.Инспекторы копались в содержимом мешка Санта-Клауса, лежавшем на деревянном столе в почти пустой комнате. Мешок был набит пустыми коробками из-под обуви, обернутыми в красивую рождественскую бумагу — ноша бывшего Санта-Клауса плечо ему явно не оттягивала. Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс не без оснований полагал, что ничего интересного они здесь не найдут. Мешок был просто частью маскарада, этой уловки, на которой их сумели так легко провести. Он оперся о стену около окна, глядя на улицу с высоты третьего этажа, а потом просто уставившись в пространство. Снегопад прекратился, покрыв город в рождественскую ночь чистым белым ковром, искрящемся в свете уличных фонарей.Из комнаты, с кухни и с лестничной площадки до него доносились привычные звуки, сопровождающие расследование, — приглушенные голоса, негромкие просьбы и невнятные ответы. Деревянные полы и пустые стены эхом отражали эти звуки в пустоте убогого жилья. Санк-Марса вдруг охватила смертная тоска от того, что он снова находится на месте преступления. Особенно остро он это чувствовал теперь, когда не за горами маячила пенсия, казавшаяся ему чем-то вроде тихой гавани в океане варварской жестокости, которую видели эти стены.Странно, что в комнате было только два предмета обстановки — стол, на котором лежали остатки былой щедрости Санта-Клауса, и гардероб, в котором его подвесили как говяжью тушу. Они определили, что торчавший из тела крюк для подвески туш попал туда в результате резкого и необычайно сильного удара. Его вогнали в спину так, что он проткнул сердце. Он так и торчал из трупа молодого человека, а его круглая рукоятка крепилась к палке для вешалок в верхней части гардероба. Стекавшая со спины юноши кровь собралась на нижней полке шкафа в небольшую лужицу.Детектив Билл Мэтерз вернулся с мороза с двумя стаканчиками кофе. Он сразу подошел к Санк-Марсу и протянул один ему.Санк-Марс, казалось, его не замечал, но кофе взял и машинальным жестом снял со стаканчика пластиковую крышечку. Потом, остановившимся взглядом уставившись в пустоту комнаты, отпил глоток.— Где же… — он крепко выругался, что случалось с ним нечасто, — судебный врач?— Сейчас канун Рождества… Надо было дозвониться ему домой, но, думаю, вряд ли он сможет нам много рассказать.— Ты что — эксперт?— С этим делом, Эмиль, все ясно. Мужчину убили мясным крюком.— Когда?— Когда?— Я что, неясно выразился? — начал злиться Санк-Марс.— Нам известно, когда его убили, Эмиль. Мы видели, как Санта-Клаус вошел в здание. Мы вошли сюда спустя полторы-две минуты. В это время его и замочили.— Ты так полагаешь?— Я знаю это, — заявил Мэтерз.Ясно было, что Санк-Марс его достал. Ему казалось, что тот обращается с ним как с ребенком. Его все время подводило мальчишечье лицо, и подобное повторялось со многими полицейскими города уже много раз. Он всем своим видом провоцировал и коллег, и подследственных не только его подкалывать, но и недооценивать.— Тем лучше для тебя. А я вот в этом совсем не уверен. Мне всегда казалось, что в маразм впадают в старости.— О чем вы, Эмиль? Я вас что-то не понимаю. Разве мертвецы ходят?— А трупы разве за пару минут коченеют? — вопросом ответил на его вопрос Санк-Марс.— Послушайте, после того, как мы сюда пришли, открыли эту дверь и увидели весь этот ужас, мне не до разгадки ваших загадок. — Билл Мэтерз обиженно повернулся к начальнику спиной.— Отвечай, разве может труп остыть за две минуты?— Я только что пришел с улицы. Потрогайте мои руки — они все еще холодные.— Это вовсе не одно и то же.В это время подъехали судебно-медицинские эксперты — молодой врач-практикант с умным видом подвел к телу умершего своего старшего коллегу. Впервые с тех пор, как они открыли шкаф, Эмиль Санк-Марс вышел из состояния прострации и подошел к экспертам, чтобы проследить за их работой. Он встал сбоку от гардероба, стараясь избавить себя от кошмарного зрелища.— Когда наступила смерть? — спросил он.Помимо взъерошенных волос, худое угловатое лицо патологоанатома мало чем напоминало лицо ученого мужа. Он кивнул в знак того, что принял к сведению вопрос полицейского, но еще в течение десяти минут продолжал производить свои манипуляции, не произнеся при этом ни слова. Врач обследовал тело Санта-Клауса под костюмом в поисках других повреждений, когда его молодой коллега отступил назад, сделав свое дело.— Можно, я еще раз посмотрю, как он выглядит?Патологоанатом отклеил фальшивую бороду и откинул волосы Санта-Клауса. Потом снял перчатки и скомандовал:— Пакуйте его в мешок. Если сегодня ночью ему предстоит возвращаться на Северный полюс, это путешествие он сможет проделать только в катафалке.Детектив поднял руку, и в комнату с лестничной площадки вошли два полицейских в форме с мешком на молнии и каталкой. Они с трудом вынули тело из гардероба и положили его на пол, но не знали, что делать с торчащим из него крюком.— Вытащите его из тела, если вам не трудно, — сказал патологоанатом. — Вы мне этим сделаете большое одолжение.Полицейские в недоумении переглянулись, надеясь, что врач пошутил. Увидев их замешательство, эксперт добавил:— Или пакуйте его как есть.Полицейские последовали его второму указанию.— Вы можете снять с него эту записку? — попросил Санк-Марс. — Она на нем выглядит кощунственно.На обрывке картона, оторванном от одной из коробок на кухне, по-английски было нацарапано: «Веселого Рождества, М5».Молодой практикант раскрыл пластиковый мешок, а старый врач бросил в него свои резиновые перчатки. Потом он взглянул на Санк-Марса.— Что-то личное, ведь так?— Не вписывается в картину.— Может быть, Эмиль, но надпись останется на нем.Спорить с экспертом детектив не стал.— Вы быстро сюда добрались.— Ну, я бы не сказал, — высказал свою точку зрения Мэтерз.— Марк, когда его убили? — повторил свой вопрос Санк-Марс.— Сколько времени вы уже расследуете убийства, Эмиль? Кто у вас проверяющий офицер?— Лапьер. Он остался в участке. Сказал, что простыл. Его напарник где-то в здании. Как его зовут, Билл?— Ален Дегир.— Вот именно. Опрашивает жильцов. Так когда он был убит, доктор?— Часа три назад, три с половиной или четыре, — ответил патологоанатом.— Эй, — встрепенулся Мэтерз, — такого не может быть. Это значит, что он умер часа за два-три до того, как мы сюда пришли.— У вас что, с этим проблемы? — поинтересовался врач.— Возможно. Вы говорите мне, что этот человек умер за два или три часа до того, как я видел, что он идет по улице и заходит в этот дом.— Да, тогда это что-то из ряда вон выходящее, — изумился доктор.— Вот и я об этом говорю.— Спасибо, Марк. — Сержант-детектив Санк-Марс взял врача под руку и пошел с ним к двери. — Сегодня вы имели право не приезжать. Мы высоко ценим исключение, которое вы для нас сделали. Мне нужно от вас еще одно одолжение — не могли бы вы для меня сделать полную копию отчета?Когда эксперт поравнялся с Мэтерзом, молодой детектив ему сказал:— Я хотел бы дать вам одну подсказку. Смерть наступила от удара мясным крюком. О естественных причинах здесь говорить не приходится.Доктор отстранился от Санк-Марса и, принимая вызов, с нескрываемым любопытством взглянул на молодого человека.— Я, простите, ваше имя запамятовал.— Мэтерз, сэр.— А меня зовут доктор Винет. У меня, детектив Мэтерз, тоже есть такая привычка давать моим ученикам по одной подсказке в день. Вам же я хочу сказать следующее…— Я не вхожу в число ваших учеников, сэр.— Лучше бы вы в него входили. А теперь, Мэтерз, послушайте, что я вам скажу. Это совсем не то, что вы от меня ожидаете или хотите услышать. Этот человек был убит не крюком для подвески туш — он умер от того, что три или четыре часа назад ему свернули шею. Перелом позвоночника предшествовал удару этим крюком.— Но я видел его…— Ты видел Санта-Клауса, — спокойно перебил его Санк-Марс до того, как его напарник выставил бы себя перед экспертом полным идиотом, — Не этого, а другого.— Эмиль, — сказал Винет, — я сделаю вам копию моего отчета Лапьеру, но есть кое-что, о чем вы, может быть, захотите ему сообщить прямо теперь.— Что именно?— Гениталии мальчика были сильно изуродованы. К ним подсоединяли провода высокого напряжения. Перед тем как его убили, он получил ужасные ожоги.— Черт!— Но есть и хорошая новость. Перед тем как свернуть ему шею, его задушили. У него все горло в кровоподтеках. Под ногтями мальчика частицы ткани и кровь — скорее всего, его убийцы. Он смог его расцарапать.Молнию на мешке для тела закрыли, труп аккуратно ПОЛОЖИЛИ на каталку, чтобы избежать лишних повреждений от крюка. Полицейские без спешки хорошо его привязали, чтобы тело не соскользнуло при спуске по крутым ступеням.Пристыженный Мэтерз последовал за Санк-Марсом обратно к окну.— Здесь никак концы с концами не сходятся, — прошептал он. — Это должен был быть тот же самый Санта-Клаус. А если нет, где теперь другой? Почему нам сообщили о сделке с Сантой, если никакой сделки не было? Это ваш контакт, Эмиль. Вам бы надо было быть в курсе дела.— Нам об этом сообщили, потому что кое-кому захотелось сделать мне подарок на Рождество. Вот в чем дело, — сказал он, кивнув в том направлении, где стояла каталка. — А теперь ты хочешь связаться с моим информатором? Высказать ему свои претензии? — раздраженно спросил Санк-Марс.— Об этом речь не идет. Успокойтесь, Эмиль.— Хочешь встретиться с посыльным, который отведет тебя к моему информатору? Сведений у него хватает. Высшего качества! Причем даже более интересных, чем те, что мне должны были передать. Ты хотел бы с ним встретиться? Ну иди, представься ему! — Санк-Марс повернулся лицом к комнате.— О чем вы говорите? — спросил Билл Мэтерз.— Подойди к нему, расстегни его мешок и скажи: «Как дела, парень? Я такого, как ты, чуть не всю жизнь искал. Ты такие чудеса сделал, чтоб детектива Санк-Марса продвигали по службе, может быть, ты и для меня что-нибудь сделаешь?» Ну, давай, вот он лежит! Он бы тебе мог очень помочь с карьерой или, по крайней мере, вывести тебя на тех, от кого она зависит. Иди, Билл, просто расстегни мешок и поприветствуй его.Билл Мэтерз с раскрытым ртом глазел на мешок.— Так это он? Он был вашим стукачом?— Он никогда не был стукачом, Билл. Надо уважительно относиться к покойникам, особенно в их присутствии. Чтоб я никогда больше от тебя не слышал таких слов о нем. Он был посредником. Проводником. Связным. Все знают, что у меня есть один секретный источник. Конечно, не этот паренек. Но он был звеном в цепочке, он был с ним связан.— Санта-Клаус?Глаза Мэтерза были теперь открыты так же широко, как его рот. В качестве нового напарника Санк-Марса он надеялся завоевать его доверие и со временем познакомиться с его осведомителями. Среди полицейских слагались легенды о том, что для потрясающих успехов в раскрытии самых сложных дел он должен был иметь совершенно невероятные контакты. Мэтерз и предположить не мог, что знакомство с одним из таких людей должно было состояться уже в первые часы его работы с Санк-Марсом. Не мог он подумать и о том, что этот человек будет мертв и эта смерть сильно осложнит его отношения с шефом.— Во плоти, — подтвердил Санк-Марс, — если можно так выразиться. На Рождество люди дарят друг другу подарки. А мне его преподнесли в образе самого Санта-Клауса. Почему, ты думаешь, мне так повезло? — Санк-Марс резко взмахнул рукой и крикнул полицейскому, которого заметил на лестничной клетке: — Детектив!Полицейский, по виду ровесник Мэтерза, вошел в комнату, настороженно озираясь по сторонам.— Твоя фамилия Дегир, ведь так? — спросил Санк-Марс.— Да, сэр. Привет, Билл, — бросил он Мэтерзу, который кивнул ему в ответ.— Есть новости от жильцов?Детектив заглянул в блокнот, как будто его подводила память.— Не много, — сказал он после паузы.У него были широко посаженные глаза, густые вьющиеся коротко стриженные черные волосы, вокруг ушей он их брил. По глубокой горизонтальной морщине над бровями можно было предположить, что он постоянно напряженно над чем-то думает.— Здесь сдаются меблированные комнаты, которые снимают в основном студенты. Половина из них на праздники разъехалась по домам. Некоторые днем таскались по магазинам, а вечером ушли в гости. Дома весь день торчал только один малый — не то надрался, не то обкурился. Сказал, что видел фургон для перевозки мебели. Его загружали каким-то барахлом с этого этажа, может быть, из этой квартиры. Скорее всего из этой. Еще один парень ходил к мессе — можете себе представить? Никто ничего не слышал. Как сказал один парнишка, у всех так орет музыка, что ничего другого не слышно. Это я его процитировал. То есть то, что он сказал. — Обращаясь к Санк-Марсу он заметно нервничал.— Что было написано на фургоне?— Он, когда начал мне говорить, остановиться уже не мог. Дал мне семь вариантов. Я к ним еще несколько других добавил, а он сказал, что и они могли бы быть написаны на фургоне.— Замечательно. А кто здесь жил?— Наша жертва. Его опознали все, кому я показывал фотографию. Ни о каких Санта-Клаусах никто ничего не слышал. Его звали Акоп Артинян.— Акоп? Это имя такое?— Да, сэр.— Это армянское имя, — вставил Мэтерз.— Хорошо. Дегир, утром свяжись с владельцем здания. Он, может быть, планирует удвоить на этой неделе свой доход. Мне нужно, чтобы эта квартира была опечатана до Нового года.— У меня завтра выходной, сэр, — ответил Дегир.Он засунул блокнот в карман и не мигая смотрел в лицо Санк-Марсу в надежде, что тот отменит приказ.— Что у тебя завтра?— Выходной, — повторил Дегир, агрессивно задрав подбородок, как бы протестуя против вопиющей несправедливости. — Сейчас Рождество.— И тебе будет трудно сделать такую мелочь?Волнение его проявлялось совершенно отчетливо, но было ли оно вызвано авторитетом Санк-Марса или просто опасениями за свою репутацию, определить было трудно. Может быть, Дегир расстроился от того, что ему испортили Рождество, как он недвусмысленно дал понять, и теперь бесился, потому что старший по званию офицер снова нарушает его планы.— Да, сэр. Я об этом позабочусь.— Ты отличный полицейский, — сказал ему Санк-Марс без особого энтузиазма.Дегир выскочил из квартиры. Эмиль Санк-Марс посмотрел ему вслед, потом проводил взглядом мертвеца, которого наконец начали сносить вниз. Только после этого он в сопровождении Билла Мэтерза вышел из квартиры.Когда комната опустела, из туалета донесся шум спускаемой воды. Вслед за этим из ванной комнаты, отчаянно чихая и сморкаясь, вышел еще один следователь — сержант-детектив Андре Лапьер. Он огляделся по сторонам. Заглянув в пустой шкаф, он крикнул полицейскому в форме, чтобы тот вернулся и объяснил ему, что случилось с телом.— Где труп? — завопил он. — Кто забрал мой труп?ГЛАВА ВТОРАЯЧАС НОЧИ, РОЖДЕСТВОДетектив Эмиль Санкт-Марс ехал домой в собственной машине — синем пикапе «форд-торес», установив на автомате скорость на пятнадцать пунктов выше разрешенной, как всегда делал это зимой. Он вел машину к западу от горы, от ярких рождественских огней центра Монреаля по равнинным районам престижных окраин, заселенных в основном англоязычными монреальцами, которых манили радости сельской жизни. Друзья беззлобно подшучивали над ним из-за его ежедневных дальних поездок на работу и домой. Но Санк-Марсу эти путешествия были по душе, они восстанавливали его силы, и каждый раз, переезжая длинный мост, проложенный на границе острова, детектив неизменно расслаблялся. Он спешил домой, где мирно спала его американка-жена, в этот край коней, страну лесов, полей и белых изгородей, где неспешно текла жизнь людей, селившихся в больших домах, окруженных широко раскинувшимися вокруг дворами, садами и фермами, где в ясную морозную ночь, как выдалась тогда, все небо было усыпано яркими звездами. Наступало утро Рождества, Санта-Клаусу сейчас положено было летать в своей колеснице по небу, низко опускаясь над крышами, и через трубы домов навещать во сне ребятишек. «Хорошо», — думал Санк-Марс. Он имел в виду, что время от времени мир должен возвращаться к своим мифам и сказкам; хорошо, думал он, что работу тех, кто должен защищать Санта-Клаусов от страшных крюков для подвески мясных туш, можно ненадолго отложить, забыть на время о жестокой реальности. Проезжая привычной дорогой с острова за город через мост, под яркими звездами Санк-Марс размышлял о том, о чем многие думают на последнем повороте к пенсии, вспоминал события, которые мягко и незаметно подвели его жизнь к этому повороту.Когда он начинал, никому бы в голову не пришло — и прежде всего самому Эмилю Санк-Марсу, — что со временем он станет первым полицейским в этом городе. Он гордился тем, что вникал во все подробности, не оставлял без внимания ни единой детали, был по природе своей человеком дотошным и здравомыслящим. «Все у тебя вроде как у людей» — так он отозвался о карьере Билла Мэтерза. В первые годы службы Санк-Марса в полиции и о его работе можно было сказать то же самое. О нем говорили, что работает он не жалея сил, основательно, доводит дело до конца, что человек он осторожный и целостный, его непросто выбить из колеи или вывести из себя, что он в меру занудлив и не без странностей, к тому же ведет себя как истинный католик. Его продвигали по службе потому, что на него можно было положиться, дело свое он делал как следует — без лишней спешки, всему у него было свое время. Так и шла его служба, пока внезапно все не изменилось.В первые годы работы в полиции Эмиль Санк-Марс все больше расследовал мелкие преступления. Вооруженные грабежи, убийства, изнасилования, сделки с наркотиками, о которых кричали все газетные передовицы, хищения в сверхкрупных масштабах, совершаемые крупными чиновниками, — все эти громкие дела не входили в число тех, которые поначалу позволили бы ему проявить свой талант. С другой стороны, на угонщиков машин, воров, выхватывающих или срезающих на улице у женщин сумочки, взломщиков и домушников, работавших в округе, карманников, уличных бандитов, грабивших на гоп-стоп — он называл их паразитами, — у Санк-Марса было особое чутье, достойное его выдающегося носа. Работа Санк-Марса спорилась за счет его естественного стремления доводить любое дело до конца. Он свято верил в то, что смышленый и проворный преступник не стремится просто затеряться в людской толпе, чтоб его никогда не нашли, наоборот, считал детектив, у нарушителя закона возникает желание чем-то выделиться, в чем-то даже блеснуть, он как бы гордится отточенностью совершаемых преступлений, и любому полицейскому остается только внимательно наблюдать, когда жулик проявит себя в очередной раз. Санк-Марс нередко раскрывал не только те преступления, которые расследовал. Он никогда не давал спуска нарушителям, никогда не забывал обстоятельств и особенностей каждого совершенного преступления. Глубокое знание жизни преступного мира неизбежно приводило его и к нахождению улик, и к выявлению подозреваемых. Поэтому, по существу, проблема скорее сводилась к правильному определению подозреваемого в совершении данного преступления, чем в подгонке преступления под личность подозреваемого. Бывало, другие расследовали ограбление банка, и следствие заходило в тупик; а Эмиль Санк-Марс, внимательно изучая привычки какого-нибудь подозрительного типа, на которого случайно натыкался, в результате раскрывал именно то ограбление банка, которое не удавалось раскрыть его коллегам. Он часто повторял, что занимается не столько раскрытием преступлений, сколько пытается понять, кто из преступников мог их совершить.Эмиль Санк-Марс не стеснялся открыто говорить о том, что главной причиной роста преступности является плохая работа полиции.— Жулики, — сказал он как-то, пропустив пару рюмок на вечеринке полицейских, — чем-то похожи на лошадей. Они красиво смотрятся, когда берут препятствия на скачках, но, по сути, всегда остаются туповатыми животными.Это его высказывание вызвало одобрение и смех сослуживцев. А чуть позже, слегка перебрав виски, Санк-Марс закончил свою мысль и сказал:— Но самый кайф туповатое жулье ловит тогда, когда его вяжут еще более тупые полицейские.Этот его афоризм не вызвал у соратников по оружию даже улыбки.Тем не менее карьера Эмиля Санк-Марса была достаточно предсказуемой: хоть к нему относились с уважением и со временем он мог рассчитывать на соответствующие почести, основными причинами его продвижения по службе были неукоснительное соблюдение должностных обязанностей и выслуга лет. Его никто специально не продвигал, и сам он не совершал героических подвигов, которые могли бы ему обеспечить быстрый карьерный рост. Санк-Марс не внес большого вклада в совместные операции полицейских подразделений по выявлению и пресечению связей монреальской мафии с нью-йоркской и торонтской, не содействовал разрушению ее союза с «Ангелами ада». Его добычей были подлецы и негодяи, уличные хулиганы и бандиты, крутые парни, которым хотелось по-быстрому срубить большие деньги. Одних еще молено было наставить на путь истинный, других могла исправить уже только могила. Сложилось мнение, что он слишком церемонится с жульем и бандитами, что манера его расследований местечковая, захолустная и на крутого полицейского в большом городе он никак не тянет. В сущности, такое мнение отражало действительное положение дел — Санк-Марс был таким, каким сам себя создал, — уличным полицейским с дипломом по животноводству. Его целью, основой его существования в профессии была борьба с уличной преступностью.Но со временем такое положение изменилось — все в жизни меняется со временем. Это случилось, когда ему стукнуло пятьдесят два. В таком возрасте большинство мужчин начинают трезво оценивать пределы своих карьерных перспектив и возможностей, которые жизнь оставляет им вместе со скукой, амбициями и тоской по несбывшимся надеждам. Но мир Эмиля Санк-Марса на этом жизненном повороте неожиданно завертелся быстрее, колеса тарантаса, несущего его в привычной колее, стали скользить и разъезжаться, меняя привычный ритм бытия и вытекающие из него обстоятельства. Его экипаж подбросило раз, потом другой, а в третий он вообще оторвался от земли, продолжая нестись вперед.Судя по его внешности — выразительному взгляду, сильному характеру и трудноопределимой расовой принадлежности, — он был мужчиной хоть куда. Выпуклый лоб, на удивление большой орлиный нос с заметной горбинкой и мясистым кончиком свидетельствовали как о его франко-норманнских корнях, так и о крови ирокезов, разбавившей кровь его предков несколько поколений назад. Что касается французской линии, его слегка смущало присутствие в ней гугенотов. Временами ему казалось, что эта протестантская составляющая, доставшаяся ему в наследство от бабушки, посягала на его римско-католическую душу, подтачивая изнутри ее целостность. Теперь ему было пятьдесят шесть — именно столько, сколько детективу можно было дать на глаз. Ни больше ни меньше. Величественная осанка придавала его облику строгую, прямую манеру держаться. Его скорее можно было принять за судью или епископа, чем за полицейского, а если говорить о его увлечениях, скорее можно было бы предположить, что они вращаются вокруг политики, а не торговли лошадьми. Но мера его авторитета определялась упорством, непокорностью силе, предпочтению своего суждения принятой норме, ориентации на собственный путь, а не на общепринятые представления. По тому, как он поджимал губы, как из стороны в сторону покачивал головой, будто творил ритуальное заклинание, как выгибал выразительные, кустистые брови, можно было безошибочно определить, что у Эмиля Санк-Марса был колючий, мятежный нрав. Неслучайно поэтому с ним опасались связываться не только те, кто был с ним лично знаком, но и люди, знавшие его только понаслышке.Как-то раз в такую же зимнюю ночь ему позвонили. После телефонного разговора он согласился поехать в известный ему мотель на улице Сен-Жак в западной части города. Этот квартал, граничащий с трущобами окраин, населяла в основном англоговорящая публика. Ему не сообщили о том, что он там найдет в 23-м номере, но взяли с него слово, что он поедет туда один. Санк-Марс не вызвал подмогу, хотя знал, что по ночам в этот мотель съезжаются главари одной ирландской банды, контролирующей окрестный район. Там они на полицейских частотах прослушивали переговоры блюстителей закона и иногда раздавали задания мелкому жулью и другому сброду. Он поехал туда, как ему было сказано, и постучал в 23-й номер. Из-за закрытой двери ответил женский голос. Санк-Марс представился, сказал, что он полицейский и приехал в ответ на поступившую жалобу. Дверь распахнулась, и стоявшая за ней женщина со слезами бросилась ему на грудь.Ее избил муж и упрятал в этом мотеле, чтобы там прошли следы побоев. Санк-Марс выяснил, что она была женой английского дипломата, арестовывать которого было нельзя. Тем не менее его заинтриговал выбор мотеля; возможно, он объяснялся связями дипломата с местными крутыми парнями, которых здесь привыкли называть «вестендерами» [7]. Может быть, этому совпадению и не стоило придавать значения, но он привык уделять совпадениям самое пристальное внимание. Детектив увез оттуда женщину и устроил ее в другом мотеле на той же улице, предварительно ее сфотографировав и вызвав к ней фельдшера. Потом он вернулся в 23-й номер и остался там ждать прихода дипломата.Сделать с ним он ничего не мог, поскольку на него распространялся дипломатический иммунитет, исключавший арест. И тем не менее он решил с ним встретиться. Тот не заставил себя долго ждать. Он оказался невысоким мужчиной, англичанином до мозга костей в идеально сшитом по всем правилам протокола костюме, самоуверенным и преисполненным чувства собственной значимости. Эмиль Санк-Марс вытерпел его нападки и высокомерный тон, а потом использовал поведение человека в своих интересах. Поскольку этому господину так хотелось видеть в нем неотесанного тупого придурка, он решил сыграть эту роль и отлично справился. Он сказал дипломату, что сфотографировал его жену и что ее снимки будут проданы во все лондонские бульварные издания, причем продавать их будет он сам, чтобы отложить немного денег на старость. Поняв, какую он допустил промашку, дипломат повысил ставки.— Теперь, когда вы признали свою вину… — начал было Санк-Марс.— Дело даже не будет передано в суд, — парировал дипломат, упрекнув детектива в невежестве. Его звали Мюррей. Джонатан Джеймс Мюррей, эсквайр, как было указано на визитной карточке с тисненым шрифтом.— Разве кто-то говорит здесь о суде? — Санк-Марс выбил у дипломата почву из-под ног. — Это дело, Мюррей, никто и не собирается передавать в суд.— Не надо со мной говорить в таком дешевом фамильярном тоне, сэр. Можете называть меня мистер Мюррей.— Мистер Мюррей, сэр, — сухо ответил ему Санк-Марс, — меня не интересуют ваши деньги, и ваше дело не будет передано в суд. Мне нужна информация. Это — единственная валюта, которую я принимаю.Дипломат глуповато осклабился. Санк-Марс убрал снимок его жены с синяками под глазами, распухшим носом и кровоподтеками на губах. Он прокручивал в голове звонкие заголовки, каждый из которых стоил бы его собеседнику репутации.— Как там у вас называется эта лондонская газетенка? «Всемирные новости»?Маленький человечек разразился потоком брани и протестов. Он заявлял о своей дипломатической неприкосновенности, выкрикивал оскорбления, обвинял полицейского в похищении жены и божился, что найдет способ засадить его за решетку. Дипломат с пеной у рта грозил своими связями, которые помогут ему лишить Санк-Марса его полицейского значка, а тот ни с чем не спорил, а только твердил свое: либо он продаст снимки, либо дипломат расскажет ему о том, чего он пока не знает.Оживленная дискуссия продолжалась всю ночь. На рассвете англичанин запросил пощады. От судебного разбирательства он был гарантирован, но ему надо было избежать скандала. Санк-Марс прозрачно намекнул, что ему нужно разворошить гнездо ребятишек, которые собирались внизу. Тогда основательно измотанный дипломат, признавший свое полное поражение, сделал неожиданное заявление. После него за несколько дней Эмиль Санк-Марс без посторонней помощи раскрыл преступную организацию, занимавшуюся переправкой белых женщин лондонским любителям «клубнички». Тем самым он спас от продажи в европейские бордели десять квебекских девушек, недавно приехавших в город из провинции. Популярная монреальская газетенка «Алло, полиция!» превратила его в местного героя дня.Он особенно не задумывался о наводке, благодаря которой удалось раскрутить весь процесс. Эту утечку могли организовать любая горничная, ребенок, шофер, благожелатель, сотрудник британской торговой миссии, информацию мог передать кто угодно. Однако недели через две Санк-Марс снова услышал по телефону тот же голос и получил новую информацию, которая позволила ему задержать шайку молодых воров, специализировавшихся на краже мехов из раздевалок ресторанов и картинных галерей. Еще через три недели ему помогли выявить банду угонщиков, переправлявших в западную Канаду автомобили среднего класса. Эмиль Санк-Марс постоянно проводил впечатляющие аресты, которые вели к громким судебным процессам. Его имя не сходило с газетных страниц и программ телевизионных новостей. Каждый раз, когда он говорил о том, что основным методом проведения расследований для него было терпеливое ожидание у телефона, ему никто не верил, и при этом все считали его исключительно скромным человеком. После нескольких таких случаев он стал хранить такое объяснение про себя. Местные газеты сделали его героем многих легенд. В «Алло, полиция!» его уже почти боготворили.Ему пришлось все это пережить и даже смириться с завистью коллег. После первых успехов наводки стали поступать с большими интервалами, но по несколько раз в год Санк-Марс продолжал проводить сногсшибательные аресты. Ему потребовалась всего неделя, чтобы выследить, задержать и провести расследование преступлений шайки похитителей драгоценностей, которым долго удавалось избегать всех ловушек, подстроенных им специально выделенной для их задержания полицейской группой. Он разоблачил компанию, продававшую автомобильные магнитолы и ежедневно передававшую ворам списки своих клиентов. При этом были пойманы члены банды, занимавшейся грабежом банкоматов, — они разбивали стены, за которыми находились банковские машины, и увозили их на грузовиках. Он нашел склад, которым пользовались почтовые воры для хранения награбленного, и засадил их всех за решетку. Объем, точность и частота получаемой им информации озадачивала его друзей и сбивала с толку врагов. Да и самого Санк-Марса все больше интересовал вопрос о ее происхождении. С ним всегда говорил один и тот же голос, но ни один информатор в мире не мог собрать столько разных сведений самостоятельно. Однако самым странным для него во всей этой истории было то, что его ни разу не просили оплатить эту информацию ни деньгами, ни услугами.По мере того как его профессиональная деятельность поднималась на новую высоту, он переосмысливал и личные проблемы. Его совместная жизнь с новой женой оказалась сложнее, чем представлялась им во время долгих ухаживаний с нечастыми встречами, когда она еще жила в Штатах. Санк-Марс уступил ее желанию переехать за город и разводить там лошадей. Их роман начался и развивался в связи с этими животными, и переезд, как они надеялись, смог бы раздуть искру, которая когда-то зажгла их любовь. Санк-Марс полагал, что это поможет ей заниматься делом, пока сам он будет пропадать на работе. В этом плане их переезд оказался удачным. Загородная жизнь не столько устранила, сколько выявила существовавшие между ними разногласия, но вместе с тем ослабила их напряженность.Санк-Марс продолжал путь по сельской дороге сквозь зимнюю ночь. Внезапно он остановился, выключил двигатель и вышел из машины. В такую погоду это было не самым мудрым решением: если бы в этот лютый мороз машина не завелась, он мог оказаться в весьма затруднительном положении, потому что в такое время помощи ждать было неоткуда. Но он пошел на риск, потому что ему позарез было нужно додумать до конца не выходившую из головы мысль, и он решил это сделать здесь.Эта мысль вгоняла его в транс, тяготила и расстраивала до невозможности. Детектив никак не мог понять, продал он свою душу дьяволу или нет. Он получал поступавшую информацию и к собственной выгоде пользовался ее неиссякающим потоком по своему усмотрению. Но разве он соглашался платить за нее какую-то цену? Этот парнишка, которого они нашли в шкафу, ему, должно быть, и двадцати еще не было, — этот похожий на студента Санта-Клаус был частью той сети, которая поставляла ему информацию. Мальчик был одним из тех редких людей в этой цепочке, которых он уже мельком видел раньше. А теперь он был мертв, ему свернули шею за предательство, тело его было изуродовано и использовано как прозрачное предупреждение самому Санк-Марсу. Кем он был, этот паренек? Он его не знал, но в своих интересах использовал его информацию, тот риск, на который шел этот парень. Зачем он это делал? Кто его на это толкал? У Санк-Марса не было на этот счет даже догадок. Он знал только то, что юноша жертвовал жизнью, а он пожинал плоды его самопожертвования. Стоя на ледяном ветру, Санк-Марс пытался себя убедить, что не он повинен в том, что случилось.Думать надо было быстро. Ночь была слишком холодной, чтобы быстро найти решение и не ошибиться. Санк-Марс решил, что, по сути дела, винить надо было не его. Но если не он был ответственен за совершенное преступление, то кто же? Очевидно, что не мертвый Санта-Клаус и не те, с кем он был связан. Он ведь наверняка работал не один — об этом ясно свидетельствовал широкий диапазон получаемых детективом сведений. Кто-то этих людей организовывал и направлял. Кто-то специально готовил их и давал задания. Об этом Санк-Марс догадывался уже давно, но особого значения этому не придавал, сосредоточившись на впечатляющих результатах. Именно в этом и состояла его вина.Эмиль Санк-Марс вернулся назад и сел в машину. Глубоко вздохнув, включил зажигание. Движок зарокотал, и он неспешно поехал дальше по сельской дороге.— Да, теперь мне все ясно, — внятно произнес Санк-Марс. У него была привычка в машине рассуждать вслух. — Ну ладно, кто-то мальчика убил. Но вина за это лежит на том, кто его вовлек, кто ввел его к этим подонкам. Именно он определил его судьбу, и за смерть парня спрос будет с него.Произнесенные вслух слова поразили самого Эмиля Санк-Марса. Он даже удивился собственному выводу, который оказался чреват такими тяжкими последствиями, такой дьявольской изощренностью, что он не удержался и сказал:— Теперь я костьми лягу, но его достану.Официальное расследование будет направлено на поиск непосредственных убийц-исполнителей и, скорее всего, завершится еще одним глухарем. Каким-то шестым чувством Санк-Марс вдруг осознал, что ему в одиночку предстоит охотиться на того — а может быть, на ту или на тех, — кто полагает, что держит его под контролем. Его целью станет тот, кто завербовал убитого паренька и овладел его душой, как, возможно, вербовал и брал себе души других парней и девушек, и охота на виновного станет для него делом чести.Санк-Марс вынужден был признаться себе, что понятия не имеет, с чего начинать и в каком направлении двигаться. Он даже не мог для себя определить состав преступления. Единственное, что ему было предельно ясно, — он не хочет иметь на совести еще одного убитого мальчика. Теперь его задача состояла в том, чтобы найти и раздавить те силы, которые обеспечили его работе громкий успех. Если для достижения этой цели он повредит себе и собственной карьере, так тому и быть. В ясном морозном воздухе рождественской ночи принятое решение успокоило его, упорядочило царивший в голове сумбур и позволило ему наконец спокойно вернуться домой.ГЛАВА ТРЕТЬЯРОЖДЕСТВОРождественским утром Эмиль Санк-Марс и его жена Сандра Лоундес проснулись до рассвета, чтобы заняться лошадьми. Они сноровисто поработали в холодной, мглистой конюшне, накормили и напоили коней, а когда с делами было покончено и они вышли на воздух, лучи восходящего солнца всеми цветами радуги искрились на непорочной белизне снега, покрывавшего все вокруг. Они сняли рабочую одежду и перед тем, как распаковать рождественские подарки, позавтракали запеченными в блинах сосисками. Сандра получила от мужа замечательное седло, которое еще в августе заприметила на сельской ярмарке, но решила тогда, что за него слишком дорого просят. Однако ее муж, сказав, что заметил кого-то, с кем ему обязательно нужно было перекинуться парой слов, вернулся и втайне от нее купил это седло. После бурного взрыва радости жены Эмиль Санк-Марс распаковал свои подарки — белье, носки, рубашки и пару дорогих высоких охотничьих ботинок, а потом получил еще один дар: последний перевод книги Стивена Хоукинга о Вселенной. Оба радовались подаркам как дети. Завершив утренний туалет, Санк-Марс выступил с неожиданным предложением. Никогда раньше он и мысли не допускал о том, чтобы посвящать жену в детали проводимых расследований, но вдруг ни с того ни с сего спросил ее, не хочет ли она поехать с ним в город. Он обещал ей, что Рождество они проведут вместе, и теперь не хотел ее огорчать. Сандра согласилась. В чем-то его неожиданное предложение было ей приятно. По дороге Санк-Марс невзначай обмолвился, что они едут на место совершенного накануне преступления.— Знаешь, Эмиль, — вздохнув, сказала она, — ты уж ешь этот пирог один.С таким английским выражением он еще знаком не был.— Какой пирог?Сандра улыбнулась при мысли о том, что его приглашение было сделано в знак любви.— А какое преступление? — она звонко рассмеялась.— Что здесь смешного?— Санта-Клауса убили? И именно в Рождество ты меня везешь туда, где был убит Санта-Клаус? И тебе, Эмиль, веселого Рождества. Мы что там будем делать? Еще раз подарками обменяемся? Нет, я догадалась! Мы друг у друга заберем уже подаренные подарки. В качестве соответствующего символического жеста.— Извини, я знаю, это у нас не самое веселое Рождество. Но мне надо там побывать одному, когда мне никто не будет мешать.— Так что, ты меня туда и не пустишь?Ее с самого начала их отношений отчасти влекла к нему его работа. Сандре очень хотелось увидеть мужа в настоящем деле.— Ну что ты, — ответил Санк-Марс, — к тебе это не относится. Я имел в виду, что мне нужно там побыть одному, без снующих вокруг полицейских, без свидетелей, без следователя. Я туго соображаю на месте преступления, когда там суетится народ и все до предела на взводе. А когда обстановка спокойная, мне совсем по-другому думается — котелок лучше варит.Сандра откинула голову назад, игриво распушив волосы.— А может быть, тебя так туда тянет потому, что ты работаешь не в убойном отделе и делать тебе там в принципе нечего? — Он бросил на нее насмешливый взгляд, и она снова улыбнулась, но теперь без тени ехидства. — Обещаю тебе, Эмиль, что буду немой как рыба и послушной женой.Когда они въехали в город и съехали со скоростной магистрали, Сандра спросила, не хочется ли ему выпить чашечку кофе.— Отличная мысль, — сказал детектив.— Хорошо. Тогда я смогу зайти в туалет.Он немного смутился.— А почему ты об этом прямо не можешь сказать?— Потому что теперь мы остановимся не по моей инициативе, а по твоей. Я тебя никак не задержу, и на расследовании убийства Санта-Клауса мое присутствие не скажется.Она улыбнулась, коснувшись маленьким пальчиком губ. Когда Эмиль кивнул, улыбнувшись ей в ответ, она показала ему язык.Санк-Марс остановился в центре города на улице Пил. Обычно она бывает забита машинами, но в праздник их было гораздо меньше, и он без труда припарковался. Они зашли в «Макдоналдс», но в этот праздничный день там было как-то мрачно, уныло, и за столиками сидели какие-то подозрительного вида бродяги. Поэтому, как только им дали кофе, Сандра подтолкнула мужа к выходу, они перешли улицу и оказались в сквере. Дул холодный порывистый ветер, народа поблизости не было. Они неторопливо прогуливались по проложенным в снегу тропинкам, дрожа от холода и потягивая кофе, Санк-Марс рассказывал жене о значении этого исторического места в городе, о котором ей еще предстояло многое узнать.На площади Доминион, раскинувшейся на половинах двух кварталов, рассеченных широким проспектом в самом центре деловой части города, можно отдохнуть и расслабиться. Она как оазис, где приятно спокойно посидеть на лавочке и бросить взгляд вверх — в небесный простор, почти скрытый от взгляда на прилежащих нешироких улочках, застроенных домами и небоскребами, где постоянно царит деловитая суета. Тут стоит Военный мемориал и старая батарея пушек, нацеленная на пешеходов. Продуманно рассаженные деревья в летний зной дарят тень, но в разгар суровой зимы их голые ветви лишь усиливают всепронизывающее ощущение холода, мрака и невзгод. О богатой истории города свидетельствуют памятники поэту Роберту Бернсу, королеве Виктории, канадским ветеранам войны в Южной Африке, французским и английским политическим деятелям. На противоположных сторонах проспекта фасадами друг к другу высятся внушительные строения страховой компании «Сан Лайф» и собора Святой Марии — Царицы мира.В помещение «Сан Лайф» можно попасть, пройдя по широкой лестнице, поднимающейся между массивными дорическими колоннами, которые в меньшем масштабе повторяются через двадцать этажей. Бетонное здание уходит ввысь сужающимися блоками, вид у него солидный, как будто ему не страшны ни землетрясения, ни ураганы. Собор Святой Марии — Царицы мира тоже выстроен из бетона. Карниз крыши этого приземистого прямоугольного здания со стороны фасада украшают статуи апостолов, а за их спинами возносится вверх крытый медью купол. Римско-католическая церковь, которая некогда была главной силой в Квебеке, раздавала прихожанам участки земли. Француз, решивший стать фермером, просил у церкви надел, обещая взамен быть верным католиком. А если участок земли хотел получить англичанин, священник по-братски клал руку ему на плечо и предлагал сначала обратить взор в сторону Онтарио, а если там его ничего не привлечет, то перебраться через границу в Соединенные Штаты.Так продолжалось до тех пор, пока в дело не вмешалась история. Голод, охвативший Озерный край в Англии, привел к массовому переселению людей в Монреаль. Под давлением со стороны понаехавших оголодавших англичан церковь стала отводить им участки земли, которые ей самой были не нужны или те, где еще не было церковных приходов. У церкви не было прав наделять земельной собственностью людей иной веры, в число которых входили протестанты-англичане, поэтому передача англичанам земельных наделов была большой проблемой. Епископы подрядили для выполнения этой работы страховую компанию «Сан Лайф». Теперь английские фермеры должны были коленопреклоненно просить «Сан Лайф» выделить им землю точно так же, как поступали французы во время воскресной мессы.— Для ранних поселенцев-англичан, — рассказывал Сандре Санк-Марс, — «Сан Лайф» стала практически тем же, чем католическая церковь была для французов. Французы расплачивались пожизненной преданностью вере в искупление, англичане — выкупными страховыми платежами, которые платили всю жизнь. В этом заключается одна из причин того, что в культурном отношении французы и англичане остались разъединенными, хотя по сути своей наша история на этой земле представляет собой две стороны одной медали.И церковь, и «Сан Лайф» со временем утратили былые позиции. Новой религией провинции стала политика, а ее святыми и епископами — политические деятели. Церкви приходили в запустение, власть священников совсем ослабла. Обновленная политическая мощь французов оказалась чересчур сильной для наследииков основателей «Сан Лайф», поэтому они сочли за благо сбежать отсюда за триста пятьдесят миль в Торонто.— И это оставило вас не у дел, — высказала Сандра мужу свое мнение.— Что ты имеешь в виду?— Ты — человек религиозный, но церковь твоя становится пустой скорлупкой. Ты любишь свой город, но теперь он совсем не такой процветающий, каким был раньше. В политическом плане Монреаль расползается по швам. Тебе что, это нравится?Санк-Марс допил последний глоток кофе и скомкал в руке стаканчик.— Как и все остальные, я выжидаю, наблюдаю и переживаю, — с горечью ответил он. — Слежу за тем, как развивается положение дел, — перемены всегда непросты. Политическая неопределенность отпугивает бизнес: одни теряют работу, другие утрачивают возможности. Поэтому и моя служба становится сложнее. — Было холодно, Санк-Марс повернулся, чтобы ветер дул ему в спину, и вдохнул воздух полной грудью. — Вся беда в том, что для некоторых перемены становятся религией. Неужели кому-то позарез было нужно запретить английские слова на дорожных знаках? Бог с ними, с магазинными вывесками, это еще полбеды, но туристы на дорогах могут погибнуть, потому что не понимают, что написано на знаках. Хорошо бы тех, кто это придумал, заставить сообщать о таких смертях семьям погибших!Санк-Марс вздохнул и постучал одним ботинком о другой, чтобы хоть чуть-чуть согреться.— Но здесь есть кое-что, что меня волнует гораздо сильнее.Он бросил взгляд на бездомную женщину, грузившую на тележку с другой стороны сквера мешок с немудреными пожитками, будто усталый Санта-Клаус свой мешок с игрушками. Куда она направлялась с таким решительным видом? Хотела где-нибудь укрыться от холода или получить тарелку бесплатной рождественской еды? Глядя на нее, Санк-Марс вспомнил об убитом Санта-Клаусе и о том, что он обязательно должен поймать его убийц.— Больше всего меня пугают и беспокоят в нынешней политической обстановке те швы, о которых ты говорила, те слабые места, где эти швы могут разойтись. Когда политические и экономические структуры города начинают расползаться по швам, щели тут же заполняет преступность. Жулье и бандиты всех мастей торят свой путь в грязи, со временем становясь вместе с ней частью нового фундамента. Вот та особенность политической нестабильности, которую все предпочитают замалчивать. Мы сейчас не в состоянии сдержать байкерские банды. Представь себе, что могло бы случиться, если бы у нас оказалось недостаточно ресурсов или все были бы заняты проблемами сепаратизма, и вдруг тысячи людей начали бы отсюда уезжать, а другие ввязались бы в дележ Квебека между англичанами и французами. Если отсюда уедет еще больше деловых людей, а оставшиеся начнут голодать, если станет падать валюта, если начнутся бунты, это будет страшно уже само по себе, но никто — ты понимаешь, никто! — не задумывается над тем, как в этой ситуации будет действовать организованная преступность. Скорее всего, об этом думают только байкеры.Они остановились, пропуская проходившее мимо такси, потом перешли улицу и сели в машину.— Ты что, Эмиль, всерьез считаешь, что байкеры говорят о политике?Санк-Марс задумчиво посмотрел на жену. Когда они впервые встретились, им нравилось говорить об американской политике. Другим предметом их обсуждений было положение в Квебеке, но эта тема раздражала Санк-Марса, и разговоры быстро прекращались. Однако теперь, когда Сандра жила здесь, обсуждение местных проблем, как и в большинстве семей, стало частью их повседневного общения.— Да, я знаю об этом, — ответил ей Санк-Марс.Он произнес это с каким-то особым спокойствием. Сандра кивнула. Она поняла: как и тогда, когда он рассказывал ей о здании «Сан Лайф» и соборе Святой Марии — Царицы мира, смысл его слов крылся совсем не в их очевидных архитектурных особенностях.Джулия Мардик на Рождество поехала домой.Правда, она сказала Селвину Норрису, что едет не домой, а на ферму, куда ее родственники приезжают отдохнуть. Они всегда собирались там на праздники — и мама ее, и отец, и папина новая жена, и мамин последний приятель, — поэтому ей не очень светило в очередной раз погружаться в знакомую трясину семейных дрязг.На первом автобусе она доехала до Оттавы, второй доставил ее до места назначения. Всего путешествие заняло два с половиной часа. Она сошла на остановке посреди пустынного шоссе, окруженного голыми полями. Холодный ветер пощипывал ей щеки и забирался под пальто, вызывая мелкую дрожь во всем теле. Она ждала отца и с каждой секундой все сильнее на него злилась. Если он вообще когда-нибудь, наконец, приедет, она так ему задаст, что мало не покажется. Именно в этот момент Джулия вдалеке заметила его машину, спускавшуюся с холма по проселочной дороге. Когда он выезжал на шоссе, она помахала ему рукой. Автобус привез ее чуть раньше, чем должен был по расписанию, поэтому отец не очень-то и припозднился. Хотя это никакого значения не имеет. Она ему скажет, что, если он не планирует купить ей очень дорогое и очень теплое пальто, лучше бы ему больше никогда в жизни не опаздывать за ней в зимнюю стужу. Он должен был бы подъехать к остановке хотя бы за четверть часа до прихода автобуса. Если только папа ее и в самом деле любит, мог бы и подождать немножечко. Но когда его машина поравнялась с ней и она увидела его широкую улыбку, Джулия просто обрадовалась, что видит его снова. Она так долго не была дома, а с отцом не виделась еще дольше.Сев в машину, она чмокнула его в обе щеки и захлопнула дверцу.— Хорошо, что я студентка, — недовольно сказала девушка.Отец проглотил наживку:— Это почему?Его звали Рон Мардик, ему принадлежали несколько ресторанчиков в Оттаве. Он был приятным мужчиной сорока пяти лет, довольно упитанным, не обремененным особенными заботами. Он начал импозантно седеть, когда ему не было еще и тридцати. По меркам дочери, Рон Мардик всегда был простачком.— Я материально завишу от родителей. Если б не это… — она резанула воздух рукой, — я бы тебе нож всадила в сердце.— Я не опоздал.— Но и заранее ты не приехал.— Тебе трудно угодить, — посетовал он.— Я промерзла до костей! Еще минута, и я бы отдала Богу душу.— Я выехал за тобой как только смог.Джулия усмехнулась.— Так я тебе и поверила!Отцу нравилось, когда дочка так его поддевала, он тоже улыбнулся в ответ.— Правильно, — сказал он, — ты вовсе не обязана мне верить.Они ехали по открытой холмистой местности мимо заснеженных полей, вдали темнели небольшие рощицы и маленькие поселки. Кое-где здесь еще сохранились каменные дома ранних поселенцев, постепенно превратившиеся в так называемые семейный фермы, хотя нередко на некоторых участках плуги уже десятилетиями не бороздили здешних земель, а обитателей местных ферм молено было называть фермерами только с очень большой натяжкой.В детстве и отрочестве Джулия почти всегда приезжала на семейную ферму из Торонто на зимние и летние каникулы. Эту землю со всеми строениями еще до рождения Джулии — в начале семидесятых — купили ее родители и еще восемь человек. Все члены группы скинулись и получили ферму буквально за гроши. Всем им хотелось создать коммуну и жить на земле.— Вот что я вам скажу, — заявила как-то родителям Джулия. — Все вы хотите жить на земле, только боюсь, больше недели вы здесь не задержитесь.У нее тогда были веские причины для цинизма. Модные в то время коммуны хиппи свидетельствовали не столько о стремлении к изменению образа жизни, сколько об их финансовой состоятельности. Солидные летние коттеджи сменили гончарные и ткацкие мастерские, прежние амбары снесли бульдозеры, а на их месте выросли крепкие зимние дома. Поля заросли сорняками. Вместо ульев, которые по первоначальной задумке должны были стоять на поросших цветами лугах, строились гаражи на три машины. Там, где раньше были конюшни, теперь располагался бассейн.Курятники, свинарники, коровники, крольчатники и загоны для овец со временем разваливались от ветхости, так и не дождавшись постояльцев. Огороды, которые поначалу пытались обрабатывать, позже покрыли асфальтом и превратили в парковку для машин, а в самом фермерском доме, где жили во время таких вылазок Джулия и члены ее семьи, после трех перестроек появилось десять спален и четыре ванные комнаты, но помещений все равно не хватало для растущих семей быстро плодившихся владельцев.Вместо четырех пар, которые когда-то в складчину купили ферму, теперь уже было девять, причем в основном их число росло за счет разводов.— Вы только посмотрите, какая киска к нам приблудилась, — съязвила Маргарет Мардик, когда Джулия вошла в дом через кухонную дверь. — Очень мило с твоей стороны заглянуть к нам на огонек.Джулия лучезарно улыбнулась мачехе. К счастью, она умела платить жене отца ее же монетой.— Мама уже приехала? — спросила она, сразу поставив Маргарет на место.Миссис Мардик усмехнулась в ответ.— Еще одна дамочка, которая считает, что Рождество — просто лишняя досадная вечеринка, нарушающая распорядок ее деловой жизни. Нет, Джулия, твоя мать еще не приехала. Может быть, она теперь на дипломатическом рождественском рауте, а может, маникюр себе делает. А может быть, нового мужика по дороге встретила и отправилась с ним пообедать в придорожный мотель. Кто знает, может быть, ей вообще приехать будет недосуг?— Она занятая женщина, — напомнила Джулия, — и дела у нее, как я слышала, идут отлично.Мачеха резко осеклась. По мнению Джулии, она была тощая как щепка и ее волосы мышиного цвета никакая прическа не могла привести в порядок. Но нокаута не получилось.— Заключить рабский договор с государством, моя дорогая, еще не значит работать. К этому можно относиться и как к долгосрочному оплаченному отпуску.— А у тебя как дела? — вместо обороны Джулия продолжала наступать. — Работу уже нашла? Или все еще ищешь?Мачеха ослепительно улыбнулась, и Джулия подумала, что ее атака захлебывается, однако оказалось, что улыбкой прикрывался блеф:— Милая моя, мне вполне хватает работы над собой. Настроение у меня отличное, характер прекрасный, я полна оптимизма. Кто-нибудь ухватится за меня обеими руками.— Надеюсь, и с оргазмами у тебя все в порядке, — негромко произнесла Джулия и быстро пошла через большую гостиную, чтобы не дать Маргарет возможности ответить. По дороге она стянула с плеч рюкзачок.— Я слышала, девочка, что ты сказала! — донесся ей вдогонку пронзительный вопль. — Таких выражений в этом доме мы терпеть не намерены. Если ты слиняла в университет, это не дает тебе права быть такой вульгарной.— Оргазм — вполне нормальное слово. Его можно найти в любом словаре.— Слова такого рода можно найти и в других местах, не только в словарях. И я отлично знаю, что это за места!— Ладно, отвяжись! — Джулия поднималась по лестнице. — Сегодня Рождество, а в Рождество мне не хочется тебя убивать. Кто-то прошлой ночью уже прикончил этого несчастного беднягу Санта-Клауса. Ты об этом слышала? Хватит с нас насилия.Маргарет Мардик стояла у лестницы и смотрела вверх, пока Джулия не вошла в комнату.— Я же говорила, что так и случится, — сказала она, ни к кому не обращаясь.Несколько минут Джулия лежала на кровати — ей хотелось расслабиться и побыть в покое в своей комнате. «Этот дурдом — еще цветочки. Вот когда все соберутся, тогда здесь просто светопреставление начнется», — подумала она. Девушка специально затягивала приезд до последнего момента и долго задерживаться тут не собиралась. Она чувствовала себя измотанной и беспредельно одинокой, опустошенной и совсем не такой замечательной, какой себя здесь представляла. Как это ни забавно, она скучала по Селвину Норрису, ей не хватало его внимания, недоставало потребности постоянно отражать напор его интеллекта. «Этот визит станет самым ужасным». Ей надо было как-то совладать со злостью и раздражением, суметь удержать себя в руках до маминого приезда. А потом, если повезет, все само собой как-нибудь рассосется.Джулия очень надеялась, что мама скоро приедет. Надеялась она и на то, что мама приедет без иногда присущих ее настроению завихрений.«Веселого Рождества, — пожелала она себе. — Добро пожаловать домой, котенок Джулия».Войдя вслед за мужем в небольшую квартирку, где в гардеробе нашли подвешенного на крюке Санта-Клауса, Сандра слегка оробела. Санк-Марс двигался по комнате неспешно, сосредоточенно, внимательно вглядываясь в каждую мелочь. У нее мелькнула мысль о том, что он пытается услышать отзвуки криков жертвы или эхо слов убийцы. Может быть, у него был дар вычислять преступников, опираясь лишь на интуицию? Эмиль был старше ее на восемнадцать лет, и порой она ощущала эту разницу. Особенно этот разрыв проявлялся в конце дня, когда после стопки виски Эмиль начинал запинаться, и, бывало, после ужина засыпал прямо в кресле. Впервые их сблизили лошади. Они вели тогда переговоры об их покупке, и ее поразила неоспоримая убедительность его доводов. Он с невероятной скоростью в мельчайших деталях перечислял все достоинства и недостатки животных и, благодаря глубочайшим познаниям в этой области, умел перехватить инициативу в любой сделке. Тогда это ее буквально потрясло. И теперь в этой комнате, где произошло жуткое преступление, она снова наблюдала его выгнутую бровь, пристальный взгляд, который он, не меняя положения головы, переводил с одного интересовавшего его предмета на другой. Она видела, как время от времени он легонько постукивал себя за ухом, как бы показывая, что решение загадки витает в воздухе где-то совсем рядом.Она смотрела, как он низко наклоняется у белой стены, как привстает на цыпочки, чтобы внимательно рассмотреть покрытую небольшим слоем пыли верхнюю панель холодильника. При этом, казалось, Санк-Марс даже затаил дыхание. Он много времени провел в комнате, одновременно служившей гостиной и спальней, недолго пробыл на кухне и даже не заглянул в ванную. Казалось, его больше интересовало само помещение, чем гардероб, в котором подвесили парнишку, или простой, темный, сбитый из сосновых досок стол, стоявший в центре помещения. Он даже взобрался на него, чтобы осмотреть верхнюю часть гардероба и свисавший с потолка светильник.— Ну, вот и все, — в конце концов проговорил он. — Теперь мы можем идти.— Эмиль, — все это время она стояла в задумчивости, облокотившись о стену у самого входа, — расскажи мне, что ты здесь рассматривал. — И тихонько добавила: — Пожалуйста.Ее супруг был человеком сдержанным и немногословным. В пору бурных ухаживаний их расцветавшей любви ей никогда не бывало с ним скучно, но брак оказался для них двоих непростым союзом. С каждым днем в ней крепло ощущение, что он от нее отдаляется, что замкнутость его натуры все больше их разделяет.Эмиль Санк-Марс еще раз оглядел комнату. На какое-то время он погрузился в раздумья, как будто выражение мыслей вслух могло принизить их значение и замутить их ясность.— Мебель отсюда была вывезена, — сказал он, — а на кухне оставили только холодильник и плиту. Здесь на полу кое-где видны более светлые места, следы, оставшиеся от стоявших вещей. Тут стояла кровать, там — комод. По тому, как расположен этот небольшой квадрат, можно сделать вывод, что на этом месте стояла тумбочка с телевизором, развернутым к дивану. Кабеля здесь не было. А здесь, видишь, ряд небольших пятен? Они от кирпичей, на которых стояли книжные полки. Кто-то отсюда все вывез, оставив только шкаф и стол, которые, видимо, были для чего-то нужны.— Для убийства? — спросила Сандра.— Они подвесили его в шкафу, но убит он был не здесь. Крюк для туш в него могли вогнать и тут, но парень был уже мертв. Я думаю, что стол они здесь оставили, потому что он совсем простенький, без всяких изысков, и в нем не может быть никаких тайн.Последнее заявление мужа так ее заинтриговало, что она скрестила руки на груди.— О каких тайнах ты говоришь?— Вот, взгляни-ка сюда. — Он подвел ее к стене и опустился на корточки. Опершись на его плечо, она наклонилась. — Стенная розетка. Она тебе ни о чем не говорит?Сандра внимательно осмотрела розетку.— Все правильно, обычная стенная розетка.— Посмотри внимательнее, — сказал он ей мягко, но настойчиво.Она тоже опустилась на корточки. Внимательно осматривая розетку, она улыбалась, согретая неожиданным вниманием мужа, увлеченная возможностью увидеть что-то такое, что она никак не могла разглядеть. Ее супруг часто подмечал в лошадях такие свойства и недостатки, которым сама она при первом осмотре не придавала значения. Ей нравилось его поддразнивать тем, что он уделяет деталям слишком пристальное внимание, в то время как ей больше импонировало общее представление, картина в целом. Он оборонялся, утверждая, что уделяет такое внимание деталям, потому что рассматривает их именно в свете общей картины. Она в этом и не сомневалась, просто ей нравилось над ним подшучивать. Но теперь Сандра, сколько ни всматривалась в розетку, ничего особенного в ней не замечала.— Эмиль, это же обычная стенная розетка.— Взгляни сюда, — он провел пальцем вдоль ободка розетки. — Стены в комнате красили не очень давно, я бы сказал, где-то год назад, краска еще кажется свежей. Розетку покрасили тогда же в тот же цвет. Теперь смотри внимательно. Краска по краям розетки и на головке винта поцарапана. Это значит, что розетку недавно развинчивали. — Он с некоторым усилием поднялся с корточек. — Нам известно, что вчера к дому подъезжал грузовик, перевозящий мебель, значит, мы вправе предположить, что мебель была вывезена именно на нем. Обрати внимание, с какой тщательностью здесь потом все было убрано. Тут не только подмели, но потом еще все пропылесосили. Но здесь, вдоль этой планки, остались лежать частички краски, попавшие под плинтус. Они туда упали, когда развинчивали розетку. Если предположить наугад — а мне так и приходится, — я бы сказал, что розетки развинчивали и проверяли вчера, уже после того, как была вынесена мебель, но до того, как началась уборка.— А кому могло прийти в голову заглядывать в эти розетки? — спросила Сандра.— И здесь, видишь, выключатель? С ним то же самое.На этот раз ей было ясно, что искать.— Здесь тоже краска поцарапана.— Почти незаметно. Тот, кто их развинчивал, а потом завинчивал, делал свое дело очень аккуратно. Преступник не хотел, чтобы мы это заметили.Санк-Марс вынул из кармана ключи, висевшие на цепочке вместе с небольшим перочинным ножиком, и лезвием отвинтил крышку выключателя.— Я тут ничего не найду. Здесь уже все осмотрели. Скорее всего, это сделал убийца. Но если и мы сюда заглянем, делу это не повредит.Он снял крышечку и, как ожидал, увидел за ней небольшую полость. Сандра взяла мужа под руку.— И что же ты думаешь, Эмиль, по этому поводу?Санк-Марс чуть скривился, давая понять, что терпеть не может заниматься досужими домыслами.— Кто-то прошелся по всей квартире мелким гребешком. Мебель, скорее всего, вывезли, чтобы в ней можно было основательно порыться, разодрав на части. Это самое разумное из всего, что пришло мне в голову. Обстановка студента, у которого книжные полки лежат на кирпичах, не стоит того, чтоб ее красть, тем более убивать из-за нее никто не станет. Думаю, розетки с выключателями кто-то развинчивал, чтобы убедиться в том, что там ничего не спрятано. Или чтобы забрать то, о чем ему было известно заранее, либо то, что он сам туда раньше прятал. Прослушивающее устройство, ключ, код… Да что угодно.Заметив, что муж говорит медленно и необычно спокойно, она прижалась к нему плотнее. Он глубоко вздохнул.— Все это свидетельствует о том, что преступник действовал чрезвычайно тщательно. Он необычайно дотошен и в высшей степени организован. Кто-то помог ему вынести мебель и убрать квартиру. Мы уже знаем, что он крайне жесток — это очевидно из того, как он разделал мальчика. То, что тело перевезли сюда и повесили на него эту надпись, свидетельствует о хладнокровии этого бандита. Мне это крайне неприятно, но я вынужден признать, что это преступление — дело рук большого профессионала. Мастера своего дела, — печально сказал жене Санк-Марс и добавил: — Как будто его специально этому учили.Сандра сильнее сжала его руку, еще крепче к нему прижалась и опустила голову ему на плечо. Он чуть распрямил руку, мягко ее освободил и нежно привлек хрупкую фигурку жены к себе. Подведя ее к двери, он обернулся и еще раз окинул взглядом комнату.— Странно, — сказал он, — что человек, так тщательно наводивший порядок на месте преступления, мог оставить следы ДНК под ногтями жертвы, — Эмиль Санк-Марс погасил свет.В коридоре Сандра Лоундес чмокнула мужа в щеку.— Веселого Рождества, Эмиль.— Спасибо тебе за поддержку, — ответил он.Она печально улыбнулась.— Сдается мне, такая уж участь у жены полицейского.Они были женаты несколько лет — не так уж долго. Но ей предстояло еще многому научиться.По мнению Джулии, ее мать Грейс Олфилд обладала уникальным и поистине невероятным талантом разрушения. Она как никто умела портить настроение. Серьезный разговор с ней тут же сводился к непринужденным шуткам и добродушным насмешкам, покой сменялся на бурю эмоций. Ее мама была существом общительным и общественным — она совершенно не выносила одиночества и была уверена в том, что те, кому хватало собственного общества, либо тупицы, либо чокнутые. В разговор должны были быть вовлечены все, кто собрался в комнате, причем ни на раздумья, ни на паузы времени тратить было нельзя. Она обожала говорить, нравилось ей и послушать, при этом от всех присутствующих она ожидала того же. Иногда мать казалась Джулии ребенком, задающим массу вопросов и делающим кучу замечаний, от которых крыша могла поехать. Тщательно продуманным ответам она предпочитала остроумную импровизацию, и поскольку сама была остра на язык, за словом в карман не лезла. Она легко могла говорить на любую тему, больше всего ей нравилось судачить ни о чем, болтать ради самого процесса. Джулия обожала мать, но общение с ней доводило ее до нервного истощения. Еще когда она была девочкой, ей очень хотелось, чтобы мама повзрослела раньше нее, стала серьезной и давала бы себе и окружающим хоть немножко передохнуть.— Тук-тук-тук, — сказала мама и заглянула в комнату дочки.— Исчезни.— Зайчик мой сладенький, я же несколько месяцев тебя не видела!— Ну и хорошо. Я смогла это пережить. Как же мне хочется покоя!Ужин был съеден, вина выпили в изобилии, подарки раздали, коробки и оберточная бумага от них валялись по всей комнате. Застольная беседа не стихала, хотя любая интересная мысль тонула в море пустых банальных замечаний. Джулии трудно было переносить этот пустой треп, и она ушла к себе.— Все это вздор, — сказала Грейс.— Никакого вздора, — возразила Джулия. Мать уже вошла в ее комнату и закрывала за собой дверь. — Мамочка, мне нужно немножко побыть одной, хорошо?— Даже не надейся. Я к тебе пришла поболтать.Она была дамой внушительной, хоть и на голову ниже дочери. Грейс Олфилд всегда была склонна к полноте и время от времени уверяла дочь в том, что у них были разные типы фигуры.— Я и девочкой была полненькая, — честно признавалась она. — В четыре года я была просто толстушкой, а теперь я — дама в расцвете лет с пышными формами. Тебе, моя дорогая, может, и надо следить за весом, но твоим бедрам с моими не сравниться!Когда она села рядом с дочерью на кровать, матрас так прогнулся, что Джулия чуть не подпрыгнула.— Ну ладно, оставайся, если пришла, только ненадолго.— Я просто хотела наверстать упущенное.— Прекрасно. Ну, что слышно?Джулия убрала уже распакованные книги, разбросанные по кровати, положила в комод только что полученное в подарок белье. Потом села рядом с матерью на постель.— А у тебя как дела, моя милая? Что там у тебя? Как жизнь молодая? — Мамины глаза взволнованно блестели. Джулии так не хватало видеть их каждый день!— Ничего особенного. А что?— Как что? — Грейс тряхнула головой и раскрыла от удивления рот. — Ничего особенного! Ты уехала в университет четыре месяца назад, в первый раз в жизни живешь самостоятельно, переехала в другой город, и теперь, бесстыжая, заявляешь мне, что у тебя никаких новостей!Джулия откинулась на кровать и обняла подушку.— Ой, мамочка!— Ну, давай, рассказывай. О чем вы там сплетничаете? О чем тоскуете? Кто твои друзья? На каких ты была вечеринках? Все рассказывай, чтобы я почувствовала, что сама там была.— Эй, мам, это моя территория, и я тебя туда не приглашала!— Все как у меня. Моя манера. Ну, давай, колись.— Мамуля!— Давай, рассказывай, детка, или я тебя до смерти защекочу! Все выкладывай, как на духу. У нас вся ночь впереди.— Вся ночь? Я же устала как собака.— Ну, давай. Вперед и с песней.— Так и быть, — начала Джулия, приткнувшись к маме. Ей было очень приятно, что мама поглаживает ей голову. — Если по существу, приятеля я себе еще не завела.— Не бери в голову, у тебя дома один есть.— Я с ним расстанусь.— Неужели? А Брайану ты об этом уже сказала?— Да.— Я вчера его видела. Он мне об этом ничего не говорил.— Почта на Рождество запаздывает, — спокойно ответила Джулия.— Лапушка, — сказала Грейс, теснее прижимаясь к дочке, — тебе бы лучше самой ему об этом сообщить. По крайней мере, по телефону.— Не могу я, да и не хочу. Смелости не хватает. Я еще никого не отшивала. У меня в таких делах нет никакого опыта.— Брайан хороший мальчик.— Он придурок, мам.— Я знаю, сладкая моя, но он очень милый придурок.Какое-то время мать с дочерью смеялись и дурачились, и Джулия была счастлива от того, что ей было с кем подурачиться, к кому прижаться. Их беседа перескакивала с одного предмета на другой, они болтали о политике, моде, книгах, танцах, театре, мужчинах. Грейс Олфилд поднялась лишь тогда, когда стало ясно, что дочери ее больше ничего не хочется, кроме сна.Когда она открыла дверь, чтобы уйти, Джулия потянулась как кошка.— Джулия, ты ходила к гинекологу провериться?— Еще нет…— Милая…— Но я уже договорилась.Внизу раздался телефонный звонок.— Хорошо, что ты договорилась, это уже прогресс.— Но совсем не потому, что я чем-то занималась.— Или чем-то занимайся, или в дурах оставайся, — попыталась отшутиться мать.— Ну что же ты за мать такая? В дурах оставайся — и это с моей-то задницей! Ты просто чудовищна!— Спи спокойно, моя милая.— Милая — постылая, занимайся — оставайся… Нельзя так со мной разговаривать — я же твоя дочь все-таки. Так нечестно. Когда же ты, наконец, повзрослеешь!Снизу кто-то крикнул, что Джулию просят к телефону. Она вылезла из теплой постели и поплелась вниз в гостиную. Мать стояла и смотрела на нее, исчезнув только после того, как Джулия взглядом дала понять, чтобы она убиралась восвояси.— Ну, что ж, вот я и стала историей, — призналась себе Грейс Олфилд, шмыгнув носом. — Спокойной ночи.— Спокойной ночи, мамочка. — Джулия взяла трубку. — Алло.— Привет, — ответили ей.Джулия молча прижимала трубку к уху, казалось они оба, не сговариваясь, не начинали разговор, пока в микрофоне не раздался щелчок, свидетельствовавший о том, что человек, ответивший на звонок с другого аппарата на первом этаже, повесил трубку. Странно, что она инстинктивно чувствовала, что надо делать, разговаривая с Селвином Норрисом.— Привет, — ответила Джулия.— Рад слышать твой голос, — сказал он.— Даже так?— Слушай, Джулия, мне надо с тобой поговорить.— Ты уже это делаешь.— Перезвони мне, пожалуйста. За мой счет.— Когда?— Когда все уснут. Там есть телефон, которым ты можешь пользоваться, чтобы другие не слушали?— Конечно. Особенно если учесть, что другие будут крепко спать. Они, наверное, через пару часиков угомонятся. Папаша мой со своей благоверной теперь по кальвадосу ударяют. Кто знает, когда они наконец наклюкаются до нужной кондиции?— Это не важно, Проныра. Только ты обязательно позвони. Договорились?— Хорошо.— Ну, пока.— Пока.«Интересно, откуда у него вдруг такая срочность?» — подумала Джулия Мардик, возвращаясь к себе в комнату. Она легла, прижала подушку к груди и спросила себя, почему ничего не сказала о нем матери. Почти обо всем остальном она ей рассказала. Конечно, мама наверняка не одобрила бы такое знакомство, но разве это что-то меняет? Томительное возбуждение, напряженное ожидание, которые она испытывала с затаенным восторженным предвкушением, — она бы все равно не смогла ей передать, она сама не очень понимала, что с ней творилось. Джулия отнюдь не была уверена в том, что влюбилась, скорее это было нечто совсем другое. Но что тогда? Влечение? Несомненно. Этот человек оставался для нее тайной за семью печатями. Он ее доводил, озадачивал, сбивал с толку, он обольщал ее и очаровывал. Но почему? Что так привлекало ее в Селвине Норрисе, откуда это стремление узнать о нем как можно больше, оценить степень его влияния на нее? Почему она ходила на свидания с мужчиной, который, может быть, ей в отцы годился? И можно ли эти встречи назвать свиданиями? Как она сама к ним относилась? Как бы он их назвал? Он ведь даже не пытался ее поцеловать. Что он скажет, когда она ему перегонит? Откуда у него такая спешка, такая напряженность в голосе? Что же все-таки произошло? Эх, черт бы его подрал! Самые обычные дела у него выглядели захватывающими, таинственными, героическими и рискованными. Да что же это за мужик такой неотвязчивый?Джулия надеялась, что сможет заснуть и проснуться, когда настанет время ему звонить. Она была измотана до крайности. Но, почистив зубы и забравшись под одеяло, девушка так и не смогла толком уснуть. Так она и лежала, бодрствуя, в ожидании часа, когда можно будет позвонить этому таинственному мужчине.Джулия задремала, но скоро очнулась, не понимая, где она и что с ней. Какое-то время она пыталась осознать, где находится. Густая тьма сельской ночи пугала ее, она понятия не имела, который теперь час. Заспанная, она даже не стала искать выключатель настольной лампы, накинула на плечи коротенький халатик, нащупала в темноте дверную ручку и щелкнула выключателем только после того, как распахнула дверь.В тусклом свете, выбивавшемся из-за ее двери, она прошла по второму этажу до ванной комнаты. Там в ярком свете лампы она привела себя в порядок, помыла руки, протерла водой глаза и выключила светильник. Когда она вышла из ванной, глаза уже привыкли к полумраку, и девушка проснулась окончательно. Опираясь на стенку, она спустилась вниз.В гостиной Джулии пришлось перешагивать через валявшиеся на полу обертки с коробками от рождественских подарков и пустые винные бутылки. Пробравшись к дивану, она села, положив себе на колени телефон. После пятого гудка она уже решила было повесить трубку, но именно в этот момент услышала голос Селвина Норриса.— Привет, — сказал он ей.— Это я.— Голос у тебя сонный.— Да уж… Который час?— Четверть.Она и раньше обращала внимание на его типично американскую манеру определять время. Так он что, американец? Вполне возможно.— Без четверти чего?— Два.— Я, должно быть, закемарила. А тебя я не разбудила?— Нет.— Врешь. К чему эта срочность? Что-то из ряда вон выходящее?— Мне надо знать, Проныра. Я должен понять, на каком ты свете.— О, боже! Ты… ты так меня злишь! Что значит, на каком я свете? Я здесь вообще-то в темноте сижу.— Тише говори, — сказал он.— Ты мне рот-то не затыкай! Ты себе в голове что-то напредставлял, о чем я понятия не имею, а теперь спрашиваешь меня, на каком я свете. Ты что, считаешь, что я твоя новая поклонница, на все готовая ради твоих чертовых прихотей?— Тише.— Сам тише! Два часа ночи, я устала как собака. Что ты от меня хочешь? В чем, собственно, дело?Ей не нравились ее ноги, особенно пальцы на ногах. Она сжала большой палец на ноге и держалась за него, пока разговаривала. «Пальцы у меня слишком длинные», — подумала Джулия.— Положение изменилось, — сказал Селвин.— Что изменилось?— Обстоятельства.— У меня, Селвин, все по-прежнему. Я провожу Рождество в том же самом сельском доме, с теми же шизанутыми старыми грымзами, погрязшими в тех же самых мелочных дрязгах. Мне бы очень хотелось изменить мои обстоятельства. Но мне с этим как-то не везет.— Мне не нужно, чтобы ты дала мне ответ прямо теперь.— Очень плохо, один ответ я могу тебе дать прямо теперь. — «Своды стоп у меня очень плоские», — мелькнула в голове мысль.— Сначала подумай хорошенько, развитие событий ускоряется. В одном нам повезло, с другим возникли проблемы. Нам нужно усилить вовлеченность в ход событий.— Селвин…— У меня есть сейчас для тебя местечко, Джулия. Вполне безопасное. Потрясающее. В самом центре событий. Ты представить себе не можешь, какие оно сулит приключения! Мир будет у твоих ног. Вот о чем я тебя спрашиваю… Посмотри хорошенько на твой сельский дом, пока ты там, приглядись внимательно к своим старикам. Они вполне приличные люди, уверяю тебя, хоть ты и катишь на них бочку.— Это же надо — бочку я на них качу!— Посмотри на них внимательно, Джулия. Каждому мужчине, каждой женщине отпущена лишь одна жизнь. Как им хочется ее прожить? Не тошнит их от собственной жизни? От их жен и мужей? Может быть, они просто устали или выгорели изнутри? Разве не спорят они все время об одном и том же, о чем уже спорили раньше тысячи раз? Неужели тебе все еще слышится страсть в их словах? Если хочешь, стань одной из них, Джулия! Или выбери себе жизнь по душе, которая тебе никогда не наскучит и никогда ты себя в ней не будешь чувствовать ненужной. Тебе никогда не будет казаться, что ты оторвана от мира. Тебя никогда не будет глодать тоска о том, что жизнь прошла мимо.— Ты что, белены объелся?!— Оглядись вокруг себя, Джулия. Вот все, о чем я тебя пока прошу. Пока ты там, подумай, какая тебя ждет жизнь. Подумай о том, что тебя ждет.— Ты просто спятил! Куда тебя заносит? Какого черта я вообще с тобой разговариваю? — «У Меня походка, как у хромой утки. Ступни у меня утиные, а коленные чашечки страусиные».— Ты со мной говоришь потому, что я тебе предлагаю то, чего больше тебе никто никогда не предложит! Это, Джулия, твой шанс жить полной жизнью. Полной событиями. Нужной людям. Важной для других. Я тебе предлагаю шанс не увязнуть в трясине жизни, а жить на гребне волны. Может быть, ты сможешь от него отказаться, может быть — нет. Вот это мне и надо знать. Единственная разница между сегодня и вчера состоит в том, что теперь мне надо об этом знать скорее.— Почему? Что изменилось? Что стряслось, Селвин? — «Ну объясни же мне хоть что-нибудь толком, что угодно».— Я не могу тебе этого сказать, Джулия.— Ты невыносим! Если ты не можешь мне ничего сказать, я не могу тебе ничем помочь.— Пока ты снаружи пытаешься заглянуть внутрь, я не могу тебе ничего объяснить.— Тогда хотя бы намекни.— Намекнуть?— Ты же умный человек. Я уверена, ты сможешь это сделать, не нарушив своей дурацкой секретности.— Ладно, я тебе попробую намекнуть. Это имеет отношение к Санта-Клаусу.Джулия вслушивалась в далекий приглушенный гул телефонной линии.— Джулия…— Ему кто-то всадил в спину крюк для подвески туш. Об этом говорили по радио.Теперь она слышала в трубке глубокое дыхание Селвина Норриса. Она выдержала паузу.— Я никак не предполагал, что об этом сообщат по радио, — в конце концов ответил он. — Как я тебе сказал, события стали развиваться быстрее. Я понимаю, Проныра, у тебя нет большой охоты ввязываться в эту авантюру. Но ты смышленая, сама все понимаешь, сама во всем разберешься, поэтому ты так для меня важна. А на поклонниц у меня времени нет, и роль гуру меня вовсе не прельщает. Мне нужны думающие люди, твердо стоящие на ногах и — главное — преданные делу. В детали я вдаваться не могу. Единственное, что ты должна знать, — из игры можно выйти в любой момент. Надо будет просто сделать большой шаг назад. Но для этого сначала нужно сделать малюсенький шаг вперед. Сделай этот шаг, а потом решай сама. Подумай об этом, Джулия. Хотя бы это ты можешь мне пообещать?В этот момент ей очень захотелось, чтобы вместо телефонной трубки в ее руке была его шея и она могла бы его придушить.— О чем я должна подумать, Селвин? О какой-то расплывчатой общей идее, про которую мне ничего неизвестно? Подумать, как мне стать храбрым охотником, который выслеживает злодеев и негодяев? Ты уж меня извини, но если ты просишь меня подумать, Селвин, ты хоть скажи, о чем мне надо думать.— Санта-Клауса убили. Этот паренек был твоим ровесником. Задай себе вопрос: хотелось бы тебе, чтобы его убийцы остались безнаказанными?— Алло! Алло! В общем так, Селвин Норрис, хватит витать в облаках! Это не имеет ко мне абсолютно никакого отношения!— Твое отношение к этому самое непосредственное.— С чего бы это? Объясни!— Если ты будешь работать над этим вместе со мной, Проныра, убийцы паренька будут арестованы. Если нет, они останутся на свободе. Все проще простого. В данном случае справедливость зависит от тебя.— Как же ты умеешь осложнять жизнь! Ты даже отдаленно себе этого не представляешь!— Правда, Проныра, редко бывает удобной.— Черт бы тебя побрал! Я не могу вдаваться в философские рассуждения, не зная, о чем рассуждать.Селвин Норрис тихо усмехнулся.— Что здесь смешного?— Ты сама. Твоя бурная реакция.— Очень рада, что смогла тебя развеселить.— Подумай об этом, Джулия.— Да-да, Селвин.— Подумай на досуге.— Спокойной ночи, Селвин.— Спокойной ночи, Проныра. Если ты ищешь новогоднее решение…— Спокойной ночи, Селвин.Какое-то время Джулия сидела на диване в глухой тишине сельского дома. Она выключила торшер. Сонливость ее как рукой сняло, но делать ничего не хотелось, даже пальцем пошевелить не было желания. Соскользнув с дивана на пол, она так и сидела в кромешной темноте, прислушиваясь и размышляя. Больше всего злило то, что она не могла найти аргументы, опровергающие его доводы. Здравый смысл подсказывал ей, что от этого человека надо бежать сломя голову и как можно дальше. Но ее прельщало все, о чем он говорил. У нее не было нужды оглядываться по сторонам — уже много лет и без того было ясно, что и родители ее, и их новые спутники жизни, и другие люди постарше играли свои роли без энтузиазма, без вдохновения, без намека на преданность тем идеалам, которым когда-то они горели желанием служить. Ферма эта по замыслу должна была стать поселением альтернативного жизненного уклада, а вместо этого превратилась в гимн измены ему, в предательство былых ценностей и надежд. У Джулии снова возникло такое ощущение, будто ее куда-то затягивает, как в омут. Она отчетливо понимала, что Селвин Норрис умело играет именно на этих ее чувствах.Но больше всего ее злило и пугало, что она позволяла ему это проделывать с собой. Ей самой этого хотелось! Ее сильнее тянуло к неведомому, чем к известному. Тайна брала верх над обыденностью. Риск побеждал благоразумие. Черт бы его побрал! Он знал, как ее обработать.ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯВТОРНИК, 28 ДЕКАБРЯВ рождественские каникулы мальчик по имени Даниель шел на ближайший каток поиграть в хоккей. Коньки он перекинул через плечо, в руках держал клюшку, которой гонял шайбу. Одиннадцатилетнему пареньку больше нравился футбол, но зимой ему оставалось только бить по шайбе на тротуаре. Иногда шайба попадала в сугроб, тогда он доставал ее оттуда клюшкой. Ему казалось, что клюшка только на это и годится. Хоккей был не его игрой, и на льду он не всегда себя чувствовал уверенно, но другие мальчишки знали, что он отлично играет в футбол, поэтому никогда над ним особенно не подтрунивали.Улица в восточной части города, по которой шел Даниель, вела к центру. С обеих ее сторон стояли дешевые двухэтажные домики с шаткими лестницами, поднимавшимися сразу на второй этаж. Район был густо заселен, в основном здесь жили большими семьями. Было восемь утра, люди, собиравшиеся на работу, прогревали уткнувшиеся в сугробы машины. Одним из них был на удивление хорошо одетый коротышка, который совсем не походил на жителя этого квартала. Он, должно быть, заехал сюда на ночь проведать подружку. Даниель не знал, да и дела ему никакого не было до того, что этот мужчина, пославший ударом ноги его шайбу обратно, был врачом, частным образом лечившим байкеров из «Ангелов ада». Когда шла война, у доктора было много работы. Даниель принял вызов, сделал финт ногами и забил гол, пустив шайбу мужчине между ног. Доктор улыбнулся, достал из кармана пальто ключи и сел в свою «тойоту-камри».Шайба улетела в сугроб, и Даниель пошел ее откапывать, хотя не заметил точно, куда она попала, проскользнув между ног мужчины. Ему показалось, что он ее нашел, и мальчик ткнул клюшкой в сугроб, но это оказалась льдинка, отбить которую было непросто. Мальчик стал бить клюшкой по льду, чтобы достать какой-то черный предмет, лежавший под ним, потом засунул под льдину конец клюшки и надавил на нее изо всех сил. Льдина откололась, шайба подскочила в воздух и приземлилась на капот машины.Доктору это не понравилось. Он открыл дверцу, встал одной ногой на мостовую и наполовину высунулся из машины. Он сделал мальчику замечание, чтобы тот не шалил. Даниель извинился, а потом взобрался на сугроб, спустился с другой его стороны и увидел, что шайба лежит на дороге. Мужчина сказал, что шайба могла поцарапать машину и что ему очень повезло, что этого не случилось. Даниель крепко ухватил клюшку и аккуратно повел шайбу мимо мужчины и его машины.Доктор так и не вставил ключ в замок зажигания. Ему было не суждено снова хлопнуть дверцей автомобиля. «Тойота» взорвалась именно в тот момент, когда Даниель с ним поравнялся. Взрыв уничтожил их обоих.В отчете «Росомах» отмечалось, что бомба была взорвана с помощью устройства дистанционного управления, что «Рок-машина» так решила расправиться с одним из сторонников «Ангелов ада», что убийца мог подождать, пока мальчик не отойдет на безопасное расстояние или пока машина не тронется в путь. Но ему не было до этого дела.В тот же день в связи со сразу же развязанной шумной общественной кампанией протеста «Росомахам» был предоставлен бюджет, который они запрашивали. За всю историю Канады ни одной правоохранительной организации никогда не выделялось столь щедрых бюджетных ассигнований. Вместе с чеком они получили ультиматум — сломать хребет байкерским бандам.Вот теперь наконец, говорили «Росомахи», преступники лишились своего ложного обманчивого блеска, и общественное мнение в конце концов повернулось против них. Люди, охваченные печалью и яростью, требуют справедливого возмездия, разве не так?Неофициальный представитель «Ангелов ада» заявил, что члены его банды никогда бы на такое не решились, никто из них не поднял бы руку на невинного ребенка. А «Рок-машина», продолжал он, слишком тупа, чтобы ей верить, и слишком тупа, чтобы ей позволили жить.Через несколько дней, к удивлению «Росомах», простые люди на улицах стали ждать возмездия, но не от них, а от «Ангелов ада».ГЛАВА ПЯТАЯСРЕДА, 29 ДЕКАБРЯОни ехали по небогатому кварталу, раскинувшемуся к юго-западу от центра города. Улицы, сузившиеся из-за сугробов, с обеих сторон были заставлены машинами, похожими на снежные домики. За машинами теснились ряды домов красного кирпича, разделенные на жилые секции двух- и трехэтажных квартир с упертыми прямо в тротуар шаткими лесенками с истертыми деревянными ступенями и изношенными чугунными перилами. Снег на некоторых лестницах был плотно утрамбован, кое-где его счистили лопатами. Разномастные балконы были завалены снегом, кое-где они покосились и подгнили от времени, окна были заклеены пленкой или заложены газетами, чтобы меньше дуло. С крыш стариковскими седыми патлами свисали разнокалиберные сосульки. Из сугробов сучковатыми часовыми вверх торчали голые деревья, кроны которых почти касались проводов, тянущихся от столба к столбу. Некоторые окна на фасадах домов украшали рождественские гирлянды выключенных разноцветных лампочек в форме квадратов, окружностей или звездочек, чтобы веселее было разгонять темень долгих зимних ночей. Люди, стоявшие на автобусных остановках или шагающие по занесенной снегом улице, выглядели продрогшими, сутулились и прятали шеи в воротники.— Напомни-ка мне еще раз, как его зовут. — Санк-Марс сидел на переднем сиденье рядом с Биллом Мэтерзом, который на этот раз вел машину. Обычно за рулем он обдумывал текущие проблемы, но в тот день дорога была так тяжела, что времени на раздумья не оставляла.— У вас проблема с именами, — заметил Мэтерз.— С французскими именами у меня все в порядке.— Акоп Артинян. Это просто запомнить. — Мэтерз повернул на еще не расчищенную от снега боковую улочку. — Это тот гараж?— Должно быть, — без особой уверенности ответил Санк-Марс.Над закрывающей въезд в автомобильную мастерскую широкой дверью, опускавшейся прямо на тротуар, висела вывеска, оповещающая прохожих о том, что это заведение называется гараж «Сампсон» и специализируется оно на кузовных работах с машинами иностранных марок.— Сначала посмотрим или сразу пойдем?— Паркуй машину. Посидим пару минут.Эмиля Санк-Марса заинтриговал вид мастерской, которая на первый взгляд выглядела совершенно невинно. По всей видимости, предприятие было вполне легальным, хотя и не очень заботилось о рекламе. Не было никаких объявлений о скидках на рихтовку крыльев, перебортовку колес, установку неоновых подсветок для номеров. Он вспомнил о пареньке, убитом вчера. В управлении это событие всех опечалило и возмутило, но никакие эмоции не могли вернуть мальчика к жизни.Мэтерз время от времени косился на начальника.— Что у тебя на уме, Билл?— Так, ничего. Не обращайте внимания.— Ладно, давай колись. Выкладывай, о чем ты думаешь.— Все пытаюсь понять, что мы здесь делаем…Санк-Марс видел, что напарник нервничает. Ногти он не покусывал, но все время подносил их к губам.— Ты хочешь сказать, что это дело нас не касается?— Что-то в этом роде.— А тебе самому это разве не интересно?— Как вы сказали, это не наше дело.Санк-Марс, казалось, не собирался особенно распространяться на эту тему.Впечатление было такое, что в гараже все вымерли. Перед тем, как он снова заговорил, прошло не меньше минуты, и когда это случилось, голос у него был настолько серьезным, что Мэтерз внимательно ловил каждое слово начальника.— Как-то вечером мне позвонили и сказали пойти в одну забегаловку в восточной части города. Мне нужно было прийти туда, сесть за стол, сделать заказ, потом посмотреть на парнишку, сидящего за столиком под часами. Я сделал все, что мне было сказано. Ему надо было сделать вид, что понадобилось сходить в сортир, а потом уйти из того кабака. По дороге он должен был задержаться, чтобы надеть шапку и перчатки. И остановиться для этого он должен был именно у столика, стоявшего справа от него, где сидели парни, на которых я давно уже точил зуб за уличные грабежи и разбои. Эти парни, Билл, натворили много зла. Они не только грабили своих жертв. Они били их пистолетами, угрожали ножами, причем всегда это были старики — и мужчины, и женщины. Мой информатор должен был уйти из забегаловки, а мне надо было оставаться там, где я сидел. Так я и сделал. Потом я арестовал всю эту мразь. А парнем, который сидел под часами, был Акоп Артинян, хотя тогда я понятия не имел о том, как его зовут. Ты помнишь, Билл, ту ночь, когда мы его нашли? Ту записку, которая болталась у него на груди? «Веселого Рождества, М5». Это я — пятое марта [8]. Когда моим врагам — особенно французам — хочется специально подчеркнуть их ко мне презрение, они произносят мое имя на английский манер. Вот поэтому, Билл, у меня к этому делу особый интерес.Мэтерз кивнул.— Вы говорили об этом следователю из убойного отдела?— Я ничего Лапьеру не говорил и тебе буду очень признателен, если будешь с ним держать язык за зубами. Мы, Билл, это дело добьем. Хоть это и не официально, мы с него не слезем. — Санк-Марс бросил на напарника пристальный взгляд, пытаясь понять его реакцию.— Если управление вы берете на себя, я буду нем как рыба.— С управлением я все улажу.— А причем здесь Лапьер? Вы что-то против него имеете? Я его почти не знаю, но он может устроить нам веселую жизнь за то, что мы вмешиваемся в его расследование…Работая с Санк-Марсом, молодому полицейскому не следовало бы лезть в эти проблемы. Внутренние сложности в отделе никак не были связаны с существовавшими там порядками. Билл Мэтерз всегда с уважением относился к установленным порядкам и правилам, хотя допускал, что в интересах дела их иногда можно обходить. Его мучила не столько сама по себе эта моральная дилемма, сколько собственное отношение к ней.— Расслабься. Он исполняет свой долг. Сегодня похороны мальчика. Лапьер должен быть там.Мэтерз усмехнулся краем губ.— У вас все продумано.— Пойдем.Они вышли из машины и направились к гаражу «Сампсон». Боковая дверь в контору оказалась запертой. Но внутри горел свет, доносились звуки радио.Мэтерз позвонил в дверь. Звуки радио стихли.Младший детектив еще раз нажал кнопку звонка. Теперь они услышали, как кто-то идет по длинному коридору. Подойдя поближе к двери, человек крикнул им по-английски, чтоб немного подождали. Они увидели молодого парня со связкой ключей в руках. Ему надо было отпереть несколько замков.— У вас здесь что, Форт-Нокс? — спросил по-французски Мэтерз, как только распахнулась дверь.— Что? — по-английски переспросил молодой человек. На нем была грязная роба механика, а на ногах — ботинки со стальными накладками на мысках, чтобы случайно не повредить ноги.— Не бери в голову. — Мэтерз откинул полу куртки, и на брючном ремне блеснул полицейский значок. — Полиция. Мы бы хотели пройти, задать тебе несколько вопросов.Парень быстро отступил на пару шагов. Санк-Марс, следовавший за Мэтерзом, кивнул ему, потом внимательно оглядел помещение.— Ты здесь один? — спросил Мэтерз механика. Он широко улыбнулся, как бы давая парню понять, что ему можно абсолютно доверять.— Да.— Как тебя зовут?Малый был симпатичный, темноволосый, худой. Мэтерзу подумалось, что Санк-Марс не счел бы такую внешность криминальной. Его вид скорее вполне соответствовал облику автомеханика. Девушки, должно быть, назвали бы его прическу хоккейной — сзади и сверху волосы были длинными, а сбоку — короткими.— Джим Коутес. Вы из-за Акопа пришли?— Ты знаком с Акопом Артиняном?— Да, он здесь работает. Точнее… Я хотел сказать, работал. Поверить не могу, что его убили. Одуреть можно. Такой пацан нормальный. Никому такого не пожелаешь, что с ним сотворили. Одного понять не могу — зачем ему надо было одеваться в костюм Санта-Клауса?— Вы были друзьями?— Вроде того… Не так, чтобы очень, знаете, мы же вместе работали.— Здесь?— Да, в гараже.— Чем он занимался?— Он был механиком. Я — по жестянке, он — по движкам. Санк-Марс слушал, как парень отвечает на вопросы Мэтерза, пытаясь понять, что кроется за его словами. Он был явно взволнован, возбужден, казался нервным, но не напуганным. Не спрашивая разрешения, Санк-Марс решил пойти осмотреть в мастерской все закоулки, чтобы составить себе о ней общее представление.— Сколько времени ты был с ним знаком, Джим? — спросил Мэтерз. Он вынул ручку и блокнот, чтобы записывать ответы парня.— Я здесь где-то месяца три работаю, что-то около того. Как пришел сюда, так с Акопом и познакомился. Мы с ним особенно тесно не общались, нигде вместе не тусовались, но за обедом и просто так часто болтали.— Вы не вместе работали?— Я же говорю, он механиком был, а я все больше по жестянке. Я когда работаю, мне не до болтовни.— А где остальные? Почему ты здесь один?— Рождественский отпуск.— Но машины и в Рождество бьются, разве не так?— Шеф нам всем неделю дал.— Кроме тебя.— Не повезло. Я здесь меньше других работаю. Мне еще пару машин надо сделать, но главное — хозяину нужно было, чтобы кто-нибудь здесь постоянно торчал и говорил клиентам приходить через неделю.— Тебе не показалось странным, Джим, что он закрыл мастерскую именно теперь? В такую погоду машины бьются особенно часто.— Пожалуй, вы правы. Да, наверное.Мэтерз прошел по помещению между столами, шаря глазами по разбросанным на столах заказам и накладным. Беспорядок был такой, как будто всех сотрудников внезапно сдуло ветром. Ему было интересно, попытается ли молодой человек его остановить, но тому, казалось, это было до лампочки.— А что, у вас здесь каждый год сотрудников отпускают в отпуск на Рождество? Вам об этом сообщают заранее? Или хозяин неожиданно всем об этом сказал?— У нас были выходные перед Рождеством, на Рождество и на «Боксинг дэй» [9]. Потом, когда мы узнали про Акопа и все такое, нам позвонили и сказали, что вся неделя будет выходная. А мне он сказал зайти в гараж. И сам хозяин сюда пришел. Мы обслужили нескольких клиентов, а другим сказали заехать попозже.— Значит, с отпуском получился сюрприз. То есть о нем вам сказали в последний момент.— Вроде того. Хотя этот сюрприз был не для меня. Но неделя и у меня прошла спокойно.В контору вернулся Санк-Марс.— Я там видел только одну машину, — сказал он.— Да. Мы же закрыты.— У Акопа здесь были друзья? — спросил Мэтерз.— Он все больше был сам по себе. Хозяину он нравился. Иногда они вместе куда-то ходили. Правда, остальные немножко того… понимаете, немножко косо на это поглядывали.Санк-Марс прошел по комнате в примыкавший к ней кабинет хозяина и взял там с небольшого подноса визитную карточку.— Твой хозяин — Каплонский?— Да, сэр, — ответил парень.Теперь он явно забеспокоился. Вопросы, видимо, отличались от тех, которые он ожидал. Он все еще надеялся, что узнает какие-то подробности, чтобы поделиться с товарищами по работе.— Что это за фамилия, — поинтересовался Санк-Марс, — тоже армянская?— Польская, — блеснул эрудицией Мэтерз.Санк-Марс снова подошел к ним.— Значит, тебя оставили здесь за главного? — спросил он Коутеса.— Да, сэр.— Ты, должно быть, тут большая шишка, если тебя за главного оставили.— Нет, как раз наоборот. Я здесь ниже всех по рангу — всем остальным дали отпуск.— Должно быть, все остальные его заслужили. Как думаешь?— Да, сэр. То есть я хотел сказать, нет, сэр. — Теперь парень нервничал уже не на шутку.Санк-Марс грозно вытянул шею, хотя и без этого был на голову выше жестянщика, приблизился и стал пристально рассматривать собеседника сверху вниз.— Где ты здесь обычно работаешь? Когда радио не слушаешь и «Пентхауз» не почитываешь там, сзади, как ты делал, когда мы позвонили в дверь? Где твое рабочее место?— Там, сзади.— В кузовном цехе? Где стоит тот «бьюик»?— Да, сэр.— Ты с какими там машинами работаешь?Молодой человек пожал плечами.— Со всякими. С битыми тачками.— Каких марок?— Всех.— В основном с новыми или со старыми?— Не знаю. Старых, должно быть, больше. Иногда и с новыми.— А в передней части мастерской, где ты не работаешь, там какие обычно ставят машины?Парень снова пожал плечами.— Разные.— А как тебе все-таки кажется, какие именно?Видимо, ему все меньше нравилось то направление, в котором его вели задаваемые вопросы.— Больше, должно быть, немецкие, откуда мне знать.— «Мерседесы»?— Да, сэр.— БМВ?— Да, сэр.— А японские тачки? «Лексусы», например?— Да, я и такие здесь видел.— Здесь, если я правильно понимаю, все машины новые?— Вроде да.— Сделай мне одолжение, — строго сказал ему Санк-Марс, — отвечай без всяких «вроде».— Это просто выражение такое.— Мне не надо, парень, чтоб ты здесь выражался. Просто отвечай на мои вопросы.Коутес старался держаться спокойно, но Мэтерз видел, что у парня внутри нарастает возмущение тоном задаваемых вопросов. Он постоянно бросал взгляды на молодого полицейского, как будто искал у него защиты.— Какие проблемы были с теми машинами, с которыми здесь работали?— Механические. Точно не знаю. Это не по моей части. Вроде что-то регулировали.— «Регулировали», — передразнил его Санк-Марс. — Слушай, парень, если бы у тебя был новый «мерседес-бенц», ты повез бы его в эту дыру вашу поганую, в этот крысиный район, чтобы его тебе здесь регулировали? Раскинь мозгами!Жестянщик перевел взгляд с Санк-Марса на Мэтерза и обратно. Потом упер глаза в пол.— Наверное, нет, — сказал он.— Каждый день к вам сюда загоняют и от вас забирают краденые тачки, так, сынок?Джим стоял, понурив голову.— Эй, я тебя спрашиваю!— Не знаю, — ответил он. — Я работаю со старыми машинами. С клиентами своими разговариваю. Их машины не ворованные.— Сейчас у нас не о жестянке речь. Нам всем ясно, что это только для отмазки. Мы говорим о тех тачках, которые пригоняют в эту часть гаража. О тех, которые обслуживаются в первую очередь. Вот о каких. Или для тебя новость, что они угнанные? Парень опять пожал плечами в присущей ему манере.— Не знаю, — повторил он.— А что ты знаешь?На этот раз он расправил плечи.— Я ничего не знаю об угнанных машинах. Честно. Я в другом конце гаража занимаюсь жестянкой.— Парень, который работает на шайку автомобильных воров, может напороться на крупные неприятности.На этот раз Джим Коутес поднял руки, будто пытался защититься. Взгляд его бегал по сторонам, но посмотреть в глаза полицейским он не решался.— Я к этому не имею никакого отношения. У меня долго не было вообще никакой работы, а потом я эту получил. Я делаю свое дело, и все.— Протяни руку, — приказал ему Санк-Марс.— Что?— Ты что, глухой? Руку вперед вытяни!Парень вытянул левую руку. Он держался нерешительно, как провинившийся ученик в кабинете директора школы.Санк-Марс вынул свою руку из кармана куртки и положил в ладонь Джима несколько небольших прямоугольных металлических пластинок.— Теперь, парень, рука у тебя грязная. Скажи мне, что ты в ней держишь?Джим взглянул на то, что получил от Санк-Марса.— Ах, черт! — вырвалось у него.— Скажи мне, что у тебя там в ладони.— Вы сами знаете, что это такое.— Я хочу услышать это от тебя.— Идентификационные номера автомобилей.— Точнее говоря, идентификационные номера угнанных машин. Так я говорю?— Послушайте, когда я сюда пришел, хозяин спросил меня: «Работать можешь?» Я сказал: «Да». Тогда он меня спросил, умею ли я держать язык за зубами. Я ответил: «Конечно». Вот и все. Больше я ничего не знаю.— Ну, давай, потрогай их, потри их пальцами. Мне надо, чтобы на этих пластинках твои пальчики были очень четкими. Давай, делай, что тебе говорят!— Не хочу, — тихо ответил Джим.— Если ты делаешь то, что тебе говорит вор, черт возьми, можешь выполнить и то, что велит полицейский! — Парень сделал то, что ему было сказано. Санк-Марс поднял клапан и раскрыл карман куртки. — А сейчас клади их мне в карман. — Джим положил. — Хорошо. Теперь твоя песенка спета. Хотя я это пока только предполагаю. Это выражение такое.Жестянщик угрюмо молчал.— Что вы собираетесь делать? — шепотом спросил он.— Вопрос сформулирован неверно, — вмешался Билл Мэтерз и сделал шаг в сторону парня так, что Санк-Марсу пришлось отступить назад. — Он состоит в другом: что теперь собираешься делать ты? Тебе не кажется, Джим, что ты слишком много знаешь?— Я вам уже сказал, что ничего не знаю о том, что здесь происходит.— А ты не думаешь, что Акоп Артинян знал слишком много?— Может быть, — допустил он после недолгого раздумья.— Знаешь, что с ним случилось? Его переодели в костюм Санта-Клауса, сломали ему шею и проткнули крюком для мясных туш. Это я его нашел подвешенным в том шкафу, куда его упрятали. Не самое приятное зрелище. Ну что, Джим, теперь до тебя доходит что-нибудь или нет? Ты знаешь, что работаешь на банду угонщиков. Можешь себе представить, насколько это опасно. Будь я на твоем месте, я бы начал себе подыскивать другую работу. Такую, где было бы побольше льгот. Местечко, где не мочат за то, что ты знаешь чуть больше, чем от тебя требуется. Найди себе, Джим, такую работу. Потом подай за две недели господину Каплонскому заявление об увольнении. Если бы я был на твоем месте, я бы обязательно так поступил.— Вот, — вмешался Санк-Марс, — я взял карточку Каплонского, а ты возьми мою. Если когда-нибудь тебе покажется, что и тебя в скором будущем ждет мясной крюк, можешь мне позвонить. А пока иди включи свое радио и листай себе свой «Пентхауз». Нам здесь надо кое-что посмотреть. А ты обо всем этом напрочь забудешь. Ведь так?— Да, — не стал спорить Коутес.— Хорошо, — ответил Санк-Марс. — Запиши его адрес и телефон, — сказал он Мэтерзу.— Начинай новую работу искать, — повторил парню Мэтерз, записав его координаты. — Работу найти нелегко, но сейчас у тебя есть стимул. Тебе легче будет, чем раньше. Работа в этом гараже добавила тебе опыта.Оба полицейских стали выдвигать ящики столов и просматривать бумаги. Санк-Марс медленно рылся в папках, помеченных буквами «П» и «С». Потом он взялся за обследование телефонов и настольных ламп, а Билл Мэтерз стал проверять нижние панели столов и ящиков и нашел там микрофон.Санк-Марс приложил палец к губам. Обсуждать значение этой находки надо было в другом месте.Довольные результатами полицейские крикнули что-то на прощание Джиму Коутесу и ушли.На улице Мэтерз спросил:— Кто-то из наших?— Есть другие варианты?— Во-первых, его мог поставить кто-то из наших. Во-вторых — кто-то из них, чтобы следить за своими людьми. В-третьих, что менее всего вероятно, кто-то из другой банды.— В-четвертых, — добавил Санк-Марс, — его мог туда поставить Акоп Артинян или тот, на кого он работал. Мой информатор, например. Тот человек, который время от времени подбрасывает мне ценную информацию. В гараже работал Акоп — отсюда основания для такой версии. Мог его поставить и кто-то из наших. Жучок настолько прост, что тот, кто его поставил, должен был сидеть на бюджете. Это могли быть как наши, так, думаю, и кто угодно другой. Другая банда? Как ты сказал, это маловероятно. Мы его нашли в помещении для сотрудников, так? Кому надо знать, о чем болтают секретарши? Может быть, хозяину? Я уверен, что мой информатор, будь у него выбор, поставил бы жучок в кабинете хозяина. И наш человек тоже. Поэтому скорее хозяин шпионил за сотрудниками, чем мой контакт или полиция.Мэтерз открыл переднюю дверь машины и сел на место водителя. Он распахнул другую дверь перед Санк-Марсом, потом включил двигатель. Колеса прокрутились на обледеневшем снегу, и они выехали на улицу. В окне конторы гаража виднелся силуэт наблюдавшего за ними Джима Коутеса.— Вы нашли что-нибудь в документах? — спросил Мэтерз.— Вполне хватает, чтобы вернуться сюда с ордером.— Это радует. Что у нас дальше, Эмиль?— Надо его пальчики отдать на проверку. Думаю, он чист, но проверить не мешает. Позднее мы навестим семью Артиняна. Надо засвидетельствовать им свое уважение, разделить их горе. Ведь это мы нашли их сына.— Звучит убедительно. У вас, Эмиль, это должно хорошо получиться. Но как мы потом будем объясняться в управлении?Санк-Марс улыбнулся.— Тебя постоянно волнует этот вопрос.— Потому что я в другой весовой категории.— Это дело гроша ломаного не стоит. Мы ведем расследование по банде угонщиков и через неделю-другую ждем хороших результатов. Пока готовимся к операции под эгидой управления, которому достанутся все лавры. А на следующей неделе или через неделю, когда будет проводиться операция, они либо слиняют, либо останутся. Тогда мы сможем выйти на след того, кто поставил жучок.Окиндер Бойл, одолеваемый гриппом и изрядной жалостью к себе, валялся на матрасе в самом плачевном состоянии. В городе — как кара небесная — стояла лютая зима и бушевала эпидемия азиатского гриппа. У Бойла хватало сил только стонать, о работе и речи идти не могло.Раздавшийся стук в дверь окончательно его доконал.Пришлось встать, и он сильно закашлялся. Сам факт, что он вообще стоит на ногах, мог довести его до апоплексического удара.— Хватит тебе притворяться, — раздался громкий голос из коридора.Его редактор. Окиндер не знал, как относиться к человеку, которому доставляло удовольствие грубить. И в раздражении, и в радости манера его поведения была одинакова. Бойл отворил дверь.— Господи, — сказал гость. Его звали Гаро Богосян, он впервые решил нанести визит одному из своих репортеров. Скромность этого жилища, граничащая с нищетой, неприятно удивила редактора. — Да, платим мы тебе явно недостаточно… Бойл, ты выглядишь отвратительно. Высморкайся, черт тебя возьми. И даже не думай на меня дышать!— Что вы здесь делаете, Гаро?— Пришел посмотреть, как ты здесь кантуешься. А ты что подумал?Окиндер Бойл прижал руку к раскалывающейся от боли голове. Он хотел только одного — хоть немного еще продержаться на ногах. Его сильно шатало.— Посмотрели? Теперь можете идти.— Ты и впрямь не притворяешься. Честно говоря, я так и думал. Считал тебя сопливым слизняком, который ловит все микробы, что носятся в воздухе. Я, Бойл, пришел к тебе по делу.Репортер был вынужден сесть. Он свалился на ближайший стул и застыл.— Я сейчас ни о чем не могу говорить. Подождите немного, пока мне не полегчает.— Я здесь был неподалеку, решил к тебе заскочить. Скажу, что собирался, потом уйду.Богосян склонился над журналистом. Ему было где-то под пятьдесят, растрепанные волосы торчали во все стороны, причем с боков они были гуще, а на макушке — реже. Брови у него были внушительными, на носу сидели очки с толстыми линзами. Обычно он выглядел так, будто спал в одежде, но сегодня на нем безукоризненно сидел дорогой костюм.— Меня может вырвать.— Даже не думай об этом. Продержись еще пару минут, ты же мужчина.Бойл лишь поднял на него глаза — он был слишком слаб, чтобы спорить.— Гаро, я не шучу. Мне гораздо хуже, чем вы можете себе представить. Помогите мне лечь. Я никогда ни о чем вас не просил. Помогите мне лечь, иначе меня стошнит.Богосян недооценил его состояние. Редактор крепко обнял репортера, помог ему сделать несколько шагов и мягко опустил его на матрас. Потом оглядел убогую квартирку. Это была однокомнатная нора, которую даже нельзя было назвать квартирой, с электроплиткой и холодильником размером с пишущую машинку. Небольшая дверь вела в закуток с унитазом, раковиной и душем. У Бойла ничего не было, кроме рассохшегося шкафа, письменного стола, компьютера, массы книг, составленных в пачки, кучи бумаг и продавленного матраса, стоявшего прямо на полу.— Ты питаешься нормально?В ответ Бойл лишь громко застонал.— А пьешь ты что? Тебе сейчас надо много пить.На этот раз больному удалось покачать головой.— Господи, парень, ты же окочуришься, если не будешь много пить. Я разве не говорил тебе, когда брал на работу, что я редактор, а не мамка да нянька? Ты только посмотри на себя!Богосян открыл холодильник и увидел там два пакета сока, но оба оказались пустыми. Он налил в стакан воды из крана, но вода оказалась мутной.— Не запирай дверь, — приказным тоном сказал он. — Нравится тебе это или нет, но я вернусь через пять минут.Он быстро вернулся и принес с собой кучу соков, лекарств, печенья и супов.— Я тебе, Окиндер, помереть не дам. Я из тебя еще не все дерьмо выбил. Ну как ты, не получше?— Да, — сказал Бойл. Он был настолько бледен, что кожа его даже отдавала в желтизну.— Выпей вот это.— Чего вы от меня хотите, Гаро? Только говорите медленно.— У тебя есть что-нибудь для публикации?— Да, лучший репортаж, который мне удалось сделать. Но я его не закончу, пока не поправлюсь.— Ладно. Это хорошо. Слушай, хочу тебе подбросить еще один сюжет. Я знаю, что ты сам привык искать себе темы, мы ведь так и договаривались. Поэтому прошу тебя заняться этим в качестве личного одолжения. Я больше ни к кому не хочу обращаться с такой просьбой.Здесь недалеко от тебя, на этой же улице — не знаю, слышал ты об этом или уже болел, — в канун Рождества убили одного паренька. Его звали Акоп Артинян. На нем был костюм Санта-Клауса. Ему сломали шею, а потом в спину воткнули крюк для туш так, что он прошел сквозь сердце. Я только что был на месте преступления. Он там жил, или, может быть, он там только умер. Мебели там вообще никакой — еще меньше, чем у тебя. Холодильник нашли совершенно пустым. И одежды не было никакой в том шкафу, где он висел мертвый. Вообще ничего не было — только стол и шкаф. Вот так-то.— Как вы туда попали? — спросил Бойл. Он пытался слушать внимательно, но у него кружилась голова. Заметив, что Гаро Богосян не отвечает, он чуть вздернул подбородок. Мужчина, склонившись вперед, сидел на стуле с прямой спинкой и вертел в руках шерстяную шапку.— Гаро…Редактор прочистил горло.— Я родней ему прихожусь, Окиндер. Акоп — мой племянник. Сын моей сестры. Мы не можем этого понять. Что он делал в той пустой квартире? Почему он был одет как Санта-Клаус? Он был хорошим мальчиком, просто отличным парнем. Кому могло прийти в голову его убить? И еще эта дурацкая надпись, которая болталась у него на груди: «Веселого Рождества, М5». Что это? Я хочу сказать, что все это значит? Ты хорошо знаешь жизнь города, когда ты не занимаешься бездомными, ты ведь пишешь о молодежи. Я очень надеюсь, что тот репортаж, о котором ты говорил, не о бомжах.— Нет, он как раз о них самых. Сочувствую, Гаро, вы пережили такое горе. Не знаю даже, что и сказать… Я себе в страшном сне такое представить не смог бы.Богосян махнул рукой.— Спасибо. Со мной все в порядке. На первый взгляд от этого просто жуть берет, такого просто не может быть. Помоги нам разобраться, пойми, это твоя улица, твой район. Если он в чем-то был замешан, тогда тебе надо будет об этом написать. Но мы хотим знать, в чем здесь дело! Это матери его надо, отцу, мне — я только что был на похоронах. Мне тоже надо знать, в чем здесь дело.Окиндер Бойл представить себе не мог, что увидит когда-нибудь Гаро Богосяна, готового расплакаться. От этого зрелища он даже на время забыл о своей хвори.— Я сделаю все, что смогу. Можете мне поверить.— Спасибо. — Редактор поднялся со стула. — А теперь тебе надо побольше пить. Первый тебе приказ по работе — как можно скорее поправляйся. В этом состоянии проку от тебя никакого. Я тебе здесь печенья разного принес, а на дне пакета — куриный суп с лапшой.— Сколько я вам должен?— Забудь, нисколько. Как-нибудь в другой раз вычту у тебя из гонорара. А сейчас выздоравливай. Я к тебе завтра загляну.— Вы что, — поддел его Бойл, — в няньки ко мне решили податься?Окиндер Бойл слушал, как шаги начальника эхом отдавались в коридоре. Его редактор терпеть не мог открытых эмоций в журналистике, считая их дешевкой, чем-то вроде надувательства. Этот человек безжалостно вырезал из его репортажей все чувства, оставляя лишь голую канву событий. Но когда тот ушел, журналист ощутил помимо собственной боли и страданий, вызванных проклятым гриппом, еще и глубочайшую бездну отчаяния, в которую Гаро Богосян был погружен настолько, что его трудно было узнать.Дом на улице Анвер был простым жилищем рабочего человека, выстроенным в стиле, который был распространен в пятидесятые и шестидесятые годы. Позже от него отказались по трем причинам, создававшим неудобства зимой: крыши у таких домов были чуть скошены и не защищали от снега; въезд в гараж, находившийся в полуподвале, был слишком крутым, зимой по нему зачастую было трудно въезжать и выезжать, да и лестницы, ведущие в квартиру, были небезопасны — со слишком широкими ступеньками, без перил, их надо было постоянно расчищать от снега, сбивать с них лед. За последние дни ступени этого дома истоптали ноги многих людей, и казалось, что снег затвердел от печали. К числу скорбящих добавились теперь и Эмиль Санк-Марс с Биллом Мэтерзом.Через большое занавешенное кружевными шторами окно эркера, нависавшего над гаражной дверью, в гостиную проникал яркий свет. Комната была полна людей. Позвонив в дверь, Санк-Марс увидел сквозь прорезанное в ней окошко, что кто-то идет им открывать.Детектив Мэтерз показал свой значок — полицейских впустил в дом симпатичный худенький паренек лет одиннадцати или двенадцати в отутюженных брюках и белой рубашке с галстуком. Вид у него был угрюмый. Они ждали в тесной прихожей, тронутые горем, воцарившимся в этом доме. Всюду стояли траурные венки и букеты. Смущение детективов усиливало рождественское убранство помещения: в углу гостиной красовалась нарядная рождественская елка, на комоде стоял макет яслей с игрушечными овцами и коровами. На полках рядом с открытками с рождественскими и новогодними поздравлениями стояли карточки с выражением соболезнований. Рождественские и новогодние праздники в этой семье прервала страшная трагедия, и теперь уже никогда в это время года их не будет покидать печаль. Мальчик вернулся и под руку привел отца. Эмиль Санк-Марс ему сразу представился.— Мы уже несколько раз говорили с полицией, — устало сказал мужчина. — Пожалуйста, только не сегодня. Сегодня утром мы похоронили нашего мальчика.— Мы не собираемся допрашивать вас, сэр. И совсем не хотим беспокоить вашу семью. Я пришел сюда, господин Артинян, чтобы отдать вам дань уважения. Мы с моим напарником нашли вашего сына. Мы не работаем в отделе убийств и не занимаемся расследованием обстоятельств его смерти. Но, как я уже говорил вам, поскольку мы его нашли, то сочли своим долгом выразить вам свое уважение и соболезнования.Мужчина кивнул.— Пожалуйста, — сказал он, — проходите. Василий, мой сын, возьмет ваши куртки.Родственники остались с семьей до вечера. Убитая горем мать сидела в кресле, окруженная фотографиями сына и всей семьи в более счастливые времена. Бумажной салфеткой дородная женщина с кругами под глазами утирала слезы, иногда прикладывая ее к носу. Санк-Марс подошел к ней и склонился, чтобы сказать слова утешения, осторожно взяв ее руку в свою. Горе состарило ее на годы. Когда Санк-Марс распрямился в полный рост, ему предложили сесть на диван. Мэтерз устроился рядом. Они согласились выпить по чашечке чая.— Эти люди, — пояснил господин Артинян собравшимся, — были последними, кто видел нашего Акопа живым.Мужчины и женщины, сидевшие в гостиной, с интересом закивали головами, а Санк-Марс в знак протеста поднял руку, желая деликатно возразить. «Ты не прав, — пронеслось у него в голове, — мы не были последними, кто видел его живым, мы были первыми, кто увидел его мертвым». Но даже такое утверждение было бы неверным.— Это не совсем так, сэр. Случилось так, что, выполняя с напарником наш долг, мы его обнаружили. Мы нашли его, сэр.— Да, да, — рассеянно ответил отец, вспомнив, что сказал ему полицейский.В комнате воцарилось молчание, нарушенное вскоре рыданиями госпожи Артинян. Самое страшное испытание для матери и отца, подумал Санк-Марс, — это смерть ребенка.— Госпожа Артинян, — начал детектив, — я уверен, что ваш сын был добрым и справедливым человеком. Я уверен, что он хотел помочь другу, попавшему в беду. Я уверен в том, что для своих друзей он погиб как герой.Рыдания госпожи Артинян стихли. Все собравшиеся в комнате внимательно вслушивались в слова полицейского.Артинян-старший, сидевший в кресле, чуть подался вперед.— Господин…— Санк-Марс.— Господин Санк-Марс, другие полицейские, которые с нами много раз говорили, все время спрашивали, был ли наш мальчик наркоманом, имел ли он дело с преступниками, сидел ли он в тюрьме или в колонии. Мой сын — хороший мальчик! Студент университета! Он ходит в МакГилл [10]! Он не употребляет наркотики. Я им об этом говорю. Они смотрят на меня, как будто я плохой отец, который не знает, что делает его сын. Они думают, он не знает. Акоп приходит к нам на обед каждое воскресенье. Он счастлив. Он говорит о работе, об учебе, о жизни, о друзьях. Я встречаю его друзей. Это не такой мальчик, который рыщет повсюду в поисках наркотиков.— Господин Артинян, вы правы, и я хотел бы перед вами извиниться от имени всего полицейского управления за такую манеру расследования. Работа полицейских — задавать вопросы. Мы должны задавать такие вопросы, но сегодня я пришел сюда сказать, что в этом деле в них нет никакой нужды. Ваш сын был хорошим мальчиком. Он старался помогать другим, но, когда он это делал, что-то пошло наперекосяк. Мы постараемся выяснить, что это было. Мы постараемся выяснить, кем были его друзья, — закончил Санк-Марс, обращаясь к родителям паренька.Собравшиеся стали называть имена, перечислять возможности. Они говорили о соседских ребятах, попадавших в неприятные переделки, и Мэтерз с сознанием долга записывал имена всех, кого они называли. Старший детектив все время держал в поле зрения Василия — мальчика, который открыл им дверь. Он улыбнулся ему, как бы подталкивая на откровенность:— Ты знаешь кого-нибудь, кто мог бы нам помочь? Может быть, брат тебе говорил что-нибудь, что может оказаться для нас важным?Мальчик отрицательно покачал головой. Он сидел на подлокотнике кресла отца и пристально смотрел на полицейского.Хотя никаких конкретных вопросов задано не было, господин Артинян подбадривал собравшихся, побуждал родственников высказывать предположения. До этого расследование убийства его сына носило совсем иной характер — скорее обвинительный, чем помогающий выявить истину, не столько сострадательный, сколько враждебный. А теперь вдруг оказалось, что соображения по этому поводу были у всех, и Санк-Марс прислушивался к каждому.Детектив Мэтерз чувствовал, что всем этим людям надо было выговориться, высказать собственные догадки и мнения об ужасной кончине их дорогого Акопа. В большинстве своем их предположения были совершенно беспочвенными, но он, следуя примеру Санк-Марса, проявлял к каждому из них неподдельный интерес, к каждой реплике относился с уважением.Василий Артинян своих соображений не высказывал. Внимательно следивший за ним, Санк-Марс видел, что он постоянно кивает головой, но в выражении его лица угадывалась непонятная агрессия. Старший детектив воспринял это как намек на то, что им пора уходить.— Вы очень нам помогли. Я обещал вам, что в этот печальный день не буду проводить расследование. Но позже у меня еще будет возможность поговорить с вами. Спасибо за гостеприимство, господин и госпожа Артинян. Еще раз примите мои искренние соболезнования.Василий Артинян принес ему куртку, и Санк-Марс снова обратил внимание на странное поведение мальчика. Он жестом попросил его отца подойти, чтобы сказать ему что-то без свидетелей.— Господин Артинян, я хотел бы, с вашего разрешения, пару минут поговорить с Василием наедине. Для него это большая утрата. Он, должно быть, очень обеспокоен, я хочу его поддержать, поговорить с ним как мужчина с мужчиной.— Вы очень добры, сэр. Конечно, конечно. — Каменщик отошел от полицейского и махнул сыну рукой, чтобы тот подошел. — Василий, Василий, иди сюда.Он провел мальчика и гостя по коридору в спальню и пригласил их войти.— Мне очень жаль, Василий, что с твоим братом случилась такая беда. Тебе, наверное, теперь очень тяжело, — начал Санк-Марс.Мальчик молчал, пристально глядя на стража порядка.— Я так понимаю, у тебя сейчас рождественские каникулы?— Да.— Тебе нравится твоя школа?— Там все в порядке.— Василий, что тебе известно? Ты знаешь что-то, о чем хотел бы мне рассказать?— Вы думаете, что все в моей семье дураки, — сказал мальчик, в его голосе слышалась явная неприязнь.Санк-Марс не ожидал таких нападок.— Я вовсе так не думаю. У тебя замечательная семья, это всем ясно. Почему ты мне это сказал?— Вы сюда пришли и сказали, что хотите выразить нам свое уважение. А на самом деле вы это сделали только для того, чтобы развязать нам языки.Детектив сделал извиняющийся жест рукой, который мог означать, что он просит у мальчика прощения.— Иногда случается так, что полицейский, который во мне сидит, все пересиливает, хоть я и хочу быть как все другие.— Веселого Рождества, М5, - вдруг выпалил пацан.— Что, прости?— Моя мама не говорит по-французски, а папа говорит с ошибками.— Но ты-то французский знаешь хорошо.— Я хожу в школу. М5. Пятое марта. Санк-Марс — это вы. Мой брат… Мы с ним однажды гуляли… Он журнал один увидел, «Алло, полиция!». Взял его, показал мне и сказал: «Видишь этого человека? У него хорошая репутация. Но я — один из тех, кто ему ее создает».— Этим человеком на картинке был я, Василий?— Да, вы, Санк-Марс. Мой брат умер, а вы к нам пришли, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Черт меня побери!— Я хочу выяснить, кто его убил, Василий, так же, как хочешь этого ты.— Поспорить могу, вы свою шкуру хотите спасти!— Чтобы все было по справедливости — вот ради чего работал твой брат. Ради справедливости. Василий, ты можешь нам помочь? На кого он работал? Кем были его друзья?— Он работал на вас, — резко ответил мальчик. — Вот все, что он сказал. Еще он сказал, что больше говорить мне ничего не может. Его работа была опасной, а вы на ней себе репутацию зарабатывали, когда ловили преступников. Это все, что я знаю.— Это все?— Все, что я должен знать. Вам бы лучше сюда не возвращаться. Если вы к нам еще раз придете, я скажу отцу то, что сказал вам. Мало вам не покажется. Он вам шею свернет. Сегодня я его расстраивать не буду. Мама моя… — голос паренька сорвался. — Вам здесь лучше больше не появляться, — снова предостерег его Василий.В прихожей Санк-Марс пожал руку господину Артиняну, мозолистую, сильную руку каменщика, и склонился, чтобы дать ему себя обнять. Когда полицейские уходили, вслед им звучали слова благодарности за сочувствие горю семьи.На улице дул холодный ветер. Солнце село, тьму сгустившихся сумерек разгоняли уличные фонари.— Ну что? — спросил Билл Мэтерз.— Что — что?— Мальчик что-нибудь знает?— Слишком много и слишком мало, — ответил Санк-Марс. — Такая смесь хорошей не бывает.Спустившись с лестницы, Санк-Марс нагнулся и прихватил с сугроба заледеневший снег. Он бросил его в ближайший фонарный столб, но промазал. Потом снова наклонился и собрал снег, чтобы сделать снежок.— Что теперь? — не угомонился Мэтерз.— Теперь? Теперь мы возвращаемся в участок. После этого едем к женам домой ужинать. Ночью постараемся выспаться. Постараемся выкинуть из головы горе этих людей. Чтобы сделать это, мы себе скажем, что ответственность за смерть их сына лежит не на нас.Санк-Марс скатал снежок, бросил и на этот раз попал в цель. Снежок разбился о столб и разлетелся в пыль.— Вы ни в чем не виноваты, Эмиль. Он давал вам информацию по собственной инициативе.Санк-Марс не ответил.— Может быть, нам сначала зайти куда-нибудь промочить горло? — предложил Мэтерз.— Пожалуй, так будет лучше — согласился Санк-Марс.ГЛАВА ШЕСТАЯПОНЕДЕЛЬНИК, 3 ЯНВАРЯПоставив служебную машину вплотную к сугробу, Санк-Марс перекрыл чей-то выезд из гаража и выключил двигатель. Лейтенант-детектив Реми Трамбле, выглядевший как всегда задумчивым и официальным, сидел в припаркованном поодаль на другой стороне улицы фургончике с эмблемой электрической компании. Сразу за ним приткнулся третий неприметный автомобиль. Для патрульной машины Лапьера место нашлось позади гаража «Сампсон». Полицейские ждали в молчании, не пользуясь даже рациями.Сгрудившиеся на улице домишки все были на одно лицо — приземистые, с кирпичными стенами, притихшие. В отличие от прошлого раза, когда здесь был Санк-Марс, снег сгребли в сугробы, но еще не вывезли, а прошедший ночью снегопад лишь добавил улице скорби. Помимо нескольких огромных снежных куч, вдоль тротуаров тянулись сугробы поменьше, разделенные расчищенными участками для стоянок машин. Тротуары тоже были завалены снегом так, что для прохода пешеходов оставались лишь узкие тропинки. Андре Лапьеру и его напарнику пришлось тащиться от своей машины к машине, где сидели Санк-Марс и Мэтерз, по колено в снегу. Они с трудом втиснулись на заднее сиденье. — Смотрится неплохо, — констатировал Лапьер. Он выдохнул облако сигаретного дыма, потом наклонился в сторону, чтобы влезть в карман. Колени его сильно упирались в переднее сиденье, толкая Мэтерза в спину.Санк-Марс показал лейтенанту Трамбле, смотревшему на них через улицу, оттопыренный большой палец, что значило «все в порядке». Лейтенант, с которым он проработал многие годы, стал теперь его непосредственным начальником и выглядел на месте проведения операции посторонним — его полем битвы был письменный стол. Но грипп и праздники нанесли подразделению настолько большой урон, что лейтенанту пришлось выехать вместе с остальными. Он нервно коснулся мочки уха, давая понять, что сигнал принят.— Эй, Пепси, — обратился к Санк-Марсу Лапьер и зарыл лицо в носовой платок, оглушительно высморкавшись.Французы в Квебеке придумали много названий для англичан, и англичане в этом от них не отставали. Англичан называли квадратноголовыми — история этого прозвища восходила корнями к головным уборам британских военных в девятнадцатом веке. Оно прижилось, потому что французы считали англичан «квадратными» — менее непосредственными, более замкнутыми. Еще они их называли «проклятыми англичанами» — такое определение в устах француза звучало достаточно сердито. Англичане в свою очередь пытались высмеять французов, давая им прозвища по названиям еды и напитков. Поскольку пепси — самый популярный в провинции напиток, английская ребятня называла своих соперников по другую сторону лингвистического водораздела «пепси». Они обзывали француженок «Мей Уэст», имея в виду покрытый шоколадом ванильный торт, а если и впрямь хотели нагрубить, тогда при обращении называли их «гороховым супом» — в честь другого традиционного французского блюда. Санк-Марс прекрасно понимал, что прозвище, которым воспользовался Лапьер, отнюдь не было комплиментом.— До меня дошло, Эмиль, что ты лезешь в мои дела.— Твои дела? Ты, Андре, имеешь в виду твои шашни с женщинами?Лапьер аккуратно сложил носовой платок. Ему, с его длинным неуклюжим телом и длинной шеей, было очень неудобно сидеть на заднем сиденье. Простуда, о которой ясно свидетельствовали слезившиеся глаза и красный нос, усиливала его неприязнь. По прищуру глаз коллеги Санк-Марс определил, что грипп у него был в самом разгаре.— Мои женщины на тебя никогда не западут. Ты им напоминаешь священника.Санк-Марс выглядел заинтригованным.— Я, Андре, вроде с твоими женщинами никогда и не встречался.— Ты зря так в этом уверен. Я точно знаю, что ты арестовывал троих.Впалые щеки Лапьера придавали ему вид бродяги, но, несмотря на высокий рост и неуклюжесть, худым его даже теперь назвать было трудно. Санк-Марс помнил его еще зеленым новичком — тогда он чем-то напоминал карандаш в полицейской форме, а его светловолосая голова — ластик. Выпирающие кости черепа, туго обтянутый кожей лоб, впалые щеки, ясно проступающие на висках голубые вены, глубоко посаженные глаза — Лапьер всегда смахивал на голодного, обделенного жизнью бродягу. И взгляд у него всегда был опустошенный, как у наркомана.Натянуто усмехнувшись, Санк-Марс ждал, когда он выложит ему свои претензии.— Пепси, ты лезешь в мое дело.Сидевший за рулем Санк-Марс резко обернулся, чтобы лучше разглядеть настойчивого собеседника.— Ты о чем толкуешь?— Вы заходили домой к семье Артинян, Эмиль. Ты допрашивал их младшего сына.— Андре, мы просто навестили их, ведь это мы с Биллом нашли тело. Мы выразили им наше уважение и соболезнования, вот и все.— Добрая ты душа, Эмиль. Следующее повышение тебе должны дать за святость. Мы тебя будем называть святой Эмиль, покровитель стукачей. А ты научишь нас, как десять раз кряду прочесть «Аве Мария», чтобы поймать больше бандитов.— А у мальчика сложилось неправильное впечатление, — пояснил Санк-Марс.— О чем именно? — от дыма сигареты Лапьера в машине уже было нечем дышать.— К ним приходили полицейские, расспрашивали, не наркоман ли его брат. Не ты ли это был, Андре? Я сказал ему, что его брат был хорошим парнем, который нам помогал. Вреда в этом нет никакого, только немного поддержало семью.— Эмиль, ты говоришь так, будто читаешь газетную передовицу! Я бы хотел об этом узнать, как только открыли дело. А ты, Ален? Если б ты вел расследование по делу об убийстве, ты ведь не мог бы не оценить, если б твой коллега тебе шепнул, что жертва была его стукачом?Дегир только покусывал нижнюю губу. Он рассеянно смотрел вдаль взглядом мечтателя, которому хотелось бы не работать, а уехать в отпуск или сыграть партию в гольф. Напряженная мускулистая шея, широкий лоб и рассекавшая бровь морщина придавали Алену Дегиру вид человека, который мог головой в щепки разнести дверь. Санк-Марс поймал его взгляд в зеркальце заднего обзора. У него не сложилось впечатления, что молодой полицейский готов занять сторону одного старшего по званию офицера против другого.— В мои дела, Эмиль, соваться никому не положено, — продолжал сержант-детектив Андре Лапьер. — Ты, может быть, большая шишка, может быть, источник благодати, но ты лезешь в мое расследование, скрываешь информацию.Маленькие уши, длинная шея, лысая макушка и высокий рост делали Лапьера похожим на жирафа, а в небольшой машине он выглядел так, будто жирафа везут в зоопарк. Если бы он еще чуть пригнулся, то коленки уперлись бы ему в подбородок.— Я хотел бы встретиться с тобой сегодня после обеда. Ты расскажешь мне все, что знаешь о моем деле. А потом не вздумай снова в него соваться. И ты, англичанин, тебя это тоже касается.Ни Санк-Марс, ни Билл Мэтерз ему ничего не ответили.— Да, — задумчиво проговорил Андре Лапьер, затянувшись и закашлявшись, — у нас будет долгая приятная беседа. Может быть, свиные ножки закажем, пару пива? У тебя там нет пепельницы, Эмиль? Машина чистая, как с выставки, и пахнет здесь хорошо. В твоей машине кровь никто не пускал? И не блевал никто на заднем сиденье, голову даю на отсечение. А у меня в машине все время кто-нибудь или блюет, или кровью харкает, ведь так, Ален?— Так-так, — подтвердил детектив Дегир. Он произнес это совершенно автоматически. Санк-Марсу показалось, что он ответил так же, если бы его просили подтвердить, что земля плоская.— Санк-Марс предпочитает руки не пачкать, — продолжал подкалывать Лапьер. — Взять хотя бы сегодняшний день. Это его расследование. А кто делает всю грязную работу? Мы с тобой да еще половина управления. Я тебе скажу, Эмиль, если кого-то ранят, мы его в твою машину притащим. «Скорой помощи» я дожидаться не буду, пусть твою машину изгадят.— Выкинь свой окурок в окно.Ничего не ответив, Лапьер сделал, как ему было сказано.— Да, святой Эмиль, мы с тобой хорошо потолкуем. Четки захватить не забудь, твое святейшество, они тебе время помогут скоротать.Полицейские с автоматами притаились на корточках за машинами, попрятались за сугробами. Санк-Марс сменил тему.— Андре, ты здесь раньше бывал, на этой улице?Лапьер осмотрелся по сторонам, хотя ему мешала спина Мэтерза.— Доводилось. И не очень давно. А что?— Скажи ему, Билл.Польщенный доверием, Билл обернулся назад.— Ваша жертва работала в гараже «Сампсон».— Какая?— Акоп Артинян.В машине стало тихо. В конце квартала пешие полицейские выходили на позиции. Машины, подошедшие сзади, пока видны не были.— Да, Андре, хорошо ты дело свое ведешь.— У меня был грипп, — огрызнулся Лапьер. — Я болел. У меня Отгулы были, не говоря уже о том, что коллеги утаивали от меня информацию.— Эту облаву тебе надо было бы проводить, — Санк-Марс продолжал сыпать ему соль на рану. — Если б ты сюда наведался, поговорил бы с хозяином, с рабочими, ты бы сам эту операцию организовал.— А тебе что здесь надо было, Эмиль? Я так думаю, тоже свое уважение выказать?— В частности.В зеркале заднего обзора Санк-Марс заметил подъехавшие полицейские микроавтобусы. Из рации донесся хрипловатый голос лейтенанта Трамбле:— Первый отряд — подготовиться и окружить здание. Вперед! Отряд — за мной!Они видели, как четыре машины перекрыли въезд в недавно отмытый и блестевший на солнце гараж. Полицейские с автоматами наперевес выскочили из укрытий и быстро оцепили здание.— Вперед, — отдал по рации приказ Трамбле.— К востоку от Олдгейт, — вздохнув, бросил Санк-Марс, вынимая пистолет из кобуры и проверяя предохранитель. Он вышел из машины и спокойно направился к гаражу, сжимая пистолет в кармане.— Вы мне когда-нибудь объясните, что это значит? — спросил Билл Мэтерз, поравнявшись с начальником. Он старался казаться спокойным и смелым, но голос его звучал напряженно.— Ты же сыщик. Попробуй догадаться.Полицейские в штатском вышли из служебных микроавтобусов и быстро протопали по снегу к зданию мастерской. Часть их осталась охранять широкую гаражную дверь, другие ворвались в помещение. Санк-Марс почувствовал, как волоски в носу замерзают на холоде. Когда он прошел небольшое расстояние, отделявшее его от гаража, здание уже находилось под контролем полиции. Сотрудницы в конторе сидели с широко раскрытыми от удивления мокрыми глазами и прижатыми к затылкам ладонями. Механики в наручниках были прижаты к капотам автомобилей. У самого хозяина — плотного человека почти без шеи — руки были стянуты наручниками за спиной.Билл Мэтерз спросил, как его зовут.— Какое твое дело? Почему вы, подонки, вообще ко мне так вломились? — Его густые брови грозно нависали над глазами.— Сначала — фамилия, — продолжал Мэтерз с ручкой наготове.— Каплонский. Доволен? Вальтер.— У нас ордер на обыск помещения, господин Каплонский.— Обыскивайте. Хотите у меня все перерыть — ройте. Пушки ваши вам для этого не нужны. Я на вас в суд подам, слышите?— Находящиеся здесь машины — краденые, господин Каплонский. Мы сейчас пробиваем их номера. Поэтому вам бы лучше заткнуться.— Мой гараж — законное предприятие! Посмотрите на эту машину — у нее неисправна коробка передач!— А эта БМВ-740П? Она же совершенно новая. Какая у этого автомобиля неполадка, сэр?— Окно. Мы стекло вынули, чтобы починить…— Пока его чинили, там был уничтожен регистрационный номер автомобиля. Я так полагаю, это у вас случайно получилось. — Каплонский разразился потоком площадной брани, и Мэтерз его предостерег: — Сэр, нам придется вместе с вами пробыть какое-то время в участке, и я советовал бы вам больше не упоминать о моей матери.В помещение вошел лейтенант-детектив Трамбле — он хотел посмотреть, как продвигается работа его подопечных. Как и оба его офицера — Санк-Марс и Лапьер, он был высоким мужчиной. Все трое вместе продвигались по службе в управлении, и злые языки болтали, что их продвижению способствовал высокий рост. В первые годы службы многие не без издевки говорили, что, если их выгонят из полиции, они всегда смогут найти себе теплое местечко в любой баскетбольной команде. Трамбле выглядел как человек, одинаково свободно себя чувствующий и в кабинетах высокого начальства, и на поле для игры в гольф. И в том, и в другом месте он был вполне способен внушить людям страх. Лейтенант похвалил подчиненных:— Все как по нотам. Быстро и чисто. — Он говорил как профессор, оценивающий работу студента. — Зарегистрируй заказы, — обратился Трамбле к Санк-Марсу, стоявшему с таким видом, будто он здесь был ни при чем. Его выдавал только нос, втягивавший воздух как у гончей, которая ищет след. — Нам нужно время, чтобы все здесь хорошенько прошерстить, — шепнул он подчиненному, подойдя к нему поближе. — Если работяги начнут колоться, можешь их потом отпускать. Только сначала припугни, посмотри, что они тебе запоют.— Хорошо.И Санк-Марс, и Мэтерз обратили внимание на то, что парень, с которым они говорили несколько дней назад, последовал их совету и слинял. Его не было среди тех, кого рассадили в два воронка.К Трамбле подошла сотрудница подразделения.— Сэр, разрешите обратиться. — Одна ее рука лежала на бедре, в другой, локтем которой она прижимала к телу форменную фуражку, женщина держала ноутбук.— И что мы здесь имеем? — Ему всегда больше нравилось работать с бумагами. Сами преступники его никогда особенно не волновали, а просматривая отчеты, анкеты, формуляры или компьютерные распечатки, он чувствовал себя в своей тарелке.— Мы пробили регистрационные номера и номерные знаки, сэр. — На губах сотрудницы мелькнула улыбка. — Все чисто. Ни один из этих автомобилей, сэр, не числится в угоне.— Ни один?— Разве что, этот «мерседес», сэр, — не оплачены два штрафа за парковку. А больше — ничего. Я проверяла дважды.Трамбле бросил суровый взгляд в сторону Санк-Марса, потом обвел глазами помещение гаража.— Если что-то найдешь, Эмиль, сразу доложи.— Странно.— Только не говори, что здесь все по закону.— Ты посмотри, Реми, на эти тачки — номера сняты, с регистрационными номерами — непонятно, ни одна машина не требует ремонта. Даже деньги здесь плохо пахнут.Несмотря на неоспоримые доказательства мошенничества, тайну, почему регистрационные номера автомобилей не пробивались по базе, невозможно было объяснить.Из задней части помещения донесся голос Билла Мэтерза:— Эмиль! Сэр!Санк-Марс быстро к нему подошел.— Взгляните вот сюда.Он показал на разбитую машину, подготовленную для жестяных работ, ее капот был покрашен из распылителя. Небольшими буковками в стиле граффити под ветровым стеклом по-английски было написано: «Добро пожаловать». А ниже — на капоте — крупным печатным шрифтом на синей краске «хонды-сивик» было четко выведено: «М5».Пораженный Санк-Марс стоял, не говоря ни слова.Подошедший сзади сержант-детектив Андре Лапьер решил выяснить, что бы это могло означать:— Как считаешь — это по-английски пятое марта? Объясни народу, Эмиль, откуда это здесь взялось.— Понятия не имею.— Эмиль, дружок, не валяй дурака, все так говорят. Или ты нас держишь за идиотов?К ним присоединился и Трамбле.— В чем дело?— В этом только Эмиль может разобраться. Спроси у него.Санк-Марс посмотрел на начальника, как-то нерешительно пожал плечами и проводил взглядом удалявшегося Андре Лапьера.— Мы, должно быть, пересеклись в одном деле с Андре.— С Санта-Клаусом? Хорошо! Надеюсь, это и мне будет интересно. Только поклянись мне, Эмиль, что мы не чистый гараж накрыли.— Я отслежу владельцев. Кому может прийти в голову пригонять роскошные тачки в такую дыру?— Мы попали в неприятную историю. Нам срочно нужен состав преступления.— Тогда помоги мне, — принял вызов Санк-Марс.— Что я могу для тебя сделать?Полицейские рылись в содержимом мусорных баков. Куски покореженного металла и выкинутые детали автомобилей громко клацали о бетонный пол.— Андре спит и видит, как бы из этого дела раздуть скандал, так что мне от тебя нужна поддержка, чтобы я мог порыться в его корыте. Он крутит какие-то свои дела. У меня на него ничего нет. Позволь мне подвинуть его немного в сторону, пока я не разберусь что к чему. В участке мне понадобятся дополнительные телефоны и люди.— Раскрути это дело. Пока мы выглядим идиотами. — Когда Трамбле был чем-то расстроен или недоволен, он имел обыкновение скрещивать руки на груди. Теперь он стоял именно в такой позе.— Мэтерз! — крикнул Санк-Марс. — Пора уходить!В конторе полицейские укладывали документы в коробки. Санк-Марс зашел туда, чтобы сделать копию списка с номерами конфискованных автомобилей. Ему пришлось ждать, пока разогреется копировальная машина.— Возьми устройство, — шепотом сказал он Мэтерзу.— Жучок?— Быстро.Помещение было набито битком. Улучив момент, когда все занимались своими делами, Мэтерз нагнулся около нужного стола и вынул из тайника передатчик. Санк-Марс крикнул:— Где этот список?— Уже несу, — откликнулся один полицейский.Санк-Марс незаметно спросил у Мэтерза:— Куда ты его положил?— В карман.— Почему? Отдай его кому-нибудь. Мне как можно скорее нужны результаты экспертизы. — Санк-Марс подождал, пока напарник выйдет из помещения. — Мне нужна копия еще одного документа, — сказал он полицейскому.Направившись прямо к стеллажу, который он просматривал во время первого посещения гаража, инспектор достал из стопки одну папку, вынул из нее какой-то листок и подошел с ним к копировальной машине. Полицейский сделал ему копию, и Санк-Марс сам взял ее, как только она была отпечатана. На виду у всех, кто был в помещении, он засунул папку с остальными документами в плотную стопку на стеллаже, причем найти ее теперь среди других таких же папок было непросто. Все документы были упакованы для доставки в управление.Полицейский, стоявший у копировальной машины, нерешительно к нему обратился:— Сэр? — Он видел, что детектив был на пределе, и не хотел добавлять масла в огонь. — Что делать с оригиналом?Констебль протянул документ старшему по званию, как студент зачетку рассеянному профессору.— Я возьму его с собой, — раздраженно бросил Санк-Марс. Он пересек комнату, взял у полицейского оригинал и пошел с ним к двери.На улице Билл Мэтерз подошел к напарнику. Было видно, что Санк-Марс злился. Старший детектив сел в машину и, как только к нему присоединился Мэтерз, включил двигатель.— Черт!— Не волнуйтесь так, Эмиль.Санк-Марс с силой стукнул рукой по рулю.— Кто это, Билл? Ну скажи мне — кто?— В таком состоянии вы этого не поймете.— Кто-то водит меня за нос. Какая-то тварь издевается надо мной. Кто это? Черт бы их всех побрал! Когда ты нагнулся, чтобы взять этот микрофон, до меня вдруг дошло: я понял, почему он был установлен не в кабинете хозяина, а в конторе.— Чтобы они могли прослушивать сотрудников?— Ты видел этих сотрудников. Они ни черта ни в чем не понимают. Акоп Артинян этот жучок не ставил, Билл. Он там работал и днем, и ночью, ему ничего не стоило найти для микрофона место получше. Жучок поставил кто-то из их клиентов. Кто-то из тех, кому надо было улучить момент, когда никто на него не смотрит. Как и ты, он должен был выбрать время, чтобы никто не обращал на него внимания. Может быть, ему пришлось уронить ручку или нагнуться, чтобы завязать шнурок, и в это время приляпать жучок на скорую руку.— Это значит… — пытался сообразить Мэтерз.— Артинян сделал бы это лучше. У него были и время, и возможности. Его надо исключить. Исключить надо и Каплонского — шпионить за собственными сотрудниками он бы не стал, потому что они того не стоят. Это оставляет нам два варианта: либо жучок поставил кто-то из наших, либо другая банда. Но то, что там была эта машина с моим именем, свидетельствует еще об одной вещи.— О другой банде, — предположил Мэтерз.— О банде, которая хочет меня достать. Или… — Санк-Марс наконец вывел машину на середину улицы.— Или что?— Или… — додумывал мысль Санк-Марс, — микрофон мог поставить кто-то из наших. Другой бандой могли быть мы. Когда они узнали, что я собираюсь проводить в гараже обыск, они быстро покрасили капот из пульверизатора. Нового, Билл, ничего в этом нет — я знаю, что в управлении у меня есть враги.Мэтерз даже присвистнул.При выезде на улицу Нотр-Дам машину слегка занесло. Покрышки Санк-Марс не жалел. Из-за сугробов на улице оставались для движения только два ряда, но оба были забиты грузовиками, протиснуться между которыми было невозможно. Многочисленные магазинчики готовой одежды, где торговали со скидками, закусочные и забегаловки, фруктовые лотки и дешевые запущенные бары переживали на этой улице трудные времена — убытков было больше, чем доходов. Санк-Марс поставил на крышу машины проблесковый маячок, надеясь, что это хоть немного поможет ему при объезде разгружающихся грузовиков. После улицы Атуотер дорога стала немного шире, и когда Санк-Марс чуть нажал на педаль газа, Мэтерза прижало к спинке сиденья. Магазинчики здесь выглядели еще более обшарпанными, их обманчивый вид часто отпугивал напористых клиентов антикварных лавок и салонов современного искусства. Где-то через полмили улица стала шире. В каждом направлении добавилось по ряду, и Санк-Марс снова смог увеличить скорость. Когда машина въехала в самый центр города — Старый порт, Санк-Марс стал сигналить и машинам, и запряженным лошадьми экипажам, катающим редких туристов. Мэтерз почувствовал себя спокойнее, только когда они уже подъезжали к полицейскому управлению.Прямоугольное здание управления, отделанное кирпичом и камнем, вполне могло сойти и за более гражданское учреждение, такое как школа или больница. На широких каменных ступенях здесь обычно собирались полицейские — только это обстоятельство свидетельствовало о том, что здесь располагался полицейский участок.— Что теперь? — спросил Мэтерз. Их машина встала в очередь, выстроившуюся в подземный гараж.— Я свяжусь с владельцами этих машин. А ты выясни… как зовут того парня, который работает в гараже?— Господи, у вас, Эмиль, совсем плохая память на имена! Его зовут Джим Коутес.— Найди его. Убедись, что он жив и здоров. Если нет — можешь не возвращаться. Тогда лучше застрелись, Билл. Это будет не так страшно, как то, что я с тобой сделаю. Найди его и поговори с ним. Выясни, что он пытался от нас скрыть.— Встречаемся здесь?— Может быть, — Санк-Марс припарковался между двумя другими служебными автомобилями недалеко от лифта.Билл Мэтерз вышел из машины, потом снова в нее сел, но теперь уже на водительское место. Он видел, как Эмиль Санк-Марс, которого просто распирало от негодования, подошел к лифту и нажал на кнопку. Он воспринимал случившееся как личное оскорбление. Мэтерз скорее почувствовал, чем понял, что именно на такую реакцию и рассчитывали те, кто устроил ему эту западню.Он вынул записную книжку и нашел адрес Джима Коутеса. Мэтерзу не терпелось показать, на что он способен, ему льстило, что он наконец получил самостоятельное задание.Решения, которые принимала Джулия Мардик под Новый год, в жизнь обычно не воплощались, и этот год не был исключением из правила. Она пообещала себе, что категорически откажетСелвину — чего бы он от нее ни добивался, и обязательно пойдет к врачу, визит к которому она вечно откладывала на будущее. Третья священная клятва, которую дала себе Джулия, состояла в том, что она не нарушит первые два зарока. Но вдруг над всеми ее новогодними планами нависла опасность.— Я снова тебе это повторяю, Селвин, потому что не думаю, что мои слова доходят до твоих неандертальских мозгов. Я сделаю тебе это маленькое одолжение, и все! Больше ничего. Ни-че-го. Больше никогда. Это мое окончательное решение.— Ты просто восхитительна, когда так волнуешься, Проныра.— Лучше бы ты меня не доставал! Я всегда могу сделать шаг назад. Господи! И как я тебе дала себя втянуть в эти грязные дела? Это смахивает на какой-то дурацкий варварский обряд посвящения.Уломать Джулию принять участие в этой деликатной операции особой сложности не составило, хотя Норрис не без оснований полагал, что лучше бы ему хранить свое мнение в тайне. Она была права. В мгновение ока девушка могла изменить принятое решение, а это испортило бы ему всю игру.Он свернул в самый центр Монреаля — со всегда оживленной улицы Шербрук на авеню Юниверсити, по обеим сторонам которой располагались здания университета МакГилл, где всегда бывает многолюдно. Заприметив небольшой фургон, выехавший с территории инженерного корпуса, Норрис притормозил, чтобы запомнить это место. Джулию, сидевшую рядом, все сильнее охватывал страх.— Джулия, ласточка моя, в этой операции, которую тебе предстоит сегодня провести, нет совершенно ничего опасного или страшного.— Чем больше ты это повторяешь, Селвин, тем меньше я тебе верю.— Ничего тебе больше об этом не скажу. Я тебя буду ждать. Уверен, что ты очень скоро вернешься.— Да, лучше бы тебе быть поблизости, напарничек. Я совершенно не собираюсь пропускать визит к врачу — мне пришлось его ждать полтора месяца.— Я тебя туда отвезу.Уже взявшись за ручку двери, Джулия Мардик бросила на него косой взгляд.— Ты какой-то особенный, — сказала она ему. — Не знаю, кто ты на самом деле, но очень уж ты странный.После бушевавшей ночью метели день оказался солнечным и морозным. Джулия подняла воротник и вышла на холодный ветер. Все это казалось каким-то безумием. Она нашла адрес, который дал ей Селвин Норрис, и сразу же вошла в парадное, спасаясь от холода. В небольшой прихожей она сбила снег с высоких ботинок и стряхнула налипшие белые хлопья с джинсов. Потом Джулия сняла варежки и шапку, расстегнула куртку, подышала теплым воздухом на кончики пальцев и потерла руки, чтобы согреться. Она уже была в доме. Теперь ей осталось только подняться по лестнице и постучать в дверь, которую он ей указал.Не решаясь идти дальше, она на какое-то время замешкалась. Перед глазами плясали звездочки, колени подрагивали, и всю ее колотило от ситуации, в которой она оказалась. Чем сильнее девушка пыталась взвалить вину за это на Селвина Норриса, тем явственнее она ощущала глубокий внутренний протест. Она уже стала взрослой женщиной, вполне способной принимать собственные решения. Она сама решила разгадать эту головоломку, но для этого был лишь один способ. В глубине души Джулия понимала, что чем больше она злится на Селвина, тем сильнее должна пенять на себя. Если бы только от всего происходящего какая-то часть ее существа не была в таком восторге! Если бы только в этой части ее души не было такого смертельного интереса к тому, что ей предстояло совершить!Она поднялась по лестнице этого обшарпанного дома, меблированные квартирки которого сдавались постояльцам.Освещение было слабое, всюду царил полумрак, тянуло сыростью. Из-за дверей доносились привычные звуки студенческой жизни. Рок-н-ролл, смех, шум воды в трубах. Она читала, что Санта-Клаус погиб от того, что ему пробили сердце крюком для подвески туш, и вдруг ей стало любопытно, случилось ли это в этом самом доме или в какой-то другой такой же развалюхе, стоящей поблизости.Когда она поднялась на третий этаж, сердце стучало как паровой молот. Волнение, которое она испытывала, было чем-то сродни половому возбуждению. Если ей не суждено большего, можно удовлетвориться хотя бы этим.Джулия Мардик постучала в дверь, на которой стояла цифра 26. Было слышно, как в помещении скрипнул стул, потом до нее донесся приглушенный звук шагов. Она поняла, что человек был в тапочках. Звякнула щеколда задвижки. Ей почему-то казалось, что, как только дверь приоткроется, она увидит дуло пистолета и из мрака возникнет бледное лицо человека, к которому ее послали. Вместо этого из-за двери показался приятный молодой парень с нечесаной шевелюрой длинных жестких каштановых волос, одетый во что-то напоминающее халат, накинутый на черное нижнее белье. Нос у него был ярко-красного цвета, глаза слезились.— Привет, — поздоровалась Джулия.— Слушаю вас, — ответил молодой человек и закашлялся, прикрыв рот кулаком.— Вы — Окиндер Бойл?— Так оно и есть. А вы кто? — Он отвернулся, не в силах сдержать приступ кашля.— Вы говорили с моим отцом — Карлом Бантри. Я так полагаю, что в нынешнем его положении он известен вам под прозвищем Банкир. — Она перевела дыхание, глубоко вздохнула и выпалила: — Меня зовут Хитер Бантри.У журналиста слегка отвисла челюсть, замутненные болезнью глаза чуть не вылезли из орбит. Дверь раскрылась чуть шире, и Джулия приняла этот жест за предложение войти. Она — уверенная в себе и полностью контролирующая ситуацию, таинственная и до полусмерти испуганная — оказалась в полутемной комнатенке, по которой гуляли сквозняки.«То ли он по жизни зануда, — мелькнуло в голове Джулии, — то ли грипп его совсем доконал». Он так невразумительно промямлил предложение присесть, что девушка поняла его только со второго раза. Джулия села на краешек стула.Молодой журналист внимательно ее разглядывал, стараясь понять, что скрывается за ее жизнерадостным видом, вольными манерами и чуть развязным поведением. Она видела, что парень пытается плыть против течения и это ему отчасти удается. «Давай, рыбка, давай, глотай наживку».— Как, простите, ваше имя? — Он попытался слегка пригладить нечесаные патлы, соображая, как лучше с ней держаться.— Хитер Бантри, — ответила Джулия Мардик. — Я только что перевелась в МакГилл на следующий семестр. Надеюсь, смогу здесь помогать папе.— Хорошая новость. Ему надо, чтобы кто-то за ним присматривал. — Бойл сопровождал свои слова жестами, показавшимися Джулии очаровательными, — его руки, казалось, двигаются в выразительном нервном танце.— Что я могу поделать, если папе так хочется жить в туннеле? Денег у меня кот наплакал. Я просто бедная студентка, которую мама больше не хочет содержать.Бойл с пониманием кивнул.— Папа сказал, вы собираетесь о нем написать, но я пока никакой статьи о нем не нашла.— Я заболел, — объяснил он. — Сильный грипп. Только завтра снова выхожу на работу. Перед тем как опубликовать статью о вашем отце, мне надо будет проверить все факты.— Проверить?— Да, поговорить кое с кем на его прежней работе, навести справки…— Они там все как пауки в банке! Их бы всех отдать под суд, чтоб им там показали, где раки зимуют!— Хитер, я вот что не могу понять. Если суд вынес решение о том, чтобы банк выплачивал вашему отцу пенсию по инвалидности, почему его положение не улучшилось?Вот это в самое яблочко! Теперь он у нее на крючке.— Суд одной рукой дает то, что другой отнимает. По судебному решению банк должен выплачивать отцу страховое пособие. Он так и делает. Так вот, из-за этого его лишили пособия по безработице, потому что теперь он получает доход из другого источника.— Вы не считаете это справедливым?— Это было бы справедливо, если бы к этому времени моя мама не получила решение суда о разводе, где черным по белому сказано, что ее алименты возрастают пропорционально увеличению доходов моего папы. Поэтому к его выплатам на пособие по инвалидности добавили выплаты с пособия по безработице, но очень скоро его прекратили выплачивать, а алименты мама продолжает получать с общей суммы. Поэтому на самом деле он стал меньше получать по банковскому пособию по инвалидности, чем раньше получал пособие по безработице. Сами можете подсчитать.— А мама ваша что об этом думает?— Она получает наличные и смотрит на дело с другой стороны.— Это же чушь собачья, — выразил ей сочувствие журналист.— Так вы напишете о моем отце?— Вы шутите? Это лее поразительная история. Надеюсь, вы не будете возражать против ее публикации?— Возражать? Да я больше всего хочу, чтобы об этом узнало как можно больше людей. Может быть, узнав об этом, его старые друзья захотят ему помочь.— Рассказ о нем, Хитер, любого должен растрогать. Раньше он был человеком на самом гребне успеха, вице-президентом одного из крупнейших банков на континенте, а теперь…— Он не может сойти с поезда.— …он не может сойти с поезда. Он едет утром на работу, он — хороший человек, которому нравится ездить на метро, но на своей остановке…— Он остается в вагоне.— …он там остается. А потом целый день катается туда-сюда в метро. А вечером, в конце концов, выходит и идет домой. Он так чудил четыре дня подряд. Тогда из банка позвонили ему домой узнать, почему он не выходит на работу, и его жена выяснила, что всю неделю он не был на службе.— Он во всем признался маме, — импровизировала Джулия. — Сказал, что не мог сойти с поезда. Мама чуть с ума не сошла.— Потом его лечили, — сказал Бойл, повторяя рассказ для того, чтобы лишний раз получить подтверждение его истинности. — Но это ему помогло, как мертвому припарки.— Точно. Вот и расскажите об этом «лечении», после которого он превратился в больного, полупомешанного человека, как сразу же после этого пошел в кабинет начальника и написал заявление об уходе. Просто так — взял и уволился. Поступок мог бы стать героическим, если б не был таким нелепым и жалким.— А спустя год от него ушла жена, — сказал Бойл в надежде получить от девушки пикантные подробности.Играя роль Хитер Бантри, Джулия была только рада пойти на поводу у журналиста.— И вот, всего год спустя он сидит на пособии, постоянно болеет, не понимает, что происходит с ним самим, что творится вокруг. Потом суд выносит решение о том, что он был не в себе, уже когда увольнялся. Все вроде снова выглядит в розовом свете, но кончается тем, что он стал беднее церковной крысы. За три года вице-президент первого по значению канадского банка скатился до того, что встречает Рождество в железнодорожном туннеле!— Какой может получиться репортаж! — Сама идея приводила журналиста в восторг. На этот раз он легко мог забыть о своей профессиональной беспристрастности. — Из него понятно, что такое может случиться и со мной. Это может произойти с любым из нас! — Он смолк, чтобы прокашляться и высморкаться. — Здесь мы сталкиваемся с проблемой правомерности социальной защиты, ее без труда поймут люди вполне обеспеченные. Случилось с человеком душевное расстройство, и все его планы, как бы хороши они ни были, летят к чертовой матери. И независимо от того, насколько безопасной и обеспеченной была его жизнь раньше, если ему не повезет, он быстро может скатиться на самое дно.Джулия представила себе, как ее наставник намекает ей, что пора сматывать удочки. Она уже получила всю необходимую информацию — журналист все еще собирается написать свой репортаж. Теперь настало время достойно ретироваться.— Вы очень меня порадовали. Я совершенно уверена, что у вас получится замечательный материал.Бойл поднялся с постели.— Знаете, на всякий случай мне хотелось бы иметь под рукой ваш телефон. Кто-то может позвонить в редакцию, предложить помощь или еще что-нибудь в этом роде.Джулия, не моргнув глазом, покачала головой.— Я еще не успела устроиться, и номера телефона у меня пока нет. И постоянного адреса тоже. Я лучше вам позвоню через какое-то время.— Вот, возьмите, — он протянул девушке визитную карточку. — Да, а как вам удалось меня найти?Этот вопрос застал ее врасплох. Поскольку заранее ответ не был заготовлен, она стала судорожно соображать.— Вы ведь у нас человек известный, — быстро вышла из положения девушка. — Я расспросила людей, и вас оказалось нетрудно найти.В голове звучал голос Селвина: «Молодец, Джулия, очень хорошо!»— Спасибо вам, Хитер, что нашли время заглянуть. Будем на связи, договорились?— Обязательно. До встречи.Джулия Мардик слетела вниз по лестнице и выскочила на улицу, по которой гулял арктический ветер. Она бежала по расчищенному тротуару, припорошенному недавно чистым снежком, а когда повернула за угол, в груди что-то заболело от частого дыхания на морозном ветру. Она взяла себя в руки, перешла на обычный шаг. Ей не хотелось, чтобы Селвин Норрис заметил, насколько она взволнована. Теперь ей предстояло решить еще одну задачу — пожалуй, самую сложную в тот день, — скрыть охвативший ее восторг.Детектив Билл Мэтерз ехал в Вердан, чтобы разыскать жестянщика из гаража «Сампсон» Джима Коутеса, но когда он постучал в дверь, ему никто не ответил. Вердан — старый захолустный район, когда-то населенный ирландцами, которые приехали на остров строить мосты, а потом остались здесь работать на железной дороге или в порту. Теперь здесь все было по-другому, район заселяли в основном французы. Крутые лестницы вели в обшарпанные квартиры, продуваемые сквозняками. Мэтерз попытался заглянуть в окно с верхней ступеньки второго этажа, потом с высоты бросил взгляд на оживленную улицу. Учуяв незнакомый запах полицейского, его облаяла собака. Улица показалась ему похожей на длинный, вытянутый спичечный коробок. Вердан был известен своими пожарами: пытаясь согреться в зимнюю стужу, здешние обитатели нередко доводили дело до того, что горели дома. А летом здесь нередко загорались стоявшие на задворках сараи — иногда потому, что там играли дети, иногда потому, что проводка была плохая, а порой пожары устраивали, чтобы получить деньги от страховых компаний. Мэтерз продрог на ветру и спустился в нижнюю квартиру, где хозяйка дома рассказала ему, что молодой человек сверху переехал, не оставив ей нового адреса.— Я спросила этого бездельника, куда он собирается слинять, но прохвост, видно, и сам этого еще не знал. — Хозяйка оказалась высохшей худой старухой, которой уже, должно быть, перевалило за восемьдесят. — Чтобы расторгнуть договор, он заплатил мне за январь и еще за месяц вперед, потом собрал вещи и съехал.— Вы еще не сдали квартиру? Можно мне туда заглянуть?— Кроме грязи, там смотреть не на что. Если вы туда пойдете, захватите с собой пылесос. — Мэтерз ждал, пока она с трудом отыскивала нужный ключ.Ничего особенного в квартире не было. Под дверью валялись брошенные в понедельник разносчиком рекламные проспекты. По углам клубилась пыль, на полу одиноко стоял телефон, отключенный от розетки. Мэтерз подключил его, но гудка не было — линию отключили. Телевизионный кабель крысиным хвостом бесполезно торчал из стены. Мэтерз вышел из квартиры, вернул ключи хозяйке и направился на угол к закусочной, где заказал тарелку супа. Он сел за стол, изрезанный ножиком, и, пока ему грели суп, позвонил по телефону. После скромного обеда он снова позвонил в контору. Ему сказали, что Джим Коутес отключил телефон и расплатился за электричество, но ни в том, ни в другом случае нового адреса не оставил. Не дал он его и на почте.— Сделай последнюю попытку, — попросил собеседника Мэтерз, — прозвони телевизионные компании.Через пять минут Билл Мэтерз уже ехал по новому адресу Джима Коутеса. Расставшись с почтой и телефоном, парень был не в состоянии пожертвовать еще и любимыми телепередачами. Он переехал в небольшую квартирку в восьми кварталах от старого жилья, где, скорее всего, в арендную плату входили дополнительные услуги. Мэтерз задумался над тем, не сделал ли он это намеренно, чтобы исключить слежку. Если это так, дураком парня назвать было нельзя. Он нажал кнопку звонка у входа в здание, и дверь открылась. Ожидавший его на третьем этаже молодой человек признаков радости не выказывал.— Ну, Джим, как поживаешь?— Как вы меня нашли? Я только что переехал.— Можно войти?Коутес, видимо, попытался сообразить, есть ли у него другие варианты, потом сделал шаг в сторону, пропуская полицейского.— Так как же вы смогли меня найти? — повторил он свой вопрос.— А ты что, спрятаться хотел?Жестянщик прошел в комнату и выключил телевизор.— Ты, Джим, ушел с работы, поменял жилье, причем все это сделал в спешке. Нас интересует, почему ты так поступил.— Вы ведь сами мне это присоветовали.— Я тебе рекомендовал поменять работу, заранее уведомив об этом Каплонского. А переезжать я тебе вовсе не советовал.— Какая разница, — буркнул парень. — Настало время перемен. Ничего особенного.— К чему такая спешка?Коутес нервно ходил по комнате, потирая руки, как будто они у него замерзли.— Вы же мне сами сказали, что они жулики. Вот мне и захотелось поскорее с ними развязаться.— Но к чему все-таки такая спешка?— Вы меня напугали, ясно вам теперь? Слушайте, да что же это такое! Я что, преступление совершил, что с этой работы ушел? Или мне переезжать запрещено?Билл Мэтерз подошел к нему поближе, пытаясь приостановить его непрерывное движение.— Ты не оставил на почте свой новый адрес. У тебя нет телефона. Если что-то с тобой происходит, мне надо об этом знать. Я должен быть в курсе дела.— Да ничего со мной не происходит, понятно?— Сегодня утром мы провели в гараже Каплонского облаву. Взяли всех.— Всех?— Всех его сотрудников.— А теперь пришли за мной?— Мы обратили внимание на то, что тебя там не было. Хотели убедиться, что с тобой все в порядке. С тобой все нормально, Джим?— Все отлично. — Уверенности в его словах не ощущалось.— Точно?На этот раз жестянщик слегка замялся.— Так в чем дело?— Да так, ни в чем, скорее всего, это ерунда.— Тогда тем более расскажи мне об этом.— Как-то раз я обедал, так? Около гаража «Сампсон». Я часто тогда за угол ходил в одну забегаловку. Туда же вошел один малый. Я сидел за стойкой. Он ко мне подсел. Там полно было пустых мест за стойкой, знаете, а он ко мне как нарочно подсел. А потом стал со мной лясы точить. О погоде говорил, о хоккее, о политике. Он газету читал и что там было написано мне пересказывал. А потом спросил, чем я занимаюсь. Ну, я ему сказал. И тогда, когда я уже собрался отваливать, он меня спрашивает, не хочу ли я немного бабок срубить.— И что ты ему ответил?— Я уже отваливал. То есть я с ним вообще языком не чесал. Я понятия не имею, подонок он или кто, но я его уже раньше видел, а тогда уже уходить собрался.Мэтерз сделал еще один шаг вперед, и парень вжался в угол без всякой надежды из него выскользнуть.— Значит, Джим, ты этого малого уже видел раньше?— Да, в том же месте.— Может быть, он туда часто ходит, что-то вроде постоянного клиента…— Может, и так. Только единственный раз, когда я его там видел, он говорил с Акопом. А вы знаете, теперь Акоп мертв.Мэтерз кивнул и перевел дыхание, чтобы лучше контролировать собственные чувства.— Значит, ты оттуда просто выскочил, или что?— Я ему сказал, что мне это не интересно. Он засмеялся и ответил, что я не понял. Он ко мне наклонился, понимаете, и стал в ухо нашептывать. Меня даже жуть прошибла. Он сказал, что у него ко мне деловое предложение. Я спросил его, какое. Тогда он стал говорить по-другому, у него даже выговор изменился. Как будто он теперь настоящим своим голосом говорил, а сначала подражал кому-то. Он мне сказал, что хочет, чтоб я с Каплонским кое-что перетер. Сказал ему пару ласковых. Он сказал, что хочет, чтобы я ему в ухо жучка вставил.— Он так и сказал? Слово в слово?— Да, жучок в ухо. А у меня из-за Акопа поджилки дрожали. Поэтому я сказал ему, что не могу этого сделать. Я с Каплонским никогда не разговариваю. Он мне сказал, что за один разговор пятихатку даст. Я от страха чуть штаны не обмочил. Ведь Акоп тоже с тем малым сначала языком зацепился, а потом его замочили. И мне, понимаете, этот урод пять стольников предлагает, чтоб я с шефом побазарил, так что, мне после этого считать, что он не опасен? Я не знаю, что там делается, и знать этого не хочу.Мэтерз почесал шею под воротничком.— Давай-ка, Джим, присядем. Опиши мне, пожалуйста, того малого. Расскажи мне все, что тебе в нем запомнилось. Не торопись. Постарайся вспомнить все до мельчайших деталей. Ты хорошо сумел замести следы, но все-таки кто-нибудь сможет тебя выследить, как это сделал я. Прежде всего, расскажи мне все, что запомнил. Рост, цвет волос, прическа, цвет глаз, одежда, украшения, какой у него был выговор, отличительные особенности, все. Давай, Джим, рассказывай.Детектив Мэтерз сел на неуклюжий диван. Он раскрыл блокнот и стал аккуратно записывать. Он записал все детали, перечисленные жестянщиком, выудив у свидетеля дополнительные подробности, как будто был большим художником, с любовью отделывающим почти написанный портрет. Ему очень хотелось понять, кто же был на нем изображен. Особенно важной деталью, которую он подчеркнул тремя чертами, был шрам размером в два ногтя на пальце, который выглядел как заплатка, под правым глазом.Следуя указанию доктора, Джулия Мардик разделась в небольшом смотровом кабинете. Хотя врач поставила обогрев помещения на максимум, в комнатке все равно было прохладно. Джулия накинула тонкий халатик, который дала ей врач, взобралась на гинекологическое кресло и положила ноги на упоры. Несмотря на надписи граффити в студенческом городке, она была совершенно уверена в том, что Бог женщиной не был. Если бы Господь был женского рода, он никогда не стал бы оснащать женщин таким сложным половым аппаратом. И еще это проклятое влагалищное зеркало! Господь должен был быть женоненавистником, если допустил изобретение такого устройства. Его создание наверняка восходит корнями к чудовищным орудиям пыточных камер.Доктор Мелоди Уизнер вошла через несколько минут, на ее губах играла широкая, открытая улыбка.— Ну, давай посмотрим, что там у нас, — мелодично проворковала она.Сначала она, по крайней мере, нагрела зеркало. Джулия охнула, когда инструмент стал входить в ее тело. На лбу выступили капельки пота. «Какое унижение», — мелькнула мысль.— Ты уже в курсе, что у тебя загиб матки?— Это у меня наследственное, — отмахнулась Джулия от слов доктора. — Ну, может быть, это и не совсем так, но у мамы то же самое. У меня что, с этим проблемы? Мама говорит, что она как-то справляется, а я не могу.— С этим мы закончили, — сказала врач, вынимая инструмент и снимая резиновые перчатки.— И каков приговор?— Джулия, у тебя очень высоко расположенный и узкий вход во влагалище. Иногда такую особенность строения тела называют «скачка с препятствиями».— Что это значит? — Джулия снова откинулась на спинку.— Отсюда боль, которую ты испытываешь при половом акте, неприятное ощущение…Врач смолкла.— Значит, это не остаточные явления, связанные с моей девственностью?Так ей было сказано после предварительного обследования. Джулия сняла ноги с упоров и слезла с гинекологического кресла.— Это не связано ни со шрамами, ни с проблемами тканей.— Значит, все дело в матке, так?— При половом акте из-за ее расположения шейка матки касается полового члена, и это может вызывать боль.— Так всегда и бывает! Но это чувство, будто во мне что-то рвется — описать это ощущение невозможно, — а от мужского члена я себя чувствую не лучше, чем от этого зеркала.— Боль, которую ты испытываешь, Джулия, и ощущение неудобства, скорее всего, не пройдут.— Эта боль не пройдет? И вы говорите об этом так, будто я должна этим гордиться!— Джулия…— Нет! О чем вы мне говорите? О том, что секс всегда будет причинять мне боль? А если я боль эту превозмогу и забеременею, меня резать будут, чтобы достать ребенка, а потом живот мне зашьют, как у какого-нибудь Франкенштейна? Вы об этом мне хотите сказать?— Джулия… — Доктору совсем не хотелось разговаривать в таком тоне.— Я правильно вас поняла? — Джулия была высокой широкоплечей девушкой и говорила резко и вызывающе. Доктор Уизнер не могла увильнуть от ответа на прямо и четко поставленный вопрос.— Тебе, возможно, будет больно при половых сношениях. В период беременности тазовые мышцы женщины расслабляются, влагалище становится способным к расширению, но маловероятно, что в твоем случае этого будет достаточно. Роды потребуют хирургического вмешательства, но это нередкое явление.— Черт! — вырвалось у девушки. — Проклятье!— Мне очень жаль, Джулия.— Будь все проклято! — Она заплакала.— Есть и другие возможности.— Какие?— Так сразу трудно сказать. Ты можешь полюбить человека, который… Как бы это поделикатнее выразиться? У которого этот орган будет не очень большим. Это могло бы решить часть твоих проблем.Доктор Уизнер ненадолго оставила девушку одну, чтобы дать ей возможность прийти в себя.Джулии Мардик был двадцать один год, она чувствовала, что все надежды ее обмануты. Ее все сильнее охватывало отчаяние — предвестник душевного кризиса. Она оперлась о гинекологическое кресло, не будучи в состоянии бороться с нараставшим чувством надвигающейся беды.«Что мне теперь делать с этой жизнью? Как мне жить дальше?»На улице ее ждал Селвин Норрис, чтобы отвезти домой.«Будь оно все проклято! Я сделаю это, Селвин. Я все для тебя сделаю».Эмиль Санк-Марс последним пришел на совещание, которое проводилось на самом верхнем этаже управления. Было уже за полночь. Там собрались Трамбле, Лапьер, Мэтерз, Бобьен и Дегир. Они расселись на массивных стульях и креслах в небольшой комнате для совещаний, вытянув перед собой ноги, — все присутствующие провели на работе уже чуть ли не две смены.— Спасибо тебе, Эмиль, что ты, наконец, почтил нас своим присутствием, — не без издевки сказал Лапьер.— Ну, так что там у нас? — спросил лейтенант-детектив Рене Трамбле и распрямился в кресле, как будто его должностные обязанности требовали от него занять начальственную позу.Лапьер громко выдохнул, давая понять, что пришло время начать разговор.— Вперед, — сказал ему Трамбле.— С Каплонским у нас полный прокол. Он человек необузданный, кое в чем разбирается, прикрылся адвокатом, ушел в глухую защиту, и теперь из него слова не вытянешь. Самое интересное в этой истории — адвокат, который его защищает. Это Гиттеридж.Из всех находившихся в комнате озадаченным выглядел только Мэтерз. Он уперся взглядом в раскрытые ладони и спросил, кто это такой.— Юрист, который раньше работал на мафию, — ответил ему Санк-Марс.— А теперь он связан не только с мафией, — добавил Ален Дегир. Как и Билл Мэтерз, он никогда раньше не присутствовал на таких совещаниях с руководством, и ему очень хотелось воспользоваться представившейся возможностью, чтобы зарекомендовать себя с лучшей стороны. От избытка серьезности он так наморщил лоб, что верхняя складка рассекавшей его бровь морщины накрыла нижнюю. — Он пашет и на «Ангелов ада».— Одни от других мало чем отличаются, — вставил свое веское слово капитан Жиль Бобьен. Это был дородный мужчина, гордившийся внушительным брюшком, под которым он сцепил пальцы рук.— Что вы имеете в виду? — спросил Мэтерз. Ему хотелось, чтобы все обратили внимание на проявляемый им интерес к делу.— Мафия наняла «Ангелов» делать для нее грязную работу, — серьезным тоном пояснил Дегир. Лапьер кивнул, выражая одобрение своему подопечному, которого сумел так хорошо подготовить.— С каких это пор мафия нуждается в помощи?— С тех пор, как мы им хорошенько прищемили хвост, — не без доли хвастовства ответил Бобьен. — Кое-кого из их главарей мы сами взяли, других накрыли во Флориде. Теперь все они мотают срок.— Но выкормыши их еще на свободе, — жестко добавил Трамбле.Ему хотелось как можно скорее перейти к тем вопросам, ради обсуждения которых они собрались, а не отвлекаться на темы общего характера. Он не без оснований полагал, что его начальнику — Бобьену, всегда больше по душе благостный треп, чем обсуждение реальных проблем, которые предстоит решать.Замечание Трамбле было вполне обоснованным. Бобьен, очевидно, был в более благодушном настроении, чем остальные, он не так устал и теперь, повернувшись к Мэтерзу, явно получал удовольствие от того, что смог ввести в курс дела своего молодого подчиненного.— Те, кто остался, стали бороться друг с другом. Часть их отошла от мафии и составила костяк «Рок-машины». Остальные — если им удалось выйти сухими из воды — примкнули к «Ангелам ада».Встав, чтобы налить себе очередной стаканчик кофе, Лапьер высказал Мэтерзу собственную точку зрения на этот вопрос:— Ты же знаешь, англичанин, как это бывает? Мафия поступает так же, как англичане, — нанимает французских холуев, чтобы те делали для них грязную работу. Что в этом нового?Мэтерз отнюдь не был уверен в том, что разделяет точку зрения Лапьера.— «Ангелы ада», Билл, разделены на местные организации, — вмешался Трамбле, стремившийся как можно скорее закрыть эту тему, чтобы двигаться дальше. Он говорил быстро и лаконично, чтобы никто не мог его перебить, вклинить очередной вопрос или высказать свое мнение. — Каждая организация представляет собой что-то вроде концессии, как закусочные «Макдоналдс». Было время, когда любая группа могла прийти и отнять такую концессию у предшественников, доказав, что они более крутые, грубые, жестокие. Еще недавно в Монреале в этом плане существовала конкуренция. Выигравшая банда считалась самой крутой и чуть ли не самой жестокой на земле. Но из Монреаля они убрались в основном из-за того, что мы постоянно их давили. Мы дали им достойный отпор и заставили покинуть город.— На самом деле они отсюда ушли, потому что в других местах дела у них шли много лучше, — вставил все-таки свое слово капитан Бобьен. — В сельских районах у них и денег больше, и проблем меньше. Мы так и не сумели перебить им хребет. Поэтому я поостерегся бы говорить, что с ними покончено.Санк-Марс улыбнулся и покачал головой.— Ты так не считаешь, Эмиль? Ты что, теперь заделался специалистом по бандам?Казалось, что детектив собирается что-то ответить, но он только тряхнул головой и спокойно скрестил руки на груди.— Ну, давай, твое святейшество, — поддел его Лапьер, — прочитай нам свою нагорную проповедь. Почему «Ангелы» слиняли из Монреаля и подались в деревню?— Тебе проповедь нужна? — принял вызов Санк-Марс. — Ты ее получишь. Они оставили город, чтобы выиграть время. Время им нужно, чтобы подорвать авторитет полиции, раскачать судебные устои. Еще им время нужно, чтобы навести порядок в собственном доме, заключить новые союзы, наладить работу по сбору информации и обеспечить себе влияние в сельской местности, которая стала бы их крепостью, куда они всегда могли бы вернуться и оттуда вести успешную осаду города, невзирая на наше сопротивление. Это отступление, господа, носило стратегический характер. Я не исключаю, что благодаря ему, возможно, они смогут выиграть войну.Каждый из собравшихся на какое-то время задумался над такой перспективой, удивившей их убедительностью и логичностью. Потом Трамбле кашлянул, как бы вновь пытаясь призвать всех к порядку.— Каждый из вас в чем-то прав. В словах каждого есть доля истины. На сегодняшний день нам точно известно, что «Ангелы» сейчас окопались в деревне. Теперь они хотят вернуться в город, но у «Рок-машины» на этот счет есть свои соображения. После того как вчера был убит мальчик, на байкеров натравили «Росомах». Посмотрим, что из этого получится.Мэтерз кивнул. Он чувствовал себя довольно глупо из-за того, что ему должны были разъяснять самые элементарные проблемы. У него было еще много вопросов, но задавать их там он не собирался. Это ночное совещание созвал Трамбле, все хотели поскорее его закончить и разъехаться по домам, не исключая и самого Мэтерза. Все были весь день на ногах, а завтра их снова ждала непростая работа.— Это ведь не самая твоя любимая тема, Эмиль? — спросил Трамбле. — Я знаю, ты считаешь, что мы уделяем бандам чересчур пристальное внимание.— Эмиль у нас идеалист, — вмешался Лапьер. — Ему нравятся обычные незамысловатые преступления. Чтоб никаких сложностей. Я удивлен, что сегодня он высказал нам свою точку зрения. Он как-то мне говорил, что от заговоров крыша может поехать. А у тебя, Эмиль, от этих разговоров о бандах мозги не перегреваются?— Поймать преступника, — будто подыгрывая ему, ответил Санк-Марс, — раскрыть преступление. Это немудреная философия, Андре. А тебе никто не запрещает расплетать твои заговоры.«Ангелы» вернулись, пусть они воюют с «Машиной». Пока они будут мочить друг друга, я буду ловить жулье. А потом мы посмотрим, кто в итоге проведет больше арестов.— Ну, ладно, хватит, — вмешался Трамбле. — О чем ты еще хотел говорить, Андре?Жирафоподобный Лапьер легко переступил длинными ногами через низкую скамеечку и пересел на другой стул, продолжая держать в руке стаканчик с кофе.— Секретари, механики, сам Каплонский — все они поют одну песню, — сказал он. — Кто-то верит в чудеса, кто-то в них не верит, но все они говорят, что гараж «Сампсон» занимается покупкой дорогих подержанных машин и перепродажей их в другие страны, где за них дороже платят. У них есть документы, подтверждающие, что время от времени они проводят такие сделки. — Он отпил из стаканчика большой глоток кофе. — Они знают, как сухими выходить из воды. Служащие считают, что закон они не нарушают, разве что иногда чуть-чуть мухлюют, но все у них шито-крыто, так сказать, в рамках существующих правил. Они так обделывают дела в этом гараже «Сампсон», будто машины к ним поступают от частных владельцев, и потому все операции выглядят законными. Каплонский там вроде как хозяин. Имеет две судимости за установку ворованных деталей, но отделался легко — зачетом предварительного заключения и штрафами. С юридической точки зрения, как сказали наши спецы, если тачки не в розыске, дело он выиграет. Упрятать его за решетку будет очень непросто.— У нас есть только название корабля, ожидающего погрузки этих машин, и больше ничего, — заметил Трамбле.— Из какой он страны? — спросил Санк-Марс. Казалось, он целиком погружен в себя, а этот вопрос отвлек его от каких-то гораздо более важных размышлений.— Из России, — ответил Реми Трамбле. — В порту стоит русский грузовоз, там ждут погрузки машин Каплонского.Санк-Марс встал и прошел по комнате к столику, на котором стояла кофеварка. Почти весь день он держался только на адреналине и кофеине, и теперь от усталости все тело его ломило, как при гриппе. Он очень надеялся, что не подхватил простуду.— Я говорил с владельцами машин. С каждым из них. Все тачки краденые. Никто гаражу «Сампсон» ничего не продавал.— Слава тебе, Господи! — вырвалось у Трамбле. — Теперь, по крайней мере, мы имеем состав преступления!— Гм, — буркнул себе под нос Санк-Марс, отрывая краешек пакетика с сахарином. — Мы имеем дело не только с этим. У нас возникли проблемы, Реми, большие проблемы. Я просмотрел документы на каждую машину. По каждой краже есть заявления, но они существуют только на бумаге. В наших компьютерах о них нет никаких сведений, там нет ни номерных знаков, ни регистрационных номеров ни одной тачки.— Утром у нас возникла проблема доступа к сети, такое иногда случается, — самодовольно ухмыльнувшись, высказал предположение капитан Жиль Бобьен.Санк-Марс покачал головой.— Мне бы очень хотелось, чтобы все объяснялось только этим. Мне сказали, что все без исключения дела вводятся в компьютерные файлы, но не все из них надолго там задерживаются. Мы можем предположить, что кто-то регулярно уничтожает некоторые файлы. Из этого следует, что если полицейский пробивает номерной знак такой машины, он никогда не узнает, что машина краденая.— О чем ты говоришь? — переспросил Трамбле, подавшись вперед.— Это небольшая проблема доступа к сети, сбои иногда случаются, — продолжал гнуть свою линию Бобьен с той же ухмылкой на лице. — Я скажу нашим программистам, чтобы они этим занялись.— Нет, с доступом к сети это не связано. Информация о некоторых угнанных автомобилях регулярно стирается из нашей базы данных.Пока все переваривали эту новость, в комнате стояла тишина.— У нас что, хакер завелся? — спросил Жиль Бобьен.Он почти все время работал в своем кабинете, куда в течение дня ему приносили обильные завтраки и обеды, не говоря о самых разных напитках. Там же при нужде можно было и покемарить. Должность свою он получил за долгие годы работы вместе с высшим руководством в интересах Полицейского Братства — профсоюза стражей порядка. Когда вставали вопросы зарплаты или размера пенсий, Бобьен всегда был на стороне начальства. Ему было наплевать, что все об этом знали, — пока он восходил по иерархической лестнице полицейского управления, это его качество вызывало к нему как неприязнь и презрение со стороны других офицеров, так и исключительную благожелательность со стороны начальства.— Это маловероятно, — с уверенностью сказал Трамбле, понимая, что в некоторых ситуациях начальству лучше не потакать. — Мне кажется, что это дело рук кого-то из наших.— Значит, это дело особой важности! — прорычал Бобьен. — Найдите того, кто этим занимается!Хоть он был старшим по званию в этом кабинете, никто не сорвался с места, чтобы тут же исполнять его приказание.— Представим себе, что байкеры имеют доступ к нашим компьютерам, — начал рассуждать Трамбле. — Как в таком случае нам следует поступать? Прежде всего, никто не должен никому об этом говорить. ЕСЛИ это кто-то из наших, мы можем устроить ему ловушку, поэтому никто не имеет права об этом распространяться. В случае любой утечки информации я буду знать, что к ней причастен кто-то из тех, кто сейчас здесь сидит. Я сам займусь этим вопросом. А что с русским грузовым судном?Готового ответа ни у кого не нашлось.— Надо бы поговорить с капитаном корабля, — предложил Мэтерз. Ему хотелось исправить то впечатление, которое он произвел в начале совещания. — Может быть, он даст нам какую-нибудь ниточку. Может быть, фрахтовый брокер нечисто играет. Может быть, профсоюз портовиков мутит воду. Надо посмотреть, куда нас выведет такой разговор.— Эмиль, возьмите с Мэтерзом это на себя. Андре, а ты не вставляй мне палки в колеса, я знаю, что убийства — твоя работа, но у нас стольких подкосил грипп, что людей почти не осталось. Это дело в любом случае как-то связано с Санта-Клаусом. Мне надо, чтобы ты следил за Каплонским. Выясни, с кем он общается. Ну, ладно, давайте, подытожим результаты. Мэтерз, выкладывайте все по порядку.Билл Мэтерз прокашлялся и распрямил спину. Ему хотелось выказать рвение, но он никак не ожидал оказаться в центре общего внимания. Он глубоко вздохнул и начал:— Мы обнаружили банду угонщиков автомобилей, продающих их в бывший Советский Союз. Их связи свидетельствуют о причастности к этой деятельности «Ангелов ада». Очевидно, что Каплонский — жулик, но он составляет лишь небольшое звено в этой преступной цепочке. Может быть, настолько незначительное, что рассмотреть его и определить его место во всей преступной структуре можно только через увеличительное стекло. Однако адвокат «Ангелов» Гиттеридж, который раньше работал на мафию, фигура более значительная. Механик гаража «Сампсон» Акоп Артинян был найден мертвым в канун Рождества в костюме Санта-Клауса. Есть основания предполагать, что это убийство как-то связано с угоном машин. И при убийстве Санта-Клауса, и во время сегодняшней операции в гараже были оставлены сообщения для сержанта-детектива Эмиля Санк-Марса. И в том, и в другом случае преступники знали заранее, что он окажется на месте преступления. Более того, кто-то имеет доступ к полицейской компьютерной сети, причем этот крот каким-то образом связан с гаражом «Сампсон», угнанными машинами, российским грузовозом, убийством Артиняна, «Ангелами ада» и мафией.Вряд ли кто-то из присутствующих ранее пытался обобщить все эти факты. Особого волнения полицейские не проявляли — им еще трудно было оценить все последствия сказанного.Мэтерз бросил взгляд в сторону Санк-Марса. Он специально не стал ничего говорить о своем разговоре с Джимом Коутесом. Это вроде относилось только к проводимому ими расследованию по делу о мошенничестве и напрямую не было связано с обсуждавшейся на совещании темой. Поскольку Санк-Марс ничего ему не сказал, он сделал вывод, что поступил правильно.— Ну, что ж, господа, все остальные вопросы — завтра, — подвел итог Трамбле. — Сегодня еще надо успеть выспаться.— Минуточку, — проговорил Санк-Марс. Он сидел, откинувшись назад, на диване и сделал явное усилие, чтобы распрямиться. Санк-Марс поставил стаканчик с кофе на пол, упер руки в колени и резко подался вперед. — Я хотел бы обсудить вопросы юрисдикции. — В тоне его заявления прозвучал вызов.— Я что-то тебя не понял, — сказал Трамбле.— Мы расследуем дело шайки угонщиков. Им занимаюсь я. Также мы расследуем убийство. Это дело ведет Андре. Возможно, в эти дела замешаны банды байкеров, которыми занимаются «Росомахи». Кроме того, мы столкнулись с внутренним шпионажем. Я полагаю, Реми, что это дело вести будешь ты. Для проведения всех этих расследований нам недостает координации. Мне хотелось бы предложить решение.— Руководителем операции являюсь я, — заявил Трамбле. — Ты с этим не согласен?— Я бы хотел предложить в этом качестве себя, — ответил Санк-Марс.Все присутствующие переглянулись. Старшие детективы не помнили, чтобы за долгие годы службы Эмиль Санк-Марс выступал с подобной инициативой. Он всегда с презрением относился к тем, кто стремится выслужиться. Санк-Марс и Трамбле спокойно и пристально смотрели друг другу в глаза.— Я не вижу для этого веских причин, Эмиль. В чем дело? Зачем тебе это надо?— Реми, преступники дважды оставляли мне сообщения на месте преступлений — две надписи: «Веселого Рождества, М5» и «Добро пожаловать, М5». Это дает мне основания полагать, что я уже как-то с ними связан — каким-то образом, каким-то способом. Может быть, я смог бы как-то прояснить ситуацию через свои связи. Честно говоря, мне бы не хотелось, чтобы кто-то мне в этом мешал.— Я понял. Окончательный ответ: руководителем операции остаюсь я. Придется тебе с этим смириться. — Даже глубокой ночью Трамбле оставался в безупречной форме: прическа — волосок к волоску, подбородок чисто выбрит. Он единственный из всех присутствующих побрился после обеда.— Тебе придется возглавлять проведение важнейшего внутреннего расследования, которое не будет оставлять времени ни на что другое.— Я справлюсь, Эмиль. Все, закрываем эту тему.— Но в таком случае нам еще потребуется проверяющий офицер.— Им буду я, — заявил Андре Лапьер. — Что изменит еще одна угнанная тачка? Основное преступление, которое мы расследуем, — убийство. Я практически все время работаю в контакте с «Росомахами», потому что половина убийств в этом городе связана с бандами. А о твоем существовании, Эмиль, они даже не подозревают.— Но у меня есть связи, которые помогут разобраться в этом деле, а у тебя их нет. Сегодня мы устроили облаву в мастерской, где работал Акоп Артинян, а ты даже не знал, зачем тебя туда пригласили.— Отвяжись, Эмиль! У меня был грипп, понимаешь? И ты прекрасно об этом знаешь!— Андре прав, Эмиль, — решил Трамбле. — Главное для нас — убийство Санта-Клауса. Зачем нам от кого-то избавляться в связи с угоном машин, если мы можем его привлечь по делу об убийстве? А тот факт, что ты в это дело вовлечен, что преступники не поленились нацарапать твои инициалы на месте преступления, вполне веская причина, чтобы ты работал отдельно от Андре. Держи дистанцию, не лезь в его дела. Что же касается твоих связей, я полагаю и рассчитываю, что ты поделишься с нами всей информацией, которая будет к тебе поступать. И здесь, Эмиль, возникает следующая проблема: почему ты не сказал Андре о том, что Акоп Артинян был осведомителем?Санк-Марс пожал плечами и взял с пола стаканчик кофе.— Андре лежал дома больной. Я собирался ему об этом сказать, когда он будет чувствовать себя лучше.— Это вранье! — выкрикнул Лапьер.— Скажи-ка мне, Андре, одну вещь. Ты говорил с Каплонским об убийстве Артиняна? Или обсуждал только угон машин?— Только машины.— Почему? Вытряси из него душу. Хороший адвокат мафии прикроет его с тачками, он знает об этом, поэтому беспокоиться не будет. Если он запоет, приятели его хорошо отметелят, он прекрасно это понимает. Откуда у него в таком случае появится желание говорить? А ты попробуй повесить на него убийство, пусть он тогда получше пошевелит мозгами.— Я от этого воздержался, — заявил Андре Лапьер.— Чушь какая-то, — буркнул Санк-Марс.— Простите меня, господа, — все уже решили, что Жиль Бобьен либо заснул, либо настолько не догонял ход беседы, что счел за благо молча слушать. Его округлые формы, чем-то напоминавшие изваяния Будды, вновь привлекли всеобщее внимание, когда он чуть поднял голову, чтобы высказаться. — У меня возникла одна мысль.Эта новость ни у кого не вызвала большого энтузиазма. Принимая во внимание поздний час, усталость всех собравшихся, достаточно напряженную атмосферу и общее неуважение к оратору, никто не обратил на него особого внимания. Не глядя на начальника, все понуро ждали, что он им сообщит. Взгляды вновь обратились на него, когда выдержанная капитаном пауза слишком затянулась.В конце концов, ободренный тем, что ему удалось привлечь внимание подчиненных, Жиль Бобьен возвестил:— Я сам буду руководить этим расследованием.Жертвуя собой, первым ему сразу же возразил Трамбле:— Жиль, ты же уже столько лет только и делаешь, что ворошишь на столе бумаги…— Это хороший повод, Реми, чтобы тряхнуть стариной. Эмиль прав. Ты должен будешь все свое время посвятить внутреннему расследованию. Нам придется координировать работу разных отделов. Что касается русских, ими займется конная полиция. Вот нам и нужен кто-нибудь в чинах, чтобы поддерживать с ними связь. Санк-Марс с Мэтерзом не будут разговаривать с русским капитаном. Я попрошу это сделать ребят из конной полиции.Мэтерз, не понимавший значения происходящего, заметил, что Лапьера с Дегиром чуть удар не хватил, Трамбле был близок к панике, а Санк-Марс выглядел крайне удивленным.— Жиль, ты же столько лет занимался только работой с документами…— Я и сейчас сижу за столом. Через меня все проходит. Мое решение окончательное, обсуждать его мы не будем. Если у тебя, Реми, есть другие предложения, попробуй пожаловаться на меня начальству, и я тебе тогда кое-что оторву, обещаю.— Жиль, — начал было Санк-Марс, — не поймите нас превратно, мы высоко ценим ваше предложение. Для нас честь служить под вашим руководством, но вы же знаете, у вас проблемы с сердцем…— Оно еще бьется, Эмиль. Спасибо, что вспомнили. А теперь — к делу. Первое совещание оперативной группы состоится завтра ровно в одиннадцать. Всем быть здесь.— Здесь? — переспросил начальника Андре Лапьер.Бобьен признал свою первую ошибку.— У меня в кабинете, — поправился он, — точно в одиннадцать. Он хлопнул себя руками по ляжкам, поднялся со стула и быстро ушел тяжелым пружинистым шагом.— И надо тебе было поднимать этот вопрос, Санк-Марс? — спросил Трамбле. — Теперь мы все оказались в дерьме.— Ты себе представляешь, сколько с ним будет бумажной волокиты? — посетовал Лапьер. — Пятьсот слов в день в трех экземплярах. Дегир!— Да, сэр? — Как и второй младший детектив, находившийся в комнате, Ален Дегир старался держаться тише воды ниже травы, следя за разговором. На его несчастье, начальник обратился к нему именно в тот момент, когда он во весь рот зевал.— Завтра утром в одиннадцать часов зайдешь в кабинет Бобьена и застрелишь его. Тебя за это провозгласят национальным героем.Никто не улыбнулся. Все встали и в молчании вышли из кабинета. Кабина лифта была небольшой, каждый пассажир чувствовал облегчение, когда кто-то выходил. Только Мэтерз и Санк-Марс предусмотрительно взяли с собой куртки и потому проехали весь путь вниз до самого гаража.— Мне кажется, мы попали… — осторожно высказал Мэтерз предположение, пытаясь выяснить реакцию начальника. — Я хочу сказать, с Бобьеном.— Ты так считаешь?— А вы разве не согласны с мнением всех остальных?— А ты задай себе вопрос, кто первый пригласил его на совещание?Мэтерз обратил внимание на едва заметный оскал, который, несмотря на невозмутимое выражение лица начальника, выражал затаенную угрозу.— Вы?Санк-Марс чуть выпятил подбородок.— Трамбле весь день сидел у нас на хвосте. Лапьер? Он хотел бы только одного — чтоб мы всю жизнь сидели за столом и точили карандаши. Кто из них двоих по своей воле дал бы мне возглавить расследование? Когда тебя загоняют в тупик, Билл, ты начинаешь искать другое решение.— Другое решение — это Бобьен?— Он никогда не знает, что творится кругом. — С поразившей Мэтерза добротой Санк-Марс положил ему руку на плечо. — Мне просто пришлось прибегнуть к небольшой дипломатической уловке, чтобы обеспечить нам свободу действий. И я собой горжусь. Кстати говоря, ты помнишь тот жучок, который поставили в гараже? Это работа полицейского. Очень старая модель, ей по меньшей мере десять лет. Спокойной ночи, Билл. Утром увидимся. И не забудь — это совещание будет очень важным. Приходи подготовленным. Принеси сладких булочек, Бобьен за это сделает тебя своим любимчиком.— Ровно в одиннадцать, — сказал Мэтерз, глядя, как его наставник идет к машине в холодной сырости гаража. У него возникло подозрение, что он никогда не сможет узнать те секреты, которые сделали Санк-Марса первым полицейским в городе, но, вне всяких сомнений, было чему поучиться у этого человека.ГЛАВА СЕДЬМАЯПЯТНИЦА, 7 ЯНВАРЯФургон взорвался рано утром. Удар взрывной волны был так силен, что в трех ближайших кварталах в окнах домов вылетели стекла. Их жители кто в чем — в пижамах, ночных рубашках, зимних ботинках на босу ногу и просто завернувшись в одеяла — вскакивали с кроватей и вылетали на улицу, думая, что где-то взорвался газ, настал конец света, разразилось землетрясение или в город попала комета. Детали преступления выяснялись медленно. Полицейские на холоде истоптали весь район, пока еще не рассвело. От содержимого бумажника водителя, как и от его большой ягодичной мышцы, не осталось ничего, потому что бумажник лежал у него в заднем кармане брюк, а водительское удостоверение, хранившееся в бардачке, чудом сохранилось. Если водитель был хозяином фургона, то он принадлежал к «Рок-машине», примкнув к ней в тюрьме во время очередной отсидки, и был известен как бывший домушник. После освобождения Жак Дюфур по кличке Стремянка прошел курс обучения езде на мотоцикле. Когда он пришел сдавать на права теорию, сотрудник той конторы, где он должен был сдавать тест, взглянул на него и четырех байкеров, стоявших сзади, и дал ему экзаменационный листок сразу вместе с правильными ответами. А когда дело дошло до проверки водительских навыков, ему выдали водительское удостоверение на вождение мотоцикла без экзамена. Стремянке очень нравились привилегии членов банды — особенно исключительная легкость доступа к представительницам прекрасного пола и в игральные залы казино Лас-Вегаса. Теперь он, как и многие его кореша, традиционно расплатился за все свои льготы и привилегии. В кабинете, где велось расследование деятельности байкерских банд, Андре Лапьер присовокупил его имя к другим на висящем на стене листе плотной бумаге, куда вписывалась история байкеров. «Жак Дюфур, — написал он. — Кличка Стремянка. Взрыв бомбы. 7 января. 3:52 утра». А рядом нацарапал: «Подгоревший пирог с вишней. Нам будет его недоставать. Ему тоже».Когда раздался первый телефонный звонок, лошади, как будто почуяв угрозу, легонько захрапели и стали перебирать копытами. Эмиль Санк-Марс, расчесывавший серого жеребца, стал ему невнятно, но убедительно нашептывать что-то успокаивающее, а пыль со спины коня тем временем плавно слетала на промерзший бетонный пол конюшни.Детектив пришел сюда, когда начало светать, накормил и напоил животных и принял самое активное участие в чистке конюшни. У них с Сандрой были две выездные лошади, два снежно-белых скакуна и шесть поло-пони. Но в конюшне оставалось место еще для восьми коней. После второго звонка телефона лошади стали волноваться сильнее, все зафырчали и задышали глубже, выдыхая в морозный сырой воздух клубы пара, чем-то напоминая при этом огнедышащих драконов. Либо они почуяли, что звонок в конюшне был недобрым знаком, либо им передалось смешанное со страхом волнение, которое ощутили люди.Ответила Сандра, и Санк-Марс решил уже было, что пронесло, но она ему сказала:— Это тебя.Жена держала трубку в вытянутой руке так, будто это была дохлая крыса, и ждала, пока он ее возьмет.Санк-Марс сделал вид, что ему не хочется ни с кем говорить.— Кто это?— Он не назвался.Он не хотел, чтобы она подумала, что у него есть от нее секреты, и потому попросил:— Спроси, что мне передать.Сандра встретилась с Эмилем, когда он приехал в Нью-Гемпшир покупать для друга коней. Сочетание атмосферы большого города и шарма говорившего по-французски полицейского, который знал о лошадях все и немножко больше, торговался как заправский игрок в покер и держал себя с достоинством президента, оказалось для Сандры Лоундес настолько неотразимым, что она не смогла сдержаться и одарила его долгим, пристальным взглядом. В паре они смотрелись очень импозантно. Она узнала, что его первая супруга скончалась, когда Эмилю было двадцать девять лет, прожив в браке всего семь месяцев. Вторая его спутница жизни продержалась пять лет, а потом подала на развод из-за его долгих отлучек, предчувствия опасности, ощущения своей неполноценности по сравнению с ним и постоянно повторяющихся долгих душевных кризисов. Хоть их брак нельзя было назвать счастливым, для Эмиля, воспитанного в строгих католических традициях, развод оказался непростым испытанием. Но в конце концов разрешение на него было получено, и детективу пришлось смириться как с его положениями, так и с присущим им лицемерием.Глядя на Сандру, пока она говорила по телефону, Санк-Марс поймал себя на том, что восхищается ею. Эта женщина на лютом морозе в промозглом сарае неустанно ухаживала за животными, пока каждое не было накормлено, напоено, обогрето и утешено. Впервые встретившись, они весь день напролет проговорили о лошадях, а вечером обсуждали американскую политику. Сандра держалась уверенно, она была в ударе от чувств, которые он в ней разжег. Оба были единодушны в том, что совместная жизнь для них невозможна, оба решили поддерживать отношения на расстоянии, время от времени навещая друг друга. Их восхитительный роман развивался еще года два, и только после этого они стали всерьез задумываться о браке.Повседневная совместная жизнь в отличие от мимолетных встреч была чревата сложностями для обоих, им требовалось время, чтобы лучше узнать друг друга. Большинство ближайших друзей Эмиля говорили только по-французски, а Сандре французский давался с трудом. Да и разница в возрасте была такой, что многие его интересы мало ее волновали. Ей нравилось жить в большом городе, но временами она чувствовала себя одиноко и ей очень не хватало лошадей. Когда семейная жизнь стала давать трещину, она предложила мужу купить ферму, где оба могли бы заниматься любимым делом. Ей очень хотелось обзавестись конюшней, и Сандра пыталась доказать мужу, что, когда он выйдет на пенсию, ему обязательно нужно будет чем-нибудь заниматься, а разведение коней вскоре могло бы стать прибыльным делом. Санк-Марс смотрел на эту затею как на возможность укрепления их распадавшегося союза, и потому согласился с предложением жены. Оба с энтузиазмом ввязались в это предприятие.— Ты найдешь разгадку на русском грузовозе, — сказала Сандра. В ожидании его ответа она прижимала телефон к плечу.— Хорошо, дай мне трубку.Он взял у нее телефон и спросил:— Кто вы?— Разгадка в русском грузовозе.— Да, я понял. Скажите, кто вы?— Я не имею права обсуждать с вами эту тему.— Тогда придумайте кодовое имя, прозвище какое-нибудь, по крайней мере! Мне надо как-то к вам обращаться. А когда вы оставляете сообщения, мне необходимо знать, от кого они поступают.Его собеседник на другом конце линии негромко хмыкнул.— Вам нужна хоть какая-то зацепка. Вы надеетесь, что я проговорюсь. Ну, ладно, придется с этим смириться. Дайте мне секундочку подумать… Хорошо, давайте назовем эту операцию «Скачка с препятствиями». А меня вы можете называть просто Наездник. Любые сообщения, которые вы получите от Наездника, будут исходить от меня и иметь отношение к этой операции.— Какой операции?— Санк-Марс, не задавайте ненужных вопросов.Детектив сжал телефонную трубку в руке так, как будто хотел выдавить из нее информацию.— Тогда расскажите мне о грузовозе.— Я уже все вам сказал. Ключ к разгадке — русское судно. Начните с него. Желаю вам удачи, Санк-Марс.Наездник повесил трубку.Санк-Марс обдумал сообщение, потом подошел к подметавшей пол жене и без околичностей спросил ее, умеет ли она стрелять из ружья.— В чем дело, Эмиль? — она оперлась о метлу и пристально посмотрела ему прямо в глаза.— К востоку от Олдгейт, — невнятно бросил он, отведя глаза в сторону.— Что ты сказал, Эмиль? Прости, я не поняла. Что это значит?— Сандра, ты выросла на ферме. Ты должна уметь стрелять из ружья.— Конечно, я умею стрелять из винтовки. И из дробовика палила, когда мы охотились на уток. Я же американка. Разве мы все друг в друга не стреляем? Это наше конституционное право.— Я поеду в поселок, куплю тебе ружье. И, пожалуйста, когда меня не будет, все время держи его при себе. Особенно здесь. А если решишь покататься верхом, всегда бери с собой свой сотовый. С этого момента, когда будешь в доме, всегда держи двери на запоре. Мне совсем не хочется тебя пугать, но сейчас настало время, когда надо быть очень осмотрительными.— Эмиль? — Она заглянула ему в глаза, но в них не было ни утешения, ни улыбки, ни сострадания. Сандра отвела взгляд. Санк-Марс попытался ее обнять, но она увернулась и снова принялась убирать конюшню.— Сандра, — сказал он, приблизившись и встав за ее спиной.Она снова посмотрела на мужа.— Что же дальше будет, Эмиль? Давай, покупай ружье. Не беспокойся обо мне. Стрелять я умею.— Может быть, ничего не случится, — проговорил он.— А может быть, случится, — поправила она. — Только как мне об этом узнать, если ты ничего не рассказываешь? Ни с того ни с сего ты хочешь, чтоб у меня было оружие. Ты когда-нибудь будешь мне толком объяснять, что происходит, Эмиль? Когда-нибудь?Как ему было рассказать ей о своих подозрениях, если он кожей чувствовал, что тучи над ними сгущаются, но не было никаких видимых для этого оснований?Санк-Марс кивнул.— Это ведь не просто сказочки про сыщиков и разбойников… Люди пока не осознали, но идет война. Пока никто не знает, что я в ней участвую, но когда узнают… — он оборвал фразу на полуслове.Теперь они стояли рядом, и когда муж снова захотел ее обнять, Сандра Лоундес не стала ему противиться. Они целовались в холодной сырости конюшни. Потом Сандра отстранилась, снова взялась за метлу и принялась целеустремленно подметать пол, а Санк-Марс через небольшую боковую дверь вышел из помещения на яркий солнечный свет восхитительного зимнего утра.Полдень еще не наступил, когда сержант-детектив Эмиль Санк-Марс вместе с детективом Биллом Мэтерзом подрулил к одному из въездов в городской порт. Полицейские полагали, что их значки без проблем позволят им попасть на территорию. Однако смотревший на них свысока из своей будки охранник прочел им целую лекцию о процедуре получения разрешения на въезд. Мэтерз вылез из машины и, почти прижавшись лицом к замерзшему стеклу, спросил у старого хрыча, что тот имеет против полицейских. Постовой с полицейским прилично повздорили. В конце концов охранник кому-то позвонил, разрешение было получено, и Мэтерз расписался в журнале посетителей. В этот момент из машины вышел Санк-Марс, ввалился в будку сторожа и потребовал, чтобы тот дал ему журнал посетителей для ознакомления.— У меня нет разрешения показывать вам журнал, — сказал охранник, ссохшийся хамоватый зануда, люто ненавидевший всех, кто хоть в чем-то пытался ему перечить.— У меня тоже нет пока разрешения на ваш арест за то, что вы мешаете проведению расследования, но вы меня вынудите, и я его получу, — предупредил Санк-Марс. Он надеялся, что старик рассмеется, но вместо этого тот положил руку на кобуру и с хмурым видом распрямил спину. — Ну, ладно, я пошутил.— У меня нет разрешения.Упорство охранника детективу совсем не понравилось.— Хорошо, запросите разрешение. Я вполне могу подождать. — Он похлопал охранника по спине с таким видом, будто они с давних пор были братьями по оружию, и вышел на улицу.Как только сторож кончил разговор, Санк-Марс снова вошел в будку, а Мэтерз подошел к окошку, и они, разделенные стеклом, вместе стали просматривать журнал.— Вот, смотрите! — вскрикнул он. — Это же надо! Как вам это нравится? — Мэтерз даже присвистнул.— Вы были на посту за день до Рождества? — спросил охранника Санк-Марс.— На Рождество мне дали пять дней отпуска — два дня накануне и два дня потом.— Свяжитесь еще раз с начальством и запросите разрешение на то, чтобы я конфисковал у вас этот журнал в качестве вещественного доказательства.Охранник перевел взгляд с одного мужчины на другого, как бы соображая, стоить ли ему понапрасну тратить время на звонок.— Лучше пусть кто-нибудь пришлет мне новый журнал.Он, видимо, решил, что оба детектива по достоинству оценили его приверженность букве закона. Через минуту полицейские уехали. Журнал посещений лежал на заднем сиденье служебного автомобиля. Они неукоснительно следовали объяснению охранника, который подробно рассказал им, как проехать по докам к русскому грузовозу.Грузовые корабли стояли у причалов под старыми, обшарпанными элеваторами. Зимой в монреальском порту всегда спокойно, хотя ледоколы неустанно трудятся над тем, чтобы река была судоходной. Грузовозов здесь было теперь немного, от временного запустения огромное пространство казалось мрачным, даже немного жутковатым.Выбравшись из машины, детективы уставились на черное проржавевшее чудовище, которое и было русским грузовозом. Полицейские, не сговариваясь, переглянулись — это была не квартира с тремя спальнями, — им явно было не под силу найти что-либо в недрах этого гиганта. С его верхней палубы свисали огромные сосульки. Шпринги, удерживающие корабль у причала, тоже были увешаны сосульками, блестевшими на утреннем солнце. Трап, ведущий на верхнюю палубу, казался слишком хлипким. Название корабля покрывали хлопья налипшего и заледеневшего снега.— Да, — задумчиво проговорил Мэтерз, — найти иголку в стоге сена — детская игра по сравнению с обыском этого корабля.— Там тебе хотя бы известно, что искать надо именно иголку.— Я мог бы вас спросить, что мы здесь делаем, — попытался прояснить ситуацию младший напарник.— Мог бы, конечно, но ты же не собираешься тратить наше время попусту.Они подошли к основанию трапа, и Санк-Марс остановился, пропуская вперед своего более проворного помощника. Они поднимались, крепко держась за поручни и подавляя в себе желание бросить взгляд вниз. На полпути Мэтерз остановился, чтобы перевести дыхание — изо рта его вырывались белые клубы пара.— Вы уверены, что нам не стоит оставить это дело для конной полиции?Санк-Марсу подумалось, что лицо у него еще совсем детское. С такой физиономией он имел шанс всю жизнь оставаться херувимчиком.— Они уже были здесь и ничего не нашли. Двигайся, Билл, я не хочу здесь окоченеть.На палубе на них никто не обратил внимания. Политические перемены в Москве никак не отразились на нраве этих моряков — угрюмых, необщительных и озлобленных парней. Детективы по внешнему трапу поднялись в рулевую рубку, где штурман неприязненно сказал, что надо вызвать капитана. Он заставил их ждать, что-то с кем-то долго обсуждал по-русски и только потом связался с капитаном.Люди заторможенно двигались по палубе как в летаргическом сне, стальной корпус корабля слегка вибрировал, низкий приглушенный гул работающих судовых систем нарушался ритмичным звонким лязгом. Рулевая рубка выглядела мрачно. Несмотря на постоянный приток теплого воздуха, от ее стальных стен веяло холодом и сыростью. Полицейские ждали командира корабля в компании настороженных молодых моряков, бросавших на них исподлобья изучающие взгляды, и к тому времени, когда появился капитан, оба детектива испытывали такое чувство, что это их подвергают официальной проверке.Капитан Вацлав Якушев оказался подтянутым невысоким мужчиной. Он жестом дал понять трем членам команды, чтобы они покинули помещение, и заговорил с сильным акцентом, явно выдающим недостаточное владение английским:— Вы не та полиция, которая была прежде.— Возможно, вы беседовали с представителями Канадской королевской конной полиции, — ответил ему Билл Мэтерз. — А мы представляем полицейское управление муниципальной полиции Монреаля.— Какое у вас здесь дело? Что я должен делать с муниципальной полицией Монреаля?— Как, простите, ваше имя, сэр? — хорошо поставленным громким голосом внушительно спросил его Санк-Марс. Он отнюдь не собирался заискивать перед этим человеком, и ему совсем не хотелось, чтобы кто-то подвергал сомнению его право быть на этом корабле.— Капитан Вацлав Якушев. Это я сказал вам. Кто вы?— Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс и мой напарник — детектив Билл Мэтерз. Сколько времени вы находитесь в порту, сэр?Его собеседник скорчил гримасу, пытаясь показать, что этот вопрос не из легких.— Некоторое время.— Сэр, будьте добры, уточните. Если нужно, посмотрите по бортовому журналу.— Мы прибыли сюда… это было одиннадцатое октября.— Вы здесь находитесь уже достаточно долго.— Я вам ответил. — Он пожал плечами, нарочито выказывая нетерпение.— Что вас настолько задержало в порту?— Это известно. Мы имеем трудности.— Простите?Мужчина снова выказал нараставшее раздражение.— Это известно.— Но не мне.Капитан тяжело вздохнул.— Проблема собственности. Пока не решен вопрос о собственности судна, мы не можем плыть.— Почему вы продолжаете погрузку и разгрузку?— Мы не в спешке. Иногда нам говорят погрузиться, потом нам говорят разгрузиться. Однажды нам говорят погрузить, что нам сказали разгрузить три дня раньше. Конечно, это бессмысленно. Что мы можем делать? Мы погружаем, мы разгружаем. Мы здесь уже сколько-то торчим.— Что вы делали за день до Рождества — двадцать четвертого декабря?— Я не знаю, что я делаю в тот день.— Проверьте, пожалуйста, по бортовому журналу, сэр.Мужчина несколько дней не брился, в его седоватой щетине еще проглядывали черные волоски. Седые волосы на голове были коротко подстрижены. Одет он был в синий свитер, протертый на локтях. Он стал с явной неохотой листать бортовой журнал.— Тот день как каждый другой день, — в конце концов сказал он.— Неужели? В тот день ваш корабль посетил человек по имени Вальтер Каплонский. Вы не припомните этот визит, капитан?— Да, мистер Каплонский. У меня дела с этим человеком. Как я сказал, тот день как каждый другой день.— Его кто-нибудь сопровождал?— Извините?— Он прибыл один или с ним был кто-то еще? — теперь Санк-Марс рассеянно глазел на широкую палубу грузовоза, как будто вопросы, которые он задавал, были просто частью обычной рутинной проверки.— Это я не помню. Я бы сказал, он прибыл сюда один.Санк-Марс перевел жесткий взгляд на капитана.— Странно, потому что в тот день, о котором идет речь, господин Вальтер Каплонский расписался в журнале посетителей у въезда в порт вместе с одним молодым человеком — господином Акопом Артиняном. Вы встречались с господином Артиняном, капитан?Капитан сделал руками жест, который мог изображать растерянность.— Такое имя мне неизвестно.— Неизвестно?— Неизвестно.— Он не поднимался на борт вашего судна?— Я бы сказал, нет.Санк-Марс решил, что непроницаемое выражение лица, с которым он это произнес, было подозрительно уже само по себе.— В регистрационном журнале, который заполняется у въезда на территорию порта, сказано, что господин Артинян и господин Каплонский пробыли в доках около пяти часов перед тем, как покинули порт.— Может быть, этот другой человек ждал в доке. Может быть, он не был на борту моего корабля.— В тот день стоял тридцатиградусный мороз, он замерз бы до смерти.— Может быть, он ждал в другом месте. На корабле. В доке. У меня нет в памяти этого имени. Я не вспоминаю, что мистер Каплонский приехал сам с другим человеком.— Ваш английский улучшается, капитан. И акцент постепенно исчезает. Вы позволите мне переговорить с членами вашей команды?— Нет, не позволю. Моя команда имеет обязанности. Я говорил с полицией один раз раньше. Вам здесь нет места.— Мы так понимаем, что вы грузите угнанные машины для переправки в Советский Союз, — сказал Санк-Марс. Он полагал, что капитан знал, как проводятся допросы, и ему хотелось, чтобы он стал теряться в догадках.Мужчина лишь слегка ухмыльнулся.— Вы делаете ошибки. Три. Одна ошибка — на борту моего корабля нет машин. Другая полиция это проверила. Это ложное обвинение. Другая ошибка — этот корабль не возвращается в мою страну. Мы плывем отсюда в Бостон, Нью-Йорк. Я понимаю это, но должен ждать, чтобы решить вопрос о собственности. Потом, мне сказали, мы идем в Сан-Франциско через Панамский канал или в Буэнос-Айрес. Это будет решено. Мы не берем машины обратно в мою страну. Одна еще ошибка, вы сказали Советский Союз. Может быть, вы не знаете, но Советский Союз больше не существует.Эмиль Санк-Марс медленно почти вплотную подошел к капитану грузовоза. Стальной пол кое-где еще покрывали остатки черного резинового коврика, хотя большая его часть истерлась и износилась. Капитан не сдвинулся с места и вынужденно поднял взгляд.— Сколько времени вы еще собираетесь оставаться в порту, капитан? — не повышая тона, спросил его полицейский.— Это неизвестно.— Примерно.— Много недель.— Рад это слышать. Значит, нам хватит времени, чтобы довести расследование до конца.— Тогда все довольны. Я надеюсь, вы найдете ваши машины, детектив.Он еще выше задрал голову, глядя на Санк-Марса и как бы принимая его вызов. Было очевидно, что рост собеседника его ничуть не пугал.— Господина Акопа Артиняна, того молодого человека, который был на вашем корабле и которого вы никак не можете припомнить, убили в тот самый день. Время его смерти, капитан, указывает на то, что его убили именно на вашем судне.— Это невозможно…— Невозможно? Ну что ж, вот я и получил ответ на мой вопрос. Теперь я знаю, почему он был одет в костюм Санта-Клауса. Вы не могли рисковать в случае возможного обыска багажника машины охранником при выезде, что иногда случается, но вам как-то надо было вывезти отсюда тело господина Артиняна, чтобы вас не задержали с ним у ворот. Поэтому вы одели его и Каплонского в платье Санта-Клауса, как будто они были сюда приглашены на Рождество, а потом вы их увезли обратно — живого рядом с мертвым. Теперь мне осталось только выяснить, в чем у вас и ваших людей интерес ко мне. Иначе говоря, зачем вам понадобилось вешать на шею трупа записку с моим именем. Это — еще одна тайна, капитан. Она будет раскрыта так же, как и предыдущая. Желаю здравствовать, сэр.Русский капитан стоял как и раньше — непоколебимо, решительно и спокойно. Санк-Марс подошел к двери и распахнул ее, пропуская вперед Мэтерза. Выходя из рубки, он кивнул на прощание капитану.На палубе он спросил напарника:— Ты считаешь, Билл, я ему слишком много сказал?— Я бы, честно говоря, не возражал, если бы вы сначала излагали ваши соображения мне. Иногда, Эмиль, я задаю себе вопрос, а доверяете ли вы мне вообще?— Гораздо больше, чем тебе кажется. Капитан Я… Как там его? Ты гораздо лучше запоминаешь эти иностранные имена.— Якушев. Это лее так легко — самая обычная русская фамилия.— Допустим. А сам он, по-твоему, тоже самый обычный русский? Вот это нам надо выяснить. Что-то мне подсказывает, что наш капитан Я… Яку…— Якушев, — со вздохом повторил Мэтерз.— Что-то говорит мне, что он совсем не обычный человек среди своих собратьев.— Мы здесь закончили? — кивнул Мэтерз.— Нет, нам еще придется поработать ногами. Мне надо просмотреть их грузовую декларацию. Я хочу получить детальный отчет обо всем, что было погружено на судно и разгружено, пока оно стоит в порту.— Что-нибудь еще?— Как ты думаешь, где могли убийцы достать костюмы Санта-Клауса в самый канун Рождества? Они их украли, купили, взяли напрокат? Я, пожалуй, проедусь по магазинам одежды, подарков всяких, посмотрю, может быть, наткнусь на что-нибудь. Если они убили парнишку на корабле, а потом провезли его через ворота одетого как Санта-Клаус, костюмом для него они должны были запастись заранее. Они уже тогда знали, что он им понадобится.— Они сделали так, что Артинян должен был при въезде расписаться. Значит, он показывал охраннику какой-то свой документ. Почему они действовали так глупо? Дали ему оставить свое имя в регистрационном журнале! А потом — при выезде — за него расписался Каплонский. Это я вполне могу понять — им там наплевать при выезде, кто выезжает, лишь бы счет сошелся. Но ведь их имена, стоящие рядом в журнале, это как свидетельство того, что парня убил Каплонский. Они сами указали нам и время, и место! Я бы мог еще это понять, если бы они не собирались его пытать и убивать, но если они это планировали заранее, то план их никуда не годился.Санк-Марс с напарником не согласился.— Кто мог предположить, что Артиняна здесь будут искать? Они представить себе не могли, что мы докопаемся до доков.— Так почему же мы все-таки докопались? — вслух размышлял Мэтерз. — Нам же было сказано этого не делать.— Да, нам сказали сюда не соваться. Это интересно уже само по себе. Отвези-ка меня, Билл, в управление, а потом возвращайся сюда.Во время перемены Окиндер Бойл околачивался около школьного двора, и вдруг ему в голову пришла вполне уместная мысль, что его скрытная, мрачная личина репортера в определенных кругах имела успех, но рядом с детьми он казался слишком подозрительным и даже опасным типом. Он решил уйти и дождаться полудня в подъезде небольшого многоквартирного дома неподалеку от домика Артинянов. После того как Василий пришел домой перекусить, он продолжал внимательно следить за домом и, когда мальчик вышел, направился вслед за ним.— Василий! — крикнул он. — Василий! — Быстро идти по снегу было нелегко.Мальчик остановился, настороженно оглянулся и, когда Бойл подошел совсем близко, с вызовом спросил:— Вы — полицейский?— Я друг твоего дяди Гаро, — сказал ему журналист. — Он мой начальник. Я работаю репортером в «Газетт» [11]— Мой дядя ее называет «Газоопарк».— Значит, я один из тамошних зверей.— Да, я вас узнал по фотографии. Дядя Гаро говорил, что вы классно знаете свое дело.— Правда? Я ему при случае об этом напомню. Мне он об этом не говорил никогда.— Да ну? — Мальчик, казалось, был искренне удивлен.— Твой дядя Гаро — хороший человек, с него надо брать пример, и это здорово, Василий, что ты пытаешься ему подражать. Но ты ему о нашем разговоре лучше ничего не рассказывай, ладно?Они пошли вместе по заснеженному тротуару, посыпанному песком.— Мне понравился ваш сегодняшний репортаж о Банкире. А вы что правда были в туннеле?— Все в точности, как там написано. — Ему льстило не только, что мальчик его узнал, но и то, что он успел прочесть его материал.— Клево! — Они пересекли улицу. — Вы хотите что-то узнать про Акопа? — при упоминании имени брата голос мальчонки сорвался.— Гаро просил меня кое-что выяснить, может быть, даже написать о нем. В деле Акопа много непонятного. Почему он был в костюме Санта-Клауса? Почему это вообще произошло? Все в один голос говорят, что он был хорошим парнем, зачем ему надо было связываться с этими подонками? — Бойлу хотелось сначала выговориться самому, чтобы дать мальчику время собраться с мыслями. Было ясно, что ему трудно говорить о брате. — Может быть, твой дядя больше доверяет прессе, чем полиции, не знаю, но он любил Акопа, и ему надо знать, что случилось.Мальчик молча шагал рядом с репортером. На углу у школы он остановился. Притоптывая на месте, чтобы чуть-чуть согреться, он внимательно смотрел на свои ботинки.— Дело наше такое репортерское — туман разгонять, — сказал ему Бойл, — чтобы люди знали, как все было на самом деле. Если ты знаешь что-то о брате, что могло бы хоть чуть-чуть помочь понять, что произошло в действительности, я надеюсь, Василий, что ты мне об этом расскажешь. Правду надо знать, какой бы она ни была, и у меня такое предчувствие, что истина окажет честь памяти об Акопе. Как думаешь, я прав?Василий Артинян кивнул головой. Бойл не был уверен, но ему показалось, что на какое-то мгновение гнев затмил на лице мальчика скорбь. Щеки его горели.— Ты поможешь мне в этом, Василий?Мальчик снова кивнул, но на этот раз голова его была поднята.— Да, — сказал он, — кое-что я знаю. Только я обещал Акопу никому об этом не говорить. — Он стряхнул невольно набежавшую слезинку.— Знаю, — с сочувствием в голосе ответил Бойл. — Подумай об этом. Может быть, Акоп говорил тебе что-то специально, на всякий случай. Может быть, он знал, что его подстерегает опасность. Может быть, он хотел, чтоб ты кое-что знал именно на тот случай, если с ним что-нибудь произойдет.Кто-то из друзей Василия окликнул его и помахал рукой, мальчик машинально ему ответил.— Мне пора идти, — сказал он.— Мы можем встретиться с тобой после школы.Мальчик в ответ кивнул, и Бойлу показалось, что ему самому хотелось бы с ним встретиться.— В квартале отсюда, на углу улицы Жари, есть одна тусовка. Если хотите, можем там с вами пересечься.— Спасибо, Василий. Я тебя буду там ждать. А сейчас беги, желаю тебе хорошо позаниматься.В конце дня взвинченный и встревоженный сержант-детектив Андре Лапьер провел Санк-Марса в девятую комнату для допросов. Билл Мэтерз плелся сзади, засунув руки в карманы и ссутулив плечи. За ним следовали капитан Жиль Бобьен и лейтенант-детектив Реми Трамбле, оба в форме. Санк-Марс нес тяжелый портфель. Вместе с Мэтерзом он решил сесть с того края стола, куда обычно сажали преступников. С другой его стороны устроились трое других офицеров.— Вот твое святейшество и оказалось в исповедальне, — съязвил Лапьер, который не мог скрыть бешенства.— Вы нарушили приказ, Санк-Марс, — заявил Бобьен.— Что вы имеете в виду, сэр? — Вид Санк-Марса воплощал оскорбленную невинность.— Я приказал вам не соваться на русский корабль! — воскликнул Жиль Бобьен.— В какой связи, сэр? — На какой-то миг показалось, что Бобьена хватит удар. Ситуацию дипломатично попытался разрешить Трамбле.— Дело в том, Эмиль, что ты был на русском судне без разрешения руководителя операции, который запретил тебе это делать.— Ах, вот в чем дело, — как ни в чем не бывало ответил Санк-Марс, будто до него впервые дошло, о чем идет речь. Сидевший рядом с ним Мэтерз чуть не съехал со стула на пол. Он надеялся, что старший напарник примет на себя весь огонь. — Как же так получается, что Андре столь быстро на это отреагировал, а важными делами занимается так медленно?Лапьер поднял обе руки.— Подождите секундочку. Мы же приняли решение — это мой допрос. А вы двое должны только наблюдать и быть свидетелями, помните?— Они здесь для страховки, Андре, присматривать за тобой, чтобы ты меня не убил, — хмыкнул Санк-Марс.— Мне бы надо было это сделать, — прямо ответил ему Лапьер, — мозги тебе вышибить.— Господа, такой тон разговора непродуктивен, — вмешался Трамбле.Он тоже пришел со своим портфелем, порывшись в котором, вынул магнитофон. Положив его в центр стола, он нажал на кнопку записи.— Собрание призывается к порядку! В комнате находятся Мэтерз, Санк-Марс, Лапьер, Бобьен и Трамбле. Сержант-детектив Андре Лапьер подал жалобу на своего сослуживца сержанта-детектива Эмиля Санк-Марса. Из практических соображений он дал согласие на неформальное расследование. Лапьер попросил капитана Жиля Бобьена о том, чтобы он присутствовал во время разбирательства, а Санк-Марс попросил меня — лейтенанта-детектива Реми Трамбле, чтобы я вел собрание. В моей роли ведущего я обратился к детективу Мэтерзу с просьбой присутствовать на разбирательстве в качестве заинтересованной стороны. Андре, задавай свои вопросы и, если хочешь, выдвигай обвинение. Имей в виду, что мы собираемся проводить это расследование в корректной форме. Кроме того, напоминаю всем присутствующим, что все сказанное в этом помещении не подлежит разглашению.Лапьер кивнул в знак согласия и какое-то время собирался с мыслями.— Все просто, — заявил он, оставаясь все в том же взвинченном состоянии. — Это дело веду я. Я не могу согласиться с вмешательством другого следователя, особенно такого, который не работает в убойном отделе. В ночь убийства Санк-Марс распорядился убрать тело жертвы с места преступления. Он провел беседу с семьей Артиняна, он допрашивал одиннадцатилетнего брата жертвы и сообщил мальчику, что погибший был полицейским информатором, причем это обстоятельство было им скрыто от проверяющего офицера. Кроме того, детектив Санк-Марс посетил место работы жертвы. В результатах этого визита мне еще предстоит разбираться. После этих событий — и после того, как я напомнил Санк-Марсу, что он должен держаться подальше от моего расследования, — а также в нарушение специального приказа руководителя операции детектив Санк-Марс поднялся на борт русского грузовоза и договорился там до того, что обвинил его капитана в убийстве. Капитан подал нам жалобу. Я хочу, чтобы этот человек был наказан, и я, черт возьми, хочу, чтобы он держался подальше от моего расследования и прекратил совать в него свой нос!Трамбле выдержал паузу, чтобы улеглись страсти. Настало время высказаться Санк-Марсу.— Ты, Андре, забыл упомянуть, — начал он, раскрывая портфель и доставая из него журнал регистрации на проходной, — что я также переговорил с охранником в порту. Я конфисковал у него журнал регистрации посетителей порта, где черным по белому сказано, что в момент смерти Акоп Артинян находился в порту…Разъяренный Лапьер вскочил со стула.— Будь ты проклят, Эмиль! Это мое дело!— …вместе с Вальтером Каплонским. Это твое дело? — спросил Санк-Марс, перекрывая крик Лапьера.— Да, это мое дело, табарнак [12] — независимо от того, по-французски или по-английски говорил Лапьер, он имел обыкновение ругаться и на том, и на другом языке.Выведенный из себя этой выходкой коллеги, Санк-Марс тоже вскочил с места и с силой шмякнул журналом об стол.— Почему же ты тогда им ни хрена не занимаешься? Где же тогда тебя носит, черт побери?— Табаруит [13]. Ты скрываешь информацию и вмешиваешься не в свое дело!Теперь встал Трамбле и призвал всех к порядку. Соперники нехотя опустились на стулья, стараясь выровнять дыхание.— Я еще не все сказал, — заметил Санк-Марс.— Тогда продолжай.— В ночь убийства сержант-детектив Лапьер находился в сортире квартиры, где мы нашли труп. Его там с дикой силой рвало и несло. У него всегда не понос, так золотуха. Все время, пока там присутствовали судмедэксперты, Лапьер проторчал на толчке и носа из сортира не казал. Мы все его слышали, но никто его не видел. Я не забирал оттуда тело и приказа о выносе его не отдавал. Это сделали эксперты. Должен напомнить, что мы с напарником первыми обнаружили тело, поэтому было совершенно естественно, что мы решили выразить соболезнования семье погибшего. С мальчиком я говорил, потому что он выглядел сильно опечаленным. В конце концов, он только что потерял брата. Что касается того, что Акоп был моим информатором, я такие вещи со своими коллегами никогда не обсуждаю. Мои информаторы — это мое дело. Я никого о своих информаторах не ставлю в известность. Что же касается членов семьи, это другое дело. Я дал им понять, что их сын был хорошим парнем, что он действовал во имя справедливости. Я старался хоть немного облегчить им их горе.Теперь по поводу гаража «Сампсон». Я был там, потому что веду расследование дела банды угонщиков автомобилей, а такого типа преступления входят в мою юрисдикцию. Если у Андре с этим проблемы, ему бы лучше не в чужом, а своем глазу соломинку поискать. Если он так и не удосужился сходить на место работы жертвы, моей вины в этом нет.— А что с кораблем? — перебил его Бобьен. По тону было ясно, что все остальное его вообще не волнует. Он ткнул указательным пальцем в стол и сурово изогнул бровь. — Доложите мне о корабле. Этот приказ я отдал вам лично.— Я с должным уважением отношусь ко всем вашим распоряжениям, сэр, — ответил Санк-Марс. — Но на самом деле, сэр, я не собирался посещать корабль. Я поехал туда, чтобы переговорить с охранником в будке. Именно там я выяснил из регистрационного журнала, что в момент смерти Артинян находился в доках вместе с Каплонским. Как только я получил эту информацию, я понял, что должен встретиться с капитаном корабля…— Как же ты это понял? — съязвил Лапьер.— Вы пошли на прямое нарушение моего приказа, — стоял на своем Бобьен.— Сэр, ваш приказ относительно корабля касался расследования дела об угнанных машинах. Но на корабле я не занимался этим расследованием, я только выяснял, сколько времени корабль находится в порту и как долго капитан намерен там еще оставаться, чтобы при передаче этой информации Андре вместе с регистрационным журналом он был в курсе дела. Не мог же я просто уйти оттуда вместе с этим журналом — а вдруг корабль должен был сразу же отплыть! Разве не так?— Вы, Эмиль, слишком долго занимаетесь разведением лошадей. Это вам не дерьмо за ними убирать!Трамбле поднял руку.— Вы хотите еще что-нибудь добавить? Кто-нибудь из вас?Противостоящие стороны сочли за благо не раздувать ссору.— Ну, ладно. Я принимаю решение прекратить это обсуждение и рекомендую вам впредь друг на друга не жаловаться. Санк-Марс, я вас оправдываю за недостаточностью улик. Наказания не последует. Тем не менее я высказываю вам справедливое замечание — расследование этого убийства прерогатива Андре…— Тогда почему же он им не занимается?— Да хватит вам! Расследованием убийства Артиняна занимается Андре. Все. Точка. Вы Санк-Марс, не имеете права вмешиваться в это дело и утаивать улики. Вы не будете пытаться проводить параллельное расследование. И вообще, лучше бы вам держаться от него подальше, черт возьми. Вам ясно?Санк-Марс кивнул.— Андре, больше Эмиль не будет тебя беспокоить. А ты берись за дело поплотнее. Мне нужны результаты.Лапьер протянул руку через стол.Санк-Марс внимательно рассматривал протянутую руку.— Сначала ты хочешь, чтобы твоего коллегу наказали, а потом собираешься пожать ему руку?— Перестань, Эмиль, не надо обижаться.Санк-Марс без особого энтузиазма пожал его руку.— И вот еще что, — заявил капитан Жиль Бобьен. Все четверо мужчин как по команде откинулись в креслах на спинки, ожидая услышать очередное замечание, не имеющее отношения к делу. — Детектив Мэтерз!— Да, сэр.— Вы являетесь младшим напарником Санк-Марса, и вам надлежит докладывать о любых нарушениях полученных им указаний. Иначе вы отправитесь патрулировать улицы гораздо быстрее, чем произнесете «Джеки Робинсон».Санк-Марс хотел его спросить, что он знает о Джеки Робинсоне, который начинал свою профессиональную бейсбольную карьеру как чернокожий в бейсбольной лиге белых в Монреале, но вовремя одумался.Мэтерз лишь ответил:— Так точно.— И еще одно, — продолжал Бобьен. — Как руководитель операции я отстраняю вас обоих от любого дальнейшего в ней участия. Ваше участие до настоящего времени получило должную оценку, но вам обоим следует напомнить, что значит должностная субординация. Санк-Марс, вы свободны.Мужчины переглянулись.Реми Трамбле выключил магнитофон.— Мы закончили. Напоминаю, что все здесь сказанное должно остаться в этих стенах.Довольный Андре Лапьер подхватил регистрационный журнал.— Тебе надо будет проверить, кто еще был на борту корабля в тот день.— Это мое дело, Эмиль, — сказал Лапьер и первым направился к выходу. Санк-Марс оставался сидеть, а Мэтерз стоял рядом, как будто ждал указаний. В кабинете царило молчание.В конце концов Мэтерз высказал вслух очевидное, хотя и не был в этом до конца уверен.— Я так думаю, нас от этого дела отстранили.— Неужели? — переспросил Санк-Марс.— Эмиль… — собрался было возразить Мэтерз, но продолжать не решился.Санк-Марс встал, обошел подчиненного и шепнул напарнику на ухо:— Только в этих стенах.Он резко выпрямился, какое-то время решительно шагал по кабинету, потом снова остановился рядом с Мэтерзом. Его душила ярость.— С нами, Билл, в этой комнате считались, так что не давай им себя запугать. Мне и не такое приходилось выдерживать, как то, что ты сейчас здесь видел. Вот почему они решили провести неформальное совещание! Вот почему они настаивали на том, чтобы все оставалось в этих стенах! Потому что при официальном расследовании они выдали бы себя перед теми, у кого в этом управлении реальная власть. Они знают это, и я это знаю. Теперь и ты это знаешь — и это справедливо.Он опять стал мерить комнату шагами. Мэтерз почти физически ощущал гнев напарника.— Я получал информацию, Билл. Первоклассные сведения, именно то, что надо. Я проводил аресты торговцев живым товаром, которые отсылали девушек в другие страны, раскрывал азиатские связи поставки девушек к нам. Накрывал банды угонщиков, торговцев наркотиками, воров, которые крали ювелирные побрякушки, и всех их сажали. Почему? Потому что у меня звонил телефон. Мне оставалось только снимать трубку и делать то, о чем меня просили. Я никогда за это не платил — ни деньгами, ни одолжениями. Я только слушал, что мне говорили, а потом брал этих ублюдков. И никогда мне не надо было расплачиваться за это вплоть до кануна Рождества.Он снова смолк. Мэтерз ждал.— Моя информация стоила жизни этому парню. За мою работу Акоп расплатился жизнью. А эта цена больше, чем любая, на которую я мог бы согласиться. Я, должно быть, с самим дьяволом заключил сделку, которую мне надо расторгнуть. И никто мне поэтому не может говорить, что я от этого дела отстранен. Я продолжаю им заниматься, потому что сам в него вовлечен.Мэтерз сделал все, что мог, чтобы утешить Санк-Марса. Он старался говорить как можно спокойнее.— Это не ваша вина, Эмиль. Кто смог бы устоять против такой информации? Она же просто бесценна. И разве у вас был выбор? Вы не могли оставить без внимания такие серьезные наводки.— Я эту информацию использовал, а мальчик погиб. Ну, ладно, я с этим смирился. Но ведь кто-то парнишку в это дело втравил, кто-то его вел. А кто это был — я не знаю. Я его называю своим источником. Между нами говоря, его кличка — Наездник. Не он, конечно, убил парнишку, но он несет ответственность за то, что втянул его в это дело, и потому должен отвечать за то, что мальчика убили. Вот на него-то я и охочусь, Билл. Я в это дело влез по уши, и никто, понимаешь, никто меня в этом не переубедит. Если не хочешь быть в нем моим напарником, скажи об этом сейчас.— Я — с вами, — просто сказал Мэтерз. — Я из кожи вон лез, чтобы мне выпал шанс работать с вами, и теперь, Эмиль, я не собираюсь отступаться. Это для меня шанс доказать себе, что я на что-то способен. Я ненавижу, когда ко мне относятся как к английскому сосунку, который до смерти рад, что его не отправили в дорожную полицию. Я неплохой полицейский. Но я — англичанин, я молод и выгляжу как тренер по плаванию. Кое-кто держит меня за наивного идиота, который ни за что не рискнет уйти за флажки. Ну что ж, дайте мне повод, дайте мне убедительный повод и посмотрите, что из этого получится. Я — ваш напарник.Санк-Марс сел рядом с ним и глубоко вздохнул.— Честно говоря, — признался он, — я не знаю, с чего начать. Понятия не имею, что это за тип, и как выйти на него — ума не приложу.— Да вы прекрасно это знаете, — вырвалось у Мэтерза.— Что ты сказал?— Вы отлично знаете, как на него выйти. Или вы что, думаете, он вас нашел по телефонному справочнику? Я в это ни за что не поверю. Ваш источник вас знает. Он заранее должен был прекрасно знать, кого именно выбрать, чтобы сливать свою информацию. Он знает либо вас лично, либо кого-то из вашего ближайшего окружения.Санк-Марс бросил пристальный взгляд на сотрудника и коснулся своего впечатляющего носа.— Пожалуй, эта мысль не лишена оснований, — заметил он.— Он связывался с вами в самое последнее время, уже после убийства? — спросил Мэтерз.— Сегодня рано утром, — признался Санк-Марс.— И что?— Передал мне что-то вроде шифровки: «Разгадку ищите на русском грузовозе».Мэтерз понимающе кивнул.— Потому мы облаву и устроили.— Облаву! — усмехнулся Санк-Марс. — Это была так, прогулка.— Слова здесь роли не играют. Как бы то ни было, вас туда заманили.— Билл, — сказал Санк-Марс, повернувшись к напарнику и легонько коснувшись указательным пальцем его запястья, — послушай меня. Я вот чего боюсь. Наездник — кто бы он ни был и к чему бы ни стремился — пытался внедрить к «Ангелам ада» своего агента. Им стал Акоп Артинян. Теперь он мертв. Кто бы ни был мой информатор, чьи бы интересы он ни представлял, у меня нет никаких оснований полагать, что он на этом угомонится. Я считаю, что он попытается внедрить к «Ангелам» кого-нибудь еще. А если и это не сработает, он будет искать новую жертву. Вероятная продолжительность жизни крота у байкеров очень мала, а смерть его, скорее всего, будет жуткой. Акопа Артиняна сначала страшно пытали, потом убили. Кто бы ни стал ему заменой, я все сделаю, чтобы его защитить. Мне совсем не светит, чтобы на моей совести была еще одна загубленная молодая жизнь. Кем бы ни был следующий, он не должен умереть. Работа у нас такая. Теперь ты понимаешь, почему мы не можем отказаться от этого дела? Это не блажь моя, Не прихоть. Оно не терпит отлагательств, и мы не вправе его бросать.Мэтерз взглянул в глаза напарника и чуть заметно кивнул в знак согласия.— Ясно. В этой связи я бы хотел вам задать только один вопрос. У меня на руках жена и ребенок. Как быть с Бобьеном и Лапьером?— Этот вопрос я решу. С этими парнями я как-нибудь сам разберусь, их дни уже сочтены. — Санк-Марс слегка улыбнулся. — Об этом я тебе только в этих стенах говорю. Запомни это, Билл.— Так точно, сэр, — тихо ответил Мэтерз.Джулия Мардик торопливо протопала по снегу к ночному клубу «Мажестик», чтобы поскорее согреться. В длинном коридоре ее встретил здоровенный парень, которого бы, наверное, ни одни весы не выдержали. Он бросил на нее пристальный взгляд, но разрешил пройти бесплатно.— В чем дело? — спросила она. — Или для женщин сегодня вход бесплатный?— Для тебя, крошка, — ответил громила, — каждый вечер бесплатный.Джулия глуповато ухмыльнулась, дав ему понять, что дешевые приколы ей по барабану.В этом заведении она оказалась единственной одетой женщиной. Какое-то время она сидела в одиночестве, привыкая к полутьме зала, потом решила заказать пиво у подошедшей к ней молоденькой девушки — почти ребенка — с обнаженной грудью. Ей показалось, что та смотрит на нее не без смущения. Джулия могла быть либо завсегдатаем, либо искала работу, но в любом случае официантку она чем-то заинтриговала. На подиуме пританцовывали почти обнаженные девицы, медленно снимавшие друг с друга остатки одежды, другие, взобравшись на молочно-белые пластмассовые ящики, демонстрировали свои прелести клиентам, пялившимся на них с расстояния в несколько сантиметров. С такой дистанции зрителям ничего не стоило их лизнуть. Когда официантка вернулась, Джулия спросила, находится ли в зале Макс Гиттеридж, и девчушка тут же показала ей, где он сидит.Слегка воодушевившись от выпитого пива, она прошла к столику адвоката. Селвин сказал ей, чтоб она с этим не тянула. Ей надо было прийти пораньше, чтобы народу было еще немного, и действовать без проволочек, пока она не намозолит там глаза и хозяин не решит выставить ее за дверь. Одной рукой Гиттеридж прижимал к уху телефон, пальцем второй затыкал другое ухо, чтобы музыка не мешала слушать. Видным мужчиной назвать его было никак нельзя: прилизанные волосы, вытянутое лицо с размытыми чертами — нос узкий, подбородок заостренный. Поверх черной водолазки на нем был двубортный пиджак — Джулии показалось, что для солидности в него вшиты подплечники. На вид мужчине было под пятьдесят. Она присела напротив него за столик. Девушка не могла представить, как ей вести себя с человеком, который все еще — в это трудно поверить! — приглаживал волосы бриолином. Гиттеридж бросил на нее жесткий взгляд, от которого она поежилась: зрачки у него были расширенные и темные. Закончив разговор, он вынул палец из уха и спросил:— Ну что, моя милая? — Вопрос прозвучал так, будто ой очень хотел казаться крутым сердцеедом.Из-за громкой музыки ей пришлось податься вперед. Под распахнутой курткой в разрезе джемпера четко обозначились контуры ее полной груди. Он явно обратил на это внимание.Прежде всего она положила на стол и подвинула к нему газету, в которой была опубликована статья о Максе Гиттеридже. Он бросил на нее беглый взгляд, но ему хватило, чтобы в мигающем свете прожекторов прочесть заголовок.— Вранье, — сказал он, повысив голос. — Я собираюсь подать на них в суд.— Значит, вы не представляете интересы «Ангелов ада» и мафии? — спросила девушка.Он сделал ей знак еще ниже склониться над столом и сам наклонился к ней. Пытаясь говорить ей на ухо, он все время откровенно косился на ее вырез.— Я не требую от своих клиентов перечислять их членство в общественных организациях. Ты кто? Что тебе надо? — В ожидании ответа он откинулся назад, вынуждая Джулию чуть ли не кричать.— Меня зовут Хитер Бантри. У меня есть к вам деловое предложение.— А тебе не хочется потанцевать?Ей бы очень хотелось взять тюбик с бриолином и размазать эту дрянь по его осклабившейся роже. Но вместо этого она подвинула к нему поближе номер газеты с репортажем о Банкире.— Вы это читали?— А что это?— Репортаж о моем отце. Он ищет работу.Гиттеридж пробежал материал взглядом, предварительно приподняв газету, чтобы на нее падало больше света.— Здесь говорится о каком-то малом, который живет в туннеле.— Да, — согласилась Джулия. Чтобы он ее слышал, ей пришлось говорить очень громко. — «О каком-то малом». Правда, по чистой случайности раньше ему доводилось работать вице-президентом по международным банковским операциям в одном из крупнейших банков страны.Гиттеридж снова углубился в газету.— Тут сказано, что он слетел с катушек.— Именно об этом я и хотела поговорить. Со мной он почти всегда как шелковый. Я знаю, как с ним обращаться, и когда он со мной, с ним все в порядке.Джулия поймала взгляд женщины, снимавшей трусики купальника в нескольких сантиметрах от глаз клиента. Девушку вдруг поразило, что женщина была бритой, она улыбнулась ей, и женщина улыбнулась в ответ. Джулия быстро отвела глаза, сосредоточившись на Гиттеридже.Мужчина развел руки, потом сложил их вместе.— Ты что, считаешь, что я — контора по найму рабочей силы?— Прочитайте статью, это все, о чем я вас прошу. Если потом у вас возникнет желание встретиться снова, номер моего телефона указан в конце страницы.Она встала из-за стола, но Гиттеридж взмахом руки попросил ее сесть рядом с ним.— Как ты сказала, моя милая, тебя зовут?— Хитер.— А почему ты именно ко мне пришла, куколка? — Он запустил лапу ей между ног.Она сжала бедра, но придвинулась к Гиттериджу поближе. При этом Джулия завернула руки в свою кожаную куртку.— У отца был нервный срыв. Он сидел на пособии, жил в туннеле. Он сломлен, совершенно подавлен и сильно нуждается. Порой его поступки могут показаться до смешного странными. А этот проклятый Королевский банк не хочет его снова брать на работу. Понятно?Бросив эти слова Гиттериджу в лицо, она скинула с себя его лапу, быстро встала и прошла по сумрачному помещению ночного клуба к выходу, изо всех сил стараясь не смотреть ни на танцовщиц, ни на их поклонников, заполняющих зал. СелвинНоррис не должен был ее в тот вечер ждать, чтобы подбросить до дома. Обратно ей предстояло добираться самой. Он предупредил ее, что за ней могут следить.В обеденный перерыв Эмиль Санк-Марс уединился в своей кабинке, отгороженной от других картонными стенками в человеческий рост, но его потревожил звонок из проходной. С ним хотел поговорить какой-то репортер.— О чем?Он недолго подождал, пока дежурный офицер на входе задавал этот вопрос посетителю. Потом сказал в трубку:— О Санта-Клаусе.Через несколько минут журналист в сопровождении охранника появился в его кабинке и представился как Окиндер Бойл. Кивнув в знак признательности охраннику, Санк-Марс встал и пожал репортеру руку, подумав о том, что надолго этот щелкопер его не задержит.— Мне нечего вам сказать о Санта-Клаусе, — сообщил он журналисту. — Расследование еще продолжается, его ведет убойный отдел. Вам, наверное, лучше переговорить по этому поводу с сержантом-детективом Андре Лапьером.Бойл сел, аккуратно положив куртку на колени.— Мне бы надо поговорить именно с вами.— Я это дело не веду, — ответил Санк-Марс, переходя на английский. — Мне вполне понятен ваш интерес, сэр, но по этому поводу мне нечего вам сказать. Расследование еще не закончено, ответственность за него несет другой отдел.— Сегодня я говорил с Василием Артиняном.Санк-Марс посмотрел на журналиста более внимательно.— И что-то прояснилось?— Он сказал мне, что его брат работал на вас.Эмиль Санк-Марс опустился в кресло. Начиналась ночная смена, расположенные рядом кабинки заполнялись говорливыми полицейскими, но, несмотря на стоявший шум и гомон, он боялся чужих ушей.— Вы не против выпить чашечку кофе, господин Бойл? — негромко спросил Санк-Марс.— Благодарю вас. С удовольствием.— У нас тут кофе как помои. Давайте, куда-нибудь сходим.Санк-Марс вывел журналиста из полицейского управления и по улице Бонсекур пошел с ним в старый Монреаль. В это время года солнце садилось в начале пятого, а в половине седьмого тьма и холод как бы загустевали. Когда они шли по улице Сен-Жак мимо здания мэрии, в лицо им ударил пронизывающе-холодный ветер. Час пик еще не кончился, и машины образовали в этом месте пробку. От площади Картье они спустились немного под горку мимо старых каменных зданий, где теперь располагались многочисленные бары и рестораны, до вымощенной булыжником улицы Сен-Поль. Именно здесь первые поселенцы мечтали когда-то об обращении местных дикарей в истинную веру. Санк-Марс привел молодого человека в уютное кафе, потому что на таком холоде разговор не клеился.— Вы монреалец, господин Бойл?— Я приехал с Гранд-Мэнан, — сказал ему журналист, пояснив, что вырос на острове неподалеку от северного Мэйна, относившегося к провинции Нью-Брансуик. — Многие поколения моих предков были рыбаками.— А теперь вы ловите совсем другую рыбу совсем другими сетями.— Нет, сэр. Этим занимаетесь вы. А я об этой рыбе только пишу.— Понятно.Санк-Марс выбрал столик в углу подальше от входа и сел спиной к стене. Он заказал им кофе со сладкими булочками, думая о том, как лучше построить разговор, но инициативу перехватил Бойл.— Значит, вы не отрицаете заявление Василия — Акоп работал на вас?— Нет, не работал.— Получается, Василий соврал?— Он неверно истолковал факты.— Как это так?— Мистер Бойл, я не вправе делиться с вами конфиденциальной информацией. Вы должны были знать об этом до визита ко мне.— Тогда мне придется изложить факты в том виде, в котором они были мне истолкованы.— Я недаром опасался, что ход ваших мыслей может быть именно таким, — сказал Санк-Марс. — Я бы настоятельно рекомендовал вам этого не делать.Им принесли кофе с булочками. Бойл внимательно наблюдал, как Санк-Марс размешивает в чашке заменитель сахара.— Как вас понимать, детектив?— Ваш вопрос затрагивает проводимое в настоящее время расследование. Вашей публикацией вы можете нанести ему вред, подвергнуть опасности жизни других людей.— Значит, вы признаете, что Акоп Артинян работал на вас?— Как он мог на меня работать? До того дня, когда он был убит, я даже об имени его не имел ни малейшего представления. Разве я мог когда-нибудь его направлять, просить его предоставить мне какую-то информацию или оплачивать ее деньгами или услугами? Об этом и речи не было.— Детектив, я — журналист, — Бойл старался быстро прожевать и проглотить кусок булки. — Я пишу о тех событиях, которые меня интересуют. А меня очень интересует убийство одетого в костюм Санта-Клауса студента совсем рядом с квартирой, которую я снимаю. Я просто не могу не написать об этой трагедии. На теле паренька нашли записку «Веселого Рождества, М5», которая, очевидно, была адресована самому известному в городе полицейскому, легендарному Санк-Марсу. Это уже не просто репортаж — это сенсация. И мне, как вы понимаете, просто не терпится ее опубликовать. Если вы хотите убедить меня в обратном, вам придется привести более убедительные доводы.Санк-Марс принял это заявление к сведению. Он быстро собрался с мыслями, понимая, что сначала недооценил этого человека.— Простите, господин Бойл, что я ставлю вопрос таким образом, но я буду вынужден переговорить с вашим издателем.— Детектив, перед тем, как вы продолжите…— Позвольте мне закончить…— Нет, позвольте лучше это сделать мне. Моего издателя зовут Гаро Богосян. Вы с ним знакомы?— Я уверен, что он обладает определенным влиянием…— Да, но кроме того он — дядя Акопа Артиняна. Неужели вы думаете, что он запретит мне продолжать работу над этой темой?С того момента, как он впервые увидел Окиндера Бойла, Эмиль Санк-Марс терпел от него одно небольшое поражение за другим. Но то, что он изначально принимал за досадные неудачи, теперь стало обретать контуры нешуточных неприятностей.— Мне представляется, мы могли бы помочь друг другу, — продолжал Бойл, — в том случае, если вы согласитесь ответить на несколько простых вопросов. Вы занимаетесь расследованием этого дела?— Это не мое дело. — Ему хотелось еще немного поиграть с этим парнем.— Санк-Марс…— Продолжает ли оно меня интересовать? Да. В конце концов, это я нашел тело мальчика.— Акоп Артинян работал на вас когда-нибудь — точнее говоря, предоставлял ли он вам когда-нибудь интересующую вас информацию?— Насколько я понимаю, в редких случаях Акоп Артинян оказывал помощь правоохранительным органам. Я допускаю также, что эти случаи имели место скорее часто, чем редко.— Вы знаете, почему он умер? — без околичностей спросил его Бойл.— Нет. А вы?— Нет. Вы знаете, почему он был одет в костюм Санта-Клауса? Санк-Марс замешкался с ответом дольше, чем ему бы хотелось. Это уже само по себе требовало разъяснений.— У меня есть на этот счет кое-какие соображения. Возможно — хотя отнюдь не наверняка, — возможно, я смог бы с вами ими поделиться в качестве своего рода моральной компенсации.— Сначала еще один вопрос. Как бы вы отнеслись к вероятности того, что Акоп Артинян сотрудничал с ЦРУ?Эмиль Санк-Марс мгновенно понял, что не смог скрыть неподдельного изумления.— Кому могла прийти в голову эта нелепая галиматья?Бойл не ответил, он продолжал внимательно смотреть на детектива.— Это Василий вам сказал такую чушь? Ему что, брат об этом что-нибудь говорил?Молодой человек снова не ответил на вопрос.— Это ни в какие ворота не лезет! Если Акоп нам время от времени и оказывал поддержку, она имела отношение только к сравнительно незначительным преступлениям, таким, какие входят в мою юрисдикцию. ЦРУ? Какая здесь может быть связь? Либо Акоп рассказывал своему брату сказки, либо…— Либо?— …либо ему самому кто-то лапшу на уши вешал.— А вас такая теория не интересует?— Я не могу всерьез принимать ее в расчет. Я считаю, что у меня достаточно широкие взгляды на жизнь, господин Бойл, но пока доказательства такой связи отсутствуют…— Я так понимаю, детектив, она вас не интересует. — Бойл почесал себе шею в том месте, где кожу раздражал шарф.— Почему вы мне об этом сказали? — спросил Санк-Марс.— Хотелось посмотреть на вашу реакцию. Я не могу публиковать материалы без предварительной проверки. И не могу полагаться на слова одиннадцатилетнего мальчика, даже если считаю, что ему можно верить. Как и вам, мне неясен мотив, которым руководствовался Акоп, рассказывая об этом брату. Просто хвастался или выдумывал? Может быть, но это как-то не вяжется с тем, что мы знаем об этом парне. А может быть, он говорил ему правду? Но у меня нет оснований быть в этом уверенным.Санк-Марс внимательно посмотрел на молодого журналиста.— Я так и не понял, почему вы мне об этом рассказали.Бойл кивнул, давая понять, что не собирается уклоняться от ответа.— Я в этом деле не чувствую себя сторонним наблюдателем. И рассказал я вам об этом на тот случай, что когда-нибудь вам это, возможно, пригодится. Кроме того, я надеюсь на то, что и вы сможете со мной поделиться кое-какой информацией. Может быть, не сейчас, а когда-нибудь в будущем вам захочется со мной первым поделиться какими-то сведениями. Вы, если я правильно понял, хотели предложить мне какую-то сделку. Я не настолько меркантилен, мне нужна реальная информация по делу Акопа, потому что мне совсем не безразлично, какую память он по себе оставит. Мне важно знать, как он погиб. Меня не интересует официальная версия — мне нужны реальные факты. Вы можете стать единственным человеком, обладающим этой информацией. Я вовсе не заинтересован в том, чтобы враждовать с вами. Надеюсь, что мы могли бы быть полезны друг другу.— Что вы собираетесь опубликовать, господин Бойл?Журналист покачал головой.— Сейчас я могу быть так же далек от публикации, как вы от раскрытия этого преступления.Санк-Марс отпил кофе.— Я так понимаю, что завтра в «Газетт» мне не придется прочитать, что Акоп Артинян работал на меня?— Вы понимаете правильно. А теперь вы позволите мне проверить степень прочности нашей завязавшейся дружбы? Есть ли хоть какая-то вероятность — сколь бы незначительной, невероятной, нелогичной она ни была, — что Акоп Артинян работал на ЦРУ? Вы можете, обладая доступной вам информацией, представить себе такую возможность?Эмиль Санк-Марс отпил еще глоток кофе.— Давайте, мы сделаем так, — сказал он, тщательно подбирая слова. — Теперь, когда вы подняли этот вопрос, я буду иметь такую возможность в виду. Вот все, что я могу вам сказать.— Это все, детектив, что я хотел от вас услышать. Но если вам удастся что-то в этом направлении выяснить, не забудьте, кому вы этим обязаны.Санк-Марс почесал за ухом.— Я не вполне в этом уверен. С другой стороны, если настанет такое время, что я смогу внести свой вклад в память об Акопе Артиняне, я сделаю это ради его семьи.— Вполне справедливо. А теперь, что вы думаете по поводу костюма Санта-Клауса?Санк-Марс улыбнулся, но на этот раз улыбка его была скорее доброжелательной.— Пожалуй, мы действительно могли бы с вами подружиться, господин Бойл, тем более что интересы наши, в принципе, пересекаются. Мы оба собираем информацию. И если речь идет о сделке, она должна быть равноценной для обеих сторон. Вы дали мне ниточку, просто ниточку, которая вполне может привести в никуда. В обмен вы хотите получить от меня взвешенную и обоснованную версию. Разве такой обмен равноценен?— Тогда дайте мне вашу ниточку, если это все, чем вы располагаете, — продолжал гнуть свою линию Окиндер Бойл.— У меня есть другое соображение. Я дам вам сюжет, а вы его обработаете и опубликуете. Все его положения подтвердить пока нельзя, но факты можно проверить. У меня есть документальные подтверждения, и вам следует придерживаться фактов. Я собирался поделиться этой информацией с одним своим знакомым, который пишет для франкоязычных изданий, в частности для «Алло, полиция!». Но поскольку мы с вами встретились, я расскажу эту историю вам, если вы беретесь ее опубликовать. Бойл попытался его поддеть:— Бросьте, детектив. Если бы я пришел к вам и попросил кого-нибудь арестовать в обмен на интересующую вас информацию, как бы вы к этому отнеслись?Санк-Марс было решил оставить этот вопрос без ответа, но тут же передумал.— Сначала я попросил бы вас представить мне доказательства.— И я бы так сделал.Какое-то время детектив размышлял.— У вас необычное имя. Для меня, по крайней мере. Как, вы сказали, вас зовут?— Окиндер.— Да-да, — обрадовавшись тому, что вспомнил что-то существенное, Санк-Марс покачал в воздухе указательным пальцем правой руки. — Мой напарник — он англичанин — читает вашу газету. Часть его обязанностей, если можно так выразиться, состоит в том, чтобы рассказывать мне, о чем пишут англоязычные издания. Это помогает нам коротать время, к тому же мне надо знать о том, что творится в половине города. Он упоминал мне ваше имя, Окиндер. Я вспомнил об этом, потому что для меня оно звучало немного странно.— Расскажите лучше о себе. Ваше имя — это дата. Мне никогда не доводилось слышать о Джонни Четвертое Июля или Ванде Девятое Августа.— Это либо из-за описки, либо по забывчивости, — пожал плечами Санк-Марс. — Может быть, когда-то фамилия моих предков была Сен-Марк. А может статься, она происходит от пятого сына в семье из местечка под названием Марс, а память о первых четырех сыновьях со временем канула в Лету, — нахлынувшие воспоминания улетучились, и Санк-Марс снова покачал указательным пальцем. — Окиндер, значит, это вы в канун Рождества ходили в туннель под Маунт-Ройял и беседовали там с выжившим из ума банкиром. Ну что ж, вот я вас и вычислил. Ладно, вот вам ваш сюжет. Я расскажу вам, почему Акоп Артинян был одет как Санта-Клаус. Вытаскивайте блокнот.— Можно мне записать вас на магнитофон?— Нет, это исключено. Как и любые ссылки на то, что эту информацию вы получили от меня.Окиндеру Бойлу ничего не оставалось делать. Он сидел и ждал с блокнотом и карандашом наготове.Санк-Марс рассказал ему о русском грузовозе и журнале регистрации посетителей, в котором стояла отметка о том, что Акоп Артинян приезжал на территорию доков и, возможно, был на этом корабле в момент смерти. Он сказал журналисту о причине, по которой, по его мнению, был использован костюм Санта-Клауса, объяснил, что благодаря этому трюку убийцы смогли вывезти мертвое тело с территории порта у всех на виду. Не скрыл и того, что ему удалось выяснить в тот день, — что Вальтер Каплонский взял напрокат два костюма Санта-Клауса за день до убийства и не отдал их, хотя позже вернулся в магазин и оплатил его владельцу убытки, сославшись на то, что костюмы так повредили, что их невозможно починить. Ясно, что ему совсем не светило, чтобы хозяин магазина заявлял в полицию о пропаже костюмов. Детектив не забыл рассказать Окиндеру Бойлу и о том, что Билл Мэтерз, изучив документацию о деятельности корабля в порту, обнаружил, что на корабль грузили дорогие машины, а потом сгружали их обратно, причем инспекция, проведенная подразделением королевской конной полиции в тот же день, никаких автомобилей на борту корабля не обнаружила.— Это мне непонятно.— Представьте себе, что на судно грузят, скажем, «мерседес» для отправки в Россию. А через несколько дней его выгружают с оформленными по европейским стандартам документами для продажи в этой стране как законно импортированный автомобиль. Покупателей мы не знаем, но догадываемся, кто они.— Кто же?— Этот процесс носит организованный характер. Подозреваемые все те же.Бойл не верил своему счастью — получить такую информацию было то же самое, что наткнуться на золотую жилу.— Акоп Артинян был каким-то образом вовлечен в эту деятельность. Он что, работал под прикрытием?— Я был бы вам очень обязан, Окиндер, если бы вы никогда даже не думали о такой возможности. Акоп работал в гараже Капдонского механиком с почасовой оплатой.— Да, в гараже «Сампсон». Так ведь он называется?— Мы провели в этом гараже облаву.— И что?— Нашли там один любопытный документ. Я могу вам как-нибудь переслать копию по факсу.— Что же там любопытного?— Имена полицейских, которым в гараже господина Каплонского бесплатно ремонтировали их личные машины.— Не слабо! И вы мне об этом так спокойно рассказываете? — Бойл с бешеной скоростью записывал то, что ему говорил Санк-Марс.— Одного из них зовут Андре Лапьер. Именно он занимается расследованием дела об убийстве Акопа Артиняна. Второй — Жиль Бобьен, один из высокопоставленных сотрудников управления.— В каком он чине?— Капитан. Он выполняет функции координатора этого расследования.— Он, должно быть, вам большую свинью подложил, ведь так? А я думал, полицейские на своих не стучат.— О чем это вы здесь толкуете? Мы же договорились, что я вам ничего не говорил.— Да, вы расставили все точки над— Значит, обо мне в прессу ничего не просочится?— Ни за что. Можете быть в этом абсолютно уверены. У вас есть для меня еще какая-нибудь конфиденциальная информация?— Сугубо между нами могу вам сказать, что я сделал так, чтобы Лапьер наверняка принял участие в облаве на гараж Каплонского. Вы знаете, полицейским иногда предлагают задарма сделать в каком-нибудь гараже мелкий ремонт машины. Принимать такие предложения, естественно, не следует. Но меня не удивило бы, если какой-нибудь полицейский, которому ничто человеческое не чуждо, согласился как-нибудь на это пойти. Лапьер работает на улицах, причем как сова, все больше по ночам. И услугами ночных бабочек он не брезгует, потому что все больше в темноте предпочитает работать. Я не осуждаю его за эти слабости, и если кто-то ему бесплатно отрегулирует тормоза, я в это лезть не собираюсь. Но он мне сказал, что уже много лет не бывал на той улице, где расположен гараж. Ладно, предположим, ему не хочется подставлять свою задницу за мелкий проступок. Но он сделал вид, что понятия не имеет о том, что Акоп работал именно в том гараже. Он допрашивал Каплонского, но расколоть его так и не смог. Сказал, что ему помог вывернуться адвокат, но и на адвокатов можно найти управу. Лапьер это дело запорол вчистую, а таких людей я никогда не покрывал, независимо от того, полицейские они или нет. Я сделал так, чтобы обо всем этом узнал Бобьен. Он взял это дело себе. В зависимости от того, как он его поведет, это может быть и хорошо, и плохо. Мне нужно это выяснить.— И как же он повел это дело?— Он сделал все, что мог, чтобы держать меня подальше от Каплонского. Потом он попытался не допустить меня к русскому грузовозу.— Но, несмотря на это, вы там были, — заметил Бойл.Санк-Марс напрягся.— Да, и развели меня там как последнего лоха. Мне надо было достать Каплонского, чтобы при этом никто мне палки в колеса не ставил. Но это еще не все. Я понимал, что Лапьер пронюхал о том, что мы можем быть в курсе его делишек с этим гаражом. Он хорошо знает, что рыло у него в пуху. Но при чем тут Бобьен? Марать честь мундира ему не к лицу, он у нас — в башне из слоновой кости. Деликатные ситуации он за версту обходит и с подозрительными полицейскими никогда не связывается. Как же ему удалось узнать об этом гараже, готовом оказывать бесплатные услуги полицейским? Как он узнал, куда надо идти, что говорить, в какую дверь стучаться? В управлении ему об этом никто бы не сказал — кто стал бы ему признаваться в таких махинациях? Когда же Бобьен успел с ними снюхаться? Это для меня остается загадкой.— Короче говоря, вам надо убрать с дороги Лапьера и Бобьена. Бобьен может быть коррумпирован, Лапьер не гнушается грязными делишками, но никаких прямых улик против них у вас нет. Я вас правильно понял?— Вы, Бойл, все схватываете на лету. Кстати, можете меня называть Эмиль.— Что я вам могу сказать, Эмиль? Мне ясно, что у вас есть свои причины, но я вам в любом случае благодарен за то, что вы мне рассказали.— Не за что. Теперь вы понимаете, что публиковать можно только материалы о гараже и связях с ним полиции. Что же касается костюма Санта-Клауса, этот сюжет надо оставить на будущее.Они одновременно протянули над столом друг другу руки и обменялись рукопожатием. Этот спонтанный жест не мог означать ничего другого, кроме взаимного согласия, к которому сознательно пришли двое мужчин.— Ну что, Эмиль, слабо нам снова вынырнуть на эту холодрыгу?Санк-Марс улыбнулся и застегнул куртку.— Только не вместе, Окиндер. Нас с вами не должны видеть вместе. И никогда не говорите ничего существенного по телефону. Никогда не оставляйте мне важных сообщений. Вообще-то вам нужно придумать какое-нибудь прозвище.— Просто шпионские страсти. Я это обожаю. Так что, может, я стану Луженой Глоткой?Аналогия Санк-Марсу явно пришлась не по вкусу.— Вы у нас будете Наездник-Б, — сказал он журналисту.— Это круто. Скажите, а кто же у нас Наездник-А?Санк-Марс бросил на него пристальный взгляд.— С вами, молодой человек, надо держать ухо востро. Б — это Бойл, — пояснил он репортеру. — Что касается господина А, вам о нем пока беспокоиться не стоит.Одинокий и мрачный, Санк-Марс вышел на крепкий мороз мглистого вечера. Пора было возвращаться к себе в деревню к теплому потрескивающему огню камина, уютно устраиваться с книгой под боком у жены со стаканчиком виски, чтобы стряхнуть накопившуюся за день усталость. Надо бы ему на сегодня забыть о злодеях и их юных жертвах. Но вместо этого у него не шла из головы новость, что его главный источник — Наездник, по причинам, лежавшим за пределами его воображения, был как-то связан с ЦРУ. Эту мысль нельзя было сбрасывать со счетов. Как иначе он мог так успешно скрывать свою телефонную линию, что даже его номер нельзя было отследить? Как иначе он мог иметь доступ ко всей этой первоклассной информации, которой снабжал его, если не через широкую и отлично организованную международную разведывательную сеть? Но если это так, возникает вопрос о том, почему ЦРУ пошло на контакт именно с ним? Почему ЦРУ именно его решило сделать самым успешным монреальским полицейским? Какую конечную цель преследуют его информаторы? И что, черт возьми, здесь вообще происходит?Санк-Марс вернулся в управление, спустился на лифте в гараж, сел в свой «форд» и поехал домой. Ему надо было отдохнуть, расслабиться, спокойно выпить.Когда он выехал из города на скоростное шоссе, ветер усилился.Надвигалась буря.ЧАСТЬ ВТОРАЯЗЛОКАЧЕСТВЕННОЕ СМЕЩЕНИЕГЛАВА ВОСЬМАЯСРЕДА, 12 ЯНВАРЯКогда Санк-Марс вошел, разговоры у кофеварки смолкли, и полицейские разошлись кто куда. Он прошел в свою кабинку. Неприязнь, с которой к нему стали относиться коллеги, была вызвана материалом, опубликованным во вчерашней «Газетт», где говорилось о коррупции среди полицейских. Как правило, полицейские не читали англоязычных газет, но этот номер успели просмотреть все. Их мало волновало то, что Бобьен рвал и метал, но Андре Лапьер был среди них своим. И по управлению прошел слушок, что это Санк-Марс сдал одного из своих.Злой, поглощенный своими мыслями, занятый сбором документов по одному старому делу, которое передавалось в суд, Санк-Марс не заметил, как в его кабинку вошел Реми Трамбле. Лейтенант поставил на пол спортивную сумку.— Ты, Эмиль, должно быть, очень занят…— Вроде того. И я не собираюсь выслушивать то, что у тебя на уме.Усевшись на стул в своей обычной позе — с прямой спиной, — Трамбле нервно потер выдающийся вперед подбородок.— Нам надо поговорить. Прошел слух, что ты сдал прессе Лапьера и Бобьена.Санк-Марс почесал спину.— Ты, Реми, сначала задай себе вопрос о том, кто эти слухи распространяет.— Они живут своей жизнью. А я думаю так же, как все. Больше всего Реми нравилось вести с сослуживцами беседы об их поведении. Его это вдохновляло даже больше, чем собственно работа, которой он занимался изо дня в день.— Эмиль, ты там был. И это ты выступал за то, чтобы навести там шорох. В документах, которые мы изъяли в гараже, была только ксерокопия той страницы с именами полицейских — только копия. Я не удивлюсь, если подлинник окажется в твоем столе. И тому, что именно из твоего стола он перекочевал в газету.— Здесь ты ничего не найдешь, — Санк-Марс упер средний палец левой руки в письменный стол.Трамбле устало вздохнул и облизнул губы.— В гараже ты сделал копию документа и сохранил оригинал. Я говорил с полицейским, который там был с тобой. Ты — единственный офицер, который сам делал копии. Мы прошерстили то самое дело и нашли в нем только копию. В документе перечислены семнадцать имен, Эмиль, включая два упомянутых в статье, и именно эти два человека промывали тебе мозги в прошлую пятницу.— Люди, чьи имена там упомянуты, имели отношение к облаве в гараже, — возразил Санк-Марс, собираясь с силами. — Именно это хотел подчеркнуть автор. И этот факт не может не вызвать у нас ряд вопросов. Таких, как поведение Лапьера и стремление Бобьена курировать это дело.— Вот ты и раскрылся, Эмиль. У тебя та же позиция, что и у английского автора.— Я только сказал, что он затронул определенные проблемы.— А меня волнует другая проблема.— Какая же? — негромко спросил его Санк-Марс.Он прекрасно знал, что ни один сотрудник управления не работает с документами так дотошно, как Реми Трамбле. Волосы его всегда были так аккуратно уложены, что он, наверное, раз в неделю ходил в парикмахерскую. А брился он так тщательно, что кожа на щеках и подбородке была молочно-белой и такой гладкой, что казалась вощеной.— Кто следующий?— Что ты имеешь в виду? — спросил Санк-Марс.— Я, Эмиль, уже давно вышел из детского возраста. Ты хотел получить это расследование, а Бобьен обрубил тебе концы. Теперь он получил оплаченный отпуск и временно отстранен от исполнения обязанностей. Ты крупно повздорил с Андре. Его вызвали на ковер и объявили о проведении служебного расследования. Он совсем в другой весовой категории по сравнению со своим начальником — чтобы ему продолжали платить, за него должен был вступиться профсоюз. — Трамбле смахнул невидимые пылинки с безукоризненно отутюженной складки на брюках. — И что теперь? Если я стану руководителем операции, у меня тоже все пойдет наперекосяк?— Реми…— Ты играешь с огнем. Хотелось бы мне знать правила этой игры.Санк-Марс попытался отшутиться:— Закон джунглей, Реми. Каждый за себя.— Теперь ясно, какой расклад. Я буду руководить операцией.— Ничего другого я и не ожидал, — сказал ему Санк-Марс. — Можешь рассчитывать на мою поддержку.— Правда? Тогда скажи, чем я мог бы тебе помочь? Что тебе надо?Эмиль Санк-Марс склонился в своем вращающемся кресле и внимательно посмотрел на давнего сослуживца. Много лет они служили в одних чинах, вместе продвигаясь по служебной лестнице, хотя с самого начала Трамбле лучше ориентировался в хитросплетениях политической жизни управления. Неудивительно поэтому, что когда пришло время двигать на повышение кого-то одного из них, логичное решение было принято в пользу Трамбле.— Как продвигается твое внутреннее расследование? — поинтересовался Санк-Марс. — Что нам известно о компьютерной утечке?Лейтенант опять почесал подбородок, и Санк-Марсу показалось, что его собеседник снова напрягся.— Расследование идет своим чередом. Есть некоторые основания подозревать сотрудницу информационного отдела — Андре за ней раньше ухлестывал. Хотя я не утверждаю, что эти два обстоятельства между собой как-то связаны.— Ты поэтому мне не дал разгон за Андре, хоть и считаешь, что это я его подставил?— Я не говорю, что он в чем-то замешан, пока у меня нет для этого оснований. А если он и впрямь в чем-то виноват, я не знаю, в чем именно и насколько.— Пока нет.— Может быть, никогда не будет.— Ты интересовался, чем можешь мне помочь.— Я об этом потом не пожалею?— Я буду делать все, о чем ты меня будешь просить. Только не говори мне, чего я не могу делать.Оба мужчины пристально смотрели друг другу в глаза, и никто не отводил взгляд.— Только не переходи границу закона. На кого ты охотишься, Эмиль?— На кого и всегда, — честно признался Санк-Марс. — Как и в доброе старое время.Реми Трамбле глубоко вздохнул. Он встал и сделал шаг к двери, потом обернулся.— У тебя, Эмиль, чутье феноменальное, я тебя за это уважаю. А еще я надеюсь, что ты знаешь, как отличить друзей от врагов.Джулия Мардик перешла авеню Парк и вдоль восточного склона горы направилась к университету МакГилл. В этом месте улица очень широка — восемь полос движения, и, как обычно в Монреале, когда дорога позволяет, мало кто из водителей соблюдает ограничение скоростного режима. К северу от горы авеню Парк сужается до четырех полос, которые на протяжении нескольких миль проходят мимо магазинчиков и ресторанов, принадлежащих выходцам со всех концов света. К югу от горы авеню Парк снова сужается, веером расходясь вдоль горы дорогами на запад и крутыми проулками, спускающимися к центру и к району, где обосновались студенты. Авеню Парк получила название именно от этого короткого своего отрезка, который проходит мимо парка.Древний вулканический холм изящными белоснежными изгибами полого уходил ввысь, и улица у его подножия, по которой шла девушка, тоже слегка поднималась в гору перед тем, как спуститься вниз, в сердце города. Джулии нравился парк Маунт-Ройял. Он, как кто-то ей сказал, был спроектирован Фредериком Лоу Олмстедом, к числу других известных проектов которого принадлежит и Центральный парк в Нью-Йорке. В теплые летние вечера она любила здесь гулять по старым тропинкам для верховой езды и взбираться на вершины скалистых утесов, одиноко возвышающихся на территории кладбища, читать имена и даты на могильных камнях и склепах, как будто без всякой на то причины ища в них предзнаменование беды. Как и многие другие, она ходила на гору по заросшему парку по вечерам, когда кончались занятия. Народа обычно было достаточно, поэтому она чувствовала себя там в безопасности. Отчасти такие прогулки доставляли ей удовольствие потому, что были связаны с некоторой долей риска. Иногда гора внушала ей совсем иное настроение. Кто там еще бродил по темным зарослям? Бывало, она довольно близко подходила к прогуливавшимся парочкам, искавшим уединения, — она вроде как следила за ними, просто так, ради интереса. В такие минуты она острее ощущала собственное одиночество, тоскливое до щемящей боли. Она любила свой новый город и одновременно страшилась его, может быть, потому, что во время такой вечерней прогулки встретила Селвина Норриса.Он сидел на парковой скамейке в вечерних отсветах мягкой осени, вытянув длинные ноги через дорожку, у которой она стояла. Джулии пришлось через них перешагивать, и в этот момент он что-то хрипловато сказал. А когда она уже пошла дальше своим путем, Норрис громко спросил, слышала ли она печальную песню, которую поет на закате редкий залетный гость горы — пестрый американский дрозд. Вопрос его был ей приятен — девушке хотелось, чтобы мужчина продолжал в том же духе, но вместо этого он пошел проторенной колеей и спросил:— Девушка, мне кажется, мы уже с вами где-то встречались?Она не удержалась и ответила ему грубостью. Отозвался он самым неожиданным образом:— Разве вы не Джулия? Джулия Мардик?Девушка остановилась как вкопанная. Он заинтриговал ее, и она уподобилась ослу, который неотступно шел за морковкой и тянул за собой тележку, груженную тайнами. Она сама себе тогда очень удивилась, просто поразилась силе желания, с которым ей захотелось обратить на себя внимание этого человека. От него исходило какое-то утонченное обаяние, но на дурацкие причуды не было и намека — мужчина был хорошо одет, и по возрасту он был значительно старше какого-нибудь прощелыги-студента, который после первого же поцелуя растрезвонил бы на всю округу о своей победе. Селвин Норрис превзошел ее ожидания — он не просто мог поддержать разговор, он мог его взять на себя целиком, ей оставалось только слушать. В первый же вечер она согласилась сесть в его роскошную «инфинити» в надежде, что он отвезет ее к себе, а если повезет, то в какое-нибудь кафе в центре. Но вопреки ожиданиям, он довез ее до дома, хотя она не давала ему свой адрес.— Ничего не понимаю!— Это я так даю понять, что положил на тебя глаз.— Ты что, ходил за мной по пятам?— Я никогда не позволю себе этим злоупотребить. Спи сегодня спокойно, Проныра. Пусть тебя ничто не тревожит. А впредь никогда не садись в машины к незнакомцам.«Да, — думала она несколько месяцев спустя, — если, конечно, они не из "Ангелов ада". А в этом случае прыгай к ним в машину не раздумывая».Ей не надо было ему давать свой номер телефона — он у него уже был.«Почему он назвал меня Пронырой? И почему мне сразу понравилось, когда он так меня назвал?» Как будто, думала она, Селвин Норрис переименовал ее во время первой встречи, а потом постепенно сделал такой, чтобы она соответствовала этому его прозвищу.В том месте, где тротуар поднимался над восемью полосами движения, для пешеходов был проложен подземный переход. Несмотря на то что он всегда был хорошо освещен и оборудован зеркалами, чтобы видеть, что происходит за углом, Джулии всегда казалось, что переход небезопасен для женщин, и она старалась им не пользоваться. Какая-то студентка вышла из перехода, а когда она к нему уже почти подошла, в него нырнула другая женщина. Она задавала себе дурацкие вопросы, почему они не боятся ходить этим переходом, и именно в этот момент проходившая по авеню Парк машина так резко затормозила у обочины, что ее чуть не занесло. Из нее — с той стороны, которая была ближе к тротуару, — одновременно вышли два дюжих мужика. Они с силой захлопнули дверцы, и машина на дикой скорости понеслась дальше под недовольные гудки других водителей. Джулия покосилась на двух вышедших из тачки амбалов: здоровенных, с раздутыми животами, патлатых, заросших нечесаными бородами. Если бы не зима, она вполне могла бы себе их представить верхом на мощных мотоциклах. Интересно, если когда-нибудь байкеры придут за ней, будут они записными щеголями или поддатыми жлобами, как эти двое? Стараясь не менять ритм ходьбы, она быстро прошла мимо.В ней вдруг возникла уверенность, что эти-то двое за ней и пришли, — или она просто паникует, нервишки расшатались? Джулия глубоко вздохнула, резко остановилась и пристально посмотрела прямо на них, чтобы унять охвативший ее страх. По тротуару спокойно шли немногочисленные прохожие, по улице проезжали автомобили, она была у всех на виду, и логика подсказывала девушке, что она в безопасности. Мужики на нее не смотрели, они шли быстрым шагом, как будто направлялись к какой-то конкретной цели впереди. Она повернулась, чтобы продолжить путь, и успела сделать четыре широких шага до того, как они с ней поравнялись, но ее опять охватила безотчетная паника, и девушка снова обернулась. Теперь малый, на котором была бобровая куртка, распахнул ее, и у Джулии перехватило дыхание, потому что она ожидала увидеть его вздернутый половой член, но тут же поняла, что вместо этого он демонстрирует ей под нависшим брюхом заткнутый за пояс пистолет. Она взглянула ему в лицо. Мужик был безобразен — вся рожа в каких-то пятнах, маленькие поросячьи глазки слезились. Почти не шевеля губами, он сказал ей:— Не рыпайся, сука, или я тебе задницу отстрелю.Убедившись в том, что она видела его оружие и напугана до полусмерти, он запахнул свой бобровый куртяк.— Пойдем, — скомандовал детина.— Отстаньте от меня!Как по команде они схватили ее под локти. Это случилось именно в тот момент, когда все трое оказались у входа в переход. Они ее плотно зажали и, чуть ли не приподнимая над землей, втащили в туннель.— Что вам от меня надо? — прошептала Джулия так неуверенно и тихо, что еле расслышала собственный голос.Ноги ее почти не касались ступенек, а как только они оказались внизу, один из байкеров прижал ее к стене, зажал ей лапой рот и негромко сказал:— Не рыпайся, сука, и пасть не раскрывай.Волна панического страха снова прошла по всему телу, она вдруг подумала, что все происходит случайно, что они просто так на нее наезжают, что у них вообще нет ничего общего с «Ангелами ада». В переходе было холодно, гулял ветер, ее могло сильно продуть, а державший ее подонок продолжал гнуть свое. Он говорил медленно, и она уже стала надеяться на то, что ее не собираются насиловать, она пришла в себя настолько, что малый убрал руку с ее лица. Джулия бросила взгляд в туннель перехода — никто не двигался в их направлении, но молодая женщина, спустившаяся туда чуть раньше, еще из него не вышла. Может быть, у нее еще был шанс? Позвать ее на помощь? Еще теплилась надежда на то, что может подоспеть помощь…Байкер в бобровой куртке вынул пистолет, и снова Джулию окатила волна липкого ужаса, а другой опять закрыл ей рот рукой, а тот первый, у которого был пистолет, заговорил с ней так спокойно и мягко, что это напугало ее еще сильнее:— Не дрейфь, все путем. Мы тебя обижать не будем, нам это без надобности. С тобой кое-кто из корешей потолковать хочет, а мы у них типа служба доставки, так что ты у нас вроде как поп-звезда получаешься.Он говорил по-английски бегло и уверенно, но акцент все-таки чувствовался, ей стало ясно, что мужик был французом, а потому вероятность, что его послали «Ангелы», возрастала.Джулия кивнула, дав ему знак, что поняла. Говорить она не могла.— Сука, делай, что я скажу, самой так спокойней будет. Мы о тебе позаботимся. Ты должна это себе уяснить.Она снова кивнула.— Я тебе сейчас ствол к глазу приставлю, а ты погляди в дуло. Прямо туда и гляди. А пока будешь пялиться, слушай меня, сука, внимательно и не перебивай. Чтоб ты ни одного слова моего не пропустила, потому что повторять я не буду.На этот раз байкер не спрашивал ее согласия, он поднял пистолет чуть выше ее головы, и девушке пришлось слегка ее задрать, чтобы смотреть в маленькое черное отверстие ствола. Она уставилась туда, говоря себе при этом, что не сойдет от этого с ума, потому что предполагала, что ее станут запугивать, и прекрасно понимала, что эти твари сознательно хотят напугать ее до смерти, хотят заставить ее представить себе, как из этой дырочки вылетит пуля и размажет ее мозги по стене, но вместо этого она видела только холодный металл. Джулия стала соображать, какого именно он цвета, потому что он не был ни серебристым, ни серым, ни металлическим, и тут она вдруг почувствовала, что успокаивается, на нее снизошло какое-то странное умиротворение, и ей показалось, что все обойдется.— Ты пойдешь с нами. О том, чтоб свалить, даже не думай, ни орать, ни говорить не пытайся. Делать будешь, что тебе сказано. Держи себя, как будто все в норме, потому что так оно и есть. У нас все путем.Потом он убрал пистолет от ее лица, заткнул его за пояс джинсов, запахнул бобровую куртку, и она снова смогла почти нормально дышать.— Пошли, — сказал по-французски второй, будто приказ отдал. Он тоже говорил негромко, но от того, как он говорил, по коже бежали мурашки.Они провели Джулию по переходу, звуки их шагов гулко отражались от стен неширокого коридора. Она смотрела на их высокие ботинки, которые производили так много шума; собственных ног она под собой не чувствовала и шагов своих не слышала, колени ее почти не сгибались, с ней было что-то не то, не умиротворение на нее снизошло, а что-то другое, состояние, какого раньше ей испытывать не доводилось. Оба эти мужика — это было единственное, что она знала наверняка и что целиком занимало ее сознание, — были обуты в ботинки, какие носят мотоциклисты.Когда они вышли из перехода, Джулия остановилась на тротуаре, в глаза било солнце, байкеры встали рядом с ней по обе стороны. Они ждали кого-то, кто должен был сюда подъехать.— Не вздумай трепыхаться, — снова предостерег ее тот, который говорил по-английски.По нижней части парка проходит улица Дулут. Внезапно с нее на авеню Парк повернул микроавтобус, резко затормозил, задняя дверца отъехала вбок, и Джулию затолкали в машину. Она упала на грубую коричневатую подстилку, покрывавшую пол. В задней части автомобиля не было ни сидений, ни окон, и когда машина резко тронулась с места, девушку отбросило назад, и она руками ухватилась за эту подстилку, чтобы не ушибиться о стенку. Мужчина схватил ее за лодыжки и подвинул ее ноги, освобождая себе проход. Она полулежала на боку, тот малый — с заткнутым за пояс пистолетом, склонился над ней, и она снова испугалась, что он ее изобьет, изнасилует или убьет, но он сказал ей:— Отвали отсюда свои кости.Джулия Мардик как-то умудрилась встать на колени и снять с плеч рюкзачок. Эти движения, хоть какая-то активность помогли ей немного прийти в себя. Она была в шоке, но теперь к ней стало постепенно возвращаться самообладание. Ее колотило и подташнивало. В машине воняло как от бродячей кошки. Малый с пистолетом обыскал ее рюкзак, и она с благодарностью вспомнила о том, что Селвин Норрис предусмотрел все до мелочей.На каждой из ее книг стояло имя Хитер Бантри. Два новых учебника были куплены специально, чтобы написать на них это имя. В одной он вычеркнул все имена старых ее обладателей, включая Джулию Мардик, и добавил имя Хитер Бантри. Еще в двух он просто вырвал страницы с ее настоящим именем и сказал ей, чтоб она вписала свое новое имя. Байкер добрался до ее портмоне. Как Норрису это удалось сделать, она не знала, но он дал ей новые карточки социального и медицинского страхования, студенческий билет с фотографией, водительское удостоверение, выданное в провинции Онтарио, кредитную карточку и какие-то ее работы — все на имя Хитер Бантри. Теперь она была рада, что Селвин не доверил ей самой прошерстить ее квартиру. Он ей объяснил, что «Ангелы» не будут слишком придирчиво обследовать жилье, скорее они ограничатся обычным осмотром. Для них это дело было привычным. Может быть, они уже роются в ее шмотках. Норрис нашел там кое-какие вещи с именем Джулии Мардик, в частности почтовую открытку, прикрепленную магнитиком к дверце холодильника. Если бы всплыло имя Джулии Мардик, ей нужно было сказать, что это ее бывшая соседка по квартире, которая уже оттуда съехала. А если бы встал вопрос о том, что там только одна спальня с одной кроватью, ей надо было неохотно признаться, что Джулия Мардик была ее любовницей.— Им это понравится. Тогда им станет ясно, почему ты не такая, как все. Это объяснит им, почему по вечерам ты никуда не шляешься. И если вдруг кто-нибудь тебе позвонит — то есть Джулии Мардик, не надо будет голову ломать, кто это такая. В общем, это многое может упростить.Перерыв ее вещи, похититель положил все на место.— Студенточка, — пробурчал он.— Я надеюсь, вы те, за кого я вас принимаю, — проговорила Джулия, радуясь, что наконец к ней вернулся голос. Он срывался от волнения, и сказала она это очень тихо, но так было даже лучше. Селвин предупредил ее заранее, что она может быть напугана, и объяснил ей, как использовать испуг в собственных интересах. «Лучше быть испуганной, чем нет. Напуганная, ты выглядишь менее подозрительно. «Ангелы» любят, когда их боятся. Пусть твой неподдельный страх им будет так же очевиден, как и твоя естественная вздорность».Джулия устроилась поудобнее. Ей только велели не смотреть вперед — сквозь лобовое стекло, а повернуться назад, где окон не было вообще. Они продолжали петлять по улицам, а девушка тем временем прокручивала в голове ситуацию и готовилась к ожидавшему ее неминуемому допросу.«Будь такой, какая ты есть. Есть только одна правильная линия поведения — тебе надо быть Хитер Бантри и точно знать, чего ты хочешь».«Хорошо, Селвин. Я поняла».На какой-то улице машина остановилась, и оба сопровождавших ее байкера из нее выскочили. Вместо них вошли мужчина и женщина, дверцу с силой задвинули, и они поехали дальше. Джулия как-то не была готова к женскому обществу. На ее новой спутнице — бледной и хилой — были черная кожаная куртка, джинсы и высокие ботинки, волосы вокруг ушей были выбриты, и складывалось впечатление, что она недоедает. Стройная и мрачная, смахивавшая на уличную девку, она даже не смотрела на Джулию, не проявляла к ней никакого интереса, пока мужчина, севший вместе с ней в машину, не дал ей знак заняться девушкой.Она говорила с сильным акцентом, неуверенно, глотая слова.— Я тебя буду обыскивать.Джулия тут же перешла на французский:— Давай, — сказала она, — вперед.Эта новость ее слегка приободрила — раз они пригласили женщину ее обыскать, значит, ни один мужчина не будет касаться ее груди или раздвигать ягодицы, чтобы убедиться, что у нее нет ни оружия, ни микрофона. Байкерская шлюха делала свое дело тщательно, осматривая, ощупывая и оглаживая тело Джулии так, что та не знала, хихикать ей от щекотки или вмазать этой твари по роже. Один раз она даже так взвизгнула, что водитель отвлекся от дороги и бросил на нее недобрый взгляд. Джулия извинилась. После этого личный досмотр быстро завершился.Машина снова подрулила к тротуару и остановилась. Женщина вышла, а вошли байкер с пистолетом и его кореш. Они поехали дальше, теперь в задней части фургона их было четверо, и Джулии подумалось, что она успешно прошла какую-то важную проверку. Все тело у нее слегка затекло и покалывало, как будто она проспала ночь на земле.Водитель закурил, другие мужчины потянулись к нему, чтобы получить по сигарете из его пачки, предложили закурить и Джулии, но она отказалась. Салон машины наполнился едким дымом, и у нее сильно заслезились глаза. О таком испытании Селвин Норрис даже не упомянул.— Думаю, что пока я здесь, в машине можно было бы не курить, — сказала она. Похитители мрачно переглянулись.От этого высказывания ей слегка полегчало — к ней отчасти вернулся кураж и естественная разговорчивость. Если эти мужчины собираются иметь с ней дело в качестве Хитер Бантри, она должна что-то собой представлять, она должна быть умной и немного бесшабашной, как будто ей вроде как все по барабану, как будто она — эдакий бедовый, дерзкий сорванец, но вместе с тем ей надо быть сообразительной, умеющей держать себя в руках, воспитанной и образованной представительницей среднего класса. Поразмыслив, она решила, что вполне вживается в свою роль, — обратив внимание именно на нее, Селвин Норрис сделал правильный выбор. Эта мысль неожиданно подвела ее к первым циничным выводам. Сидя в этом прокуренном, вонявшем кошачьей мочой фургоне вместе с бандитами, она вдруг подумала о том, что Норрис остановил свой выбор на ней не потому, что она могла сыграть эту роль, а потому, что она подходила ему по каким-то другим, известным только ему параметрам. Ей сразу стало очень одиноко и горько, она почувствовала, что ее провели как последнюю дуру. А что, если его к ней внимание определялось не личными мотивами, а расчетами совсем иного характера? Неужели вся его забота, восхищение ею, то очарование, о котором он ей говорил, — все это просто игра, блеф? Как же сильно он ее иногда доставал! Он ведь предупреждал ее, что она может в нем усомниться, но ей все равно надо будет держаться, ей во что бы то ни стало нужно вжиться в образ Хитер Бантри и неукоснительно следовать той цели, которую она перед собой поставила, — восстановлению положения ее отца. Любой другой ее курс обречен на провал. «Так тому и быть! — в сердцах сказала она себе, чтобы хоть как-то унять собственные страхи. — Я — Хитер Бантри. Я — Хитер Бантри. Теперь я сама по себе. Мне никто не поможет. Теперь ты доволен, Селвин? Я — Хитер Бантри!»Она сползла пониже, чтобы хоть немного рассеялись клубы густого дыма, зависшие под крышей фургона. Из ее нового положения через ветровое стекло были видны крыши двухэтажных домиков, большие жилые здания и даже полоски неба. Глянцевая синева небес чем-то манила, завлекала ее, как узника в темнице, искушала близостью иного мира. Джулия сосредоточила все свое внимание на небе, пытаясь по теням примерно определить угол наклона солнца и направление, в котором они двигались.Шофер всегда тормозил резко, плавно ездить он, наверное, вообще не умел, и Джулию постоянно бросало вперед, когда машина должна была остановиться на рыхлом снегу. Малый с пистолетом, которого, как ей показалось, к ней приставили, потому что он неплохо говорил по-английски, опять приказал ей отвернуться от окна:— Снова будешь в окно пялиться — задницу прострелю. Они затормозили. Один из ее конвоиров вышел из машины, и вместо него зашли двое других мужчин. В одном из них она узнала Макса Гиттериджа.Он расположился с удобствами, облокотившись на спинку кресла водителя.— Вот мы и встретились снова.Джулия спросила:— Можно мне теперь смотреть вперед?— Можешь повернуться, — позволил Гиттеридж. — Я прочитал про твоего отца, как ты меня просила. Я провел свое расследование: у него был нервный срыв.— Правильно, — ответила девушка.— Мне бы не хотелось тебя обижать, но все-таки я тебе задам один вопрос: у него совсем крыша поехала или что? — Гиттеридж говорил по-английски.Она попыталась сесть как он — спиной к задней дверце машины.— Нет, с крышей у него все в порядке, он нормальный. Но для него очень важно, как с ним обращаются. Папа — человек чувствительный, с ним нужно обращаться бережно. Если его бросить в багажник такой тачки и заставить глядеть в дырку ствола, — я, конечно, совсем не думаю, что здесь кто-нибудь посмеет такое сделать, — но если что-нибудь в этом роде с ним случится, тогда да, тогда он снова может стать как блаженный.— А что с ним происходит, когда он таким становится? — спросил ее второй, который только что сел в машину.На нем было кашемировое пальто с расстегнутыми сверху пуговицами, под которым был виден элегантный бежевый костюм. Джулия решила, что он был одним из тех лощеных байкеров, о которых ей говорил Селвин. На пальцах у него поблескивали четыре перстня. Кожа у него была будто чешуйчатая, темные глаза смотрели пристально и цепко, черные волосы были зачесаны назад и набриолинены. На первый взгляд ему было около тридцати, может быть, чуть больше.— Иногда он катается в метро.— Ну и что?— Беда в том, что он из него не выходит. Он садится и ездит по кругу, пока его кто-нибудь не выведет из поезда. Бывает, что, когда папа не в себе, он просто сидит в своем кресле, и если его попросить что-нибудь сделать, он очень возбуждается и начинает к чему-то готовиться. Потом встает, проходит через комнату и усаживается в другое кресло. А если снова начать его уговаривать, он опять заводится, как будто первого раза вовсе не было, и пересаживается в другое кресло. Если оставить его одного, он просто будет сидеть себе неподвижно в кресле. И если, например, папа не может выключить свет, его тоже заносит, точнее говоря, зацикливает. Он как будто петляет и петляет кругами в космическом пространстве.— То есть он ведет себя вроде как лунатик, — высказал предположение Гиттеридж.— И мы должны о таком малом позаботиться? — спросил второй мужчина.Он не отрывал от девушки тяжелого, пытливого взгляда. Одежда его была самой шикарной, какую ей доводилось видеть на мужчине, но он казался Джулии каким-то странным — не то инопланетянином, не то сомнамбулой, не то еще кем-то не от мира сего.От вопроса, который он затронул, могла зависеть судьба всей операции. Селвин Норрис прочно вбил это ей в голову. Ей необходимо было изобразить Карла Бантри как чокнутого банкира, который был слишком не в себе, чтобы его вновь официально допустили к ответственной работе, но при этом оставался человеком, на которого действуют доводы разума, чьи знания и талант остались незатронутыми болезнью и могли стать источником финансового успеха любой организации.В этом вопросе ее позиция должна была быть не просто сильной, она должна была быть абсолютно категоричной.— Мой отец не нуждается в благотворительности, — сказала она, пристально глядя этому типу прямо в глаза. Выдержав его взгляд, она своим тоном и всем своим поведением выразила убежденность в собственной правоте. — И я тоже ни в чьих подачках не нуждаюсь. Мой отец талантлив и на многое способен. В любом банке он может работать не хуже других, а если говорить о международных финансовых и валютных операциях, он один из лучших. Я это знаю потому, что в былые времена за советом к нему обращались крупнейшие в мире финансовые компании. К нему даже целые страны обращались. Он классно знает свое дело, и болезнь ему здесь не помеха. Да, он легко уязвим, и мне нужно о нем заботиться. Если вы решите на него надавить или попробуете его прижать, у вас все равно ничего не получится. Он просто в очередной раз слетит с катушек. Но эти чертовы банки его надули и не собираются брать обратно на работу, они ни за что не признают свою ошибку. А если кому-то нужен эксперт в области финансов, если кому-то надо переводить деньги или если кто-то хочет знать, как деньги работают на международном уровне, у них не будет лучшей возможности, чем нанять моего отца.— Но ведь он псих, Хитер, — напомнил ей Гиттеридж. — Кто же, по-твоему, захочет брать его на работу?Ей не хотелось в этой компании изображать из себя крутую девицу. Она была дочерью банкира, которая вела переговоры о самых лучших для ее отца условиях в том мире, в котором она жила.— Когда-нибудь моему отцу дадут работу те, кому будет наплевать на то, что он жил в туннеле. Они будут в нем видеть только эксперта в области финансов, который поднимался по служебной лестнице гораздо быстрее других. Отца наймет кто-нибудь, кто уяснит себе, что жизнь оставила ему совсем небольшой выбор, а потому он будет хранить верность тому, кто даст ему этот шанс.— И ему не важно, кто даст такой шанс? — спросил ее мужчина в роскошном бежевом костюме. Хотя сложенные на коленях ухоженные руки носили явные следы недавнего маникюра, черты его лица были грубыми, как будто топором вырубленными, на скулах было полно следов от прыщей, и от всего его облика неуловимо веяло угрозой.— Это не имеет для него никакого значения.Мужчины обменялись многозначительными взглядами. Их реакция на ее слова была явно благоприятной. Она не пыталась втянуть их в разговоры, которые были бы им не по вкусу, не требовала от них никаких обещаний. «Неплохое начало, чтобы завязать отношения», — подумала Джулия Мардик.— Предположим, кто-то даст ему работу, — высказал предположение Гиттеридж. — Что будет, если у него снова крыша поедет?— Я буду рядом и всегда смогу за папой присмотреть, решить все вопросы. Я смогу его защитить от всего, с чем он сам не сможет справиться. Кроме того, сейчас его состояние уже гораздо лучше, чем было раньше, — он почти вылечился. Что было, осталось в прошлом. А моя работа будет состоять в том, чтобы обеспечивать ему все необходимые условия. Я знаю, как приводить его в чувство, когда его зацикливает, я просто успокаивающе на него действую. Если он сойдет с рельсов, очень скоро я его верну в колею. Для меня это пара пустяков.— Ладно, поехали знакомиться с твоим папашей, — предложил Гиттеридж.— Подождите, — встрепенулась Джулия, — не гоните коней.— У тебя какие-то проблемы?— Конечно! Мы еще ни о чем не договорились. Я не собираюсь знакомить вас с отцом, пока мы не достигнем взаимопонимания.Гиттеридж усмехнулся. Ей эта усмешка не понравилась. В принципе, он был достаточно приятным мужчиной, но признаки постоянного общения с подонками общества проявлялись в нем именно тогда, когда он улыбался, и улыбка его была неестественной.— Так, мисс Бантри, дела у нас не пойдут. Вы познакомите нас с вашим отцом прямо сейчас, и больше этот вопрос не обсуждается.— Ни за что.— Я не собираюсь больше говорить на эту тему.— Я тоже. Я знаю, где он живет, а вы — нет. Если отец в нормальном состоянии, с ним все в порядке, но он легко может впасть в оторопь, если к нему нагрянут ваши дружки. Сначала скажите, собираетесь вы его нанимать или нет. Сделайте мне ваше предложение. Если его условия будут для папы приемлемы, я вас с ним познакомлю.Гиттеридж снова усмехнулся, отчего его лицо неприятно заострилось.— Знаете, мисс Бантри, если бы я был адвокатом у «Ангелов ада» или мафии — хотя, конечно, это чистой воды фантазия, — я бы никогда не стал вмешиваться в грязные делишки своих клиентов. Так вот, если бы я был таким адвокатом и оказался в ситуации, когда решить вопрос можно было бы только с помощью грязных методов, я бы попросил водителя остановить машину на следующем перекрестке и вышел бы из нее. А вы бы в ней остались. Так как нам теперь поступить — вы хотите, чтобы я вышел на следующем перекрестке? — Он поднял руку, как будто собирался подать кому-то сигнал.— Ладно, ладно, ваша взяла. Я отвезу вас к папе. Но только вы его не обижайте. Он не переносит никакого нажима.— Что это значит? — спросил мужчина в бежевом костюме.— Не огорчайте его, — пояснила Джулия.Гиттеридж сказал:— Мисс Бантри, я адвокат, а не громила. Ко мне обратились с просьбой встретиться с потенциальным клиентом, и я ее принял. А после визита мы с вами обо всем поговорим.— Вы обещаете мне, что не причините отцу никакого вреда?— Я ничего вам не обещаю. Мы просто встретимся с ним, вот и все. А теперь скажите мне, где он живет.Джулия дала адрес. Гиттеридж открыл дверцу, наклонился и вышел из машины.— Встретимся на месте, — сказал он.Байкер в щеголеватом прикиде вышел за ним следом. Фургон резко тронулся с места, и Джулию снова отбросило назад.Джулия вошла в обветшавший жилой дом и направилась к домофону, но мужчина в кашемировом пальто и роскошном костюме остановил ее и спросил:— Какой номер квартиры?Видимо, он опасался, что она подаст какой-то кодовый сигнал. Он нажал кнопку и довольно долго держал ее. Джулия про себя усмехнулась — она не смогла бы лучше дать знать об их приезде. В ответ раздался щелчок, и они прошли вторые двери.— Куда? — спросил Гиттеридж.— Последний этаж.— Только после вас.Все четверо следовали за девушкой. Гиттеридж и малый в дорогом костюме легко шли с ней в ногу. Оба похитивших ее байкера слегка отстали — подниматься по лестнице им было трудновато.Уже на втором этаже она дрожала от нервного возбуждения. «Пожалуйста, пожалуйста, Господи, сделай все как надо… Прошу тебя, Господи, ну, пожалуйста, я на все ради этого готова».Она подвела их к двери. Хлыщ в костюме негромко постучал в деревянную дверь костяшками пальцев. Ей вдруг захотелось потрогать лацканы его пиджака, чтобы понять, из какого он сшит материала.Ждали они недолго, вскоре послышались шаркающие шаги, шорох в районе дверного глазка, и из квартиры донесся голос:— Кто там?— Пап, это я, — прощебетала Джулия.В висках у нее бил набат, ее бросало в жар, но голос, как ни странно, прозвучал естественно и убедительно.Сначала послышался звук открываемой цепочки, потом гулко щелкнул засов. Бандит в крутом прикиде подошел к самой двери с таким видом, будто был в доме хозяином, запыхавшийся жирный байкер встал рядом с ним.— Не забудьте, — предупредила их Джулия, — что с ним надо вести себя вежливо. Его легко обидеть.Дверь распахнулась. Перед ними стоял свихнувшийся, гениальный, легкоранимый отец Хитер Бантри в заношенном домашнем халате и пижаме, которая была на три размера больше, чем нужно. Небритый Банкир с нечесаными патлами выглядел так, как будто его поднять — подняли, а разбудить забыли. Он слабо улыбнулся Джулии и мужчинам.— Я встал с рассветом, — вяло произнес он, — и все утреннего поезда дожидаюсь. Чайку хотите?— Да, папочка, это было бы здорово.— Тогда проходите.Гиттеридж протянул ей шляпу. Байкеры осматривали комнаты, проверяли окна. Она взяла у них и пальто, чтобы повесить в шкафу рядом со своей курткой. Двое жирных парней куртки снимать не стали, они вернулись в коридор, явно собираясь охранять входную дверь — снаружи и внутри, и Джулия была рада, что избавится наконец от исходивших от них вони и угрозы.Вместе с Гиттериджем и щеголеватым бандитом они прошли по коридору, их шаги в узком пространстве отдавались от стен. На кухне малый в дорогом костюме закурил сигарету.— Я не пью чай, — заявил он.— Чашечку хорошего чая, — настаивал Банкир.Он суетился, в его манерах было что-то причудливое, плавно-старушечье, нарушаемое внезапными бессознательными резкими жестами. Он был ниже ростом, чем студентка, выдававшая себя за его дочь. Под его правым глазом белел квадратный шрам.— Что может быть лучше чашечки чая в разгар дня? Секрет заключается в том, — сказал он, — что сначала надо подогреть чайничек.— Об этом все знают, папуля, — Джулия выражала явное нетерпение, как ребенок, которому надоели родительские нотации.— Секрет раскрыт? Ну, ничего не поделаешь, так тому и быть.Чокнутый финансовый гений колдовал над чашками, блюдцами и кипевшим чайником. Он почти не обращал внимания на присутствие мужчин, потом повернулся к ним лицом, вытер руки о халат, улыбнулся им своей странноватой отсутствующей улыбкой и протянул руку.— Кто твои друзья, дорогая? Профессора из университета?Гиттеридж неохотно пожал руку Банкира.— Господин Бантри, — сказал Гиттеридж, — я читал о вас. Хорошо, что вы перебрались сюда из туннеля.— Это, папа, деловые люди. Их интересуют твои профессиональные услуги.— Ну, что мне сказать? Я сейчас не в лучшем виде. Если бы она меня предупредила, что вы собираетесь прийти, я смог бы вас принять должным образом. Костюм бы надел, галстук повязал, хотя ни того, ни другого у меня теперь нет. Я бы приготовил вам по чашечке хорошего чая…— Пап, у нас найдется четыре чашечки?— Четыре чашки? Да. Четыре чашки. Четыре.— Я не хочу никакого чая, — сказал хлыщ в костюме.— О Господи, — взволнованно проговорил Банкир.— Не огорчайте его.— Я только хотел сказать…— Как вас зовут? — спросил Карл Бантри.«Молодец, — подумала Джулия. — Нужна информация. А я забыла».— Это Жан-Ги, — представил его Гиттеридж.Бандит прошел в угол кухни и там покрутил указательным пальцем у виска. Гиттеридж в ответ кивнул. Им уже было ясно, что Банкир не в себе. Теперь предстояло убедить гостей в том, что соображает он отлично.— Папа, эти господа хотят предложить тебе работу. Им нужен специалист по банковским операциям. Кто-нибудь, у кого есть опыт в области международных финансов.— Так это я и есть! — воскликнул Карл Бантри.— Эта работа прямо для тебя создана.— Видите ли, — вмешался Гиттеридж, — судить об этом будем мы.— Это еще вопрос, — возразил Карл Бантри, причем теперь голос его звучал серьезно и вполне нормально. — А теперь, скажите мне, кто хочет с молоком? Кто предпочитает сахар?— Мы впустую тратим время с этим чудаком, — тихо сказал Жан-Ги. — Он же просто шизанутый.Джулия попросила дать ее отцу шанс, не подозревая, что именно это Гиттеридж и собирается сделать.— Что вы имеете в виду, уважаемый? О каком вопросе вы говорите?Карл Бантри в задумчивости слегка поглаживал бороду. Джулия молила Бога, чтоб он понял, что настал его час, времени на всякую ерунду уже не оставалось. Мужчины были готовы в любой момент встать и уйти — она очень сомневалась, что к числу их достоинств относится терпение.— Чашечка чая, — тихо и монотонно повторял Карл Бантри, пристально глядя в пол. Джулии выть хотелось. — Чашечка чая. Чашечка чая в морозный зимний день. Чай. Я встал на рассвете. Ждал утреннего поезда.И вдруг до нее дошло. Джулия подошла к своему мнимому отцу, нежно его обняла и мягко коснулась его лба.— Папуля, — ласково произнесла она.Он давал ей возможность показать гостям, насколько она ему необходима. Мужчины внимательно следили за происходящим.— Чай, — сказал Карл Бантри. — Да, чаек.— Папочка, ты сказал этому человеку, что если он будет судить о твоих способностях в области международных финансов, возникнет какой-то вопрос. Почему ты так сказал?Он будто очнулся от какого-то особого состояния ума, которое его завораживало.— Чушь какая! — крикнул он так громко, что Джулия отпрянула, но тут же снова подошла к нему и встала рядом. — Я знаю все тонкости этого дела. У меня в руках все необходимые связи. Я знаю все преимущества работы с крупными корпорациями, все уловки арбитражных судов, все доводы при обсуждении лучших условий конвертирования валют и перевода крупных средств. Я знаю, как заставить деньги работать, куда их инвестировать, какими путями их лучше переводить… Кто может дать оценку моим знаниям, моему опыту? — Он взглянул прямо в глаза Гиттериджу перед тем, как сам ответил на поставленные вопросы. — Какой-то болван, который, должно быть, думает, что, купив машину, хорошо вложил деньги.Бантри продолжал смотреть на адвоката, Гиттеридж не отводил взгляда, пытливо выискивая на лице собеседника признаки сумасшествия. Взгляд Бантри, казалось, застыл на Гиттеридже, вынуждая его что-то ответить.— У моих компаньонов, как и моих клиентов, есть определенные финансовые проблемы и потребности.— Да, понятно, — ответил Бантри.— Они люди особые, достаточно щепетильные.— Конечно.— Мы бы хотели убедиться в том, что вы можете оказывать нам те услуги, в которых мы нуждаемся.— Убедительно вас об этом прошу, я с удовольствием вам окажу такую бесплатную услугу.Джулии пришлось снять с конфорки выкипавший чайник. В нынешнем состоянии ума Карл Бантри совершенно забыл о своем чае.— Простите, не понял.— Поставьте передо мной проблему. Я дам вам ее решение.Гиттеридж развел руками.— Так сразу это сделать непросто…— Проблема, естественно, должна быть чисто гипотетической.— Ну что ж…— Давайте, перейдем к делу.Гиттеридж ухмыльнулся и слегка изменил позу.— Хорошо. Дайте мне подумать. Предположим — чисто гипотетически, — что у одного из моих клиентов есть, скажем, десять миллионов, долларов и этот клиент — гипотетически — не хочет ничего заявлять о том, откуда у него эта сумма. Он, конечно, получил деньги совершенно легальным путем, но, допустим, данный клиент хотел бы, чтобы информация об их происхождении оставалась конфиденциальной. В какой стране ему лучше депонировать эти средства, если клиент намерен сделать краткосрочный вклад? Что бы вы предложили — Багамы, Каймановы острова или Швейцарию?— Я бы не стал предлагать вашему клиенту ни одно из этих мест.— Что, простите? Какое же тогда вы ему предложите решение?— Ха! Значит, вы поняли, что уже сама постановка вашего вопроса была неверной. Теперь вы просите меня о втором одолжении. Так и быть, сегодня у вас счастливый день, я буду к вам великодушен. Деньги надо переводить в Польшу.Адвокат уставился на человека, который, несмотря на свое убогое одеяние, выглядел теперь как пророк, вещающий истину в последней инстанции.— В Польшу?— Теперь, полагаю, вы ждете от меня разъяснений.— Да, это было бы любопытно.— Где депонировать деньги, особой роли не играет. Наймите любого идиота, и он откроет вашему клиенту номерные счета. Определенную проблему представляет перевод средств в те места, которые вы упомянули, но ее можно легко решить. Обычно деньги привозят в чемоданчиках. Миллион долларов двадцатидолларовыми купюрами весит двести пятьдесят килограммов. В этом и заключается проблема. Зарегистрируйте оффшорную компанию с польским названием и откройте для нее банковский счет, переведите на него средства через несколько подставных счетов, открытых на номерные компании, причем на каждый из них следует переводить небольшие суммы, скажем по полмиллиона раз в два месяца. Потом, когда все эти средства соберутся на польском счете, закройте все счета номерных компаний. После этого переведите их обычным банковским переводом в Польшу на развитие там какого-нибудь проекта. Пока вы будете этим заниматься, вложитесь по минимуму в какие-нибудь польские предприятия. На этом вы сможете немного потерять или немного выгадать. Принципиального значения это не имеет. Теперь будет самое время снимать деньги — у них будет страна происхождения, ни у одного банка не возникнет подозрений о крупных суммах, поступающих из восточного блока. Эти деньги уже ни от кого не надо прятать, ни перед кем за них не надо отчитываться, они пахнут типографской краской, хрустят, они совершенно чисты, они безупречны, как говорят преступники, эти деньги теперь отмыты. Конечно, и здесь могут быть определенные осложнения, но не рассчитываете же вы, что я сразу выложу вам все мои маленькие секреты! Я и так сделал вам достаточно одолжений за один день.В комнате воцарилось молчание, мужчины как завороженные смотрели на Карла Бантри. Джулия внимательно следила за реакцией Гиттериджа. Он казался невозмутимым, хотя в самом его молчании чувствовалось уважение.— Насколько такая комбинация будет безопасна для денег моего клиента? — наконец спросил он.— Если вашего клиента в первую очередь интересует безопасность, я бы взял на себя смелость предложить ему Королевский банк Канады. Срочные вклады. Если же вашего клиента интересует ограниченный риск на капитал с периодическими крупными дивидендами, которые существенно перекроют небольшие временные потери, предложите ему вложить деньги туда, куда меня возьмут на работу.— Папочка, — тихо спросила Джулия, — хочешь чайку? — Она поставила перед ним полную чашку.— Чашечка чая, — покорно сказал Карл Бантри, снова погружаясь в свое привычное состояние. — Чашечка чая. В зимний день чашечка чая. — Он как будто обращался к чашке, которую держал в руке, но не пил из нее. — Почему я так рано сегодня поднялся?— Папа, — пыталась приободрить его Джулия, — пей чай.Он хлебал свой чай, совершенно забыв предложить его гостям. Карл Бантри даже не смотрел в сторону Джулии, которая провожала посетителей к выходу.— Если вам потребуется помощь отца, он сам обсудит с вами условия контракта. Но нам в любом случае нужен будет задаток, чтобы нормально его одеть, привести в порядок и все такое. Он может оборудовать все для работы прямо здесь, но нам нужны будут телефоны и дополнительные линии, компьютер, модем, факс, принтер и так далее и тому подобное. Записей на бумаге он хранить не будет, и вы сами понимаете, что он никогда не сможет выступать в роли свидетеля. В этом отношении вам нечего опасаться.Жан-Ги прервал ее:— А кто вам сказал, что он нам нужен?— Вы сами, потому что согласились сюда прийти. И адвоката вашего с собой пригласили.Разыгранный ими спектакль прошел просто отменно. Она очень надеялась, что ее возбуждение и радость были не очень заметны.— Будем на связи, мисс Бантри, — сказал ей на прощание Гиттеридж. Он открыл стенной шкаф, куда девушка повесила их пальто. — У нас есть ваш номер телефона.— Отлично.Мужчины взяли одежду и вышли на лестницу. Слегка им кивнув, Джулия закрыла дверь и быстро прошла на кухню отпраздновать это событие. Она почти вбежала в дверь и даже ухватилась за стенной шкаф, чтобы остановиться. На кухне Банкир плотно прижимал указательный палец к губам, всем своим обликом предупреждая о том, что им надо соблюдать предельную осторожность. Перед тем как заговорить, Джулия должна была успокоиться. Потом он ей кивком предложил подойти к нему поближе. Она посмотрела, куда он указывал глазами, и увидела что-то напоминавшее прослушивающее устройство, укрепленное под столешницей высокого кухонного стола.Семейство Бантри чуть расслабилось, и дочь крепко обняла отца.— Мне кажется, папуля, они дадут тебе работу. Ты, пап, отлично им все растолковал. Я знала, что ты с этим справишься! Если у них есть хоть какие-то мозги, они обязательно возьмут тебя на работу.— Это было бы неплохо, моя дорогая. Хочешь чашечку чая?— Да, папочка, да! Мне очень хочется выпить чайку!ГЛАВА ДЕВЯТАЯЧЕТВЕРГ, 13 ЯНВАРЯС северной стороны горы в богатом франкоговорящем районе Отремонт Эмиль Санк-Марс сидел вместе с Биллом Мэтерзом в ничем не примечательной машине, припаркованной неподалеку от дома Каплонского. Дом вознесся высоко над тротуаром — здание было узким, одной стеной оно примыкало в другому строению, к его входной двери вели широкие крутые цементные ступени. Хотя весь дом уже вполне можно было бы привести в порядок — прежде всего покрасить, элегантное здание из кирпича, камня и потемневшего от времени красного дерева с окнами в свинцовой оправе свидетельствовало о том, что хозяин его должен быть человеком весьма состоятельным.— Ничего себе хоромы, — заметил Мэтерз.— Шик за бандитский счет.В тот день они говорили по-английски, будто решив перейти на язык того, за кем следили.— Бандиты и мне работу обеспечивают, — не стал спорить Мэтерз.Санк-Марс ясно дал понять, что только он определит время визита к Каплонскому. За углом в служебной машине он оставил двух полицейских, одним из которых был Ален Дегир — осиротевший напарник Лапьера. Мэтерз сидел на переднем сиденье и пытался размышлять вслух.— Дети у него сейчас в школе. Жена — если ей хватает мозгов — поехала к любовнику. Мы знаем, что он в доме, мы знаем, что он там один. Мне кажется, теперь самый подходящий момент.— А где его адвокат?— Какая разница? Каплонский все равно позвонит ему, как только придет в себя. А когда поговорит с ним, толку от него будет как от козла молока.— Как знать, — возразил Санк-Марс. — Порой бывает нелегко ничего не говорить.Машину сквозь лобовое стекло заливало солнце, и они пригрелись.Зазвонил сотовый телефон. Санк-Марс вынул его из кармана, включил и назвал свое имя. Больше он не произнес ни слова. Потом отключил его и улыбнулся Мэтерзу.— Ну, все, Билл, порядок, — сказал он напарнику с наигранным удивлением. — Адвокат Каплонского только что вошел в суд. Гиттеридж сегодня занят в процессе — с судьей и присяжными, все чин чинарем. До него теперь несколько часов нельзя будет дозвониться.Мэтерз закашлялся, покачал головой и распрямил спину.— Эмиль, мы не можем сейчас говорить с Каплонским. Он же под следствием. И вы это знаете.Вместо ответа Санк-Марс только слегка пожал плечами, связался по рации с Дегиром и велел ему действовать. Они с Мэтерзом вышли из машины и не торопясь пошли по улице.— Если я не ошибаюсь, он подозревается в краже автомобилей и присвоении краденого имущества, — заметил Санк-Марс. — По крайней мере, мне известно только об этом. Теперь я собираюсь его арестовать по подозрению в убийстве. А это уже совсем другая статья. По этому делу следствие открыто не было.— Это чистой воды юридическая казуистика.— Очень жаль, что его адвокат сегодня занят в суде. Гиттеридж вполне мог бы эту ситуацию распутать, разъяснить нам, что к чему. Может быть, ты вместо него хочешь предложить свои услуги?— Он не будет с нами разговаривать, Эмиль.— В участке? Никогда. Каплонский слишком дорожит своей жизнью. Но до управления отсюда неблизко. Кто знает, может быть, он разоткровенничается с нами по дороге? Ненавязчивый разговор по душам, Билл, говорят, иногда идет людям на пользу.Санк-Марс остановился у самой лестницы и бросил взгляд вверх. На склоне перед домом был разбит небольшой садик. На детской площадке по другую сторону улицы ребятня каталась на попках с горки, разрыхляя недавно выпавший снежок.— Если честно, Эмиль, не думаю, что ему удастся пришить убийство. Разве что соучастие. Наверняка он может проходить как свидетель. Но убийство? Никогда.— Я вовсе не уверен, что это сделал именно Каплонский. Но я же не собираюсь ему об этом говорить. Иди за мной, Билл.— После дождичка в четверг хорошо бы нам узнать, что от будущего ждать.Санк-Марс расплылся в улыбке.— Все просто, Вильям, как дважды два. Лапьер этого малого слегка потрепал, маникюр ему подправил, прическу уложил. А я его тальком посыпать не собираюсь. Мне хочется посмотреть, как у него все свербить станет. Я хочу, чтобы Каплонскому просто не терпелось себе всю рожу в кровь расчесать.Полицейская машина затормозила у самых ступенек дома Каплонского, въехав одним передним колесом на тротуар и чуть не задев пожарный кран. Дегир и второй полицейский вышли, и все четверо на утреннем солнышке стали не торопясь подниматься по лестнице к входной двери. Проблесковые маячки на крыше машины ритмично вращались, отражаясь от кирпичной стены. Дегир выглядел расстроенным и немного растерянным. Главный соперник его напарника выбрал именно его для этой операции, и это его явно беспокоило. Он будто терялся в смятенных мыслях. Поднявшись на пару ступенек, Санк-Марс сделал ему и второму полицейскому знак, чтобы они немного потоптали около дома снег, не забывая держать в поле зрения и задний выход, пока сам он вместе с Мэтерзом будет заниматься подозреваемым.— Что здесь делает Дегир? — тихо спросил его Мэтерз.— Ничего особенного, я его просто так пригласил.— Вы думаете, я вам поверю?Санк-Марс сделал неопределенный жест подбородком.— Это проверка.— Вы, Эмиль, нас всех проверяете, да?Санк-Марс вынул револьвер из кобуры, переложил его в карман, а другой рукой нажал кнопку звонка.— К востоку от Олдгейт, — сказал он напарнику.— К востоку, к западу, к северу, к югу — мне все едино. Я все равно не знаю, о чем вы говорите.Правда, Мэтерз уже достаточно хорошо был знаком со своим напарником, чтобы вынуть пистолет и нацепить на пояс полицейский жетон;— Я все собирался тебя спросить, Билл, какие у вас с женой планы на выходные?Мэтерз пожал плечами.— Нет у нас никаких планов. А что?— Тогда приезжайте в субботу к нам на ферму. Вместе поужинаем.В доме хлопнула дверь.— Вы шутите.— Даже не думаю. И жены наши могли бы познакомиться. Я бы тебе наше хозяйство показал.Каплонский открыл входную дверь. На нем был купальный халат, изо рта торчала сигара. Он взял ее в руку, на лице его заиграла презрительная ухмылка.— В чем дело?Санк-Марс пропустил вопрос мимо ушей и обратился к напарнику:— Так как ты относишься к моему предложению?Мэтерз не задумываясь ответил:— Конечно. Спасибо. Буду ждать с нетерпением.— Где-то в районе семи?— Отлично.До него никак не доходило, почему начальник так себя ведет. Санк-Марс от него отвернулся и обратился к стоявшему в дверях человеку:— Господин Вальтер Каплонский?— Вы же знаете меня, сыщик.— Полиция.— И я вас, топтунов, хорошо знаю. Ордер есть?— Сэр, мы здесь находимся, чтобы арестовать вас по подозрению в убийстве Акопа Артиняна.Каплонский резко побледнел.— Мы можем войти?— Зачем?— Чтобы дать вам возможность переодеться, — объяснил Санк-Марс. — В противном случае мы будем вынуждены отвести вас в машину в том, что на вас.Бросив растерянный взгляд на свои голые ноги, Каплонский в ярости выдавил из себя:— Вы просто твари…— Спасибо за приглашение.Оба полицейских последовали за Каплонским в дом. Они не сделали и десяти шагов, как хозяин подошел к телефону и снял трубку. Санк-Марс быстро с ним поравнялся и нажал на рычаг.— Никаких звонков, — сказал он хозяину.— Эй! Я имею право на звонок своему стряпчему!— Конечно, имеете, — Санк-Марс отнял у него трубку. — Но он сейчас в суде, я вам просто экономлю время. Позвоните ему из участка.— Ну и свинья, — пробурчал Каплонский.— Выньте изо рта вашу сигару, сэр.Окончательно выйдя из себя, Каплонский предложил Санк-Марсу вступить в половую связь со свиньей или козой.— Всему свое время, — ответил блюститель порядка, — пока что я должен вас арестовать. Выньте эту чертову сигару немедленно изо рта.Каплонский взглянул на Мэтерза, который широко ему улыбнулся, демонстрируя висевший на поясе пистолет. В последний раз презрительно затянувшись, арестованный загасил сигару в пепельнице, стоявшей на телефонном столике, и пристально посмотрел на Санк-Марса.— Даже не думайте об этом.Несмотря на растерянность, Каплонский, казалось, пытался решить какой-то очень для него важный вопрос. Он, видимо, тщательно перебрал в уме все имеющиеся в его распоряжении возможности и в итоге решил не выпускать дым в лицо детектива.— Где ваша одежда? — спросил Мэтерз.— Ну вы и свиньи.— Где она? — повторил свой вопрос полицейский, сунув ему в нос полицейский жетон.— Наверху.— Ну что ж, пойдем наверх.Когда они поднимались по лестнице, Мэтерз вытер свой жетон о халат Каплонского.Окиндер Бойл спал у себя дома в привычном бедламе, когда громкий стук в дверь прозвучал у него в голове пистолетным выстрелом.— Кто там? Какого черта вам надо?Ему ответил молодой женский голос:— Я ищу господина Бойла.— Вы можете подождать? Я не в форме.— Это очень важно. Мне необходимо переговорить с господином Бойлом.После того как он свесил обе ноги с матраса на пол, голова у него закружилась как сбесившийся гироскоп. Бойл спросонья поднялся и завязал пояс халата, в котором спал.— Вы кто — судебный исполнитель и пришли за квартплатой? Или я налоги вовремя не заплатил? Не оплатил какие-то счета? Может быть, вы из какой-то другой конторы?Последовало озадачившее его молчание, как будто посетителю нужно было время, чтобы определиться с ответом.— Ни то, ни другое, ни третье. Я должна срочно с вами поговорить, господин Бойл. Для меня не имеет значения, случится это прямо теперь или через пять минут.Срочно… Теперь потребность разговора с ним была уже не важной, а срочной. Бойл в спешке переоделся и как мог пригладил взъерошенные волосы. Уже было решив впустить гостью, Бойл подумал, что вовсе не лишним было бы почистить зубы и прополоскать рот, а заодно и промочить глотку, которая после вчерашнего перепоя пересохла как пустыня Сахара.Он бросил на себя взгляд в зеркало. «Жизнь трудна, а потом тебя ждет смерть». Он сам был во всем виноват, не смог раздобыть днем хороший сюжет для репортажа. Интересные люди выходили все больше по вечерам, и он слонялся там, где они чаще собирались. Он был прекрасно осведомлен о том, почему многие репортеры в годах, работавшие в газете, со временем начинали прилично поддавать. Следовать их примеру он вовсе не собирался, полагая, что нет таких сюжетов, из-за которых стоило бы спиваться по-настоящему. Но он, как сова, любил работать по ночам, и ночная жизнь ему нравилась. Приведя наконец себя в порядок, он распахнул дверь.Перед ним стояла привлекательная суровая молодая женщина, красивая, хорошо одетая, изящная, с крупным ртом и небольшими зеленоватыми глазами.— Вы — господин Бойл? Журналист Окиндер Бойл?— Я еще не настолько пришел в себя, чтобы быть собственной персоной. — Ему пришлось облокотиться о дверной косяк, чтобы удержаться на ногах.— Меня зовут Хитер Бантри.— Что?— Вы опубликовали репортаж о моем отце, Карле Бантри. Вы писали, что он живет в туннеле.— Я писал материал о Карле Бантри…— Вы его назвали Банкир.— Правильно.— Я прочла ваш опус пару недель назад. Мне прислала его подруга. Мы с матерью сейчас живем в Сиэтле, но я учусь в Ванкувере. Поскольку я должна была приехать в Монреаль в составе дискуссионной группы, решила дождаться этого визита, чтобы связаться с вами.— Я знаком с Хитер Бантри, — сказал ей Окиндер Бойл.— Что, простите?— Я с ней встречался. Я встречался с дочерью Карла Бантри.— Извините, господин Бойл, но Хитер Бантри — это я. И мы никогда с вами не встречались. Я единственная дочь Карла Бантри.Какое-то время он ловил на себе ее осуждающий взгляд, понимая, что ее жесткая бескомпромиссность обязывает его вести себя воспитанно.— Зайдите, пожалуйста, на минутку, — пригласил он. — Говорить об этом у меня будет удобнее.После этой кошмарной ночи в комнате царил жуткий беспорядок. Бойл сгреб со стула белье и предложил стул гостье, а сам собрал остальные предметы своего гардероба с пола и со стола. Часть барахла он бросил на кровать, а на остальное решил не обращать внимания.— Господин Бойл…— Зовите меня Окиндер.— …мой отец не живет в туннеле.— Немногие отцы там живут. Тем не менее…— Зачем вам надо было писать эту полную чепуху?Ему захотелось присесть, чтобы собраться с мыслями. Раздражение девушки становилось все более очевидным, нечего было и надеяться, что ситуация разрешится сама собой.— Должен признаться, тогда выдалась бурная ночь. Вы меня захватили врасплох. — Он улыбнулся своей самой обаятельной застенчивой улыбкой.— Мне плевать, какая у вас тогда выдалась ночь. — Она сидела совершенно прямо на его конторском вращающемся кресле. — Вы поставили нашу семью в дурацкое положение, причинили нам боль. Сначала нам пришлось страдать из-за папиной болезни, а потом вы еще решили издеваться над нами. Вы приукрасили то, что ему пришлось пережить. Взяли зернышко правды и вырастили из него кучу дурацкого вранья. Кто вы такой, черт побери, если думаете, что вам это сойдет с рук?— Подождите минуточку… Остановитесь, пожалуйста! Я не знаю, кто вы такая…— Меня зовут Хитер Бантри…— Я знаком с Хитер Бантри. Мы с ней встречались!Девушка встала и начала что-то искать в карманах куртки.Она достала оттуда небольшое портмоне, вынула несколько удостоверений личности, некоторые из которых были с фотографией, и бросила их на стол.— В этом городе есть только одна Хитер Бантри, отец которой — Карл Бантри, был банкиром, и эта женщина — я. Я не знаю, в чем вы пытаетесь меня убедить, но хочу вам кое-что сказать: если у меня будет хоть какой-то шанс привлечь вас к суду, я обязательно это сделаю. Вы не можете остаться безнаказанным за то, что написали.Взяв свои документы со стола, она явно собралась уходить.— Подождите, — попросил он ее.Она открыла дверь.— Хитер! — снова крикнул Бойл. Она в нерешительности остановилась и обернулась, не снимая руки с дверной ручки. — Ну, подождите, пожалуйста… Вы сильно меня озадачили. Если я допустил ошибку, я сделал это непроизвольно! Пожалуйста, останьтесь. Помогите мне понять, что произошло.Молодая женщина еще какое-то время явно была в нерешительности, потом пошла обратно в комнату. Она положила документы в бумажник.— Зачем вы написали, что мой отец живет в туннеле?Ее праведный гнев поразил журналиста. Он не заметил в нем и намека на фальшь.— Мисс Бантри… Хитер, скажите, как вам удалось меня найти?— Я собиралась навести о вас справки в «Газетт». Там мне сказали, что в редакции вы бываете редко, а адреса сотрудников они никому не дают. Я там спросила несколько человек, но они отказались мне помочь. Тогда я выяснила, что раньше вы работали в другой газете, как она называется? Они дали мне ваш адрес без всяких проблем.Эта история была более складной, чем сочиненная для него первой Хитер Бантри, которая якобы просто задавала кому ни попадя вопросы и нашла его по наводке прохожих с улицы.— Хитер, почему вы думаете, что ваш отец не живет в туннеле? Когда вы его видели в последний раз?— Вчера. Я его время от времени навещаю. Он живет за городом, туда еще надо добираться. Он живет в платной лечебнице на южном берегу.Бойл откинулся назад, чтобы переварить эту новость. Ему нужна была поддержка, какой-то совет. Если девушка может доказать, что она та, за кого себя выдает, его легко можно будет привлечь к ответу за серьезный проступок. Ему бы следовало покорно пойти на уступки, потому что возможность общественного возмущения в таком случае была очень высока, но все его внимание сосредоточивалось на другом. Если его оставили в дураках, возникал вопрос — почему? Кем же тогда был на самом деле тот мужчина, который взялся играть роль Карла Бантри? И зачем? Кто была та девушка, которая выдавала себя за Хитер Бантри?— Платная клиника… А кто оплачивает счета?— Его старый банк. Тот, в котором он работал.Здесь было явное противоречие. Те банковские служащие, которых он просил проверить подлинность истории Банкира, ничего не сказали ему о том, что за Карла Бантри платит банк. И тем не менее ни ее убежденность, ни подлинность ее личности нельзя было сбрасывать со счетов.— Мисс Бантри, не могли бы вы дать мне номер телефона, по которому с вами можно связаться?Номер у нее был. Она остановилась неподалеку — в Вестмаунте. Первая Хитер Баунтри увильнула от ответа и не оставила ему свой адрес. Она обещала, что свяжется с ним, но никаких новостей от нее не было.— Если все, что вы рассказали, правда, значит, меня кто-то решил провести. Я готов опубликовать опровержение, вы можете побить меня камнями, я могу спрыгнуть в реку с моста Жака Картье, я все готов сделать, что вы потребуете. Если вы официально привлечете меня к ответственности, ну что ж — посмотрите вокруг. Здесь даже мебели приличной нет. А если вы решите подать в суд на газету, юристы, которые там работают, выигрывают такие дела каждый день. Дайте лучше мне немного времени, наберитесь терпения, и скоро у меня будут для вас какие-то новости.Девушка смягчилась, нацарапала на листке свой адрес в Ванкувере, номера телефонов дома и в Монреале и адрес лечебницы, где можно было найти ее отца. Когда она ушла, Окиндер Бойл вернулся в свою тесную, мрачную комнатенку.— Что за черт? — громким шепотом сказал он себе и захлопнул дверь. — Что же, черт возьми, происходит?Каплонский спускался со второго этажа, одетый и угрюмый, на руках у него были наручники. Полицейский, приехавший с Дегиром, держал его за руку выше локтя, следом шел Мэтерз, и когда он спустился на последнюю ступеньку, Санк-Марс, засунув руки в карманы и позвякивая мелочью, неторопливо прошел к выходу из дома. Он выглянул на улицу сквозь тюлевые занавески. Несколько проходивших по улице зевак с любопытством поглядывали на полицейский автомобиль. Обернувшись, детектив взглянул на задержанного.— Ну вы и свиньи, — проговорил тот.— Лучше бы вам поаккуратнее выражаться, — предупредил его Санк-Марс, — и не забывать, что у меня сегодня хорошее настроение. Иначе я не стал бы вам делать никаких одолжений.— Что?— По улице ходят люди. Могу поспорить, что соседи принимают вас за порядочного человека. Может быть, даже молоденькие девочки-соседки иногда присматривают за вашими детьми. А теперь, господин Каплонский, когда мы проведем вас вниз по этим ступенькам в наручниках, их иллюзии развеются. Хотя мы могли бы сохранить ваш образ добропорядочного гражданина.Каплонский взглянул на Санк-Марса.— Интересно как?— Дегир, — приказным тоном обратился к помощнику Санк-Марс, — возьми своего полицейского и убери с ним отсюда эту машину. Поезжай прямо вниз квартала за два. Без сирены и без маячка. И жди нас там.Дегир нерешительно потоптался, пытаясь что-то сообразить, его низкий, покатый лоб покрылся морщинами, потом он вместе с полицейским уехал.— Мы немного подождем, пока разойдутся люди, — пояснил Санк-Марс. — Потом я сниму с вас наручники, мы выйдем из дома и вместе пройдемся. Я так думаю, жирка на вас столько, что сбегать вы не станете.— Что вам от меня нужно? — Вальтеру Каплонскому не терпелось понять, что происходит.— Чтобы вы вели себя спокойно и мирно. У меня разболелась голова, не усугубляйте мое состояние.Задержанный никак не мог поверить своему счастью, он был явно напряжен, руки в наручниках держал прямо перед собой. Мэтерз смотрел в окно на улицу. Через несколько минут досужие зеваки разошлись. Санк-Марс снял наручники с Каплонского, и тот стал массировать затекшие запястья.— Сейчас мы пойдем в машину, — предупредил его Санк-Марс. — Наденьте пальто. Билл, проверь у него карманы.Мэтерз вышел первым и оглядел улицу в двух направлениях. Он дал знак, что все в порядке, и пошел вперед. Санк-Марс открыл дверь задержанному. Они спустились по лестнице и один за другим прошли к его машине.— Почему вы это для меня делаете?— Пусть это вас не волнует, господин Каплонский. Я вам другое скажу — мне кажется, вы даже не подозреваете, что я для вас делаю.Они продолжали идти.— Что вы имеете в виду? — спросил Каплонский.— Я должен выполнять свою работу. Сегодня моя работа заключается в том, чтобы арестовать вас. Но когда ваши приятели узнают о том обвинении, которое я вам выдвину, я так полагаю, шансов у вас не будет.Они подошли к машине, и Каплонский сел сзади. Санк-Марс обошел машину с другой стороны и, к удивлению двоих своих спутников, тоже устроился на заднем сиденье. Сбитый с толку Мэтерз сел за руль и включил двигатель.— Прямо вниз? — спросил он. — Подхватим Дегира?Арест был проведен при таких странных обстоятельствах, что он совсем потерялся в догадках и менее всего замечал очевидное.— Сначала свяжись с ним по рации. Скажи ему, чтобы ехал прямо за нами. И пусть между нами не сможет вклиниться ни одна машина. Еще скажи Дегиру, чтобы хорошенько смотрел по сторонам и записывал все, что видит. Если Каплонскому придет на ум башку себе разбить, вели ему все описать в подробностях.— Что? — не понял Каплонский-— Если он вдруг обо что-то ударится, пусть Дегир запишет все, что увидит. Это для вашей же безопасности, — заверил Санк-Марс пассажира. — Я бы ни с кем не стал сейчас спорить на то, что вас ждет долгая жизнь. Если с вами что-нибудь случится, мне совсем не хочется, чтобы кто-то говорил, что я к этому имею какое-то отношение. Вот почему я снял с вас наручники. Это на тот случай, если вам придет в голову сбежать.Детектив сделал все, что ему было сказано, и машина тронулась.— Я не собираюсь с вами ни о чем разговаривать, — заявил задержанный.— После того, как я вам сделал это большое одолжение?— Мы ни о чем не договаривались.— Да, здесь вы меня прищучили. Ну да ладно, по крайней мере, больше не предлагаете мне совокупляться со свиньями и хамить перестали. Мне казалось, что, если я к вам буду относиться по-человечески, вы ответите мне взаимностью. Как вы считаете, я не ошибся?— Конечно, — ответил Каплонский, — почему бы и нет?Санк-Марс как-то странно усмехнулся, и эта усмешка озадачила его спутника еще больше.— Чему вы ухмыляетесь?Улыбка, казалось, застыла на губах детектива. Машина Дегира будто приклеилась к ним, когда они остановились на светофоре. С этого места начинался торговый квартал района — на двух углах расположились аптека и банк, а дальше шли многочисленные бакалейные магазинчики, боровшиеся друг с другом за покупателей.— Билл, поверни на запад и выезжай на скоростную дорогу. Меня интересует одна вещь, — сказал Санк-Марс.— Какая?— Что вам известно об убийстве Акопа Артиняна?Теперь усмехнулся Каплонский.— Я ничего не знаю.— Может быть, вам захочется как-то перефразировать ваш ответ. Подумайте об этом.Каплонский уточнил:— Я не знаю ничего особенного, вот и все.— Почему вашим юристом является адвокат мафии?Каплонский тяжело, с присвистом, задышал и стал качать головой из стороны в сторону.— Он просто мой юрист, что в этом такого?— Выходит, вы у них большая шишка?Каплонский продолжал покачивать головой.— Я не собираюсь с вами об этом говорить.— Конечно, не собираетесь, — согласился Санк-Марс. — Никто ^не утверждает, что собираетесь. Эй, Билл, ты слышал, что Каплонский со мной разговаривает?— Простите, — Мэтерз коснулся уха, — я глух как пень.— Вот видите? Вы со мной ни о чем не говорите, и я вам верю. Будем надеяться, что ваши приятели вам тоже поверят. Но это уже другой вопрос, а я — здесь, и я вам верю.Каплонский продолжал хранить молчание, но не сводил глаз с Санк-Марса, явно надеясь, что полицейский продолжит разговор.— Вы что-то говорили о том, что мы с вами можем о чем-то договориться?Задержанный покачал головой.— Я не могу на это пойти.— Но вы же еще даже не знаете, о чем идет речь! Все просто: я буду говорить, а вы — слушать. Как вы к этому отнесетесь? Не хотите со мной говорить — отлично. И не надо. Единственное, о чем я вас прошу, будьте внимательны всю дорогу, пока мы будем ехать в управление. Против такого предложения вы не возражаете?Каплонский покачал головой, закашлялся и прикрыл рот рукой.— Хорошо. Я представляю себе это дело следующим образом. Вы руководите организацией, которая занимается торговлей крадеными автомобилями. Нет, подождите, я совершенно не собираюсь вас оскорблять. В принадлежащем вам гараже были обнаружены украденные машины. Как это получилось? Здесь все понятно. Я ни в чем вас не обвиняю, просто пытаюсь объяснить уже известные факты. Так вот, вы незамедлительно связываетесь с адвокатом, работающим на «Ангелов ада» и мафию, и он берется вас защищать. Как это могло случиться? У меня возникает именно такой вопрос. Почему вас опекает мафия? Вы не итальянец. Вы не принадлежите к «Ангелам», ведь так? Я не вижу на вас татуировок, вы не водите «харлей-дэвидсон». Может быть, вы как-то связаны с их делами, может быть, вы просто один из винтиков их машины, кто знает? Но я знаю наверняка, что ваша компания меня интересует гораздо больше, чем вы лично.Каплонский попытался поймать его взгляд, но Санк-Марс отвернулся в сторону.— Так вот, они вас защищают от обвинения в крупных хищениях — воровстве автомобилей. Может быть, они смогут вас защитить даже в случае обвинения в убийстве. Но остается все тот же вопрос — почему так происходит? Вы должны что-то знать. Они вас защищают не просто потому, что вы им симпатичны. И если вам будет предъявлено обвинение в убийстве, за вас, как говорится, никто не даст и дохлой сухой мухи. Они наверняка предпочтут пожертвовать вами, а не кем-то из своих. Что же вы такое знаете? Почему вы имеете для них такое значение?Теперь Каплонский внимательно смотрел в окно на улицу.— Надеюсь только на то, что вам известно не очень много, — добавил Санк-Марс.Каплонский не отвечал, поэтому Билл Мэтерз задал вопрос вместо него:— Что вы имеете в виду, Эмиль?— Здесь, Билл, секретов нет. Если он знает слишком много, они его просто взорвут. Так они поступают со всеми, кто слишком глубоко сует нос в их дела. Если бы я был на вашем месте, Каплонский, меня бы очень беспокоило то обстоятельство, что они взялись вас защищать, чтобы вы продолжали молчать. Если только они заподозрят, что вы готовы развязать язык, тут же последует громкий взрыв! Поэтому на вашем месте я бы просил кого-нибудь постороннего заводить вашу машину по утрам.— То есть вы хотите сказать, — перебил его Билл Мэтерз, — что мафия и «Ангелы» только делают вид, что помогают ему, дают ему своего адвоката для видимости, чтобы он их информировал о ходе дела, но сам он для них интереса не представляет. Даже наоборот — они были бы рады, чтобы господина Каплонского разнесло на клочки.— Должно быть, Билл, в этом есть изрядная доля истины. В любом случае, мне нравится ход твоих мыслей. Он себя всю дорогу будет прилично вести, ни с кем не станет базарить, будет уверен, что его всегда прикроет этот крутой законник, а потом вдруг — хрясь! — и мышеловка захлопнулась: наш друг стоит на карачках и сильно переживает, потому что по заднице его кто-то охаживает бейсбольной битой.— Ладно, парни, — сказал Каплонский.— В чем дело?— Вы еще надеетесь меня расколоть? Не смешите, вы по сравнению со мной еще бойскауты. Даже, я бы сказал, девочки-скауты. Вам бы юбки надо носить.— Вот этого я не могу понять, господин Каплонский, просто в толк взять не могу! К чему такая грубость? Мы здесь с вами задушевно беседуем, обсуждаем факты в их истинном свете, а вы опять начинаете хамить. Мне представляется, у вас и вправду серьезные проблемы, а вы неисправимы. Вы знаете, — задумчиво сказал детектив, — очень плохо, что к вам в гараж приезжают полицейские и вы бесплатно ремонтируете им машины.— Такое иногда случается. Я не вижу в этом ничего зазорного. Мне даже нравится иногда помогать государственным служащим.Санк-Марс чуть не прыснул со смеху.— Ты слышал, Билл? Этот человек, оказывается, филантроп. Добрая душа. Я удивился, что в его списке стояло имя Лапьера, а ты, Билл? Меня это расстроило. Я всегда думал, что он хороший полицейский. Сдается мне, что, допрашивая вас, он не забыл о тех услугах, которые вы оказывали ему в прошлом. И стряпчий ваш, я полагаю, на это рассчитывал.Каплонский смотрел прямо перед собой на дорогу. Санк-Марс мотнул головой назад.— Парень, сидящий в той машине, которая нас сопровождает, был его напарником. Вы думаете, он тоже продажный полицейский?Каплонский делал вид, что происходящее его нисколько не интересует.— Да, вот и я не знаю… Я уверен, что с Лапьером он общается регулярно. Кто знает, что он ему рассказывает? Это вас не волнует?— Мне до этого дела нет.— Мне тоже. Но интересно было бы выяснить, вам не кажется? А вдруг он расскажет, что мы с вами так долго беседовали в машине на заднем сиденье и выглядели как добрые знакомые? Как вам кажется, что смогут об этом подумать плохие парни?Задержанный посмотрел назад на полицейскую машину, потом перевел взгляд на Санк-Марса.— О чем вы? Вы меня арестовали, вот и все. Я с вами ни о чем не говорил, ничего вам не сказал.— Все правильно, Вальтер, кроме пары мелочей. Вы ведь не станете возражать, если я вас буду называть Вальтер, правда? А вы можете меня называть Эмиль. Тот факт, что вы сегодня утром долго со мной беседовали, этому парню, который едет за нами, совершенно очевиден. Кроме того, я решил, что арестовывать вас ни к чему.— Что?— Как мне раньше говорил мой напарник, у меня нет стопроцентных доказательств, чтобы пришить вам убийство. Даже несмотря на то, что на вас был костюм Санта-Клауса…Каплонский резко к нему повернулся.— …ах, вы не догадывались, что я об этом знаю? Ну, теперь вы в курсе. Так вот, хоть я знаю, что вы к этому делу причастны, что вы брали напрокат костюмы Санта-Клауса, а потом заплатили за них, когда не смогли вернуть, что вы зашли в тот дом прямо передо мной, хоть я все это знаю, я, тем не менее, решил вас отпустить.— О чем он говорит? — спросил Каплонский Мэтерза.— Мне кажется, теперь до меня доходит, — ответил ему детектив.— Все очень просто, — объяснил Санк-Марс. — Будьте внимательны, это валено. Вам остается надеяться на три обстоятельства. Во-первых, вам надо молиться, чтобы эти два парня за нами не были продажными полицейскими. Какие на это шансы? Во-вторых, если они чистые, вам надо надеяться, что они не станут звонить по всему управлению о том, что случилось сегодня, потому что тогда какой-нибудь продажный полицейский быстро обо всем узнает. И в-третьих, вам нужно уповать на то, что все, что вы знаете об «Ангелах», особой важности не представляет. А если представляет и если они узнают о том, что мы с вами дружески побеседовали, ну что ж, в таком случае, Вальтер, я желаю вам удачи, потому что скоро она вам очень понадобится. А теперь вы можете идти. Билл, притормози.— Подождите минутку.— Извините, Вальтер. Мне еще нужно побывать в других местах, встретиться с другими людьми. Выходите из машины и позвольте мне дать вам добрый совет. Не надо больше называть моего напарника ни свиньей, ни другими прозвищами. Только я имею право так его называть. Кстати, поразмышляйте, почему эти крутые парни заставили вас явиться на место преступления в костюме Санта-Клауса? Почему они сказали вам взять напрокат эти костюмы на ваше собственное имя? Ведь это глупо, невероятно глупо. Это наводит меня на мысль, что они уже давно решили вас подставить. Вы об этом не задумывались? Я бы на вашем месте поразмышлял об этом на досуге. Вы вообще когда-нибудь думаете о чем-нибудь, Каплонский? Или вы себя считаете человеком действия? Почему они решили засветить вас с Акопом Артиняном в доках? Вы не знали, что мне об этом известно? Вот что я вам скажу, позвоните мне, если у вас появится что-нибудь для меня интересное или — кто знает? — вдруг у вас в какой-то момент возникнет ощущение, что вы все-таки стоите того, чтобы вас арестовали. А сейчас, Вальтер, валите отсюда к чертовой матери!Эти сказанные не без грубой издевки слова Санк-Марс произнес, продолжая улыбаться. Он вышел из машины вместе с Каплонский, потянулся и зевнул. Потом потрепал освобожденного пленника по плечу и пересел на переднее сиденье.— Поехали, — сказал он Мэтерзу по-французски. — Быстро.Младший детектив резко вырулил на проезжую часть. Еще до того, как сидевшие во второй машине полицейские поняли, что задержанный выпущен на свободу, они последовали за первой машиной и отстали от нее только после того, как Санк-Марс связался с ними по рации и объявил, что они свободны.— Просто поразительно, — сказал Мэтерз.— Господи, благослови Вальтера Каплонского.— Так вы думаете, что Дегир тоже связан с бандитами?— Понятия не имею, — признался старший детектив. — Подождем и посмотрим, что будет дальше.Опоздавший на вечернюю встречу Санк-Марс был озадачен. Ресторан — ни то ни се, — хотя и сверкал огнями как новогодняя елка, народа там почти не было. В застекленном баре поблескивали бутылки. В витрине были выставлены торты, залитые клубничной глазурью, безвкусная еда, к которой он питал большую слабость. Когда подошла официантка, он заказал только кофе, похлопав себя по животу, и Лапьер понимающе что-то пробурчал.— Ну что, Андре, — начал Санк-Марс, хотя встреча состоялась по инициативе Лапьера, — как отпуск проходит?— Забавный ты малый.Две тонкие полоски пластыря, казавшиеся странно выпуклыми, заклеивали порезы на его кадыке. Он выглядел бледным и усталым, как будто из-за высокого роста сердце уставало перекачивать кровь к конечностям. Казалось, кости выпирают сквозь кожу, и если бы он еще чуть-чуть похудел, то стал бы совсем похожим на скелет. Санк-Марсу было страшно подумать о том, что станется с Лапьером, если он заболеет всерьез.— Тебе бы надо было платить за ремонт машины, Андре.— Ты, Эмиль, прямо истинный святоша! Когда ты преставишься, мы в твою честь возведем такую же большую усыпальницу, как Оратория [14]. К ее подножию на коленях будут приползать раскаявшиеся грешники, чтобы проникнуться благодатью твоего сердца. — Он закурил сигарету.— Ладно, согласен. Только потом студенты его на спор украдут и спрячут в общежитии. Что еще новенького? Ты, Андре, никак не можешь отвлечься от работы — все время крутишься в преступном мире. А я, знаешь, почему сам плачу за ремонт? Мне иногда хочется хоть ненадолго позабыть о преступниках.— На самом деле все не так, как тебе кажется, — тихо ответил Лапьер.Его затуманившийся взгляд был устремлен куда-то вдаль, и Санк-Марс впервые заметил, что нижнее веко у него чуть заметно подрагивает. Все они понемногу стареют…— Выглядит, по крайней мере, это так. А что на самом деле с тобой происходит?— Эмиль, ты целый день сиднем сидишь в кресле и ждешь звонков от стукачей, а потом проводишь свои задержания. А остальным полицейским надо вкалывать, чтоб было на что жить. — Он глубоко затянулся.— У меня тоже не всегда так было, — возразил Санк-Марс.— Верно. Раньше ты должен был, как и я, попотеть, чтоб кого-то поймать. Ты был хорошим полицейским, я тобой восхищался. Хочешь, я тебе одну вещь скажу? Я такой же хороший полицейский, как и ты, может быть, даже лучше.Когда он был без пиджака, было отчетливо видно, как под рубашкой у него выпирают кости.— Да, ты был таким, пока тебе не начали бесплатно чинить машину.— И что, я стал из-за этого продажным полицейским?Санк-Марс выгнул бровь, как будто хотел сказать, что до этого еще не дошло.— Нет, глухонемым.Лапьер слегка стукнул по столу костяшками пальцев.— Чтобы кого-то задержать, мне надо хорошенько побегать. Я задницу себе не просиживаю, не жду, пока убийцы постучат ко мне в дверь и попросят их арестовать. Те преступники, которых я ловлю, пытаются от меня улизнуть и затаиться. Только у тебя все так легко получается! А я — я работаю на улицах, пью в барах, вожу своих девочек в дешевые мотели, где берут плату за каждые четверть часа. Приходилось тебе бывать в таких заведениях? Я, Эмиль, никогда никого не арестовывал, когда ходил к мессе. Я живу там, где ошиваются преступники, хожу вместе с ними в церковь, общаюсь с ними, танцую с теми, у кого разбито сердце. И работу свою делаю там же.Санк-Марс чуть кивнул, давая понять, что специфика его положения для него не секрет.— Такая философия, Андре, может извинить многие грехи.— Наше дело, Эмиль, — не грехи отпускать, — не согласился с ним Лапьер. Теперь он сел на любимого конька, в его словах звучала страсть, подбородок чуть подрагивал. — Мы боремся с преступностью, а под преступностью я в первую очередь понимаю убийства. И если я ремонтирую свою машину в гараже, куда иногда наведываются убийцы, это не снижает моих шансов их поймать.— Ты хочешь мне сказать…— Я тебе говорю, как дела обстоят в действительности.— Значит, ты бесп латн о ремонтировал машину…— …чтобы получить возможность вращаться в определенных кругах. Чтобы меня там видели. И чтоб ы люди не думали, что я такой же святоша, как ты. Мне нужны наводки, информация. Мне нужно бывать с людьми, которые дают мне наводки и сведения.Санк-Марс отхлебнул глоток из чашки, над которой поднимался пар.— Это хороший довод, Андре. Я бы на твоем месте приберег его до того времени, когда тебе предъявят обвинение. Он мог бы тогда сработать.— Я знаю, Эмиль, мне тебя переубедить не удастся. В этом плане мы с тобой одним лыком шиты. Историй всяких мы вдоволь наслушались. Как и мне, тебе нужны только факты.— С этим дела обстоят хуже, — заметил Санк-Марс.Лапьер намек понял.— Это Селин из отдела обработки данных. Я не знал, Эмиль, что она с ними связана. Ты мне не поверишь, но я все равно хотел тебе это сказать. Конечно, я с ней спал, — я мужчина, а не святоша. Я с ней и спал, и развлекался. Трамбле сказал мне, что она сначала заносила информацию о краденых машинах, а потом удаляла ее из системы. Но этим она занималась — я здесь ни при чем. Я об этом ничего не знал. Ничегошеньки, Эмиль.— Расследование убийства Артиняна ты провел из рук вон плохо.— У меня был грипп!— Это ты сейчас так говоришь. А тогда ты никому не позвонил и не сказал, что из-за болезни не выйдешь на работу. И в канун Рождества ты был на дежурстве. Так насколько же сильно ты был болен?— Табаруит! Я тогда только-только заболел. Треклятый потир! Ты же знаешь, как это бывает, Эмиль. Ты соглашаешься дежурить на праздник, потому что надеешься, что ночь пройдет без приключений. Зачем людям убивать друг друга в канун Рождества, табарнуш? Лучше болеть на дежурстве — это даст тебе несколько отгулов, когда ты будешь здоров. Только не говори мне, что сам никогда так не делал. Ты у нас, конечно, святой, но не пытайся меня убедить в том, что ты дурак. Я прикинул, что если отдежурю в ту ночь, тогда буду гулять на Новый год. Если бы я позвонил и сказал, что заболел, мне бы точно выпало дежурство под Новый год, а ты сам прекрасно знаешь, что в такое время делается. Ладно, Эмиль, у меня нет детей. Вот я и решил сделать одолжение одному из наших папаш, табарнак!Когда ругаются англичане, для выражения гнева они обычно используют термины, связанные с сексуальными отношениями или какими-то биологическими отправлениями тела. Если Санк-Марсу хотелось по-настоящему крепко выругаться, он предпочитал английский. Французы сквернословят, ударяясь в святотатство, пороча и оскверняя словом религиозные святыни. Так, они могут использовать французское слово, которое значит «дарохранительница», и добавить к нему какое-нибудь бранное определение или назвать потир проклятым. Санк-Марс смекнул, что Лапьер ругается как сапожник именно по-французски, потому что знает, что употребление в таком контексте названий религиозной атрибутики его донельзя раздражает. Сознательно или неосознанно он пытался вывести коллегу из себя.— Но ведь ты и потом продолжал расследовать это дело. Ты и позже не отпрашивался по болезни.— Мне позарез нужно было это дело, Эмиль! Я просто ждал, чтобы грипп прошел сам собой, вот и все. Мне не хотелось от него отказываться.— Почему? Это же только еще одно обычное для тебя дело. Лапьер, казалось, не был готов к ответу на этот вопрос. Его рука, протянутая к солонке, на какое-то время зависла над столом.— Когда я увидел послание, которое висело у него на груди, — М5, я о нем никому не сказал, но подумал, что это как-то связано с тобой. Пятое марта. Знаешь, если кто-то против тебя что-то замышлял, мне хотелось быть в курсе. Вот и все.— Надо же! Ну, спасибо.Лапьер не без иронии махнул рукой.— Я не святой. Разве я когда-нибудь на это претендовал? Я твой конкурент, и мне надоело ходить в тени твоей славы. Раньше у нас было не так.Ничего не ответив, Санк-Марс продолжал за ним наблюдать.— В последнее время положение у нас напряженное. От взрывов бомб гибнут люди. «Рок-машина» взрывает парней из «Ангелов ада». Мы знаем, что это разборки банд, знаем, что они сводят между собой счеты. А преступников мы разве ловим? Нет. Может быть, когда-нибудь мы и выясним, кто из них что кому сделал, но дела такого рода никогда не доходят до суда. В половине случаев у этих тварей жизнь бывает очень короткой. А если удается их накрыть, расследование тут же перехватывают «Росомахи». Вот я и получил дело, которое поначалу, кажется, с бандами не связано, по крайней мере на первый взгляд. Потому-то, Эмиль, я и хочу довести его до конца. Мне нужна такая возможность. И я не собираюсь от него отказываться потому, что заболел гриппом.Санк-Марс не мог с ним не согласиться:— Это я понимаю, Андре.— Некоторые считают, что мне просто надо по-тихому дотянуть до пенсии. Я, конечно, уже не такой молодой, как раньше, но и у меня, Эмиль, есть еще порох в пороховницах.— Мой напарник сказал мне, что ты встречался с девушкой Артиняна. Значит, ты продолжаешь расследование. Она тебе что-нибудь рассказала?Лапьер отпил кофе и сделал глубокую затяжку, собираясь с мыслями для ответа. Потом признался, что ничего особенного она ему не рассказывала.— Она только подтвердила то, что мы уже знали об этом парне.— Ты можешь мне еще что-нибудь рассказать, Андре? Я знаю, мы здесь с тобой конкуренты, но в этом деле на кону стоит твоя карьера. Если ты раскопал хоть что-нибудь интересное в ходе расследования, расскажи мне об этом сейчас. Если что-то путное из этого выйдет, я приду на разбор твоего дела и скажу, что ты нам помог.Сержант-детектив Андре Лапьер оценил это предложение по достоинству. Он напряженно размышлял, зажав голову руками, как будто силился выудить из памяти нужный сюжет. Санк-Марс сильно сомневался, что такие серьезные усилия оправданы.— Есть здесь одна зацепочка, — наконец признался Лапьер.— Да?— Может быть, это просто ерунда, ты же знаешь, как это бывает. Там в гараже работал один малый, его зовут Джим Коутес. — Санк-Марс вынул блокнот, и Лапьер по буквам продиктовал ему имя.— При чем он тут?— Он исчез.— Что ты хочешь этим сказать?— Вскоре после убийства он испарился. Съехал с квартиры, отключил телефон и все остальное. Как я сказал, может быть, это ничего не значит, но заранее ничего нельзя знать наверняка.— Хорошо, спасибо. Я тебе сообщу, если он снова нарисуется. Что-нибудь еще?Лапьер вертел свою чашку по блюдцу.— Андре, это ведь ты настаивал на нашей встрече. Но мне кажется, ты так и не сказал того, из-за чего меня пригласил.Лапьер отдал должное этому замечанию.— Слушай, Эмиль, мы долго работали вместе. И снова будем вместе работать. Я с этими передрягами совладаю, и мне ни к чему торчать здесь с тобой и убеждать тебя в том, что я невинен, как агнец Божий. Я не раз бывал в том гараже, чтобы мне развалюху мою на халяву чинили. Да, я злоупотреблял этим в личных целях, но делал я это еще и по долгу службы. И я могу это доказать.— Как?— Ты снял жучок в конторе Каплонского. Ты уже получил по этому поводу отчет?— Да.— Это была старая модель. — И без того бледный Лапьер теперь выглядел еще и очень усталым, как будто энергии в нем почти не осталось.— Откуда ты знаешь?— Потому что он мой. Я его там поставил, когда как-то заезжал ремонтировать машину. Приклеил его под столом контактным клеем. Документы на этот микрофон уже в архиве — ему шестнадцать лет. Я его когда-то реквизировал. Считается, что он стоит на прослушке у одного бандита, но тот помер десять лет назад.Санк-Марс глубоко вздохнул и, казалось, раздался в размерах на своем конце стола. Он не мигая, пристально смотрел прямо в глаза Лапьеру.— Значит, жучок этот твой? А если он твой, мне нужны записи.— Так и знал, что ты мне это скажешь, — улыбка на его лице выглядела тусклой.— Лучше не связывайся со мной, Андре. Мне нужны записи, — теперь Санк-Марс часто дышал.— Тебя что, уже к убойному отделу успели приписать?— Отдай их мне.— Они останутся у меня…— Этот номер у тебя не пройдет! — негромко произнес Санк-Марс, но в голосе его звучала ярость, проявившаяся еще и в том, что он стукнул кулаком по столу. Этим жестом он привлек внимание официантки, которая взяла кофейник и направилась в их сторону. Пока она наполняла им чашки и шла обратно, Лапьер тянул с ответом.— Прежде всего, они сделаны незаконно, поэтому сейчас, по крайней мере, я не собираюсь их засвечивать. Все доказательства, которые есть на этих пленках, будут отклонены. Я лучше просто раскручу информацию, которая там есть, а откуда ниточка тянется, никого касаться не будет.— Обойдешься! Мы встретились не для того, чтобы это обсуждать.— Во-вторых, мне самому нужны оригиналы, чтобы выпутаться из этой истории. Они доказывают, что я там работал. Меня восстановят в отделе только в том случае, если смогут этим заткнуть пасть прессе. А пленки мне в этом помогут. И последнее — это мой жучок, Эмиль. Мне плевать на все — микрофон мой, значит, и записи все мои. И тебе я их не отдам.— Ты так боишься, что я снова проведу задержания, Андре? Что на этих пленках?— Я их сейчас прослушиваю заново.— Но тебя же отстранили! Тебе ничего больше не остается делать! Сколько это у тебя займет?Лапьер усмехнулся, явно довольный собой.— Ты же знаешь, как это делается. Вслушиваешься во фразы по несколько раз, пытаешься уловить тон разговора, значения отдельных слов, в общем — морока. Это требует времени, Эмиль.— Какого черта ты здесь крутишь?Лапьер самодовольно ухмыльнулся.— Может быть, это вопрос выбора времени. Кое-кто из наших так же думает и о тебе.— Как тебя понимать?— Ты сдал меня газетчикам, я знаю. Потому я не могу тебе доверять с этими записями — это все, что у меня осталось.— Что на них?— Не много. На крупную операцию дело не тянет. Несколько парней заходили в гараж «Сампсон», когда я за ними следил. Они заходили, а я включал запись. Иногда я слушал просто от нечего делать. Включал и ждал, что из этого выйдет. Чаще всего ничего не происходило. Я же не круглые сутки этот гараж прослушивал.— Так что же там было?— Ну, Эмиль, было там, конечно, и кое-что по теме. Я тебе переписал стоящий кусочек.Как будто поддразнивая Санк-Марса, Лапьер медленно запустил руку во внутренний нагрудный карман и не торопясь вынул оттуда кассету с записью.— Да, ты тот еще тип…— У тебя, Эмиль, осталось не много друзей. Если бы я знал о твоих планах, может быть, я мог бы тебе полностью доверять. А пока оригиналы останутся у меня.Санк-Марс продолжал настаивать на своем. Он ткнул в собеседника пальцем.— Приведи мне хоть одну убедительную причину. Хотя бы одну! Пока что ты убеждаешь меня только в том, что тебя правильно отстранили от работы.Лапьер передвинул кассету поближе к Санк-Марсу и собрался встать из-за стола.— Может быть, Эмиль, ты найдешь здесь какую-нибудь мелочь, которую сможешь мне потом инкриминировать, кто знает? Мне кажется, ты перестал понимать, как работают настоящие полицейские. Ты уже забыл, как это бывает. Ты так долго витаешь в облаках, что боишься испачкать колени. А я уже так долго ползаю на коленях, что разучился ходить. У меня они коростой покрылись. Мои колени доказывают, что я полицейский. И кроме того — ха! — кто теперь вообще кому доверяет?— Что ты мне дал?— Эту запись я сделал за пару дней до Рождества. У меня тогда еще температуры не было. Я сидел дома и решил включить прослушку. Большинство жучков молчали, но по одному я засек какой-то разговор. Нажал на запись и пошел в постель. Мне было не по себе, Эмиль, это грипп уже начинался, но тогда я об этом еще не знал. Так, слегка мутило. Через несколько дней я выяснил, что мой убитый работал в гараже «Сампсон». Тогда я подумал, а не там ли шел разговор, который я записал?Санк-Марс в неподдельном изумлении схватился за голову, он сам не мог понять — от радости или от гнева.— И ты до сих пор никому об этом не говорил?— Это моя золотая жила, Эмиль. У тебя есть своя, а это — моя. Слушай, я собираюсь оспорить отстранение меня от обязанностей, хочу вернуться на службу. Я внимательно прослушал эту запись. Если у меня появится что-то еще — хоть и это дорогого стоит, — может быть, мы сможем с тобой договориться.— Это, Андре, сокрытие доказательств, — предупредил его Санк-Марс.— Ты не так меня понял, Эмиль. Дело в том, что это вообще не доказательство.— Ладно, Андре, завязывай, чего сейчас торговаться?— Ты так считаешь? — Он встал, застегнул куртку и поправил шарф. — Я хочу вернуться к работе, помоги мне в этом. Я сдам тебе Каплонского. На допросе я на него не жал, потому что он — мелкая сошка. Из записи ты это поймешь. С Каплонским я обошелся мягко, потому что у меня была такая стратегия. Он единственный, кто может нас вывести на их главаря. Прослушай пленку. Я сдам тебе Каплонского за преступный сговор и соучастие. Тебе это пригодится. Все, о чем я тебя прошу, — не перекрывай мне кислород. Помоги мне вернуться, тогда, может быть, я дам тебе прослушать весь разговор.— Значит, там есть что-то еще?— Спокойной ночи, Эмиль. Желаю тебе благополучно добраться до дома. Когда-нибудь ты должен будешь мне рассказать, зачем забрался в такую глухомань. Я даже удивлен, что ты теперь в город приезжаешь, там у вас все, должно быть, чистым белым снегом занесено.Санк-Марс продолжал сидеть, глядя на уходящего Лапьера. В руке у него была кассета, и он знал, что к ней было продолжение — встреча оказалась весьма содержательной. Ему придется еще немного подождать, чтобы прослушать запись, но дело выглядело так, что Лапьер сдал ему Каплонского. Может быть, он уже пронюхал о той маленькой загадке, которую он задал Кап донскому сегодня утром. В любом случае, оставалось только гадать, что вызвало такое изменение в отношении к нему со стороны Лапьера. Кроме того, выводы, к которым он пришел во время встречи, приводили его в отчаяние. Надо будет все тщательно проверить.Пришло время возвращаться домой, а по дороге — прослушать запись. Санк-Марс был в нерешительности. Дар Лапьера мог бы очень помочь в раскрытии этого дела, хотя он чувствовал, что с одинаковой долей вероятности запись могла оказаться ловушкой. В отношении Андре Лапьера у него имелись серьезные сомнения, и если он окажется прав, его коллега увяз в дерьме по самые уши. Но за одну вещь он был ему искренне благодарен. Ему так хотелось побыстрее прослушать пленку, что он решил пожертвовать огромным куском торта, так его и не попробовав. Надо не забыть потом отблагодарить Лапьера и за это, и за его подарок.ГЛАВА ДЕСЯТАЯПЯТНИЦА, 14 ЯНВАРЯСанк-Марс разбудил напарника после полуночи. Он позвонил ему и сказал, что скоро к нему приедет. Проехав полпути по дороге к дому и прослушав пленку в первый раз, он поставил на приборную доску у ветрового стекла проблесковый маячок, развернулся на опасном перекрестке, притопил педаль газа и поехал обратно в город к Мэтерзу.Мужчины сидели перед магнитофоном в гостиной, рядом на столике стоял чай с булочками. Обстановка комнаты состояла из новых вещей, купленных на распродажах, и старой мебели, доставшейся от родителей или приобретенной на толкучке. В качестве книжных полок Мэтерз использовал кирпичи и доски, но его стереосистема была первоклассной. Телевизор стоял на каком-то ящике, но модель была не из дешевых. Санк-Марс подозревал, что диван и стулья составляли вклад Донны Мэтерз в семейную обстановку — супруги, видимо, как-то решили шикануть.— Что это вы сегодня заработались до ночи? — спросил Мэтерз.— Позвонил Лапьер и попросил о встрече.Дома у Билла Санк-Марс немного расслабился и успокоился. В домашней обстановке, в джинсах, его напарник выглядел непривычно, не так, как на работе. Сначала Санк-Марс хотел устроиться в кресле, но потом решил, что удобнее будет сесть прямо на полу рядом с хозяином.Мэтерз вставил кассету в магнитофон.Учитывая плохое качество записи, голоса были слышны достаточно хорошо и на удивление четко. Полицейские сразу узнали хрипловатый баритон Каплонского. Второй голос был им незнаком, он явно принадлежал иностранцу — акцент был заметен во многих, хотя и не во всех словах говорившего. Сначала Санк-Марсу показалось, что голос принадлежал русскому капитану, но до конца он не был в этом уверен.В начале записи были слышны чьи-то шаги. Неподалеку от микрофона кто-то тяжело дышал, а дальше сквозь шум помех можно было расслышать еще какой-то слабый шум. Санк-Марс пришел к выводу, что разговор происходил вечером или в выходные, когда служащих в помещении не было. Первое различимое слово принадлежало иностранцу. Он произнес: «Артинян».— Да, именно так, сэр, — сказал Каплонский, — Акоп Артинян. — Он находился близко от микрофона. В его голосе явственно слышалось волнение. — Извините за эту промашку.— Нет. Это хорошо. Знание проблемы лучше, чем незнание. Мы должны найти способ, который будет хорошим, — ответил ему незнакомец.— Этот голос принадлежит русскому? — спросил Санк-Марс, поставив запись на паузу.— Наверняка, — подтвердил его предположение Мэтерз. — Помните, когда вы с пристрастием допрашивали капитана Якушева, где-то на середине разговора вы ему намекнули на изменение его акцента?— Ну и что?— Когда этот малый в первый раз произнес имя Артиняна, акцента у него практически не было. Он сказал это так, как сказал бы англичанин.— Кто может сознательно имитировать акцент на чужом языке?— Человек, которого трудно будет заставить давать показания, если запись будет единственной уликой против него.Санк-Марс снова нажал на кнопку «воспроизведение». Каплонский согласился с говорившим, хотя было ясно, что он не понимает, что имел в виду незнакомец.— Ты слышишь? — высказал предположение Санк-Марс. — Каплонский во всем с ним соглашается, независимо от того, что тот говорит. Он ни в чем ему не перечит. Этот малый пользуется у него авторитетом. Каплонский его до смерти боится.— Мы должны выяснить одну вещь — парень, он говорил с кем?— Да, — снова поддакнул Каплонский.Они услышали, что незнакомец предложил привести Акопа на корабль.— Мы поговорим с ним наедине. Там он скажет нам, что должен сказать.Каплонский поднял вопрос о режиме безопасности в доках.— Это одна проблема. Мы имеем еще одну, да? Ты говоришь, может быть, парень подозрителен?— Он казался мне озабоченным.— Я думаю про это.Дальше они обсуждали достаточно сложный и запутанный план действий. Парню надо будет сказать, что он должен перевезти наркотики. Ему будет указано место и время встречи с Каплонским и другими людьми, которых укажет человек, говоривший с русским акцентом. Оттуда они поедут на корабль. Все должно будет выглядеть обычно, буднично. А когда парень окажется на корабле, для него все изменится: его оденут в костюм Санта-Клауса и отведут в каюту, где к его гениталиям прикрепят провода под напряжением. И там, в этой темной каюте, он выдаст имя того, кому он сливал информацию.— Это не трудно.— Да, — согласился Каплонский. Его голос прозвучал подавленно.Парень будет убит.— Мы ликвидируем Артиняна, — сказал мужчина. — Это не трудно. Мы сделаем это скоро.Потом мертвого парня снесут с корабля и запихнут в багажник.— Вы слышали? У него изменился акцент, — заметил Мэтерз.— Охранник на выезде из доков, — заметил Каплонский, — может проверить багажник. Они, твари, это часто делают. Когда я выезжаю отсюда, они меня через раз заставляют открывать багажник.У него не хватало смелости возражать против изложенного плана, и вместо этого он говорил о препятствиях на пути его выполнения, пытаясь изменить положение вещей. Но сам того не желая, он только помог в проведении этой операции. Незнакомец сказал ему, что труп парня в одежде Санта-Клауса усадят на заднее сиденье.— Его ликвидируют без крови.— То есть, без ножей и пистолетов, — Санк-Марс пояснил фразу незнакомца. — Значит, его должны были задушить. Обрати внимание, что ни о каком мясном крюке речь у них не шла.— В канун Рождества Санта-Клаус ни у кого не должен был вызвать никаких подозрений, — заметил Мэтерз.— В машине нужна большая сумка с пустыми коробками внутри. В машине мы спрячем парня позади большой сумки. Она будет нужна тебе потом.— Мне? — спросил Каплонский.Тело Артиняна нужно будет отвезти к нему в квартиру. За какое-то время до его убийства ему надо будет сказать, что встреча, связанная с наркотиками, пройдет именно там. Но ему скажут, что она состоится значительно позже того времени, когда туда привезут его труп.— Я не понимаю, как вы сможете его поднять по лестнице, чтобы никто этого не видел, — сказал Каплонский, вновь пытаясь логичными доводами предотвратить преступление.— Правильно. Ты не понимаешь.— Он ничего не сказал о том, что позже они очистят помещение, — заметил Санк-Марс.— Ты, Каплонский, пойдешь внутрь. Ты тоже оденешься в Санта-Клауса. Пойдешь в комнату, где этот мертвяк, в его место, где он живет. Мы возьмем у него ключи. Ты уйдешь через задний ход. Может быть, тебя будет допрашивать полиция, ты им ничего не скажешь. Докажешь мне себя таким путем. Если надо, мы тебе дадим хорошего адвоката. Не переживай, господин Каплонский, мой хороший друг, полиция на тебя ничего не имеет, ничего.— Да, ничего, кроме того что мертвый Санта-Клаус работал на человека, который от него ушел — через черный вход — в таком же новогоднем костюме и без подарков, — съязвил Санк-Марс. — Как бы ты мне, интересно, это объяснил?— Они специально хотели засветить Каплонского?— Они никак не рассчитывали, что мы заявимся туда только вдвоем. Они думали, что я буду соблюдать все формальности. Они решили подставить Каплонского на месте преступления — убийства его собственного сотрудника, и им удалось его убедить туда пойти. Но я тебе больше скажу — на самом деле им было наплевать, пойдет туда Каплонский или нет.— Зачем я должен туда идти? Я этого не понимаю. Я, конечно, это сделаю, поймите меня правильно, но я так обычно не работаю. Почему я должен там оказаться? Можно просто позвонить в полицию.— Хороший вопрос, — заметил Мэтерз.— Послушай ответ, — сказал ему Санк-Марс, — он еще лучше.— В твоем доме был шпион. Ты дал ему работу, ты сделал его другом, так? Ты дал ему информацию, личность. Шпионить за тобой значит следить за работой твоих братьев. Ты дал ему связь. Ты ответственный, господин Каплонский. Теперь сегодня ты показал его мне. Это хорошо, но сделано много вреда. Друг, ты делай, что мы тебя просим. Мы хотим знать твою преданность. Нам это хочется знать. Ты предан нам, господин Каплонский?— Да, я вам предан.Санк-Марс чуть не прыснул со смеха.— Ты, кретин, — бросил он в сторону магнитофона. — Ты даже представить себе не можешь, во что тебя втягивают.— Ты идешь в квартиру, где убитый парень. Мы хотим, чтобы его контакт шел за тобой, чтобы он сказал ему, чтоб он пришел. Так мы точно знаем, что его контакт действует. Так его контакт откроет себя. Они ждут Санта-Клауса. Мы даем им живого Санта-Клауса, живьем, вне дома. Внутри — мертвый Санта-Клаус. Они узнают, почему он мертвый. Мы говорим им, мы нашли вашего шпиона. Мы так поступаем со шпионами. Это спектакль, господин Каплонский. Так они видят суд и расправу.— Послушай внимательно, Билл. Только теперь до Каплонского что-то начинает доходить.— Я не знаю, как это бывает там, откуда вы приехали. Здесь полицейские другие. Тут у нас они угроз не любят.— Это его выдает.Раздался сильный удар, как будто кто-то стукнул по столу кулаком или книгой.— Они научатся! Если не боятся моих угроз, будут бояться моих действий!— Да, сэр, — вякнул Каплонский, быстро поджав хвост.— Он раньше никогда в жизни никого не называл «сэр», — усмехнулся Санк-Марс. — Это же надо, он называет этого убийцу «сэр»!Та часть записи, которую им передал Андре Лапьер, подошла к концу. Билл Мэтерз и Эмиль Санк-Марс, ссутулившись, сидели на полу в полутемной комнате поздно за полночь и размышляли над тем, что только что услышали.— Это вам передал Лапьер? — поинтересовался Мэтерз. — Мне кажется, здесь нет ничего удивительного. Я и раньше думал, что такому полицейскому ничего не стоит обойти закон.— Мне здесь многое неясно. Паренька убили, причем те, кто это сделал, хотели сдать нам Каплонского. Вот так мне пока видится эта ситуация. Но проблема в том, что в ту ночь мы Каплонского не взяли, потому что не было нашего человека у черного хода.— А когда мы его взяли, у него уже был адвокат мафии.Санк-Марс был вынужден с этим согласиться.— Дело в том, что мы не арестовывали его за убийство. И меня беспокоит вопрос: решили ли они сдать нам Каплонского теперь? Нашли ли они способ это сделать?Мэтерз нервно сцепил руки.— Вы считаете, что, если Лапьер к этому причастен, мафия или «Ангелы ада» сдают нам Каплонского. Они собирались это сделать в ночь убийства Артиняна, но мы расстроили их планы. Поэтому они хотят это сделать теперь.— Может быть… Только что-то, Билл, в такой версии не вяжется. Где здесь концы с концами не сходятся?Какое-то время Мэтерз размышлял над ответом.— Мы не знаем того, что известно Каплонскому, — личности человека, который с ним разговаривает на этой записи. А мне эта информация была бы очень интересна. Если мафия или «Ангелы ада» сдают нам Каплонского, они сдают единственного известного нам человека, который знает, кто это такой, как он выглядит, может быть, ему известно и его имя. Зачем они это делают?Санк-Марсу надо было нормально сесть — у него затекло тело. Он встал, потянулся, пересел на диван и откинулся на спинку.— Я не раз задавал себе тот же вопрос. У меня в голове крутится одна мысль — зачем им рисковать, сдавая нам Каплонского, если он так много о них знает? И каждый раз мне на ум приходит один и тот же ответ. Если они сдают нам Каплонского за совершенное преступление, а их адвокат все время крутится около него, чтобы быть уверенным, что с ним все в порядке и он держит язык за зубами, значит, они уверены, что в любой момент смогут Каплонского у нас забрать.Мэтерз аж присвистнул, поняв ход мысли напарника.— Как же им удастся его у нас отнять?Широким жестом Эмиль Санк-Марс свел руки вместе, поднял их вверх и развел в стороны.— Взорвут, — спокойно сказал он. — Нам уже будет казаться, что убийца у нас в руках. И тут мы его потеряем, потому что его подорвут. Технически это дело может оставаться открытым, но мы-то знаем, что это — глухарь. Причем без всяких каламбуров.— Убили человека. Дали нам подозреваемого. Потом убили подозреваемого. Вполне логично, ничего не скажешь. Но ведь байкеры, как правило, не любят разыгрывать такие сложные комбинации, или я не прав?— Здесь дело совсем другого рода. Убитый парень был информатором. Его убийство в чем-то сродни убийству полицейского. Им ведь казалось, что он работает на полицию, они считали, что у нас к нему особый интерес, — вот они и заметают следы. Кроме того, они видят в этом средство решения собственных проблем — Каплонский слишком много о них знает. Так что у них не одна, а сразу несколько причин прикрыть себе задницу, избавившись от Каплонского. Может быть, они рассчитывают, что, если его не будет, мы оставим их в покое. Другая мысль, о которой не надо забывать, состоит в том, что этот сценарий написан не местными. Возможно, этот план разработал тот малый, чей голос мы только что слышали. Способ, которым убили парня, ясно говорит о том, что здесь мы столкнулись с другим типом мышления, такое может придумать только хорошо подготовленный человек. Сдается мне, что я знаю, как его зовут. В прошлом сентябре «Ангелы» устроили очередное представление. Не исключено, что они хотели тогда пустить пыль в глаза кому-то, в ком были заинтересованы. «Росомахи» дали имя тому человеку, которому это представление предназначалось, — Царь. Голову даю на отсечение, что это наш малый.Билл Мэтерз встал на колени, чтобы перемотать пленку.— Вы думаете, парень выдал своего связника?Впервые за время визита к напарнику Санк-Марс улыбнулся.— Он был сообразительным пареньком, Билл. Его трудно было на мякине провести. Разве что ему это кто-то подсказал. Когда его пытали, чтобы выяснить имя связника, он назвал им меня.— Вот, значит, почему они повесили на него эту записку — «Веселого Рождества, М5»?— Их прямо от гордости распирало. Акоп выдал им правдоподобное имя, возможно, при правдоподобных обстоятельствах. Оно прозвучало для них достаточно убедительно. У меня есть тайные связи, все об этом знают. Они, должно быть, в штаны наложили от радости, услышав мое имя. Акоп прекратил этим пытки, спас себя от невыразимых страданий. Жаль, что мы не были с ним знакомы. Он был храбрым парнем. Я ни секунды не сомневаюсь, что он не сдал им своего настоящего связника.Билл Мэтерз остановил перемотку, нажал на воспроизведение, послушал немного, перемотал чуть назад, убавил звук и стал слушать дальше.— Значит, вы уверены, что Лапьер с ними связан?— Я этого не исключаю. Билл, когда ты помог Джиму Коутесу скрыться, ты ведь хорошо тогда с ним поработал, правда? Лапьер его разыскивает, но пока не смог найти.— Эмиль, — прервал его Мэтерз, взволнованно склонившись к динамикам, — послушайте вот здесь.Он пропустил часть записи, потом увеличил громкость до такой степени, что его жена высунулась из приоткрывшейся кухонной двери, прижимая палец к губам, обеспокоенная тем, что может проснуться ребенок. Мэтерз стал рыться в поисках двойного набора наушников. Когда Санк-Марс напялил одну пару на голову, Мэтерз не смог сдержать улыбки — его начальник выглядел как пришелец-инопланетянин. Он снова поставил тот же отрывок записи.Они сняли наушники.— Это помехи. А может быть, кто-то рядом подметал пол.— И мне так показалось.— Джим Коутес?— Возможно.— Вряд ли Лапьер это усек, он не такой хороший сыщик.Мэтерз недолго помолчал.— Он же дал вам не всю запись. Из нее он мог понять, что Коутес там был, что он видел незнакомца. Или — если Лапьер в этом замешан — ему могли сказать, что Коутес обо всем знает.Санк-Марс встал и потянулся, разминая кости.— Лапьер меня беспокоит. Я знаю, что не всегда хорошо разбираюсь в людях.— Тогда делайте выводы только исходя из доказательств. Опирайтесь только на факты.— В любом случае, здесь мне не все понятно. Он может держаться за эту запись, чтобы себя защитить. Он может хранить ее в секрете, чтобы потом провести громкий арест в расчете на повышение по службе. Может быть, он решил сдать нам Каплонского, потому что, в принципе, именно так ему и следовало бы поступить. Его может интересовать Джим Коутес, потому что именно Коутес видел убийцу. Все эти варианты вполне вероятны.— Но вы в них не верите?Санк-Марс взглянул на Мэтерза.— Еще не решил. Он может хранить пленку в тайне, потому что там содержится информация, которую можно инкриминировать его приятелям. Но тогда непонятно, зачем он вообще сделал эту запись. Не исключено, что он дал мне эту кассету именно сейчас, потому что «Ангелы» используют его, чтобы выдать нам Каплонского. Если он продажный полицейский, то сам может охотиться на Джима Коутеса, чтобы убрать того, кто слишком много знает. А если он паршивый полицейский и думает только о том, чтобы самому выдвинуться, Коутес нужен ему для того, чтобы вытянуть из него информацию и использовать ее для раскрытия дела в собственных интересах.Билл Мэтерз вытянулся на полу и оперся на локоть.— Есть два обстоятельства, свидетельствующие в пользу Андре. Он сделал эту запись. Мне кажется, что, если бы он был одним из них, он бы этого делать не стал. К тому же на пленке записан голос убийцы. Он слегка изменен, но если бы не эта пленка, мы бы вообще не знали, как он звучит.— Может быть, есть еще какая-то причина, о которой мы не знаем, заставившая его сделать эту запись, — высказал предположение Санк-Марс. — Лапьер прослушивал Каплонского по той же причине, по которой за ним следили «Ангелы».— Чтобы держать его на поводке, — добавил Мэтерз.— Точно. Царь, если он убийца, мог отсюда давно исчезнуть, мог вернуться в Россию. И вообще, они могли бы нам черт знает какую ерунду подсунуть, чтобы повести по ложному следу.— Итак, что же мы имеем?Обернувшись, Мэтерз нажал на кнопку и перемотал кассету до конца. Санк-Марс мерил небольшую комнату шагами, аккуратно переступая через разбросанные детские игрушки.— Что касается Лапьера, мы подождем и продолжим за ним наблюдение. Что касается Джима Коутеса, мы его найдем и как следует с ним потолкуем. А что касается Вальтера Каплонского, мы его арестуем.— Прямо сейчас?— Что-то мне подсказывает, что чем скорее мы это сделаем, тем будет лучше. Я бы за его жизнь сейчас и гроша ломаного не дал. Теперь я жалею, что так ничего из него и не вытряс.— Почему?— Если его уберут, я не узнаю, случилось ли это потому, что Дегир решил, что мы слишком долго беседовали в машине, и настучал об этом Андре, или потому, что Андре сам сдал его бандитам. А может статься, они решат его прикончить просто из-за того, что я его уже чуть не взял. Хорошо бы их на шаг опережать.Билл Мэтерз вынул кассету из магнитофона, передал ее напарнику и помог ему надеть куртку. Младший детектив рассчитывал, что шеф подождет его внизу, пока он перекинется парой слов с женой.— Будем надеяться, что бандиты думают по-другому. Если нам дали эту запись, чтоб у нас возникли другие соображения, значит, против нас играют уж очень смекалистые ребята.Санк-Марс покачал головой.— Не нравится мне это дело. Даже подумать страшно, чем оно может кончиться и что нас ждет, если мы его все-таки раскрутим.Мэтерз попытался беззлобно подшутить над начальником:— И это говорит детектив, который не верит в заговоры? Эмиль, вы что, готовы сменить лошадей?Санк-Марс так на него посмотрел, что Мэтерз даже слегка опешил.— Ты, напарник, — хороший детектив. Странно, что я до сих пор этого не понимал.— Я-то сам об этом догадывался, — признался Мэтерз.— Да что ты?Мэтерз глубоко вздохнул — эта тема ему действовала на нервы.— Я думаю, вы прежде всего охотитесь именно на заговорщиков, точнее говоря, на организованную преступность. И хотя на людях, публично, вы говорите другое, так это только одна видимость.Санк-Марс устало посмотрел на подчиненного, и в его взгляде явно чувствовалось уважение.— Да, Билл, отчасти ты прав. На самом деле, я просто в ужас прихожу при мысли о связях, которые в наши дни перерастают в преступные союзы.Мэтерзу показалось, что начальник высказал ему те сокровенные мысли, к которым раньше никогда его не допускал.Уже после полуночи на улице, которую чаще называют Мэйн, Джулия Мардик один за другим обошла четыре бара, явно кого-то разыскивая. Официально эта улица называется бульвар Святого Лаврентия (у французов это — Сен-Лоран, у англичан — Сент-Лоуренс), она делит весь город на две части — восточную и западную. В оба конца все дома на перпендикулярных ей улицах начинаются с дома номер один, расходясь по возрастающей. Поэтому в адресах этих улиц обязательно указывается их направление — восток или запад. В восточной части Монреаля живут преимущественно французы, в западной — в основном англичане, а сам Мэйн заселен представителями самых разных этнических общин. Исторически сложилось так, что Мэйн стал в городе центром преступности, считающейся лишь с собственными законами. Именно здесь плодились мелкие жулики, здесь же, организовываясь в банды, они собирались с силами перед тем, как распространить свое влияние на другие территории. Мэйн привлекает проституток и бродяг, наркоманов и артистов, воров и нищих, честолюбивых неудачников всех мастей, за которыми тянутся толпы охочих до самых разных тусовок бездельников. По ночам его бары и закусочные живут в ритме бурной жизни молодого поколения.Войдя в четвертый бар, Джулия сразу же заметила Норриса. Перед тем как подойти к его столику, она прошлась по залу и заглянула в туалет, чтобы убедиться, что она не встретит здесь знакомых. Несмотря на час ночи, в баре было полно народа. Монреаль — город ночной жизни, а Мэйн по ночам — его самая оживленная улица.— Привет, Проныра, как дела?— Так хорошо, что пора крутить обратку.— Все как в старые добрые времена.— Старые добрые времена, Селвин? Старые добрые времена безвозвратно прошли десять дней назад. От них остались одни воспоминания. Десять дней назад наступили новые времена.Он взял со стола бутылку вина и наполнил ее бокал.— Десять дней для меня как вечность.— Вот и расскажи мне о ней.Селвин Норрис рассмеялся.— У меня есть мысль получше. Давай-ка ты мне о ней расскажешь.Она провела правой рукой по волосам.— Еще одна деловая встреча? Даже расслабиться нет времени? Ты, Селвин, меня сюда обманом заманил.— Дай мне передохнуть, Джулия. Разве это не лучше, чем электронная почта?— Ну, давай, Селвин, брось мне еще одну кость! Скажи мне, чтоб я потявкала, села, легла и хорошенечко попросила.Он рассмеялся.— Давай, поговорим. Что тебя так волнует, Джулия?Может быть, он и был подонком, но дураком его назвать было никак нельзя. Мир действительно изменился. Улыбнувшись, она сдалась.— Нет, начинай ты. Как там, Селвин, дела идут в мире? Все ли президенты еще спрашивают у тебя совета?— Только один. — Она не могла понять его странной улыбки.— Как тебя… — она осеклась, пытаясь задать ему простой вопрос в такой форме, чтобы ему было легче на него ответить. Он всегда сопротивлялся любой ее попытке приоткрыть окружавшую его завесу таинственности. Иногда он делал это мягко, иногда с безапелляционной категоричностью. — Чем ты занимаешься, Селвин? Кроме того, чем ты занимаешься. Я хочу сказать, чем ты открыто занимаешься. Если вдруг кто-то войдет к тебе в квартиру и скажет: «Мы — представители правительства, на какие средства вы живете?» Как бы ты ответил на такой вопрос?— Я бы вообще не стал с таким человеком разговаривать.— А если бы он настаивал?— Я бы попросил его связаться с моим адвокатом.— А если серьезно?— Серьезно? Я бы просто захлопнул дверь перед носом этого чудака.— Ну, ладно, ты же понимаешь, о чем я хочу тебя спросить. Что ты всем говоришь, если тебя спрашивают, чем ты занимаешься?— Это зависит от того, кто меня спрашивает. Ты, кстати, не хочешь что-нибудь перекусить?Подошла официантка и приняла заказ. Джулия, пробежав глазами меню, выбрала салат «уалдорф», а Норрис попросил принести крок-месье [15].— Ты мне так и не ответил, Селвин, — сказала она ему, когда официантка отошла.— Разные люди получают разные ответы. Конечно, иногда это вызывает осложнения. Официально я работаю на Отдел связей с общественностью Генерального консульства в Монреале.— Генерального консульства? Какой страны?— Молодец, Проныра! Никогда никому не позволяй увиливать от прямого ответа. Не слезай с противника, пока он не сдастся.— Не юли, Селвин. Отвечай на вопрос.— Соединенных Штатов Америки.— Ага…Селвину Норрису так понравился учиненный ему допрос, что он рассмеялся. Он получал истинное наслаждение от общения с этой привлекательной и неглупой молодой женщиной.— Что ты хотела этим сказать?— Чем?— Этим твоим «ага».— Не скажу.— Почему?— Сейчас, господин Норрис, инквизитор — я, а вы — инквизируемый.— Я такого слова никогда не слышал. Знаешь что? Давай, мы с тобой ради спортивного интереса поспорим, что к концу ночи я получу о тебе больше информации, чем ты вытянешь сведений обо мне, даже если вопросы будешь задавать ты.— Идет! Ты из меня вообще ничего не вытянешь! Ничегошеньки!Она его явно поддразнивала. Джулия уже не была такой настороженной, ее охватило радостное возбуждение от вкусной еды, от того, что они вместе сидели в этом людном баре.— Итак, Селвин Норрис, вы занимаетесь связями с общественностью. Что это за связи такие? Мне в это не очень верится, мне кажется, что это только прикрытие для тайных операций. Сдается мне, господин хороший, что ты мне туфту впариваешь. Чем ты на самом деле занимаешься, прикрываясь связями с общественностью?От смеха у него на глазах выступили слезы, и Джулии это очень понравилось. Казалось, его восхищает любое ее высказывание.— Джулия, ты правильно формулируешь вопрос. Как только завершим наше нынешнее предприятие и ты закончишь университет, надо будет серьезно подумать о лучших перспективах твоей карьеры.— Какой карьеры?— А какая тебе больше нравится?— Селвин, не вешай мне лапшу на уши. Отвечай на вопрос и кончай переводить разговор на другие темы. Ты кому, думаешь, морочишь здесь голову — неопытному любителю?— Твое здоровье! — сказал Норрис, поднимая бокал. Он отпил глоточек, взглянул на Джулию, потом пристально оглядел зал и сказал ей: — Туда сейчас не смотри, тебя засекли. Не смотри в ту сторону.Ей понадобилась собрать всю свою силу воли, чтобы не повернуть голову.— Кто там нарисовался? Ангел ада? Или это шуточки у тебя такие? Это у тебя, дружок, со мной не пройдет.— Он подходит. Держи себя в руках, Джулия. Мы с этим как-нибудь разберемся.— Эй, привет, — произнес голос, который она сначала не узнала. Джулия неторопливо подняла глаза и увидела газетного репортера Окиндера Бойла. — Неужели это Хитер? Хитер Бантри?— Ой, господин Бойл. Привет!— Привет. — Он напряженно помахал ей рукой, не сводя глаз с нее и ее спутника. — Вот, вышел, можно сказать, подышать воздухом и увидел вас. Мне показалось, я вас узнал, хотя тогда я так сильно болел, что не был уверен. И — вот вам, пожалуйста! Надо же, какой сюрприз. А то я все не мог понять, почему вы мне не позвонили, как обещали. Как у папы вашего дела?— У папы? Отлично, спасибо. Мы вытащили его из туннеля.— Неужели?— Теперь ему гораздо лучше.Селвин Норрис смотрел на Бойла с улыбкой, но представляться ему не торопился. Если его ученица сама справится с создавшейся ситуацией, она предоставит ему возможность сгладить возникшую неловкость.— Рад это слышать. Может быть, я снова вернусь к теме моего репортажа. Он вызвал у читателей большой интерес. Знаете что, дайте мне номер вашего телефона, а я посмотрю, что мы в этом плане сможем сделать.Джулия Мардик прекрасно понимала, что Норрис за ней внимательно наблюдает, — он впервые видел ее в деле.— Конечно. Это было бы здорово. Ой! — Она хлопнула себя по лбу. — Снова запамятовала свой новый номер! Сама-то я себе никогда не звоню.Она взглянула на Селвина Норриса. В этот момент он мог сказать, что не знает номер ее телефона, выдумать что угодно или дать журналисту правильный номер. Она передала ему ход. Девушка очень неглупо поступила, возложив ответственность на более опытного партнера, тем самым вызвав его неподдельное восхищение.— У вас есть чем записать? — спросил Норрис.— Конечно. — Журналист вынул небольшой блокнот, карандаш и застыл в ожидании. Не меняя позы, Норрис взглянул на Джулию и взял ее за руку, причем сделал он это нежно, как будто по праву. Он дал Бойлу ее номер, причем Джулия отметила, что номер был правильный.— Хорошо, спасибо. Хитер, мне очень приятно было с вами встретиться. Я непременно вам позвоню.— Обязательно. Спасибо, что написали о папе. Материал получился замечательный.— И вам спасибо. До скорого.Он скрылся в толпе.— Интересно, — задумчиво проговорил Норрис.— И как я выступила?— Потрясающе. Нет ничего удивительного в том, что операция проходит успешно. Я всегда знал, что ты у нас самая умная. Джулия, ты заходила в другие бары перед тем, как пришла сюда?— Да, я для отвода глаз мест в пять заглядывала. Все сделала в лучшем виде.— В одном из этих баров он тебя и срисовал. А потом сел тебе на хвост. Такие места, как это, он не может себе позволить.— Но здесь не очень дорого, он мог здесь сидеть и до моего прихода.— Бойл живет очень скромно. Ты сама видела его комнату.— Что мне делать, когда он позвонит? Зачем ты ему дал мой настоящий номер?Принесли еду, и Джулия вдруг поняла, что проголодалась как волк. Последний раз она ела в семь, с тех пор прошло уже шесть часов. Поздний ужин вполне укладывался в традиции Монреаля.— Он сюда наведался неспроста. — Норрис вновь впал в задумчивость. — Он сюда за тобой пришел, потому что ему был нужен номер твоего телефона. Эта мысль пришла ему не спонтанно, когда он тебя выслеживал. Что ему нужно? Ты? Свидание? Новый репортаж? Что-то еще? Если он и дальше собирается совать свой нос в дела Карла Бантри, нам бы лучше его контролировать.— Все это верно, Норрис, но я все-таки хочу знать, чем ты занимаешься в этом отделе по общественным связям.Норрис рассмеялся.— Да ничего особенного, я работаю там политическим аналитиком. Сюда меня направили выяснить вероятность отделения Квебека от Канады и те последствия, которые могли бы в этом случае затронуть Соединенные Штаты.— Ну что ж, — произнесла она совсем тихо, — вполне убедительно. Тогда скажи мне, если ты действительно этим занимаешься: то, что мы с тобой делаем вместе, это для тебя просто такое развлечение? Или то, что мы делаем, — для тебя главное, а политический анализ ты используешь как прикрытие?Норрис покачал головой.— Может быть, существует еще и третья вероятность?— Разве? Какая?Норрис наклонился к ней над столом.— Слушай, Джулия, я должен тебе кое-что сказать. Пожалуйста, хорошенько запомни одно имя — Эмиль Санк-Марс.— Эмиль Санк-Марс, — вслух повторила она.— Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс.Джулия снова повторила это имя.— Если кто-нибудь станет на тебя давить или по какой-то другой причине будет выяснять имя твоего связника и у тебя не будет никакого выбора, назови им это имя.— Почему именно его имя?— Он знаменитый сыщик. Они тебе поверят. Он будет в безопасности, потому что этот полицейский — важная шишка. Человеку такого уровня «Ангелы» не решатся причинить вред. «Росомахи» уже спустили на них собак, когда они взорвали того несчастного паренька. Только представь себе, что будет, если они убьют полицейского. Стоит им переступить черту, и их с потрохами сожрут. Тебе надо будет только назвать это имя — сержант-детектив Эмиль Санк-Марс, и ты увидишь, как от тебя любой бандит отвяжется и оставит тебя в покое. Против него они не пойдут.— Как и против тебя, — добавила Джулия Мардик.— Если ты назовешь его имя, к тебе тут же станут по-другому относиться. А если назовешь мое, тебе это ничего не даст.— Иначе говоря, ты не хочешь, чтобы я стала мученицей.— Не хочу, — согласился Селвин Норрис, поднимая ставки в их совместной работе, потому что раньше он никогда так явственно не воспринимал возможную опасность. — Мученики нам ни к чему.«Можно ли тебе верить, Селвин? — думала Джулия, накалывая на вилку салат. — Кто тебя сейчас больше заботит — я или ты сам? Могу ли я тебе верить?»— Знаешь, мне сейчас в голову пришла одна мысль, — сообщил ей Норрис.— Давай, выкладывай.— Раньше мне не хотелось тебе это предлагать. Я никак не хотел влиять на твои решения. Очень важно, чтобы ты всегда их принимала добровольно.— Ну, давай, не тяни, — сказала она по-французски. Как и многие монреальцы, она имела обыкновение переходить с одного языка на другой, чтобы усилить их значение. — В чем дело?— Твоя квартира стоит на прослушке, может быть, тебя утомляет все время быть начеку?Джулия рассмеялась в присущей ей немного экстравагантной манере.— Да, это создает проблемы при мастурбации! Но я этим уродам такой спектакль никогда не продемонстрирую. Неужели ты намекаешь, что мои хорошие манеры могут вызвать у кого-нибудь подозрения? Я ни за что не буду заниматься онанизмом перед их прослушивающими устройствами. Так что, если мне станет совсем невмоготу, я включу воду.— Хватит, Джулия, перестань, я не могу говорить о таких вещах с легкостью твоего поколения.— Ты снова уклоняешься от темы!— Я только хотел тебя спросить, как бы ты отнеслась к тому, чтобы поехать сегодня ночевать ко мне?Она сжала в пальцах кусочек грецкого ореха.— Ну да, и спать там на диване?— Я не это имел в виду.Джулия положила орех в рот.— Ты хочешь сказать?… Но… Ты это серьезно? Ты же знаешь о моих проблемах со «скачкой с препятствиями» и все такое… Ты что, в самом деле этого хочешь?— Хочу. Очень хочу. Забудь обо всех препятствиях. Есть масса других способов, которыми два человека могут доставить друг другу радость.— Тогда ты меня им научишь, — легкомысленно выпалила она.На какое-то время они замерли, пристально глядя друг на друга.— Хочешь доесть салат? — спросил Норрис. — И допить вино?— А разве я должна? Мы что, прямо сейчас не можем уехать?Когда детективы добрались до дома Каплонского, там уже было полно полицейских и пожарных машин и несколько машин «скорой помощи», причем все они мигали разноцветными проблесковыми маячками, свет которых отражался от стен домов и оконных стекол. Въезд на улицу, где жил Каплонский, перекрывал полицейский кордон, и, чтобы туда проехать, Мэтерз предъявил свой жетон. Но подъехать к самому дому они так и не смогли, так как узкая улочка была забита автомобилями. Санк-Марсу пришлось остановить машину и остаток пути пройти пешком.Они увидели именно то, что ожидали.От взрыва с «линкольна» сорвало крышу, покореженные крышки капота и багажника задрались вверх, дверь у водительского сиденья была сорвана с петель и валялась рядом. Обуглившиеся останки машины были обильно политы водой и уже покрылись толстой коростой льда. Подойдя поближе, Санк-Марс обратил внимание, что рулевая колонка в машине отсутствовала — ее либо тоже сорвало взрывом, либо пришлось отпилить, чтобы достать останки водителя. Единственный вопрос относительно жертв состоял в их количестве.— Да, пленных они не берут, — вот и все, что сказал по этому поводу Санк-Марс.Мэтерз какое-то время обдумывал высказывание начальника.— Эмиль, они послали вам сообщение, подвесив его на шею Акопа. Вас это не беспокоит? — Он сцепил пальцы в теплых перчатках, дыхание его клубилось белым паром. — Я знаю, быть полицейским непросто, но иногда по ночам, глядя на спящую дочурку, мне хочется знать, увижу ли я, какая она станет, когда вырастет. А эти парни, как вы сказали, эти подонки готовы пойти на все.Санк-Марс внимательно вникал в истинный смысл его слов. Они признавал, что показная храбрость — естественная черта натуры полицейского, но симпатии к ней не испытывал. Скорее он воспринимал ее как обоснованную реакцию на опасность. Служба в полиции и родительский долг, считал он, — понятия, не совместимые в принципе.— Что до меня, — заметил Санк-Марс, — если они и со мной так решат расправиться, пусть уж лучше перестараются, чем недоусердствуют.Мэтерз натянуто улыбнулся.— Разве ты не знаешь, Билл, что мы для них вроде как неприкасаемые?— Я не очень вас понимаю.Они перешагивали через свернутые кольца пожарных шлангов, похожие на огромные макароны, обходили группы потрясенных взрывом соседей, которые повыскакивали на мороз кто в чем. Санк-Марс, казалось, не торопился расследовать это преступление, скорее всего, как смекнул догадливый Мэтерз, он вообще не хотел попадаться на глаза никому, кроме нескольких сослуживцев.— Бандиты знают, куда им не надо соваться. Стоит им перейти черту, и на них набросятся «Росомахи». Вот, убили того мальчика — Даниеля. Ясно, что это было делом рук какой-то байкерской банды. С тех пор «Росомахи» повсюду их достают. Им и подкрепление дали, и бюджет выделили, и законы приняли, по которым им разрешается изымать имущество бандитов, включая их притоны и клубы. Они не дают байкерам прохода ни днем, ни ночью, цепляются ко всем их друзьям-приятелям. Но все это делается в значительной степени цивилизованно. Пока. А теперь представь себе, что убьют полицейского, знаменитость какую-нибудь вроде меня. Тогда правила игры сразу изменятся. На какое-то время «Росомахи», да и мы тоже просто озвереем. Какие-то дела в суде могут быть проиграны, потому что улики будут получены незаконным путем, какие-то будут выиграны, но гораздо важнее то, что весь их бизнес прахом пойдет, от них отшатнутся многие из тех, с кем они имеют дело сейчас. Кого-то из них найдут мертвыми. Кого-то из наших, возможно, тоже, но дело не в этом. Для того, чтобы «Росомахи» стали лютовать, байкеры должны перейти эту самую черту. Дай «Росомахам» волю хотя бы на полгода, они просто разорят весь байкерский бизнес. А убить полицейского — значит пересечь черту. Так что, если они захотят сильно осложнить себе жизнь, они убьют такого полицейского, как я, — местную знаменитость, героя, можно сказать. Поэтому я и считаю себя неприкасаемым. И тебя тоже, потому что теперь ты мой напарник. Я вовсе не хочу сказать, чтобы ты не был осторожен. Твое имя написано на почтовом ящике, думаю, его надо будет убрать, как только ты вернешься домой. Можешь принимать другие меры предосторожности, чтобы спать спокойнее. Но с нами такого не случится — тебе надо это знать.Мэтерз кивнул. Ему хотелось возразить начальнику, напомнить ему, что одна из банд повинна в смерти мальчика. Здесь они тоже переступили черту, но Санк-Марс и сам это прекрасно понимал. Чтобы бороться с врагами, всегда надо показывать, что сила на твоей стороне, и эту силу сдерживает лишь уверенность в том, что какие-то действия в борьбе просто исключены. После убийства ребенка байкерским бандам так прищемили хвост, что мало не показалось. Стоит им пойти дальше, им не только хвост прищемят.Мэтерз остановился, чтобы разглядеть, кому машет рукой Санк-Марс, и увидел, что от толпы отделился Ален Дегир. Санк-Марс встал на небольшой сугроб на соседнем участке, откуда хорошо просматривались все окрестные дома.— Здравия желаю, сержант, — приветствовал его Дегир. Как всегда, он выглядел угрюмо и напряженно.— Да, Ален, вам теперь работы хватает. Кто ведет расследование?— Я.Санк-Марс внимательно на него посмотрел, и молодой детектив пожал плечами, как будто показывая, что в этом нет ничего особенного.— Ничего не поделаешь — Лапьера отстранили, и мне теперь приходится вкалывать за двоих. Но здесь — даже к гадалке не ходи-и без того ясно, что это дело рук байкеров. Им утром займутся «Росомахи», а я сейчас тут просто потому, что время позднее.Санк-Марс оценил скромность сослуживца.— Мне нужно тебя кое о чем спросить, Ален. Это важно.— Слушаю вас, сэр.— Ты говорил кому-нибудь о моей утренней встрече с Каплонским?— Никак нет, сэр.— Что-то ты мне очень быстро ответил, — подозрительно проговорил Санк-Марс. — Подумай хорошенько. Ты обсуждал с кем-нибудь утренние события?— Мне не надо об этом думать, — раздраженно сказал Дегир. — Знаете, в последнее время события развиваются таким образом, что я уже ничего ни с кем не обсуждаю.— Даже с Лапьером?— Что вы хотите от меня, сержант?— Мне нужна правда. Почему-то сейчас это она в таком дефиците…Дегир вместе с Санк-Марсом внимательно наблюдали за смятением и суматохой, которые вызывало расследование. Взрыв бомбы привлек сюда массу народа.— Мы с Лапьером говорим каждый день, — признался Дегир. — Он мой напарник. И сегодня мы днем разговаривали. В детали я его не посвящал, ничего ему о них не рассказывал. Я ему только сказал, что вы задержали Каплонского, а потом отпустили.— Ты так ему и сказал?— Да, сэр. Когда вы меня спросили, говорил ли я кому-нибудь об этом, я не имел в виду своего напарника. Естественно, я рассказал ему об этом.— Ты сказал Лапьеру о том, что мы взяли Каплонского и — что? Двенадцать… нет, шестнадцать часов спустя Каплонского взорвали, а ты возглавляешь расследование.Дегир пнул ботинком снежный ком. Все трое стояли, засунув руки в карманы, их дыхание белым паром клубилось в ночном воздухе.— Я хороший полицейский, — тихо сказал Дегир. — Если у вас есть причины меня в чем-то подозревать, делайте свое дело. Но я — честный полицейский.Санк-Марс взглянул на двоих младших детективов и покачал головой, как будто ему было непросто принять решение.— Если хочешь знать мое мнение, Ален, ты прав в том, что у меня к тебе повышенный интерес. Всегда, когда полицейский начинает катиться по наклонной, у всех возникает повышенный интерес к его напарнику.— Против него нет доказательств.— Это он так считает. Но я не вправе его судить. Скажи мне, ты сейчас работаешь в дневной смене? Я тебя каждый день вижу на работе.— Да, я должен работать днем. Но сейчас у нас сложное положение.Из морга приехала машина «скорой помощи». Ей прокладывал дорогу полицейский автомобиль с вертушкой, и красные блики заплясали на лицах трех стоявших на сугробе полицейских.— В этой связи меня интересует, кто поручил тебе заниматься этим делом ночью?— Мой дежурный офицер.— Это кто?— Жиль Бобьен.— Как это? Его же отстранили от дел.— Сегодня вечером его вернули к исполнению обязанностей. Грипп скосил столько народа, что его вернули на работу. — Дегир кивал, выпятив подбородок, как будто защищаясь.— Да ну? Что ты об этом думаешь, Билл? Ты слышал? Бобьена вернули на работу, а мне никто даже не удосужился сообщить эту замечательную новость. Ален, если ты работаешь в дневную смену, как могло случиться, что в канун Рождества, когда убили того паренька — Артиняна, ты вышел в ночь?— Вы что, меня допрашиваете? — поинтересовался Дегир. Он перевел взгляд с Санк-Марса на Мэтерза и обратно.— Я задал тебе вопрос, — сказал Санк-Марс.— Я не обязан вам отвечать, — ответил офицер.— Да, не обязан.Дегир задумался. Он снова ковырял снег ботинком. Подбородок у него напрягся, он явно все сильнее выходил из себя.— Это совсем другая история, — вспомнил он. — Мы с Андре взяли отгулы. На все праздники — канун Рождества, Рождество, канун Нового года и сам Новый год. Я впервые должен был получить выходные на все эти дни. Я получаю то же, что Андре. Он ведь у нас за старшего.— Да, обычно так и бывает, — заметил Санк-Марс. — А что же тебя заставило потом все переиграть?Дегир покачал головой, потом потер подбородок о воротник куртки, как будто хотел выгадать время для ответа на вопрос.— Этого я и сам до сих пор не понимаю. Андре позвонил мне в конце дня и сказал, что мы позже должны будем выйти на работу. Я, конечно, расстроился: сначала вам в канун Рождества дают отгул, а потом его отнимают. Я подумал, может быть, кто-то сделал Андре какое-то одолжение, и ему пришлось поменяться сменами.Билл Мэтерз так уставился на сослуживца, что Санк-Марс слегка толкнул его локтем, и он тут же сменил выражение лица на безразличное.— Иначе говоря, у Андре Лапьера был грипп, но вместо того, чтобы остаться дома на выходной и отлежаться, он решил выйти на работу.Дегир поразмыслил и кивнул, давая понять, что так оно и было. Никаких объяснений он предлагать не стал.— Ален, если ты честный полицейский, то ничего не станешь рассказывать о нашем разговоре Андре Лапьеру. Меня совершенно не волнует, что он твой напарник. Не рассказывай ему о вашем сегодняшнем ночном расследовании ничего, кроме того, что он прочтет в завтрашних утренних газетах. Если ты грязный полицейский, можешь говорить ему все, что сочтешь нужным. Но в этом случае, когда будешь с ним говорить, передай от меня привет.Дегир отошел от них метра на три, потом вернулся. Теперь он разозлился не на шутку, и когда снова заговорил, то выглядел как баран, готовый броситься на любое препятствие.— Это ведь именно вы — старшие, всегда говорите о том, что за напарника надо стоять горой!— Я в курсе, — ответил Санк-Марс.— И я предан этому человеку потому, что он мой напарник. Это вы — старшие, думаете, что я с ним в сговоре! А у меня с ним никакого сговора нет, понятно?— Понятно. Я приму это к сведению.— Черт бы вас побрал!— Выбирай выражения, Ален! На твоем месте я бы постарался держать себя в руках.Дегир как-то странно дернулся, потом тряхнул головой, должно быть, стараясь унять гнев, и нацелил указательный палец в лицо старшего детектива.— Я мог бы быть вашим напарником, а Билл — партнером Лапьера. Тогда бы вы ему сегодня разгон давали, а не мне.— Возможно, — согласился Санк-Марс.— Я вообще не понимаю, почему я за этим подонком должен грязь разгребать.Санк-Марс ждал подобного высказывания, поэтому сразу задал следующий вопрос:— Это ты моего доброго друга Лапьера называешь подонком, Ален? А как же твоя преданность напарнику?Теперь Дегир вплотную подошел к Санк-Марсу, и хотя он был сантиметров на пять ниже, из-за неровного снега под ногами они оказались одного роста. Дегир с бешенством смотрел прямо в глаза старшего полицейского с расстояния всего в несколько сантиметров. Санк-Марс изо всех сил сдерживал желание боднуть этого парня, прекрасно понимая, что из такого состязания победителем ему не выйти.— Я верен своему напарнику, — заявил Дегир с вызовом и, как показалось Санк-Марсу, с горечью. — Я ничего не сказал вам такого, что могло бы ему повредить. Но это не значит, что я не считаю его самым большим подонком из всех, которых встречал.— Это я тоже приму к сведению, — заметил Санк-Марс.Дегир развернулся на каблуках, нервно передернул плечами и ткнул пальцем в сторону Билла Мэтерза, потом снова нацелил его на Санк-Марса.— Я не понимаю, — сказал он, и его смущение было так же очевидно, как и волнение, — вы для нас всех — герой, вы сами об этом знаете. Как же так получилось, что в напарники себе вы выбрали этого… квадратноголового англичанина?— Мы с тобой оба служим в полиции, — спокойно ответил ему Мэтерз, пораженный безапелляционностью высказывания коллеги.— Тебе этого не понять, — настаивал Дегир.Мэтерз не без сарказма ответил:— Да уж, куда мне.Ален Дегир какое-то время стоял, глядя в сторону, и тяжело дышал. Перед тем как снова заговорить, он попытался успокоиться. В конце концов, взяв себя в руки, обратился прямо к Мэтерзу.— Для нас — для французов, он герой. Вот и все, что я хочу сказать. А работаешь с ним в напарниках ты — англичанин. А я вот последние шесть месяцев пашу вместе с Андре Лапьером, а этот малый — полное дерьмо, ты знаешь об этом? И живет он в дерьме. — Он стоял и от полноты переполнявших его чувств покачивал головой. — Извините меня, — сказал Дегир, бросив быстрый взгляд на Санк-Марса. — Давайте, забудем об этом.Теперь он жалел себя самого, потому что знал, что повел себя недостойно. Он повернулся, чтобы уйти.— Ален, — сказал Санк-Марс, кивнув подбородком в сторону Билла Мэтерза и не глядя на Дегира, — он, конечно, квадратноголовый, но знаешь что? От этого мозги у него работают не хуже, уверяю тебя. Подумай об этом на досуге.Дегир отошел в сторону, всем своим видом демонстрируя оскорбленное самолюбие.— Ален! — крикнул ему вдогонку Санк-Марс. Он знал, что иногда бывает лучше дожимать до конца. — Сколько их было? — Он указал в сторону обгоревшего «линкольна».— Двое, — ответил Дегир, причем голос уже не выдавал его волнения. — Мы так думаем, сам Каплонский и его жена. Опознанию оба они не подлежат. Девочка, сидевшая с их ребенком, сказала, что вышли они вдвоем. Домой они приехали вовремя. Стали сдавать назад, и раздался взрыв.— Надо выяснить, где они были. Бомбу им подложили именно там.— Так точно, сэр.Билл Мэтерз и Санк-Марс пошли обратно к своей машине. К месту взрыва валом валили репортеры, журналисты с телевидения разбирались со своей аппаратурой. Санк-Марсу пришлось отделываться от тех журналистов, которые знали его в лицо.— Значит, Лапьер в этом все-таки замешан? — спросил Мэтерз.Лапьер знал, что они взяли Каплонского, и теперь бедолаги уже не было в живых. Лапьер вышел на работу в канун Рождества, когда вполне мог бы оставаться дома. Для смышленого полицейского косвенные улики значат очень много, хотя суд и не принимает их в качестве достоверных доказательств. Мэтерз был подавлен. То, что «Ангелы ада» могли как хотели вертеть в своих интересах полицейским, подрывало его веру в правильность мироздания. Он очень удивился, когда Санк-Марс высказал свое несогласие.— Как это могло произойти? У меня создается впечатление, что он получил задание стать дежурным офицером без всякой на то причины. Или вам кажется, что у него были свои резоны заниматься этим делом? Я в этом что-то сомневаюсь.— У тебя есть для этого все основания. Хотя у меня здесь есть одно соображение.— Можете рассказать? — Они разговаривали, стоя по разные стороны у машины.— Я не исключаю, что это может быть как-то связано с тем, что Андре не захотел тогда поделиться с нами своими записями. Он мог записать разговор Каплонского с Царем так, как рассказывал. Но прослушал он его не день спустя после убийства или потом, когда у него уже прошел грипп. Он прослушал пленку до этого, когда сидел дома и болезнь у него еще только начиналась.— До убийства? То есть вы хотите сказать…— Чистый он полицейский или грязный, он заранее знал, что парнишку должны были убрать.— Как же в таком случае он может быть чистым? Он ничего не сделал, чтобы предотвратить преступление!— Это только предположение. Давай, рассмотрим вот такую версию. В ту ночь Каплонский должен был быть арестован, и Лапьер хотел, чтобы это случилось. Он думал, что знает, как найти Царя, если это был тот самый русский, — причем знал он об этом от самого Каплонского. После того как Каплонского прикрыли адвокатом байкеров, положение осложнилось. Лапьер стал терять терпение. Как и ты, он нервничает, сталкиваясь с людьми, которые взрывают своих врагов. А это очень мешает полицейскому хорошо работать. Это делает его дерьмовым полицейским.И я не исключаю, что он не стал спасать парня, чтобы присвоить себе славу раскрытия этого дела. Теперь не знаю, что готов с ним за это сделать, и я никогда ему этого не прощу, но я не готов сейчас категорически утверждать, что он специально решил выйти в ту ночную смену, чтобы получить это дело и подтасовывать улики для отвода подозрений от «Ангелов». Да и когда это их самих волновало? В общем, я в этом пока толком не разобрался.Они сели в машину, и Санк-Марс посигналил, чтобы журналисты освободили ему дорогу. Подошли двое полицейских и помогли им расчистить проезд от автомобилей газетчиков. Ему пришлось выехать на тротуар, но машина сорвалась и застряла в сугробе, и полицейские помогли ему выбраться. В конце концов им удалось покинуть это столпотворение, и они спокойно поехали по пустынным ночным улицам.— Куда мы теперь направляемся? — спросил Мэтерз. Он очень надеялся, что их ночные бдения завершились.— Домой, — не обманул его ожиданий Санк-Марс. — Туда, где нам и надо было бы быть все это время.— Есть еще один человек, который может знать, как выглядит Царь, который, возможно, слышал, как они с Каплонским планировали убийство Артиняна. Это — Джим Коутес.— Лапьер тоже может об этом догадываться. Только ты, Билл, знаешь, где он сейчас живет, только ты. Пусть так оно и будет. Не будем будить парня сейчас, пусть он спит. И нам теперь соснуть не повредит. Если мы к нему заявимся ночью, он от этого не окажется в большей безопасности. Когда ты к нему пойдешь, будь очень осторожен, будь подозрителен как параноик. Я буду ждать, когда ты выйдешь в понедельник на работу. Если увидишь его, скажи, чтоб он плотно лег на дно, чтоб был тише воды ниже травы. Станет он с тобой разговаривать — отлично, не станет — не запугивай. Установи с ним доверительные отношения. Ни при каких обстоятельствах не приводи его в управление.Какое-то время они ехали в молчании, останавливаясь на каждом светофоре. На скоростную дорогу Санк-Марс выезжать не стал. Город казался утомленным, сонным, он уже забыл о бомбах байкеров.— Знаете, — сказал Билл Мэтерз, когда они стояли на перекрестке, — странная вещь. Когда я стал вашим напарником, мне страшно хотелось ловить преступников в центре города. День спустя мы ввязались в расследование убийства. Сам того не зная, я стал делать то, чем занимаются «Росомахи». А позже, особенно сегодня, у меня возникло ощущение, что я работаю на Министерство внутренних дел. Скажите мне, пожалуйста, мы что, против всего полицейского управления работаем, а заодно и против всех бандитов города?Санк-Марс хмыкнул, красный огонь светофора сменился зеленым.— Я сказал что-то смешное?— Ты только представь себе, Билл, — уже столько всего вскрылось, а мы еще только начали.Стесняясь собственного тела, опасаясь, что когда-нибудь ее так же разнесет, как мать, не зная, что ее ждет из-за этой «скачки с препятствиями», Джулия Мардик разделась и нырнула под одеяло в постель Селвина Норриса, пока он приводил себя в порядок в ванной. Вопросы пола ее волновали с самого детства, а в тринадцать лет она уже была вполне готова к активным подростковым приключениям, но никогда раньше у нее не было близости с мужчинами старше ее по возрасту. Пока они к нему ехали, Норрис был сдержанным, спокойным и внимательным. Непривычная к такой выдержке, она утешала себя размышлениями над вероятностью того, что на самом деле он был слабым любовником, но ей это обязательно надо было выяснить — раз и навсегда.Она ждала.Прислушивалась к звукам зубной щетки, текущей из кранов воды, унитаза. Мальчишки такими не были. Ей пришло в голову, что сексуальные отношения взрослых должны быть ужасно нудными.Он вошел из ванной в полумрак спальни, Джулия повернулась на бок, уперлась подбородком в согнутую руку. Ей нравились роскошь комнаты, размер кровати, чистые простыни. Она никогда не занималась любовью на такой широкой постели в такой огромной спальне громадной квартиры под тихие звуки джаза, лившиеся из стереосистемы, под отсветы огней центра города, отражавшиеся в стеклах окон.Селвин задернул шторы.— Вот она, моя девочка, — сказал он.Джулия ответила:— Н-е-е-е-т! — и стукнула рукой по матрасу.— Что?— Девочка — это политически некорректно, особенно, я бы сказала, когда речь идет об отношениях молоденькой женщины с мужчиной средних дет.Он через пуховое одеяло ухватил ее за большой палец левой ноги и держал его, пока она не вырвалась.— Как ты это называешь? — с укором спросила она. — Эротическим стимулированием?— Ты наконец снова вернулась к нашей теме.Он раздевался при свете ночника, стоявшего у кровати на тумбочке. Она восхищалась прекрасной формой его груди, в меру упитанным торсом. Не особенно мускулистый, он был в отличной форме, а о том, что Селвин начинал стареть, свидетельствовали лишь несколько седых волосков на груди. Половой член у него напрягся — его вид привел Джулию в восхищение, она даже вскрикнула, когда он нырнул под простыню в ногах кровати, поджимая под себя сначала ее икры, потом бедра и низ живота. Она хотела было разыграть скромницу, но от новизны ощущений, нестерпимого желания и долгого ожидания у нее непроизвольно вырвались такие звуки, от которых ей самой стало стыдно, и когда он вынырнул рядом с ней из-под простыни, она, не зная, как себя вести, взяла и ударила его.— Ох! Джулия! Ты такая… Такая…— Какая?— Настоящая.— Да?— И прекрасная.— Ну вот, мы и приехали… Мужчины всегда стараются совратить женщин комплиментами.Он закрыл ей рот поцелуем. Его губы были приятными, податливыми и одновременно ищущими. Джулия услышала свой вздох и ощутила радость от его поцелуя. В последний раз у нее это было так давно, ее последний дружок никогда не делал с ней ничего так медленно, так… методично. Она притянула Селвина к себе, пытаясь удержать, и в этом движении слилась с ним, и теперь ей хотелось его еще сильнее, ей хотелось его внимания, его общества, его любви, его самого, и это желание оказалось гораздо сильнее, чем все, Что она могла себе представить и хотела испытать. Обняв его ногами и двигаясь в такт его движениям, она снова почувствовала себя в безопасности, к ней вернулась ее раскованность и уверенность в себе. Безумие мира, отвага их совместной работы и риск предприятия, в которое они ввязались, возбуждали ее еще сильнее, все опасности, нервное возбуждение и напряжение обострили чувственность ее тела, ритмично следовавшего его движениям, и все, что они делали вместе, наконец стало обретать какой-то странный, острый, пряный, причудливый и эксцентричный смысл.Она порывисто и сильно обняла его, но когда он прижался к ней, чтобы любить так, как позволяло ее тело, она почувствовала себя неловкой и неопытной глупышкой. Джулия снова услышала собственный вздох, стоны и еще какие-то странные звуки, которые вырывались у нее помимо воли. Наверное, чтобы совсем не потерять себя в этой буре чувств, одном непрерывно длящемся мгновении страсти, она молола какую-то чушь, с губ ее срывались пикантные непристойности, над которыми он от души смеялся, но теперь все ее существо безраздельно поглощало желание, и Джулия была ему безмерно благодарна за этот взрыв чувственного блаженства.Он еще не входил в нее, просто распластался на ней, покрыв собой ее тело.Поймав его ритм, Джулия двигалась вместе с Селвином в ночной тиши, чувствуя себя настолько защищенной от всех опасностей, которые грозили ее жизни, что это соитие ощущений как бы выносило ее за рамки времени, ставило вне его. Она часто дышала, чувствуя сильную дрожь в руках и ногах, слыша свой крик, и теперь в его объятиях она была и неистовой, и радостной, и бог знает какой еще… Тесно прижавшись к Селвину Норрису, она отдалась на волю одновременно бушевавшей в ней бури и снизошедшего спокойствия, в ней росла уверенность в том, что все обойдется, все будет в порядке, все будет просто замечательно.Стараясь ее успокоить, мягко привести в чувство, он скользнул под нее, она оказалась над ним, и ему от этого стало еще приятнее.— Ну, ладно, старичок, — прошептала она, — теперь ты к этому готов. Ты даже представить себе не можешь, как сильно я тебя хочу. Селвин, я очень переживала, я даже начала сомневаться в себе и в тебе. Иногда по ночам мне выть во сне хотелось. Ты знал об этом? Ты поэтому меня сюда привез?— Бедняжка ты моя.— Селвин, мне кажется, что их жучки у меня дома мне сами перемывают кости. Иногда по ночам мне хочется говорить, бормотать что-то, хочу, чтобы они пришли и схватили меня. Мне снятся сны о том, как меня пытают «Ангелы ада», а они настоящие дьяволы, они просто отвратительны. Не смотри так на меня! Со мной все в порядке, но за все мои мучения тебя ждет теперь страшная расплата.— Значит, я выиграл, — услышала она его шепоток, сливавшийся с быстрым дыханием.— Что ты сказал? — шепнула она в ответ.— Я выиграл. Мы ведь с тобой поспорили, что сегодня ночью я выужу из тебя больше информации, чем ты из меня, даже если вопросы будешь задавать ты. Ты все мне сейчас о себе рассказала, девочка, до самого конца. Значит, я победил.Она не могла не признать, что он просто великолепен. И это было хорошо, потому что ее жизнь зависела от его умения великолепно делать то, что ему надо было делать.Уткнувшись носом ему в грудь, она гладила его плечи.— Радуйся своей победе, чемпион, потому что сейчас тебе придется расплачиваться. Время настало.ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯСУББОТА, 15 ЯНВАРЯЧтобы оставаться самим собой, Банкир и Джулия придумали особое развлечение. В холодный, солнечный, безветренный день они отправились на прогулку в парк на гору Мон-Руайяль, хоть это и было сопряжено с определенными трудностями. Но им на несколько часов очень хотелось позабыть о ролях байкерского банкира и его заботливой сиделки.Они решили увильнуть от своих непростых обязанностей сразу после обеда. Джулию тяготила их постоянная зависимость друг от друга. И хоть ей было очень приятно иногда проводить время с Селвином Норрисом, все теснее с ним сближаясь и привыкая ему доверять, в основном она должна была оставаться с Артуром Дэвидсоном, на время превратившимся в Карла Бантри, или Банкира.Знала она о нем совсем немного. Отсутствие информации ее порядком раздражало, потому что Артур стал своего рода символом ее безрассудства, человеком, который самым наглядным образом воплощал ее стремление подвергать опасности собственную жизнь без всякого на то рационального объяснения. Что он мог ей предложить, если бы эта опасность стала реальной? Не раз в ее присутствии — так, как будто ее не было рядом — Банкир разглагольствовал о том, как она могла бы устоять, если бы на нее начали давить. Но как бы сам он повел себя в такой ситуации? Почему Норрис так беспокоился о женщине, явно относясь с доверием к мужчине? Почему его тревожила молодая, а не старый? Первые испытания он прошел так же хорошо, как и она, но могла ли она доверить ему жизнь, если бы вдруг все пошло наперекосяк? Чтобы лучше разобраться в ситуации, Джулия решила прогуляться с ним в парке на горе, там, где они впервые встретились с Селвином Норрисом, и откуда открывался чудесный вид на этот вероломный город, надеясь во время прогулки выяснить то, что ее беспокоило.Гуляя на солнышке, они хотели на время отвлечься от своих фальшивых личин и поговорить как друзья, как соратники. Случайный прохожий вряд ли принял бы их за любовников, потому что стоило им коснуться друг друга, как они тут же отстранялись. Слушая его, Джулия вытягивала шею и слегка запрокидывала голову, скорее анализируя его высказывания, чем просто внимая ему и млея от удовольствия, как это иногда бывает у любовников. Артур Дэвидсон почти всегда ходил, засунув руки в карманы, как застенчивый человек, который больше ценит одиночество и хранит свои секреты при себе. Но улыбка его была притягательной, и любой мог бы сразу заметить, что к своей спутнице он относится внимательно, хоть природа его внимания была скорее дружеской, возможно, отеческой.Правда, если бы кто-нибудь присмотрелся к ним повнимательнее, он вряд ли принял бы их за прогуливавшихся отца с дочерью. Они явно принадлежали к физически разным типам людей. Джулия Мардик была девушкой высокой, широкоплечей, склонной к полноте, которая проявится, если она перестанет следить за собой. Ее фигура чем-то напоминала песочные часы. Артур Дэвидсон был на добрую голову ниже ее ростом, сутулился, был неширок в плечах и весьма умеренно упитан для своего возраста. Его фигуру можно было сравнить с грушей — обычно такие формы более свойственны женщинам. Ему приходилось чаще ступать своей семенящей походкой, чтобы поспеть за ее размашистым шагом. У него был покатый лоб, и залысина только подчеркивала эту покатость, тогда как у Джулии ее высокий лоб, казалось, расширяется кверху. Нос у нее был курносым, ноздри — широкими, а у него нос нависал над верхней губой. Ее кожа была восхитительна, а у него вдоль нижней челюсти тянулись рубцы от прыщей тридцатилетней давности, и на ярком свете отчетливо просматривались сосуды. В отличие от тонких черт лица Джулии, единственными бросающимися в глаза особенностями лица Артура Дэвидсона были кустистые брови, нависающие над небольшими глазами, и совершенно неестественный шрам на щеке правильной квадратной формы.— Что у тебя со щекой? — выпалила Джулия.Она заготовила целый список вопросов, которые хотела ему задать, и один из них помимо ее желания сорвался с языка. С их самой первой встречи девушка терялась в догадках, и эта отметина под его правым глазом не выходила у нее из головы.— В меня стреляли, — просто сказал Артур. Позади них дети взбирались по ступенькам на витые ледяные горки и скатывались вниз. Они выбрали тропинку, ведущую вверх от оживленной открытой площадки к аллее, проходившей среди деревьев.— Тебе стреляли в лицо? — в смятении спросила Джулия. Несмотря на нелепость вопроса, ответ на который был очевиден, Банкир и не подумал отделаться шуткой.— Да, в упор. К счастью, калибр был очень маленьким, а то меня бы здесь сейчас с тобой не было.— К счастью, — не без иронии откликнулась Джулия.— Могло быть хуже.— А лучше быть могло? То есть, я хочу спросить тебя, что же все-таки случилось?Тропинка между деревьев, бегущая до самого верха горы, была истоптана ногами многих любителей зимних прогулок. На ее самых крутых, местами обледеневших отрезках нужно было соблюдать особую осторожность. Они не спеша шли вперед, после спуска начался подъем, и Артур предложил спутнице руку.— Джулия, — начал Банкир и сделал паузу, — знаешь, мне трудно тебя так называть, я начинаю нервничать. Не возражаешь, если я буду звать тебя Хитер?— Понимаю. Я тоже дурой себя чувствую, когда называю тебя Артур. Для меня ты всегда будешь Карлом или папой. Давай так и называть друг друга.— Я, Хитер, стал Банкиром на вполне законных основаниях — служил в банке, был управляющим отделением. Однажды отделение банка, в котором я работал, ограбили. А всего за то время, что я там работал кассиром, инспектором по кредитам и управляющим, нас грабили четыре раза.— И тогда в тебя стреляли?— На Селвина я тогда не работал, если тебя это интересует. Наоборот, он меня спас. Селвину я обязан жизнью. После того как банк трижды ограбили, мне все уже стало до фонаря. А так нельзя было относиться! В тот день бандит ворвался ко мне в кабинет, чтобы я не нажал на кнопку тревоги. Его дружки были вооружены, потрошили кассы и сейфы, выкрикивали угрозы. Хочешь ты того или нет, но, если кто-то размахивает пушкой у тебя перед носом, тебе станет не по себе, но я был сравнительно спокоен. Я глянул на малого, стоявшего передо мной, и постарался запомнить детали его внешности, чтобы потом его опознать, — память у меня улучшалась с каждым ограблением. Именно тогда один из бандитов стал приставать к кассирше. Девчонка была симпатичная, и он начал ее лапать. Она закричала, набросилась на него с кулаками, с ней чуть истерика не случилась — разве можно ее за это винить? Бандит запаниковал и выстрелил в нее, уж не знаю, специально или случайно. Но я точно помню, что он ее не предупредил, он просто расстрелял ее в упор.— Господи боже мой…Артур глубоко вздохнул. Джулия видела, что он по-прежнему находится под впечатлением событий того дня.— В тот час в банке было полно народа. Поднялся дикий гвалт, все стали кричать, а бандиты — громче других. Я совершенно непроизвольно вскочил со стула. Малый, который был в моем кабинете, осознал, что теперь его могут судить не только за вооруженное ограбление. Напряжение достигло предела. Мы оба застыли, оцепенели. Он понимал, что я его хорошо запомнил. Тогда он стал медленно поднимать пистолет. Я попытался его хоть как-то унять, утихомирить. Но он тихо — никогда этого не забуду — сказал, что все произошло из-за меня, а потом этот сукин сын выстрелил мне прямо в лицо.Они дошли до небольшой расселины в скальной породе, где надо было пробираться особенно осторожно и осмотрительно. Джулия взобралась на выступ и протянула руку спутнику. Артур выбрал другой путь обхода расселины, но не рассчитал силы и чуть не потерял равновесие. К счастью, он успел ухватиться за протянутую руку и успешно преодолел препятствие. Дальше они поднимались по расширяющейся дорожке бок о бок, проваливаясь ботинками в снежный наст. Далеко внизу в обе стороны авеню Парк проносились машины.— Кассирша умерла?Артур Дэвидсон облизнул сухие губы.— У нее отнялись ноги.— Жуть какая… — Джулия не знала, что сказать, и почему-то чувствовала раскаяние. — А что стало с бандитами?Ее спутник покачал головой.— Бандита, который в меня стрелял, убили при задержании четыре месяца спустя. Я опознал его по фотографии, сделанной в морге, и, не скрою, испытал удовольствие. Другой подонок тоже когда-нибудь схлопочет свою пулю, но от его смерти получить удовольствие мне не грозит, потому что я его не видел. Такая мразь раньше или позже получит по заслугам.— Какая же беда приключилась с этой девушкой…Мнимый Карл Бантри, склонив голову, неспешно продолжал путь.— Она «виновата» лишь в том, что испугалась, когда к ней стал приставать бандит с пистолетом. Теперь она пожизненный инвалид и никогда больше не сможет ходить!Джулию поразил гнев, прозвучавший в его голосе, раньше она никогда не замечала в нем такой страсти. С ним всегда было легко иметь дело, потому что поведение Артура было обычно ровным и покладистым.— Значит, папочка, после этого ты решил бороться с преступностью?Она увидела, что Артур чуть заметно улыбнулся. Они с разных сторон обходили большой валун, и когда две разбежавшиеся дорожки снова сошлись в одну, мужчина взял женщину под руку, и дальше они пошли вместе.— Должен тебе сказать, что какое-то время я пребывал в ужасном состоянии, был жутко, невероятно зол. Все никак не мог полностью прийти в себя, не мог забыть, как стреляли в ту женщину, целились мне из пистолета в лицо, после того выстрела в меня… Потом еще узнал, что она на всю жизнь осталась калекой. — Теперь он смотрел прямо перед собой, как будто его одолевала та же злость. — Короче говоря, у меня случился нервный срыв, вся моя жизнь изменилась, все пошло прахом. Я развелся, спился и вконец опустился.— Твоя история отличается от того, что случилось с настоящим Карлом Бантри, но все-таки у вас есть что-то общее, — заметила Джулия.— Это, конечно, не случайно, — резюмировал Банкир. — Селвин нас выбрал не просто так. — Ее так волновал этот вопрос, что Джулии показалось, будто у нее напряглась каждая жилка в теле. Как Селвин выбрал именно ее? Что было об этом известно Артуру? — Я помню, как внимательно тебя изучал Акоп.— Акоп?— Санта-Клаус. Парень, которого убили в канун Рождества.— Так это он меня нашел?— Наводку ему дал Селвин. Он употребляет это слово, когда ему бывает кто-то нужен. Тебе надо было быть смышленой и симпатичной, но Акоп не должен был тобой увлечься. Это, между прочим, вовсе не значит, что он не должен был тобой интересоваться. Ну, в общем, ты понимаешь, что я имею в виду.— Не совсем, — ответила Джулия. — И какие же у него были требования к моей внешности?— Ему было совсем не нужно, чтоб от тебя глаз нельзя было оторвать. Тебя должны были замечать, воздавать тебе должное, но ты не должна была в общении становиться центром всеобщего внимания.Джулия решила, что эти качества вполне ей присущи.— Что еще?— Еще тебе не следовало быть слишком общительной. Тебе нужно было превосходить своих сверстников по умственному развитию и интенсивности внутренней жизни.— Надо же!— Ты должна была быть приезжей, своего жилья в городе у тебя не предусматривалось, и в идеале тебе нужно было самой зарабатывать на жизнь. И у тебя не должно было быть романтических связей.— Господи! Что еще от меня требовалось? Рост? Цвет волос? Этническая принадлежность? Результаты теста на ориентировку в пространстве?— Всех подробностей я не знаю, — хмыкнул Карл Бантри. — Эту лямку тянул Акоп.— Значит, и тебя подбирали так же, как меня? Селвин Норрис тебя тоже постепенно обхаживал и втягивал?— В тот день, когда мы с ним встретились, я пил в одном баре на Мэйне. Селвин вошел в дверь и направился прямо ко мне за столик. Угадай, что он мне сказал?— Понятия не имею.— «Пейте, — сказал он мне тогда, — пейте, Артур Дэвидсон. На какое-то время это ваша последняя рюмка. Вы жили в таком мраке, что у вас очко заиграло. Теперь пришло время выходить в свет».— Надеюсь, ты дал ему коленом по яйцам? — поинтересовалась Джулия. — Я бы ему непременно врезала.— Я тогда был в полном дерьме, но он меня заинтриговал. Надрался я в тот день как свинья, и от удивления мне показалось, что он — мой ангел-хранитель. Эта мысль мне первой пришла в голову. Но я ему только сказал: «Ты кто, козел?»— Забавно. Когда мы с ним в первый раз встретились, я ему тоже сказала что-то в этом роде. И что он тебе ответил?— «Те подонки, которые стреляли в вас, как в собаку, и на всю жизнь усадили в инвалидное кресло кассиршу, кое на кого работали. Мне нужен тот, кто это организовал, но без вашей помощи, Артур Дэвидсон, мне не обойтись. Если вы сейчас завяжете, потом сможете стать похожи на человека».Они дошли до утеса, высящегося у обрыва, как часовой на страже. Неподалеку конный экипаж вез целовавшихся на зимнем холоде туристов по дорожке над городом, сани плавно скользили по снегу, густые облака конского дыхания таяли в воздухе. Кучер слегка цокал языком и похлопывал поводьями по крупу лошади, чтобы она не останавливалась. Странники-пешеходы явно утомились от подъема, у лиц клубились белые пары их дыхания.— Почему ты ввязался в это дело, папуля?— Почему? Все, чем я теперь занимаюсь, подчинено мести за ту девушку-кассиршу. Работа эта имеет для меня смысл, в отличие от бессмысленного шелеста бумаг на столе. Оформлять документы на займы кажется мне теперь совершенно тупым занятием. Понимаешь, заурядный, подавленный, невзрачный банкир стал в душе воином. Я, как и ты, ввязался в это дело потому, что меня подцепили на крючок.Они смотрели на раскинувшийся внизу город, на лениво вьющийся дымок каминов, посапывающих в зимней спячке как задремавшие старички, собравшиеся в частном клубе. Город с высоты казался спокойным и умиротворенным, солнечные лучи на зимнем снегу чудесно дополняли эту обманчивую картину. Может быть, именно это легкое белое дыхание каминов, клубившееся над заснеженным городом, напомнило Джулии, что она стоит на давно угасшем вулкане, что возвышенность, с которой ей так хорошо был виден город, создана расплавленными скальными породами, вышедшими из недр земли. Она слегка притопывала-пританцовывала на морозе, чтобы согреться.— Джулия, а ты зачем в это дело полезла?Джулия поняла, что намерения Артура в тот день были точь-в-точь такими же, как и у нее. Она хотела понять, просчитать его, выяснить, может ли она доверить ему свою жизнь. У него были столь же веские основания для серьезного разговора. Он хотел знать, не вильнет ли она хвостом в решающую минуту, сделает ли все от нее зависящее, чтобы его не сдать, не отколет ли какой-нибудь фортель в опасной ситуации, как кассирша, которая ударилась в панику и тут же получила пулю? Сможет ли она в критический момент найти выход из отчаянного положения?Джулии было нечего ему рассказать — она еще никогда не оказывалась в таких драматических ситуациях, какие довелось пережить ему. Не было у нее и забавной истории, объясняющей, когда и почему она решила этим заниматься. Ей не приходилось участвовать в перестрелках с озверевшими налетчиками при ограблении банков, не знала она и долгих, темных, тоскливых и одиноких ночей после пьяного угара. У нее не было припасенного заранее подходящего ответа на его вопрос, потому что она об этом просто всерьез не задумывалась. Разве не была она одной из марионеток, которых Селвин дергал за ниточки? Разве не была она при этом счастлива от того, что он выводит ее на прогулку? Как ей было убедить его в своей преданности? Более того, получив ответы на некоторые волновавшие ее вопросы, как она могла убедить в этом себя?Артур Дэвидсон продолжал настаивать на своем:— Ввязавшись в это дело, ты поставила на карту год учебы в университете, твою карьеру, будущее, наконец, твою…— Жизнь? — закончила она вместо него. — Да, жизнью своей я действительно дорожу, а что касается остального… — Неоконченная фраза повисла в воздухе.— Так что же касается остального?Джулия задумалась. Внизу расстилался огромный город. Когда Селвин привел ее сюда на каток, они останавливались на этом самом месте, и он объяснял ей, как устроен мир. Ей доставляло удовольствие общение с ним, хотя хотелось, чтобы он знал о ней не так много. Но он знал ее слишком хорошо. Настолько хорошо, что как-то сумел вычислить ее еще до знакомства.Даже про ее «скачку с препятствиями» он был в курсе. Раньше она думала, что боль, которую она испытывает при близости с мужчиной, со временем пройдет сама собой или что-то можно будет исправить. Потом она поняла, что с этим придется смириться. А Селвин показал ей, что она может иметь любовников, и теперь эта проблема не казалась ей такой драматичной, какой виделась неделю назад и даже вчера вечером. Отчасти проблема была и в том, что она не сможет рожать детей, и в этом плане ничего изменить было нельзя, однако этот вопрос пока не волновал ее так сильно.— Мои предки — дети шестидесятых, — начала Джулия. — Они, конечно, разведены. Воспитывала меня мама. С отчимами я сбилась со счета — их было не то четверо, не то шестеро в зависимости от того, кого из них считать отчимом, а кого, если говорить мамиными словами, просто «случайным увлечением».После непродолжительного молчания Дэвидсон высказал предположение:— Получается, что в чем-то ты относишься к Селвину вроде как к отцу?— Ой, да отвяжись ты!Она так мило умела хамить мужчинам, что ее грубость ничего, кроме смеха, у них не вызывала. Так было не только с Селвином, но и с Артуром.— Еще когда мои родители жили вместе, они купили ферму. Им тогда хотелось жить на земле — в те годы среди хиппи это было очень модно. Но из этого ничего не вышло, и слава богу, потому что тогда они бы просто умерли с голода. Но это не важно. Главное, что ферма эта и теперь нам принадлежит, но мы только изредка ездим туда отдохнуть и расслабиться. Там, где должен был быть огород, теперь стоянка для немецких машин. Где раньше были конюшни, сейчас что-то вроде бассейна. В общем, картина тебе ясна. Кое-что мы там достроили, кое-что перестроили — надо было расширяться, чтобы поспеть за разводами и было место для детей как от новых браков, так и от старых. У меня нет ни братьев, ни сестер, но сводных или по матери я и не считала.Джулия вздохнула. Она совсем не была уверена в том, что ее рассказ хоть как-то прояснил побудительные мотивы, которыми она руководствовалась.— Меня пугают не «Ангелы ада», — сказала она. — Гораздо страшнее взрослеть наперекор себе, против собственной воли. Мне страшно входить в жизнь с определенными идеалами, которые потом лопаются один за другим, как мыльные пузыри. Меня больше всего пугает, когда люди предают все, в чем когда-то были целиком и полностью уверены, и живут, нарушая все принципы, которые были для них святыми в юности. Вот что для меня самое страшное.Она взглянула на Артура. Он поймал ее жесткий взгляд и остановился.— Со мной такого не случится. Я всегда буду отстаивать то, во что верю, и если это загонит меня в угол, из которого не будет выхода, — ну что ж… — тем лучше! Мне выход и не нужен — я видела, куда этот выход может завести человека. Я знаю, что случилось с теми, кого я люблю, с матерью моей, с отцом, даже с моими отчимами. Они все хорошие люди, но как они живут? Мне, Артур, такой жизни не надо! Мне хочется жить так, чтобы в жизни был какой-то смысл. И я понимаю, зачем я ввязалась в эту историю.Она позволила ему себя крепко обнять. Если бы кто-то смотрел на них в этот момент со стороны, ему трудно было бы понять, почему эта странная пара так искренне, так тепло обнимается на вершине горы над промерзшим городом.Когда в тот вечер Билл Мэтерз вошел в конюшню, он сначала обрадовался, что в помещении не так холодно, но после того, как глаза привыкли к царившему в помещении сумраку, он кожей почувствовал промозглую сырость. Вдыхая запахи пыли и сена, он вспомнил детские поездки в деревню, прислушался к дыханию животных. Свисавшие с потолка на шнурах голые лампы были расположены метрах в пяти друг от друга, они качались, заполняя помещение колеблющимися тенями. Лошади тихо стояли в своих стойлах. Санк-Марс переходил от одной к другой, для каждой находя доброе слово. Войдя в конюшню, он распахнул ворота и, сняв с крюка недоуздок, надел его на небольшую серую кобылу, затем вывел ее из конюшни и привязал к поперечной балке.— Это Неллз Беллз, — Санк-Марс представил кобылу Мэтерзу. — К старости у нее стало что-то не то с суставами, правда, девочка?Он опустился около животного на колени и начал ей втирать какую-то мазь в суставы ног сильными, спокойными движениями, а лошадь терпеливо и с благодарностью воспринимала его помощь.— Кто этот ваш другой гость, Эмиль? — спросил Мэтерз, и по тону было очевидно, что вопрос его явно волновал. Он стоял около другого стойла рядом с лошадью, облокотившись об опорную балку.— Это Раймонд Райзер, мой старый приятель.— Да, я знаю, вы же представили нас друг другу, помните? Почему вы его пригласили?Санк-Марс продолжал втирать мазь в ногу лошади.— Может быть, Раймонд сможет нам что-то посоветовать. Это — часть игры. А еще это проверка.— Чья проверка? — удивился Мэтерз.— А теперь тебе надо поесть на ночь, — обратился Санк-Марс к кобыле, игнорируя вопрос напарника. Он отвязал Неллз Беллз, провел ее к стойлу и развернул головой к выходу. — С одним делом покончено. — Он вышел, затворил широкую дверь и повесил недоуздок на крюк. Потом распахнул входную дверь и позвал: — Заходи, Раймонд.Присоединившийся к ним мужчина был крупным, с широкой грудью, красноватым, нездоровым цветом лица и чересчур большими усами. Его длинные волосы сзади были перехвачены в конский хвост. Во время разговора он то и дело вынимал изо рта трубку.— Ну, босс, ты просто чудовище. Пригласил друзей на ужин, а сам перед едой заставляешь нас дерьмо выгребать! Ты, Санк-Марс, страшный человек.Он говорил так, как будто кричал.— Это я, Раймонд, специально, чтобы аппетит нагулять. Мне хочется, чтобы от яств Сандры у вас слюнки потекли.— Ну да, от хрена уши! Ну что, детектив, — сказал бесцеремонный грубиян, оттянув себе подтяжки и посасывая трубку. Он обращался к Мэтерзу, чтобы вовлечь его в разговор, — как вам работается в паре с неподражаемым Санк-Марсом? Вы в состоянии это пережить?Мэтерз не смог сдержать улыбки.— Да ничего, вроде выживаю, спасибо. Набираюсь опыта. Когда Санк-Марс вывел вторую лошадь из конюшни, оба мужчины отошли в сторону. Они наблюдали за тем, как хозяин спрятал таблетки в сердцевину разломанного яблока и дал животному лекарство.— Вот видите? — спросил Раймонд Райзер. — С этим малым надо держать ухо востро. У него полно всяких хитростей.— Вы тоже любитель лошадей, Раймонд? — спросил его Мэтерз.— В свое время был им. Слава богу, это время прошло.— Раймонд служил в Королевской конной полиции, — бросил Санк-Марс. — В разведслужбе.Раньше конные полицейские несли полицейскую службу на национальном уровне и выполняли функции разведки, то есть занимались тем же, чем ФБР и ЦРУ, вместе взятые. Позднее разведывательная служба была передана вновь созданной гражданской организации, напоминающей ЦРУ, в связи с чем служившие в конной полиции разведчики оказались у разбитого корыта.— Ну что, господа, — обратился к ним Санк-Марс, отведя лошадь в стойло, — вы решили немного поболтать перед тем, как вернуться к нашим очаровательным дамам и выпить за их здоровье?Только теперь Билл Мэтерз вспомнил, что Эмиль Санк-Марс уже предлагал тост за здоровье прекрасных дам, когда они приехали, но тогда он счел это просто жестом радушного хозяина, таким образом выражавшего радость по поводу приезда гостей. Он заметил, что его начальника слегка пошатывало, когда тот садился на табуретку, широким жестом приглашая гостей к нему присоединиться.— Знаешь, Раймонд, мы тут попали в одну передрягу.Райзер сбоку обошел скамейку, перевернул большое деревянное ведро и сел на него как на табурет. Он кивнул и сделал жест трубкой, давая понять Санк-Марсу, что тот может излагать суть проблемы. Мэтерз опустился на корточки, поднял с пола длинную соломинку и стал мять ее пальцами.— Как ты, конечно, слышал, время от времени я получаю важную информацию из неизвестного источника. В последние дни было высказано предположение, что своими успехами я обязан — ни много ни мало — ЦРУ. Вот, Раймонд, я и хочу тебя спросить: с чего бы это агенту ЦРУ совать свой нос в работу управления муниципальной полиции Монреаля? Ведь внутренние преступления вроде не входят в зарубежную юрисдикцию. Может, ты меня в этом вопросе просветишь, потому что у меня самого здесь концы с концами никак не сходятся.Райзер чуть насупил брови, потом покачал головой.— А что по этому поводу думает наш молодой друг? — спросил он.Мэтерз честно признался:— У меня на этот счет нет никаких соображений.Мужчина вынул трубку изо рта и после паузы сказал:— Честно говоря, Эмиль, это невозможно. Существует ли такая вероятность? Нет, я этого не допускаю. За кем, получается, охотится ЦРУ? За грабителями? За уличными торговцами наркотиками? За угонщиками машин? Это просто абсурд.Санк-Марс почесал за ухом.— И все-таки?— Ты понимаешь, к этому делу можно подойти с разных сторон. Давай-ка мы начнем с другого конца. Представим себе, что ЦРУ и впрямь имеет к этому какое-то отношение. Тогда возникают два вопроса: как и почему? Как? Если судить по моему опыту, здесь есть три возможности. Первая — работает мошенник, отдельный агент, который делает это в собственных целях. Такого найти непросто, но сбрасывать эту возможность со счетов было бы неправильно. Во втором случае ЦРУ проводит операцию, которая по каким-то неизвестным нам причинам имеет к тебе отношение. Третья вероятность состоит в том, что ЦРУ никакую очевидную операцию не проводит, но их агент имеет разрешение поступать по своему усмотрению и проводить определенную работу с помощью тех средств, которые считает необходимыми.Полицейские сидели на сквозняке в конюшне, лошади тихо пофыркивали в стойлах. Бывшему конному полицейскому было над чем подумать.— Мир теперь меняется быстро. Спрос на разведчиков уменьшается, бывшие враги превращаются в друзей, а друзья — в конкурентов. В результате появляются опытные агенты, которые сами начинают мутить воду, чтобы оставаться при делах. Кто знает, может быть, и ЦРУ для своих людей ищет выход таким способом? Здесь-то и возникает второй вопрос — почему?Одна из лошадей легонько стукнула в пол копытом, другие откликнулись тихим ржанием. Четверо животных высунули из стойл морды, как будто им хотелось лучше слышать мужской разговор.— Почему они лезут в проблемы нашей преступности? Потому что внутренняя преступность все теснее сращивается с преступностью международной, а в ЦРУ гораздо лучше, чем в ФБР, разбираются, как с ней бороться. Они ведь для того и созданы, чтобы действовать среди врагов, преступая законы. До меня дошли слухи, что несколько бывших офицеров КГБ в Москве стали работать на бандитов. Может быть, и кое-кто в ЦРУ ищет себе место в борьбе с такими же своими бывшими сотрудниками, только в этом случае они рядятся в капиталистические одежды. Есть и другие малоприятные новости. Старый КГБ был реформирован и расширен под новым названием — ФСБ. Я не исключаю, что ФСБ ищет собственные источники финансирования, и для этого там образовано специальное подразделение по сбору средств. И здесь напрашивается действительно пугающий вывод, что для достижения своей цели ФСБ может опираться как на силы разведки, так и на преступные банды.Райзер снова сделал паузу, чтобы подумать и пососать трубку. Мэтерз решил этим воспользоваться и спросил:— Раймонд, но почему же они решили действовать именно здесь, в Канаде? Почему не в Москве или Нью-Йорке?Гость кивнул, давая понять, что детектив задал вопрос по существу.— Как раз это объяснить не сложно, по крайней мере теоретически. В США интересы Конторы неизбежно пересекутся с интересами ФБР. Операции под прикрытием, проводимые на чужой территории, в самих Штатах являются нарушением конституционных прав. Я не настолько наивен, чтобы полагать, что ЦРУ и в самом деле не проводит никаких операций у себя дома, но у них больше свободы, размаха и возможностей действовать эффективнее, когда они работают в других странах. Законы других государств для них так же важны, как прогнозы погоды. — Он снова смолк, чтобы пососать трубку. — Есть еще одно обстоятельство. Представим себе, что русские банды — из того, что ты, Эмиль, говорил мне раньше, я так понимаю, что они имеют к этому отношение, — так вот, представим себе, что им проще действовать в Америке с базы, расположенной в Канаде, подальше от назойливого внимания ФБР. В таком случае сам по себе факт их присутствия не может не привлечь сюда ЦРУ. Они относятся к границам не с большим уважением, чем бандиты.Трое мужчин в полумраке конюшни напряженно размышляли над этими гипотетическими возможностями. Встряхнув затекшие руки и ноги, Санк-Марс встал с табуретки.— Любопытно… Билл, ты ничего больше не хочешь спросить, пока мы еще не вернулись в дом?Мэтерз еще раз прокрутил в голове соображения Райзера.— Вы сказали, что есть три варианта причастности к этому делу агентов ЦРУ. Не могли бы вы расположить их по приоритету?— Расположить в порядке приоритетности! Надо же, до каких выражений стали теперь додумываться бюрократы! Иначе говоря, вы спрашиваете, какой из вариантов наиболее вероятен? Хорошо. Я бы сказал так: если ЦРУ здесь не гоняется за русскими бандами, вы связались с мошенником. Если же их цель — эти банды, агент работает независимо. Такого рода операции не входят в полномочия Конторы, а это значит, что она проводится втайне даже от разведчиков. О ней известно только в самых верхах, да и то не многим. Поэтому ваш агент — человек с большим опытом, это высокий профессионал, которому доверено проведение сложного и опасного задания.Райзер тоже поднялся с ящика. Санк-Марс поковырял пол ботинком, потом взял метлу и смел грязь в сторону.— Хочешь еще что-нибудь сказать, Раймонд, пока мы тут?Бывший конный полицейский выбил трубку в ладонь.— Разве что последнее соображение. Если ЦРУ с этим связано, к такой операции они должны относиться очень серьезно. Вряд ли эти ребята потерпят вмешательство двух таких вежливых полицейских, как вы. В их распоряжении большие силы, средства и возможности. Вы можете играть в этой игре против плохих парней, но, если начнете наступать им на пятки, сами окажетесь плохими парнями среди хороших. Вы храбрые ребята, но этого может оказаться недостаточно. Настало время действовать с исключительной осмотрительностью. Будьте не просто осторожны, будьте дьявольски осторожны. Санк-Марс тяжело вздохнул.— Ну ладно, теперь послушайте меня. Сейчас мы вернемся в дом и больше о делах говорить не будем. А вам двоим вменяется в обязанность сегодня вечером хорошо отдохнуть и расслабиться. Прощаемся с лошадьми и возвращаемся в общество наших дам. Согласны?Первым вышел Раймонд Райзер, и Билл Мэтерз незаметно коснулся локтя напарника.— Прошел он проверку? — шепотом спросил Мэтерз.Санк-Марс ответил холодно и резко:— Последний подонок этот мой старый приятель. Это он меня продал.ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯПОНЕДЕЛЬНИК, 17 ЯНВАРЯСержант-детектив Эмиль Санк-Марс всегда был очень осторожен и предусмотрителен, когда речь шла о защите его осведомителей, поэтому он договорился о встрече с Окиндером Бойлом в небольшом кафе на улице Сен-Поль в старом Монреале. Добраться сюда от управления можно было быстро, но вместе с тем это место располагалось на достаточном расстоянии, чтобы не опасаться риска случайной встречи с коллегами-полицейскими, решившими взбодриться чашечкой кофе. Санк-Марс сел за столик в конце зала лицом к двери и в ожидании журналиста заказал себе кофе.Детектив наискосок проглядел «Журнал де Монреаль», желая убедиться в том, что никаких неожиданностей по делу об убийстве Каплонского для него там нет. На первой странице была помещена кошмарная фотография покореженного «линкольна». Удовлетворив любопытство, он отхлебнул глоток горячего кофе, выставленные в витрине холодильника соблазнительные булочки с вишневым вареньем, глазированные шоколадом, так и притягивали взгляд.Санк-Марсу нравилось бывать в городе, он любил наблюдать, как конторские служащие заходят выпить чашечку кофе с булочкой, прислушиваться к гомону бесед, традиционным приветствиям и словам участия. В устойчивых привычках других людей ему чудился знак постоянства и преемственности, как в порядке, заведенном Сандрой в конюшне, ему виделся некий неизменный, размеренный ритм движения жизни. Сам он рутину не любил. Ему очень нравились лошади, но повседневная будничная забота о них его тяготила — этот свой недостаток он обнаружил как-то летом, когда еще учился в сельскохозяйственном техникуме. Тогда он был крупным юношей, сильным и энергичным, привычным к тяжелому крестьянскому труду. У него был пытливый живой ум, и когда ему приходилось выполнять монотонную и однообразную работу, он начинал разговаривать сам с собой на разные темы, совершенно не связанные с тем, что он делал в данный момент. Санк-Марс надеялся, что сможет продолжить образование и стать ветеринаром, но в двух университетах, куда он послал документы, оказалось слишком мало мест, и так случилось, что в одном из них было недостаточно его знания английского, а для другого слишком низким посчитали его средний балл по точным наукам.Во время работы с ветеринарами его особенно заинтересовали их размышления над причинами заболеваний животных. Как-то раз Санк-Марс обнаружил, что зверей в большом загоне поили водой из зараженного колодца. Он тоже заболел, выпив той воды, и симптомы отравления были такие же, как у его подопечных. Именно тогда дежурный ветеринар, который был в курсе неудачи парня с поступлением в университет, предложил ему податься в сыщики. Это сорвалось у него с языка не то в шутку, не то всерьез, но его слова запали юноше в память. Ему не хотелось всю жизнь убирать навоз на скотных дворах. Санк-Марс знал, что некоторых выпускников ветеринарных факультетов брали на работу в правительственные учреждения, ведавшие животными, но карьера чиновника, перебирающего бумаги, казалась ему жутко скучной. С другой стороны, ему было интересно вести всякого рода расследования, любые изыскания его заведомо привлекали. Если какая-то работа его занимала достаточно долгое время, он обязательно доводил ее до конца, и она никогда не была ему в тягость. В молодости Санк-Марс не испытывал жажды накопительства, ему доставляло большую радость давать людям верную оценку, но сам он по природе был человеком замкнутым. Почему бы и впрямь ему не податься в полицию? А со временем и сыщиком можно было бы стать. С присущей молодости непосредственностью Эмиль Санк-Марс полагал, что сможет хорошо справляться с такой работой.Уже через несколько дней после того разговора с ветеринаром он стал задумываться о деятельности полицейского как о своей профессии, о своем призвании. Он напрочь отметал перспективу стать полицейским в маленьком городишке, хотя сам, по сути дела, был парнем деревенским. В каком-нибудь зачуханном селении его узнавала бы каждая собака, все бы за версту знали о его приближении, тем более что пришлось бы все время носить форму. Там и думать было нечего о раскрытии запутанных преступлений! Санк-Марс читал многие рассказы о Шерлоке Холмсе, и большой город должен был стать его Лондоном. Монреаль был признанным, даже можно сказать, легендарным центром преступного мира — вот куда он отправится. Он будет полицейским большого города, монреальским полицейским, который в один прекрасный день дослужится до чина детектива. Санк-Марс приехал в Монреаль на попутной машине, изумился, увидев горбатую гору, почти на вершине которой в солнечных лучах блистала великолепием Оратория, как венчающая гору корона, залихватски сбитая набекрень. Его поразили искристые небоскребы, высящиеся над огромной равниной, некогда лежавшей подо льдом. Переходя через реку Святого Лаврентия по мосту Шамплен, он с высоты его увидел раскинувшиеся внизу бедняцкие кварталы, и внезапно в нем возникло непреодолимое чувство уверенности, что на этот город направлен указующий перст его судьбы. Всем своим существом он почувствовал, что его будущее связано с Монреалем. Уже через несколько минут после начала собеседования с офицером полиции, набиравшим новобранцев, Санк-Марс настолько его поразил, что тот не смог ему отказать.И не отказал.Временами Санк-Марса обескураживало то обстоятельство, что у многих полицейских напрочь отсутствует чувство профессиональной гордости. Ему было легко учиться полицейскому ремеслу, он с удовольствием участвовал в семинарах и конференциях, знакомился с коллегами из других округов, городов и стран в надежде на то, что когда-нибудь сможет обратиться к ним с просьбой или попросить совета — как в прошлые выходные он обращался к Раймонду Райзеру. Он прослушал много разных лекций, и одна из них навсегда запала ему в память. Один ученый, исследовавший поведение и характер полицейских в нескольких городах, пришел к выводу, что полицейские и воры имели между собой больше общего, чем можно было предположить на первый взгляд. И тех и других преступления возбуждали будоражащим ощущением опасности, привлекали, как пламя мотыльков. И тех и других одолевала потребность быть в центре событий, у всех на виду, завладевать всеобщим вниманием. Те и другие не выносили рутины. Обе социальные группы отличались агрессивностью и испытывали пристрастие к оружию, обе не терпели фальши. И те и другие полагали, что находятся как бы вне рамок общества — полицейские, как и воры, считали себя неспособными занять в обществе подобающее им место. Обе группы характеризуются корпоративностю, верностью своим, преданностью собственным законам поведения и обычаям. Лектор даже высказал предположение, что воры и полицейские являются как бы двумя сторонами одной медали, разве что полицейские стремились соблюдать, а не нарушать закон. Может быть, некоторые из них сами стали бы ворами, если бы по роду службы не охраняли закон. Развивая свою мысль, он даже договорился до того, что полицейским следует опасаться коллег, потому что их сослуживцы могут быть склонны к преступным действиям. У Санк-Марса сложилось тогда странное впечатление, что лектор считал преступников даже более храбрыми, чем полицейские, которые больше боятся тюрьмы.С содержанием этой лекции Санк-Марс был по большей части не согласен. Он знал, что пришел работать в полицию совсем по другим причинам, чем многие его сослуживцы. Он был совсем не таким человеком, какого пытался изобразить лектор, — не был он простым отражением своей противоположности. Он действительно не переносил рутины и стремился быть в курсе событий, однако никогда в жизни перед ним не вставал вопрос выбора между ограблением банка и поимкой грабителей, которые на это решились. Он знал, что полицейские часто были выходцами с тех же улиц и росли в таких же условиях, как и воры, которых они ловили. Из кулуарных разговоров с сослуживцами он узнал, что многие в детстве и юности так или иначе были связаны с преступниками. Их ловили, запугивали или наставляли на путь истинный усилиями семьи. Тот, кто играл в хоккей, но не стал профессионалом, лучше помнит драки на льду, чем забитые шайбы. Санк-Марс полагал, что некоторые полицейские хорошо работали потому, что думали так же, как жулики, и его раздражение постепенно сменилось озабоченностью, что он не достигнет успеха в избранной профессии, так как никогда не сможет почувствовать себя мошенником по натуре.Со временем, когда он стал полнее оценивать свое место в управлении, его неуверенность в себе прошла. Он понял, что вполне может проникнуть в образ мыслей жулья, если попытается влезть в их шкуру, но — что было существенно важнее — если станет относиться к преступникам с позиции католических нравственных ценностей. Если он был творением Господа, человеком с предначертанной Богом судьбой, тогда очевидно, что присущие ему конкретные особенности имели определенную ценность, даже если ее и непросто было сформулировать. Позже Санк-Марс убедился, что, храня верность благородным идеалам, он сможет стать чем-то вроде совести полицейского управления, постоянно напоминая своим сослуживцам о тонкой грани, пролегающей между корректным выполнением долга и злоупотреблением, между дисциплиной и беспорядком и, соответственно, между справедливой карой и жаждой мщения. Точно так же он считал, что мошенников надо либо перевоспитывать, либо сажать в тюрьму и что полицейские не должны становиться своими собственными злейшими врагами. Но прежде всего он презирал любое притворство, никогда не подстраивался под большинство и всегда старался держаться достаточно обособленно.Погрузившись в собственные мысли, Санк-Марс отпил глоток кофе, и в этот момент, шумно хлопнув дверью, в кафе вошел Окиндер Бойл, всем своим свежим утренним видом давая понять, что полон рвения к работе. Санк-Марса это позабавило. Журналист заказал шоколатин — рогалик с черным разогретым до жидкого состояния шоколадом внутри. Санк-Марс даже забеспокоился, выдержит ли он сладкое искушение, которое должны были подать его собеседнику.— Как поживаешь?— Все в порядке, Эмиль, спасибо. А вас чем жизнь балует?— Жаловаться не на что.— Не может быть! В вашем возрасте такое трудно себе представить.— Ты, Окиндер, не забывай, я ведь вооружен…— Виноват, забыл. Честно говоря, мне бы хотелось так же хорошо сохраниться, как вы, когда мне стукнет девяносто пять — ой, простите, не стреляйте, я имею в виду пятьдесят пять!— Пятьдесят шесть, но кто считает?Бойлу принесли шоколатин, и он с жадностью на него набросился. Санк-Марс следил, как из рогалика вытекает на тарелку капелька горячего шоколада.— У меня для вас, детектив, припасена долгая история. Так что придется вам потерпеть, ладно? Эти выходные у меня выдались чертовски непростые.— Я весь внимание, — заверил его полицейский, не сводя глаз с капельки.Окиндер Бойл напомнил ему о своем походе в туннель в канун Рождества и разговоре с Банкиром. Потом рассказал о визите дочери Карла Бантри — Хитер, навестившей его в связи с публикацией репортажа о ее отце.— А теперь представьте себе, что несколько дней назад ко мне пришла еще одна молодая женщина, которая тоже назвалась Хитер Бантри и дала мне координаты своего отца — настоящего Карла Бантри, за которым ухаживают в лечебнице на южном берегу, и ни к какому туннелю он в жизни близко не подходил.— Постой. Выходит, есть два Карла и две Хитер?— Именно так. Только одна комбинация отца с дочерью настоящая, а другая — состряпана ЦРУ.— Окиндер, не торопись делать скоропалительные выводы. Ты же не станешь меня убеждать, что у тебя есть реальные доказательства?Бойл сдувал крошки с пальцев и хитровато улыбался.— Согласен. Только умозаключения. Но давайте рассмотрим факты. Кто-то направляет группу мужчин к туннелю, чтобы они адресовали меня к кому-то, кого называют Банкиром, только он оказывается не тем, за кого себя выдает, а тех мужчин, которые мне на него указали, позже и след простыл. Я проверил. Железнодорожная полиция проводит обходы туннеля каждую ночь. Там запрещается жечь костры и ночевать. Но случайно обстоятельства складываются так, что в канун Рождества сотрудники железнодорожной полиции получают несколько дней отгулов. Получается, что те актеры, которые направили меня в туннель, хорошо знали свое дело. Они были очень убедительны, им бы кто угодно на моем месте поверил. — Бойл облизнул губы и откусил еще кусок шоколатина. — И тут я выясняю, что есть еще и настоящие Хитер и Карл Бантри. Я еду на южный берег и навещаю там Карла, который живет своей жизнью в дурдоме для шизанутых. В общем, он рассуждает достаточно здраво. Он мне сам говорит, а дочь это подтверждает, что его счета оплачивает бывший работодатель, то есть банк.— Так что, значит, банк в самом деле оплачивает его счета?— Когда я работал над своим материалом, я наводил справки в этом банке. Они толком не могли мне объяснить, что к чему. Их финансовая поддержка очень невелика. Чеки посылает страховая компания, и, по-видимому, их львиную долю получает его жена. В этом плане в том материале, который я опубликовал, все в порядке. На выходные я снова связался с банком. Там по этому поводу никто большой радости не выразил, но делать им было нечего. Что касается двух больших начальников оттуда, они не платят за лечение Карла Бантри в лечебнице. К чему им это отрицать? Такая информация только выставила бы их в лучшем свете. Я снова перезвонил в лечебницу. Там мне сказали, что они не знают, кто оплачивает счета. Каждый месяц им перечисляют деньги на счет.— Интересно.— Вот именно.— Я только не понял, какое отношение к этому имеет ЦРУ?— Карла Бантри я навестил в лечебнице в субботу утром. В тот же день — в субботу вечером — ко мне пришла первая Хитер Бантри, то есть та, которая себя за нее выдает, и попыталась выяснить, что я там делал, насколько я врубился в ситуацию и о чем собираюсь написать. То есть та девушка, которая называет себя Хитер Бантри, знала, что я был у настоящего Карла Бантри. Она мне призналась, что на самом деле ее зовут не Хитер Бантри, но назвать мне свое настоящее имя она отказалась, сказав, что не имеет на это права. Еще она меня предупредила о том, что, если я напечатаю опровержение своего первого материала, она, возможно, погибнет и повинен в ее смерти буду я, — как вам это нравится? И при этом добавила — обратите внимание, — что с ней разделаются те же симпатичные ребята, которые свернули шею Акопу Артиняну.— Ну и дела… — вырвалось у Санк-Марса.— Потом она решила разыграть свою последнюю карту. Она сказала, что если я ей не верю, то могу позвонить знаменитому сыщику Эмилю Санк-Марсу, который убедит меня ничего не печатать.— Она что, прямо так и сказала? — спросил детектив и покачал головой. — Но все-таки я здесь никакой связи с ЦРУ не прослеживаю.— ЦРУ в моей истории обозначилось раньше. Я эту связь специально не искал. Эта девица хотела меня убедить в том, что работает на полицию. Напрямую она мне этого не сказала, но пыталась прозрачно намекнуть. Ей для этого надо было дать мне понять, что она там с кем-то связана, это же логично? Она же не могла мне открытым текстом заявить, что работает на ЦРУ? Я вам больше скажу, Эмиль, — я этого парня сам видел.— Какого парня?— Ну, малого этого из ЦРУ.— Какого малого из ЦРУ? Кто он? Где? Когда? Откуда ты об этом знаешь? — Санк-Марс был настолько взволнован, что не знал, с чего начать.— В пятницу вечером, накануне моей поездки в лечебницу, уже после того, как я узнал о существовании второй Хитер, я встретил в баре первую, фиктивную. Дело было так: я сидел в баре, она туда неожиданно вошла, окинула взглядом помещение и вышла. Я пошел за ней. То же самое она сделала в другом баре. Потом вошла в третий и встретилась там с этим малым, который значительно старше ее. Одет он был с иголочки. Они там друг другу руки пожимали, ворковали как голубки, наглядеться друг на друга не могли, такие вот дела. Ну вот, я и решил к ним подойти поздороваться.— Зачем же ты это сделал?— Вообще-то я не из робкого десятка. Когда эта первая Хитер пришла ко мне на следующий вечер, я спросил у нее, кто этот человек? Она мне стала голову морочить, сказала, что он — ее отчим. Тут-то я ее и подловил, спросил, с каких это пор девушки-студентки со своими отчимами руки через стол ласкают и бросают друг на друга влюбленные взгляды? Тогда она призналась, что все это выдумала, но никакого ответа мне опять не дала. Эмиль, это и есть тот малый. Точно, это он.— Что ты можешь мне о нем рассказать?— Ему где-то сорок с гаком. Прекрасно одет. Шмотки у него первоклассные, и сам он выглядит что надо. Что я могу еще сказать?— Ты заметил, какая у него марка машины? А что у тебя с телефоном этой самозванки — Хитер Бантри? Неужели у тебя теперь есть ее телефон?Репортер глотнул кофе.— Я ей сегодня утром позвонил. Девица ответила, а я повесил трубку. В пятницу вечером, когда я уже с ними поговорил, мне пришла в голову мысль проследить за ними, когда они выйдут из бара. Они зашли в какое-то здание, и там я их потерял. Тогда я вернулся в бар, чтобы заняться тем, чем собирался, — слегка поддать и кого-нибудь закадрить. И что же я увидел? Они оба вышли на улицу, но уже из дверей другого дома. То есть, я хочу сказать, кто будет просто так петлять и крутить, гуляя по разным зданиям без всякой на то очевидной причины, кроме людей, которые не хотят, чтобы им сели на хвост? Они влезли в машину и смылись еще до того, как я успел опомниться. Единственное, что я успел заметить, — тачка была зеленого цвета.— Очень плохо.— Но в субботу вечером, когда птичка от меня упорхнула, я спустился за ней следом и кое-что узнал. Номер, к сожалению, не разглядел — было темно, а лампочка освещения номера не горела. Но марку машины я все-таки выяснил — это «инфинити-Q45». Таких тачек в нашем городе немного.Санк-Марс просиял от счастья.— Молодец, Окиндер. Отличная работа!— Зовите меня просто — Наездник-Б. Вот номер ее телефона.Журналист вырвал листок из маленького карманного блокнота и протянул его через стол сержанту-детективу Эмилю Санк-Марсу, который мгновенно, даже до того, как положил его в карман, намертво запомнил, как будто номер был написан невидимыми чернилами и мог моментально исчезнуть. Какое-то время он молчал, потом сказал:— Спасибо, Окиндер, — у него запершило в горле. — В субботу вечером, возможно, именно в то время, когда девушка была у тебя, мне позвонил тот человек из «Q45». Он оторвал меня от вечеринки, на которую я пригласил друзей. Я не знаю, кто он такой. Мы не раз с ним говорили, но я его не знаю. Он пытался на меня нажать, чтобы я попросил тебя ничего не печатать.— Считайте, вы меня уломали. Мне здесь нужны не мелкие подробности, а настоящая сенсация.— Раньше или позже ты ее получишь. — Санк-Марс положил локти на стол и потер руки. — Ну как тебе шоколатин?Бойл рассмеялся.— Ладно, Эмиль, расслабьтесь. Не отказывайте себе в маленьких радостях жизни!— Так и быть, уговорил, — сдался сыщик. — Сегодня у нас есть повод для праздника.Они обменялись понимающими взглядами и широко друг другу улыбнулись.Детектив Билл Мэтерз шел по узким людным улицам к дому, куда недавно переехал механик. Заметив почтальона, шагавшего неподалеку в том же направлении, он решил, что не будет звонить в квартиру по домофону, а войдет вместе с почтальоном. В небольшой прихожей на стене висели почтовые ящики. Мужчина поставил сумку на пол и занялся сортировкой почты.— У вас есть что-нибудь для Джима Коутеса? — спросил Мэтерз, выдержав паузу.— По правилам, сэр, вы должны пользоваться собственным ключом. Если я не знаю адресата в лицо, я не имею права передавать почту в руки.Мэтерз показал ему свой жетон.— Это ничего не меняет, — сказал ему почтальон.— Мне не обязательно читать его корреспонденцию. Мне нужно знать, пишет ли ему кто-нибудь.Почтальон заглянул в почтовый ящик.— Ему прислали открытку и письмо.— От кого?Мужчина вынул почту из ящика.— Открытка из Бразилии.— Кто ее прислал?— Почем мне знать? Я не могу разобрать подпись. И вообще, мне этого делать не положено.— Еще не родился такой почтальон, который бы не читал открыток. За всю историю почтовой службы таких почтальонов просто не было.Мужчина был старше Мэтерза, ему уже было за сорок, и его облик вполне соответствовал профессии. Из-под зимней шапки на виски выбивались поседевшие волосы. Он снова бросил взгляд на открытку.— Ничего особенного здесь нет. Сами можете прочитать, — сказал он.Кто-то путешествовал по Бразилии, и ему хотелось, чтобы Джим Коутес был с ним. Подпись сначала показалась Мэтерзу довольно странной, он прочел что-то похожее на слово «мне», но, сравнив буквы с другими, понял, что там было коряво нацарапано слово «мама».— А это что за письмо? Кто его прислал?— Обратного адреса нет.— А почтовый штемпель?Мужчина внимательно его рассмотрел.— Местный.— Спасибо. Я благодарен вам за помощь.Он поднялся по ступеням на третий этаж и постучал в дверь Джима Коутеса. Послышались шаги, юноша подошел к двери, открыл ее, оставив на цепочке, и спросонья уставился в узкую щелочку.— Привет, Джим. Как поживаешь?— Ах, это вы? — Он снял цепочку и впустил полицейского в квартиру.— Ты что, Джим, мне разве не рад? — Было очевидно, что парень только что вылез из кровати. На нем были джинсы, которые он не успел застегнуть, и черная майка с коротким рукавом, в которой он, должно быть, спал. Джим пожал плечами, зевнул и застегнул молнию на джинсах. — А я-то думал, ты обрадуешься, — с укором сказал сыщик.— С чего бы это?— А то ты не знаешь?Парень снова пожал плечами.— Я слышал о Каплонском, — признался он.Мэтерз прошел в квартиру, рассматривая обстановку.— Верно, Каплонского разорвали на клочки. От него почти ничего не осталось. Можешь такое представить? Ты себе спокойно идешь парковать машину. Врубаешь заднюю передачу, и вдруг — ба-бах! Наступает конец света. В одночасье ты оказываешься пред вратами чистилища, стучишься и удивляешься, почему тебе никто не открывает.Парень пытался слегка пригладить растрепанные волосы, тер заспанные глаза.— Это все тот же гараж, Джим, в котором ты работал. Одному из ребят, который там с тобой вкалывал, шею сломали и проткнули сердце крюком для мяса, а начальнику твоему бывшему подложили под задницу ящичек с динамитом. Тебе бы стоило подумать, кто будет следующим.Мэтерз закончил осмотр квартиры, но ничего особенного не заметил — разве что телефона там не было — и повернулся к парню лицом.— Хорошо, что я оттуда слинял.— Я бы заметил, Джим, что ты недооцениваешь свое положение. У тебя кофе не найдется?Неожиданная просьба смутила молодого человека.— Да, наверное, есть. Кажется, там что-то еще осталось.— Можно тебя побеспокоить? А то я приехал на пустое брюхо, а нам с тобой надо кое о чем потолковать. Ты бы и себе, что ли, заодно налил. Мне надо, чтобы ты окончательно глаза продрал.Мэтерз последовал за ним на маленькую кухоньку и внимательно все осмотрел. Телефона там тоже не было, раковина до верха была заставлена грязной посудой, а когда парень открыл холодильник, чтобы взять сливки, Мэтерз увидел, что еды у него там было достаточно.— Ты нашел работу, Джим?— Да, нашел.— Отлично! Снова механиком заделался?— Нет, шины меняю. Снимаю старые покрышки, ставлю новые колеса, такие вот дела. В общем, все нормально, — как и раньше тачки починяю. Они там меня подучили, платят неплохо, так что все путем.— Рад за тебя. В таком гараже тебя, наверное, нелегко будет найти.Коутес, насыпавший кофе в кофеварку, замер и уставился на полицейского.— Никто меня и не ищет, — уверенно заявил парнишка.— Ты так считаешь? А телефон ты почему до сих пор не поставил?— Вы меня, что, за полного идиота держите?— Молодец, Джим, что особенно не высовываешься. Для тебя это очень важно. Не хочу тебя пугать, но прошел слух, что кое-кто интересуется твоим новым местом жительства.В этот момент Мэтерзу показалось, что Джим Коутес проснулся окончательно.— С чего бы это? Я же ничего не знаю.Мэтерз скорчил недовольную гримасу и цыкнул зубом.— Вот в этом, Джим, и вся заковыка. В эту версию уже мало кто верит. Если бы ты и в самом деле ничего не знал, всем было бы на тебя наплевать. Но люди тобой интересуются. Вполне возможно, те самые люди, которые сделали то, что сделали с бедным Акопом. Ведь Каплонский им тоже вроде никак не мешал, правда? Он, должно быть, даже считал себя другом семьи. Поэтому мне сдается, что либо ты что-то знаешь, но не хочешь нам об этом рассказать, либо тебе что-то известно, но ты сам не очень себе представляешь, что бы это могло быть. Но что-то, Джим, ты знаешь в любом случае. На это указывают все обстоятельства.Парень налил воду в кофеварку, и у Мэтерза сложилось впечатление, что он не собирается больше все отрицать. Джим побледнел как полотно.— Вчера вечером мне позвонил мой напарник. Он попросил меня сегодня приехать пораньше, поэтому мне пришлось встать спозаранку. Я у тебя кофе не случайно попросил. Помнишь его, Джим? Моего напарника? Он тогда с тобой в гараже крутовато обошелся. Так вот, он меня попросил приехать пораньше, чтобы поговорить о тебе. Его тревожат некоторые обстоятельства, прежде всего — твоя безопасность. И еще кое-что, Джим.— Что именно? — Коутес мыл чашки.— Нам известно, что Акоп Артинян собирался что-то сделать. У моего напарника возник вопрос, как смог Каплонский об этом пронюхать? Я сказал ему, что не имею об этом ни малейшего представления. Тогда он мне и говорит: «Мы знаем, что Артинян сказал кому-то еще о том, что у него было на уме». Это правда, Джим, так он мне и сказал, напарник мой, — ты ведь его хорошо запомнил?— Да, конечно, Санк-Марс. Он мне еще карточку свою дал. Я выяснил, что он знаменитый мужик.— Правильно, его многие знают. Он — великий сыщик. Как бы то ни было, мой напарник задал мне эти непростые вопросы, понимаешь? Причем позвонил он очень рано утром, значит, у него были на то серьезные причины. Если Акоп кому-то рассказал о своих намерениях один раз, значит, не исключено, что он об этом мог сказать и второй раз. Может быть, у него вообще манера такая была, что он слишком много болтал. Вот у напарника моего и возник вопрос, почему вдруг так случилось, что Джим Коутес ни с того ни с сего закорешился с Каплонский?— Не водил я с ним дружбы, — возразил парень.— Санк-Марс, мой напарник, он мне, например, такие вещи говорит: «Этого парня оставили за начальника в гараже совсем одного в рождественскую неделю. Это большая ответственность, особенно потому, что гараж-то непростой. Почему ему так доверяли? Но если ему там так доверяли, как же они дали ему так легко уйти?» Это хорошие вопросы, и у меня нет на них ответов. Складывается впечатление, что какое-то время Каплонский был к тебе очень расположен.Парень смотрел на него, но ничего не отвечал. Детектив Билл Мэтерз не отводил взгляд.— А если он тебе не доверял, может быть, он тебя просто проверял. Тебе так не кажется? Ты не думаешь, что, когда тебя оставили одного разбираться с полицейскими, тебе устроили проверку? Или, наоборот, он тебя хотел подставить?— Я что-то не врубаюсь — сказал Джим Коутес. — Вы о чем сейчас говорите?— Есть еще одна вещь. Ты же Каплонского ни о чем не предупреждал, ведь так? Вообще ничего ему не сказал, а просто взял и сделал ноги. Скажи мне, Джим, что твоя мать делает в Бразилии?— А вам какое до этого дело? У нее там медовый месяц.— Это хорошо. То есть, я имею в виду, что ее сейчас нет в стране. Хороший малый?— Для нее, думаю, он хорош. Это он меня на работу устроил.— Нам надо будет с ней побеседовать, когда она вернется.— Что вы имеете в виду? Зачем? — в его голосе слышались истерические нотки.— Если хочешь, мы с ней встретимся вместе. Нам надо будет ей объяснить, что тебя ищут довольно опасные люди и ей не следует никому говорить о том, где ты живешь и работаешь.Теперь парень ударился в панику.— Кто на меня охотится? То есть, я хочу спросить, почему? Что я такого сделал? Я же ничего не знаю.— Джим, послушай меня, мы должны всерьез подумать о том, как тебя защитить. Ты знаешь, что это значит. Тебя на какое-то время нужно надежно спрятать, может быть, придется тебе сделать новые документы, придумать какое-то убежище. А это, Джим, стоит денег. Чтобы их получить, мне нужно разрешение. Но чтобы просить о нем, мне необходима такая информация, чтобы я смог сварганить дело, которое убедило бы мое начальство.— Я же ничего не знаю! — выпалил Коутес.В этот момент вода в кофеварке запыхтела, засвистела, забулькала, давая понять, что кофе готов и его можно разливать по чашкам.— Никто тебя ни в чем не винит. Будь я в твоей шкуре и в твоем возрасте, я и сам, может быть, поступал бы так же. Акопу Артиняну тоже доверяли, он получал лучшие заказы, ему давали отгулы, он был на короткой ноге с боссом. А потом ты выяснил — он сам тебе рассказал, — что у него что-то на уме, что он собирается что-то сделать, и…— Я его не выдавал…— Да выдал ты его, Джим, конечно, ты его с потрохами продал, это вычислить проще простого. Ты выложил Каплонскому, что его любимый сотрудник за ним шпионит…— Черт!— Ты, Джим, по уши влез в дерьмо, разве не так? Мне кажется, кофе уже готов.— Черт бы все побрал!— Правильно говоришь. Только не забудь кофе налить. Начни с этого, а потом мы пойдем с тобой в комнату, и там ты сможешь мне об этом все рассказать.— Я ничего не знаю.— Это у нас называется, Джим, уйти в глухую несознанку. А еще мы это квалифицируем как попытку выдать желаемое за действительное. Тебе хотелось бы ничего не знать, но ты ведь знаешь этого русского, правда? Мы его называем Царь. Это он прикончил Акопа, причем сделал он это голыми руками.— О Господи!— Будь проще, Джим, расслабься, расскажи мне о нем. Он, должно быть, могучий малый. Я хочу сказать — физически сильный мужик. Он же здоровый парень, Джим, так?— Он такой амбал, что крыша едет.— Все правильно, он ведь Акопу шею свернул как цыпленку. Знаешь, ты наверняка связался с кем-нибудь из «Ангелов ада», которые взорвали Каплонского, или с русскими бандитами этого амбала, или с кем-то из мафии — она тоже, скорее всего, втянута в эту историю. Сколько ему примерно лет, Джим, этому малому, которого мы называем Царем?Парень нерешительно пожал плечами, как любой молодой человек, для которого все люди, перешагнувшие определенный возрастной рубеж, сразу становятся стариками.— Лет сорок — пятьдесят.— Может быть, шестьдесят? — спросил Мэтерз.— Нет, у него волос на голове еще много, и все темные.— Значит, он не лысый и не седой. А роста он какого?— Где-то под два метра.— Худой, толстый, средний?— Брюхо у него не висит. Он в хорошей форме. Всегда ходит в костюме. На улице носит плащ.Точно, Царь. Все подтверждается. Летом, когда Санк-Марс следил за «Ангелами» вместе с «Росомахами», в самую жару он и то не снимал плащ.— Красивый, отталкивающий?Парень снова пожал плечами. Мэтерз наконец получил свой кофе, положил сахар и налил сливки.— Ну, знаете, он выглядит как такой крутой мужик, даже немного жуть пробирает. Он смотрится как русский, как один из этих хоккеистов, как будто он вообще не умеет улыбаться.— Каких-нибудь особых примет, отметин, шрамов не заметил?— Да, у него большой шрам. Прямо от уха сюда идет, — сказал Джим Коутес, проведя линию под собственной челюстью, — до самого подбородка.— Может быть, ему операцию делали, — высказал предположение Мэтерз. — Такие шрамы остаются, когда вскрывают магистральную артерию.— Этот мужик не выглядит так, будто у него проблемы с сердцем.— На глазок это трудно определить. Ничто так человека в чувство не приводит, как коронарное шунтирование. Он курил? Ел жирную пищу?— Что-то не припомню, чтобы он курил. Нет, он точно не курил! Как-то раз он зашел к Каплонскому и сказал ему погасить сигару.— Вот видишь теперь? Этот малый очень печется о своем здоровье, потому что ему делали коронарное шунтирование. Понятно тебе, как много всего можно выяснить, если хоть немного голову приложить? А теперь, Джим, ты мне вот что скажи: ты сдал Акопа Каплонскому?Коутес какое-то время сосредоточенно смотрел в свою чашку.— Нам что-то надо предпринимать, Джим, чтобы тебя защитить. Если Акоп тебе что-то говорил, ты должен нам об этом рассказать. Скажи нам то, что ты говорил Каплонскому.Парнишке явно не хотелось колоться.— Я с тобой не собираюсь валять дурака. То, что ты говорил об Акопе с Каплонским, — не лучшее из того, что ты сделал в жизни. И хоть я понимаю, как это случилось, я тебя не осуждаю. Скажи мне, о чем тебе говорил Акоп, чтобы все встало на свои места.— Разве можно теперь все расставить по местам? — с горечью спросил Коутес. Он отпил глоток из чашки, рука его дрожала, нижняя губа подергивалась. — Акоп мертв.Санк-Марс строго-настрого ему наказал не отталкивать парня от себя, что бы ни произошло. Велел ему расколоть парнишку, но при этом остаться с ним на дружеской ноге.— Не ты это сделал, Джим, — тихо сказал ему Мэтерз. — Мы оба это знаем. Вернуть Акопа мы не можем, но можем разделаться с его убийцами.Из глаз парня потекли слезы, голова поникла. Заговорил медленно, с трудом подыскивая нужные слова.— Я сказал Каплонскому, что Акоп был стукачом.Мэтерз терпеливо ждал, стараясь в то же время вытащить из него как можно больше.— Как ты про это узнал, Джим?— Он сам мне признался в этом, как вы уже догадались. Я ему тогда вроде как намекнул, что он слишком хозяину задницу лижет. Мы в тот день допоздна заработались. А он мне ответил, что делает это не потому, что он подхалим, а потому что следит за Каплонским.Парень вытер глаза тыльной стороной руки и попытался глотнуть еще кофейку, хотя губы у него все еще подрагивали.— На кого он работал, Джим?— На полицию. Он говорил, на какую-то большую шишку в полиции.Мэтерз встал с табуретки и подошел к парню поближе.— Это он тебе сам сказал?— Да.— И больше ни на кого? Он говорил тебе еще о ком-нибудь?— В тот раз не говорил.— А в другой раз?— Он сказал, что за его спиной стоит ЦРУ. Я в эту чушь не поверил.Мэтерзу надо было перевести дыхание.— И ты сказал об этом Каплонскому?— О ЦРУ? Нет. Что, я похож на круглого идиота? А про остальное сказал.— Когда возвращается твоя мать, Джим?Молодой человек вытер рукой нос и глаза.— В четверг.— Хорошо, тогда послушай меня внимательно. Нам надо будет с ней поговорить. Мы что-нибудь придумаем, чтобы тебя не подставлять, но начинай паковать свое барахло. Люди знают, где ты живешь, тебе приносят почту — это надо прекратить. Хватит тебе письма получать, Джим. Никому больше не говори, где ты живешь и работаешь. Понял? Ты, Джим, правильно поступил, ничего не рассказывай хозяину дома или мели всякую чушь. Об этом я сам позабочусь. И никому не говори, что собираешься отсюда съезжать, просто собирай вещи.— Еще у него есть татуировка, — ни к селу ни к городу вдруг сказал парень.— Что?— Я ее никогда не видел. Он всегда был в костюме. Мне об этом сказал Акоп. Он говорил, что у него на груди татуировка в форме звезды. Еще Акоп говорил, что он — один из воров в законе в Российской Федерации, что-то вроде крестного отца, В общем, чушь какую-то порол. У него таких историй много было припасено — про ЦРУ, про русские банды. Мне даже казалось, что он сбрендил на этой почве. Я в эти сказки не верил.— А теперь веришь?Парень пожал плечами.— Он слишком много болтал, а теперь он мертв. Это правда.Мэтерз допил кофе, еще раз хлопнул собеседника по спине и пошел к двери. Санк-Марс оказался прав. Джим Коутес предал Акопа Артиняна. Потому-то он и сбежал, что был, по существу, соучастником убийства. Это его пугало не меньше, чем страх за собственную жизнь. Даже теперь он еще до конца не понимал, в какой опасности оказался по собственной глупости.«Лексус» затормозил у тротуара. Джулия Мардик встала в кафе из-за столика, оставила на счете несколько монеток и вышла на улицу. Там она села в автомобиль.— Все путем? — поинтересовался у нее Гиттеридж.— Папа считает, что все в порядке.— Деньги переведены?— Это все детские игры. Папа не в духе, он рвется к настоящему делу.Гиттеридж пристально на нее посмотрел.— Что-то не так? — спросила Джулия.— Давай-ка, снимем немного денег, — приказным тоном сказал он. — Посмотрим, как это работает.— Это деньги работают, — ответила мнимая Хитер Бантри, — а на них все можно купить.— Сейчас мы это проверим.— Отлично, — согласилась она, — давайте.Машина выехала на проезжую часть.Встреча была назначена ровно на одиннадцать, и Санк-Марс успел прийти минута в минуту. Реми Трамбле все убрал со стола, на звонки отвечала его секретарша, и как только он вошел, она тут же закрыла за ним дверь с таким безысходным видом, будто живым из комнаты мог выйти лишь один человек.— Доброе утро, Эмиль.— Это правда, что мне сказали о Бобьене? — с места в карьер обрушился на него Санк-Марс. Он крепко стиснул зубы, а глаза его, как принято говорить, метали молнии.— Его допустили к работе.— Хватит врать!— Ты бы не мог эту мысль как-нибудь по-другому сформулировать?— Но ведь его имя в том чертовом списке!Он считал, что оба эти офицера — Жиль Бобьен и Андре Лапьер были возможными источниками утечки информации и их двоих нельзя было допускать к работе. И если одного из них решили вернуть к исполнению обязанностей, то это никак не должно было произойти со старшим по званию, который мог нанести делу гораздо больший ущерб.— Эмиль, шеф лично изучил его дело. (Единственным человеком, которого Трамбле называл шефом, был директор управления Жерве.) Он принял его объяснение, что его машиной занимался какой-то полицейский, который сам ему это предложил, стремясь выслужиться перед начальством. Он взялся за ее ремонт и при этом говорил, что все делает сам, причем бесплатно. Бобьен получил выговор — не надо просить подчиненных о личных одолжениях. Этим дело и ограничилось. Вот и все.Санк-Марс положил руку на шею и легонько покачал головой. Никогда так не бывает, чтобы все шло как положено.— Ты знаешь, Жерве я уважаю.— Он тоже относится к тебе, Эмиль, с глубоким уважением. И он на твоей стороне, он гордится тобой. К сожалению, даже шеф не святой.— Что ты хочешь этим сказать?Трамбле слегка напрягся, как будто надел чиновничью личину. Когда он стал посвящать Санк-Марса в закулисные хитросплетения политики управления, в его тоне зазвучали официальные нотки и назидательные интонации.— Директор Жерве был слегка расстроен тем обстоятельством, что у капитана возникли проблемы с законом. Разве это удивительно? Он хотел, чтобы этот вопрос как можно быстрее разрешился, поэтому сам взялся его урегулировать. Дело было расследовано, Бобьен получил взыскание, и вопрос был снят с повестки дня как по мановению волшебной палочки.— Это просто возмутительно, — спокойно заявил Санк-Марс.— Неужели? И что ты теперь с этим собираешься делать? Расследовать деятельность шефа, чтобы обвинить его в сотрудничестве с «Ангелами ада»? — Трамбле редко пытался иронизировать, поэтому его дальнейшие высказывания должны были произвести больший эффект. — Эмиль, разве ты не понимаешь, что его работа в основном сводится к отношениям с людьми, главным образом к поддержанию нашей высокой репутации, потому что основной своей целью он считает завоевание и сохранение доверия к нам со стороны общественности и, соответственно, поддержание в управлении высоких моральных качеств?— Забавно, а я-то полагал, что его главной целью является создание сильной полицейской службы.— Да, Эмиль, — пояснил свою мысль Трамбле, — так оно и есть. Но если ему не удается обеспечить эти высокие качества — такие, например, как у тебя, — информация об этом становится достоянием общественности. А без ее поддержки мы не можем нормально работать.— Ты имеешь в виду регулярное увеличение бюджета?Вместо ответа Трамбле лишь с досадой махнул рукой.— Мы живем во времена ограничений. Полицейскому управлению на всем приходится экономить, а поддержка полиции определяется прежде всего доверием общественности. Неужели ты не понимаешь таких простых вещей?— Значит, чтобы деньги и дальше продолжали поступать, необходимо вернуть на работу некомпетентного болвана, идиота, коррумпированного чиновника, связанного с Каплонским и, возможно, кое с кем еще, ответственного сотрудника управления, который вполне может быть потенциальным стукачом? Скажи-ка мне лучше, он все еще ведет наше дело?— Нет, уже не ведет.— Почему же? Его ведь вернули к исполнению обязанностей. Кто снял его с нашего дела?— Директор Жерве, — признался Трамбле.— На каком основании? — не слезал с него Санк-Марс, которому теперь было просто любопытно.Лейтенант-детектив Реми Трамбле какое-то время собирался с мыслями, сделав паузу, чтобы подобрать четко выверенные политически выражения, и в то же время, как догадался Санк-Марс, ему необходимо было выразить серьезность тех причин, которые побудили к такому шагу высшее руководство.— Капитан Жиль Бобьен был освобожден от обязанностей по всем текущим расследованиям, связанным с борьбой против организованной преступности, по причине возможного возникновения конфликта интересов. Ему были переданы полномочия, связанные с другими вопросами.— Какими вопросами?— Нарядами на работу, расписанием отпусков, статистическим анализом.Оба мужчины, старые друзья, соратники, прошедшие вместе сквозь огонь, воду и медные трубы, вступившие в уличные сражения еще совсем молодыми, долгие годы делившие тяготы и успехи нелегкой службы, пристально смотрели друг другу в глаза. Во взгляде Трамбле читалась обращенная к Санк-Марсу просьба не задавать ему больше никаких вопросов и не ворошить эту тему, чтобы не накликать беду. Санк-Марс понял, что ответом на любой другой его вопрос станет либо ледяное молчание, либо обычная официальная отговорка. Он молчал, но в его глазах светилась благодарность другу, отношения с которым слишком долго оставались не самыми теплыми. Как будто повинуясь единому внутреннему побуждению, оба они одновременно встали. Их крепкое молчаливое рукопожатие подтверждало решимость выиграть предстоящую схватку, и хоть до конца они никому не доверяли, этот жест скреплял их взаимные обязательства друг перед другом.Бобьена вернули к работе, но оправдан он не был.Выйдя из кабинета Трамбле, Санк-Марс понимал, что получил благословение вести это дело как ему вздумается и — что было гораздо важнее — теперь ему уже никто не сможет ставить палки в колеса.За последние недели Джулия Мардик то и дело раскатывала в роскошных машинах — «инфинити» Селвина, разок прокатилась в «кадиллаке» того байкера в дорогом костюме, а теперь ехала в «лексусе», взятом напрокат Гиттериджем.— Покупают тачки только идиоты, — сказал он ей по этому поводу.Она закрыла глаза и откинула голову на теплую кожу подголовника. За эту зиму она перепробовала кресла стольких дорогих автомобилей, что и не знала, захочется ли ей когда-нибудь снова ездить в дешевом. Они продолжали путь, машин было сравнительно немного. Доехав до места назначения, Гиттеридж какое-то время искал парковку, чтобы было достаточно места для маневра. В конце концов он нашел местечко в двух кварталах от входа в банк, с трудом припарковался, а потом еще пару раз оглянулся, будто хотел убедиться, что никто не собирается стянуть у него с колес колпаки.— Походка у тебя прямо как у манекенщицы. Тебе бы на телевидении выступать.— Я так не думаю, — ответила Джулия, не зная еще, что лучше бы ей с ним согласиться…Гиттеридж еще раз бросил взгляд назад, но они уже обогнули угол.— Сегодня у нас все должно быть в порядке, как считаешь, Хитер?— Что-то вы стали слишком пугливым, — сказала она ему.— Что ты, студенточка, знаешь о реальном мире?— Я все схватываю на лету.— На это я и рассчитываю. Знаешь что? У тебя походка немного странная.Она шла рядом с ним, двигаясь будто вприпрыжку, голова покачивалась в такт шагам. Джулия тут же сменила шаг, отдав себе отчет в том, что походка ее могла показаться чересчур вольной, хотя испытывала она беспокойство и тревогу. Казалось, что дела ее с Гиттериджем развиваются очень неплохо, но этот писака, который привязался к ней в баре на выходные, не шел у нее из головы. Откуда ни возьмись вылупилась настоящая Хитер Бантри, и ей пришлось снова таскаться домой к Окиндеру Бойлу, чтобы выпутаться из этой нелепой передряги. Она безумно злилась на Селвина за то, что он допустил такую промашку, но он объяснял ей, что настоящая Хитер живет в Сиэтле и трудно было предположить, что она вдруг ни с того ни с сего окажется в Монреале. Это же надо было, чтоб в университете МакГилл организовали этот дурацкий фестиваль, и Хитер Бантри вошла в состав приглашенной команды! Но так случилось, а любая ошибка в этом деле была чревата самыми тяжелыми последствиями.— Я так хожу вовсе не потому, что у меня походка такая. Для этого есть специальный термин, — сказала она Гиттериджу.— Ну и какой же?Она остановилась, чтобы объяснить, и чуть наклонилась, глядя на собственные ноги.— Понимаете, мои большие берцовые кости двигаются вроде как не прямо, они слегка отклоняются, так это, по крайней мере, выглядит, но проблема заключается не в них. Проблема начинается с моих ног, и она называется пронация. Ноги при ходьбе развернуты как бы внутрь, друг к другу, и колени поэтому тоже движутся вовнутрь. Колени у меня вывернуты внутрь, и поэтому ноги похожи на букву X. У меня коленные чашечки как у страусихи. Они у меня вроде как в такой впадинке, но из-за пронации и сопутствующих проблем внешние мышцы бедра по сравнению с внутренними работают слишком интенсивно, а потому они лучше развиты. Из-за этого они как бы сильнее тянут коленную чашечку, и она смещается, поэтому приходит в расстройство весь коленный аппарат. Изменяется нагрузка на связки, колени «стараются» работать по-другому, и у меня подсознательно меняется походка. Моя манера ходьбы такая, чтобы помочь костям, суставам и мышцам действовать согласованно. А они взаимодействовать не хотят. Так что я на самом деле — жалкая кляча, заветная мечта хиропрактика.Джулия была в брюках, и Гиттеридж не мог рассмотреть ее ноги. Девушка подняла голову, внезапно осознав, что она до полусмерти напугана и не говорит — а лепечет.— Так что, ты говоришь, это за такой термин? — не отставал от нее Гиттеридж. Голос его звучал неприветливо, взгляд был скептическим, даже холодным.— Не берите в голову. Что-то случилось, господин Гиттеридж? Вас что-то настораживает? Вы так выглядите, будто ваш «лексус» угнали.— В наших общих интересах, чтобы все прошло как задумано.— Тогда пойдемте, — поторопила его Джулия. — Давайте скорее с этим покончим.По дороге Гиттеридж разговорился.— Год выдался тяжелый. Все никак территорию между собой не поделят. Один байкер взрывает другого, и никто не знает, кто будет следующим. В сентябре банкира байкерского взорвали так, что потом его со стен отскребали. С тех пор парни толком не знают, как деньги крутить. Теперь хоть папаша твой нарисовался, а то им надо кое-кому показать, что они могут деньгами с толком распоряжаться, прокручивать их с наваром, в общем, что они знают что к чему. Твой отец возник в нужное время в нужном месте. Интересно это получилось… Ты должна понимать, Хитер, не зли этих парней зазря, и ты займешь среди них свое скромное место. Им надо отчитываться перед начальством. А когда они столкуются со своими новыми партнерами, ты будешь в шоколаде. Об отце твоем тоже позаботятся.Джулия шла с ним рядом, и в голове ее вертелась только одна мысль: «Новые партнеры! Новые партнеры! Он наверняка имеет в виду русских! Как и говорил Селвин!»— Спасибо вам за совет, господин Гиттеридж. Я постараюсь им воспользоваться. А то иногда я сама не понимаю, во что ввязалась.— Тебе придется совладать с этим, Хитер. И даже не думай вильнуть хвостом. Это важно и для тебя, и для твоего старика, и для меня. Ты даже представить себе не можешь, что с тобой случится, если вздумаешь с ними в игры играть.Какое-то время Джулия молчала. Она сделала вид, что смирилась.— Я и не думаю никого подставлять.— Ты мне вот что скажи…— Что?— Как называется, что у тебя там с ногами неладно?— Зачем вам это надо?— Из чистого любопытства.— Не хочется мне об этом еще раз говорить! Это меня унижает, я вообще об этом никому не рассказываю.Они вышли на забитую машинами авеню Юниверсити и встали у светофора в ожидании зеленого сигнала. Перейдя улицу, они вошли в отделение Канадского имперского банка торговли.— Что вы хотите здесь сделать? — спросила она его.— Проверить сколько денег лежит на счете и снять небольшую сумму. Мне совсем не хочется, чтобы меня за это упекли за решетку. Так что я здесь постою и посмотрю, как ты это сделаешь.— Это один из семи счетов.— У тебя есть какие-то более интересные дела? Или ты на сегодня что-то другое запланировала?Она покачала головой. Ей хотелось слегка разрядить обстановку.— Я хоть смогу получить за это приличный обед?— В «Макдоналдсе».— И речи быть не может. Или мы нормально пообедаем в приличном месте, или я с места не сдвинусь.Гиттеридж взял ее за руку и сильно сжал.— Когда же ты наконец усвоишь, что мне никогда не надо указывать, что я должен делать?— Прекрасно, — она высвободила руку, а он подчинился, потому что не хотел сцен в банке, — тогда отправляйтесь к своим «Ангелам» или к кому там еще, — громким шепотом сказала она, — и скажите им, что не смогли снять их деньги, потому что хамили мне в банке вместо того, чтобы заниматься делом. — Она выгнула бровь дугой. — Вы думаете, они отнесутся к этому с пониманием?— Очень смешно. Что нам надо здесь делать? — спросил он.— Мы можем попросить распечатку баланса нашей компании и посмотреть, были ли переведены деньги из Восточной Европы. Потом мы предъявим им наши документы и снимем деньги. Чтобы снять их с этого счета, нужны обе наши подписи.Кассирша — приятная полная женщина в цветастом платье лет за пятьдесят, быстро выполнила их поручение, отсчитала две тысячи долларов и выдала их в обмен на чек, выписанный Джулией. Они вышли на улицу.— И вы хотите сказать, что этого нам не хватит на обед?Гиттеридж нехотя усмехнулся.— Это не наши деньги. Не забывай об этом.— Я не настолько тупая.Зазвонил его сотовый телефон.— Постой здесь.Он отошел за выступ здания, чтобы не задувал ветер, и с кем-то недолго поговорил. Закончив, махнул девушке рукой. Когда она подошла, Гиттеридж схватил ее за запястье и снова сильно сжал и чуть заломил ей руку.— Вы мне сделали больно! — Джулия в панике оглянулась по сторонам, но прохожие не обращали на них внимания.Он сжал ей руку еще сильнее. Она испугалась, что он сломает ей запястье.— Ну, пожалуйста, хватит!— Скажи мне, — потребовал он.— Да что?! Пожалуйста, господин Гиттеридж, отпустите мою руку!— Скажи мне сейчас же, как называется то, что у тебя с ногами! Говори, или я тебе сломаю руку! Будет очень больно.Девушку охватил панический ужас, она даже подумать не могла, что Гиттеридж может такое вытворять, вести себя как сумасшедший.— Что на вас вдруг нашло? Это называется злокачественное смещение, ясно? И, пожалуйста, прекратите!— Злокачественное смещение. Он отпустил ее.Джулия терла руку.— Тебе сегодня подфартило, — спокойно сказал он. — Мы приглашены на обед, причем совсем не в «Макдоналдс».— А куда?— В порт. Мы будем обедать на корабле. Улыбнись, милашка. К тебе отнесутся как к почетной гостье.Они пошли обратно к его «лексусу». Слезы застилали ей глаза, и девушка почти ничего не видела. Сильно болело запястье. Он открыл ей дверь, и она села на переднее сиденье. Гиттеридж сел за руль и включил двигатель.— А ты молодец, Хитер, — сказал он. — Вы с папашей прошли проверку на ура.— Зачем вы так больно мне окали руку?Гиттеридж слегка ухмыльнулся.— Ты не хотела мне что-то говорить. — Он напряженно смотрел в боковое зеркальце, чтобы выехать на забитую машинами дорогу. — Теперь ты не имеешь права от меня ничего скрывать, ты больше сама себе не принадлежишь. Дошло это до тебя, наконец?— Да, сэр, — ответила она срывающимся голосом.Он бросил на нее взгляд и покачал головой.— В чем дело?— Вы были очень убедительны.— Убедителен?Наконец они вклинились в поток машин и поехали в сторону реки.Главарь «Ангелов ада» в один из своих редких визитов в город заказал себе еще пива и отрезал кусок бифштекса. Разговаривая, он размахивал перед собой вилкой. А если молчал, то ел и пил. Коротышка Вилли любил поесть, и все его кореша об этом были осведомлены.Коротышка Вилли был в своем обычном прикиде — рубашка навыпуск свисала на отутюженные брюки. Манеру так одеваться он приобрел в Вегасе и с тех пор в байкерском наряде почти не появлялся на людях. Он его надевал только тогда, когда хотел на кого-то нагнать страху или показать, что он лишь один из крутых парней, подваливших на пьянку.Он смачно рыгнул, хмыкнул и кивнул охраннику, чтобы тот подвинулся и дал ему встать из-за стола. Два байкера пошли с ним в сторону сортира. Сначала один зашел внутрь и все проверил, потом оба встали около двери. После приезда байкеров ресторан стал быстро пустеть — несмотря на их обычную одежду, видок у них был такой, что остальным посетителям скоро становилось не по себе. Только пара завсегдатаев оставалась за столиками и доедала заказанное. Пока Коротышка Вилли сидел в сортире, туда никто и близко не подходил.Выбор времени для этого важного дела был просто идеальным. Пока он писал, в ресторан вкатился джип «чероки», пробив изящные стекла французских окон и раскидав в стороны стулья и столики. Оставшиеся немногочисленные посетители в страхе разбежались по углам. Водитель в панике выскочил из машины и пустился наутек, успев это сделать до того, как джип врезался в стену.— Что за черт! — взревел Коротышка Вилли, выскочив из сортира в расстегнутых брюках.— Джип в ресторан въехал! — на бегу через зал прокричал один из его охранников. — Он въехал прямо через окно!— Быстро сюда! — скомандовал Коротышка Вилли.Трое мужчин заперлись в мужском туалете, остальные их сотрапезники спрятались в туалете для женщин. Через какое-то время в обе двери постучали полицейские.— Что, он никак не взрывается? — поинтересовался Коротышка Вилли перед тем, как открыть дверь.— Он и не взорвется, — ответил ему один из полицейских, — что-то случилось при ударе. Детонатор не сработал.Только после этого Коротышка Вилли с корешами вышли из сортира. Они оглядели то, что осталось от ресторана. Фотографы щелкали фотоаппаратами, снимали учиненный разгром на камеры, а один журналист даже рискнул попросить Коротышку Вилли прокомментировать это событие.— Вот сволочи, — ответил главарь «Ангелов». — Им бы надо было быть аккуратнее, они могли кого-нибудь задеть.— А разве они не этого хотели? — спросил репортер.Морда Коротышки Вилли налилась кровью. Он схватил щелкопера за грудки и притянул его к себе так близко, что бедняга чуть не задохнулся от пивных миазмов.— Ты что, козел, не врубаешься? Я говорю, они же могли убить какого-нибудь гражданина.Несколько стоявших рядом свидетелей этого разговора попросили бандита быть повежливее, будто он был не бандитом, а современным Робин Гудом. Им было невдомек, что его высказывания преследовали собственные далеко не бескорыстные цели. Убийство граждан никак не входило в планы байкеров и сильно вредило их бизнесу, потому что тут же им на хвост садились «Росомахи» — этот урок они уже хорошо усвоили.Измотанный от недостатка сна Билл Мэтерз опрашивал корейца, заведовавшего бензоколонкой, которую ночью ограбили. Грабители вынесли оттуда только сигареты и газированные напитки. Мужчина называл воров трусами, качал головой и беспрестанно повторял это слово как мантру, пока Мэтерз целиком и полностью не стал разделять его точку зрения. Такое сердечное согласие, казалось, успокоило корейца. Еще какое-то время они вместе повторяли это слово — «трусы» — как заклинание, и кореец широко улыбался.— Да, — настаивал он на своем, кивая головой, — они трусы, настоящие трусы.Мэтерза выручил сигнал пейджера. Он позвонил в управление, и там ему сказали, что звонила Эстелла Майерз, бывшая подруга Акопа Артиняна, с которой он разговаривал раньше.Закончив составлять протокол ограбления, Мэтерз сразу направился к молодой женщине домой, в студенческий район, и позвонил в ее квартиру из парадного. Она тут же откликнулась:— Привет, детектив! Давненько не виделись!— Здравствуйте, Эстелла. Рад вас слышать снова.Он закрыл дверь парадного и поднялся к ней в квартиру. Впустив его, хозяйка тут же плюхнулась на кровать и принялась раскачиваться на пружинном матрасе. В потертых джинсах и просторной, свободно свисающей кофточке на бретельках она показалась ему восхитительной. Он почти физически ощутил, как сердце выпрыгнуло у него из груди и упало к ее ногам.Она села, поджав по себя ноги, теперь пружины скрипели тише.— Знаете что?— Что?— Я так прикидываю, для полицейского вы слишком клевый парень.— Надо же! Спасибо, Эстелла. Я этого по гроб жизни не забуду. Так что же у вас случилось?— У меня есть друзья, у которых возникла малюсенькая проблема. Может быть, вы могли бы им помочь с ней разобраться? — Она стала раскачиваться сильнее, потом быстро сделала какой-то витиеватый поворот, встала в кровати на колени и как-то странно захлопала руками, так что пальцы оставались оттопыренными, а хлопали только ладошки. — И еще! Еще, господин полицейский, у меня есть для вас кое-какая информация, которая может вам очень пригодиться!Она кончила подражать хлопкам маленького ребенка и уперла руки в бедра, выпятив грудь и широко раскинув ноги в стороны, — Мэтерза охватило такое желание, что его стала бить дрожь.— Иначе говоря, Эстелла, вы хотите предложить мне информацию в обмен на небольшую услугу? Но если вам что-то известно…Она снова изящно извернулась и теперь сидела на кровати, едва касаясь голыми ногами пола. У Мэтерза даже мелькнула мысль о том, что девушка под кайфом.— Эстелла, если вам действительно известно что-то важное, вы должны мне рассказать об этом ради памяти Акопа.Упоминание о причине расследования приостановило ее кошачьи заигрывания. Она сделала еще одно резкое движение телом, как будто хотела стряхнуть с себя какие бы то ни было обязательства.— Да скажу я вам, все скажу. Я ничего не собираюсь для себя здесь выгадывать. Просто мне очень хочется помочь друзьям, и совсем не кажется, что если я прошу вас о маленьком одолжении, значит, я с вами торгуюсь. Это же вполне естественно. Я не понимаю, с чего вы вдруг возбухли? Разве это не справедливо?Мэтерз был готов сдаться. Ритмичные движения соблазнительной молодой женщины основательно потрясли все его представления о морали и нравственности.— В чем же провинились ваши друзья?— У них была вечеринка, — сказала Эстелла Майерз. — Так, ничего особенного. Нормальная студенческая тусовка, и, конечно, они немножко пошумели. Это их единственное преступление. Ну так вот. А соседи взяли и настучали на них. Приехали полицейские, слово за слово, в общем, стали они базарить, и кто-то что-то ляпнул сдуру, хотя, наверное, и без этого можно было обойтись. А их за это взяли и впаяли им хранение дури. Просто хранение. То есть — банан мне в задницу, — я хочу сказать, что как Америку открыли или как хипповать начали, никого ведь не арестовывали за травку или гашиш.— А вы тоже недавно немножко покурили?— Не-е-е-ет, что вы, это я такая просто от радости, что мы с вами снова встретились.Он был не в состоянии устоять перед ее очарованием, но почему-то это его не очень вдохновляло. Что ему могло грозить, если он позволит себе с ней расслабиться? Эта мысль лишала его душевного равновесия. Ему подумалось, что от Донны он мог бы успешно скрыть такого рода интрижку, но вот Санк-Марсу он бы наверняка не смог больше прямо смотреть в глаза. Тут шансов не было. По крайней мере, теперь, а может, и никогда не будет. Эта мысль его почему-то опечалила.Мэтерз не мог не признать, что он чем-то напоминал мальчика из церковного хора. В глубине души ему нравилось быть немного бесшабашным, острота ощущений при флирте его будоражила и волновала кровь, но если дело заходило дальше — он снова становился пай-мальчиком из церковного хора. Таким уж он был по натуре, от этого и решил пойти в полицию.— В чем дело, Эстелла?— Вы можете помочь моим друзьям?— Конечно, могу. А теперь расскажите мне, о чем собирались.— Правда? Можете? Вы не шутите?Она была так счастлива, что снова подпрыгнула на кровати и встала на колени, потом на ноги и запрыгала так, что чуть головой не пробила потолок. Когда после этого всплеска эмоций она вновь приземлилась на задницу, поскрипывание пружин еще долго не прекращалось.— Что на вас нашло?— Ничего! Я просто счастлива! Разве нельзя быть девушке счастливой?— Вы говорили, у вас есть что-то мне рассказать?В нем еще теплилась надежда, что она проигнорирует его вопрос и сделает ему непристойное предложение, от которого он не сможет отказаться.— Это случилось в прошлую пятницу, — сказала она, и до него наконец дошло, почему она так странно себя держала. Игривое настроение девушки объяснялось тем, что она что-то знала, обладала какой-то информацией, и возбуждение ее было связано именно с этим обстоятельством. — Я шла по улице. По моей улице. Подходила к машине с включенным движком. Это, конечно, не конец света, но, понимаете, я же женщина, а женщин, бывает, насилуют, и потому я держала ухо востро. В машине сидел один мужик, все чин чинарем, но когда я подошла поближе, у меня глаз упал на такую табличку, знаете, сзади.— Ну и что?— Там было написано «Q45»! Эта машина была «инфинити-Q45»! Вот тогда-то я все и вспомнила!Эта новость мгновенно заставила Мэтерза насторожиться.— Что именно вы вспомнили?— Вы просили меня с вами связаться, если я вспомню что-то важное, что-то особенное или несуразное.— Верно, просил.Она снова подскочила на кровати.— Как-то раз я видела, что Акоп стоял на другой стороне улицы и разговаривал с шикарно одетым мужиком. Потом этот мужчина сел в зеленую «инфинити-С245» и уехал. А через какое-то время кто-то спросил Акопа, кто был тот мужчина в такой дорогой машине. Акоп ответил, что это был его дядя. Он не знал, что я слышала тот разговор. Почему он соврал? Он вообще никогда не обманывал. Я знаю, что у Акопа только один дядя, совсем другой мужчина, и он не ездит в таких роскошных машинах.Мэтерз старался не пропустить ни единого ее слова.— И эта «Q45», которую вы видели недавно…— Тоже была зеленая! Самого настоящего зеленого цвета! И, знаете, что я сделала? Я взглянула на номер и запомнила его, а потом я шла и повторяла его про себя, пока он намертво не засел у меня в памяти. Так вот, детектив, я могу его вам дать.Она вынула бумажку из узкого переднего кармана обтягивавших джинсов.Билл Мэтерз от удивления на какой-то момент лишился дара речи. Обретя его вновь, он сказал:— Эстелла, господи, спасибо вам большое.— Лучше запишите имена моих друзей.После того как Мэтерз аккуратно их записал, Эстелла распахнула перед ним дверь и, когда он выходил, встала на цыпочки и чмокнула его в щеку чуть левее рта. Он в нерешительности остановился. Она чмокнула его еще раз и улыбнулась.— А вы симпатичный, — сказала она.— Да, а от вас голова может пойти кругом.— Только у вас, детектив.Он кивнул, пожелал ей всего хорошего, еще раз поблагодарил и стал спускаться по лестнице. Выйдя за дверь, он почувствовал, что никогда не был так близок к тому, что называют позорным бегством. Биллу Мэтерзу казалось, что он чудом смог это пережить. Сердце его билось так, будто он участвовал в марафонском забеге. Чтобы унять возбуждение, надо было что-то сделать. Только что полученный номер машины таинственного источника он мог передать Эмилю Санк-Марсу. Но вместо этого Билл Мэтерз решил попробовать разобраться с этим делом сам.В удобной каюте русского грузовоза Джулия Мардик не могла избавиться от безотчетного страха, который, казалось, пропитал все ее существо. Гиттеридж представил ее высокому, смуглокожему, явно ухоженному и хорошо одетому русскому с тяжелым взглядом и сильным странным акцентом. Мужчина много говорил об уме Карла Бантри, не сводил с нее изучающего взгляда и постоянно ухмылялся краем рта. У него были крупные, чувственные губы. Когда они обедали, в каюту вошел русский матрос и что-то шепнул ему на ухо. Выслушав его, хозяин махнул рукой, матрос ушел, и русский прояснил для гостей ситуацию:— Полицейский. Помеха. Блоха. Мы будем избавляться от этого раздражителя. Мы это сделаем сами.Он продолжал помахивать в воздухе рукой, как будто стряхивал пыль с камина.Она обменялась взглядом с Гиттериджем.Русский протянул руку через стол и провел по ее щеке большим пальцем.— Возможно, тебя интересует осмотреть корабль, Хитер? — высказал он предположение. — Это интересует тебя?Она согласилась, решив выглядеть вежливой и покладистой.— Иди.Гиттеридж остался в каюте.Русский отвел ее на капитанский мостик, где она встретилась с капитаном. Он казался совсем маленьким по сравнению с ее спутником и произвел на нее впечатление угрюмого и необщительного человека. Потом ее провели в огромную утробу корабля, выглядевшую холодной и мрачной. Стены, полы и потолки были металлическими, краска местами покоробилась, облупилась и всюду выцвела. Русский, который ей так и не представился, вел ее по громадному машинному отделению, показывал сложные водопроводные и гидравлические системы.В самом низу их экскурсия завершилась встречей с двумя «Ангелами ада» в полном байкерском наряде. Они схватили ее за руки, и русский сказал:— Иди здесь, — и сам пошел впереди в том направлении, где света было еще меньше.Байкеры впихнули ее в открытую им дверь. Мужчины вошли следом, стальная дверь захлопнулась, эхо удара гулко отозвалось у Джулии в голове. Она почувствовала приступ клаустрофобии: помещение оказалось совсем небольшим, там было полно каких-то труб, клапанов, вентилей и заслонок. Байкеры — огромные мужики — презрительно ее рассматривали, а русский ухмылялся. У нее перехватило дыхание.Джулия испугалась, что сейчас ее станут насиловать. Нет, хуже! Больше всего она боялась разоблачения.— В полиции, там меня называют Царь. Я с ними не спорю. Такое имя хорошее, да? Ты меня можешь называть этим именем.Он сгреб обе ее руки в свою. Она стала задыхаться. Один из байкеров положил ей руку на грудь и с силой сдавил. Она вскрикнула от боли и попыталась сопротивляться. Царь нащупал свободной рукой трубу поменьше и похолоднее, приложил обе ее руки к этой трубе и велел, чтобы она так их и держала. Джулия повиновалась. Русский повернулся к ней спиной.— А теперь, Хитер Бантри, — сказал он, — мы будем посмотреть. На тебя мы будем посмотреть.— Что-то не так? Что я такого сделала?— Ты не говоришь.На ее запястье защелкнулся наручник. Он завел вторую ее руку под трубу с другой стороны и тоже надел на нее наручник — теперь она была прикована к трубе. Он щелкнул выключателем и вырубил верхний свет.Девушка осталась во тьме с тремя громилами.Русский стоял за ее спиной, тяжело дышал и легонько пробегал верх и вниз пальцами по ее позвоночнику. Он придвинулся ближе, медленно и почти нежно провел тыльной стороной руки по ее лицу и шее, но скользящее прикосновение его ногтей показалось ей острее бритвы. Один из байкеров протянул руку и взял прядь ее волос. Она вскрикнула. Трое мужчин негромко рассмеялись.— Это совсем ничего, — со скрытой угрозой произнес Царь. — Это только для тебя начинается.Потом он открыл дверь, неясно мелькнул блеклый свет, и они оставили ее одну в темноте.У девушки подкосились ноги, она повисла на трубе и стала молить Бога о том, чтобы он не дал ей вскорости умереть жуткой смертью. Она была почти уверена, что это — конец. Кто теперь мог ее спасти? Селвин? Селвин!ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯВТОРНИК, 18 ЯНВАРЯШироко зевнув, сержант-детектив Эмиль Санк-Марс потянулся в вертящемся кресле, развел руки в стороны, расправил плечи и потер усталые глаза. Он уже сильно вымотался, но ему еще надо было побыть в участке перед долгой дорогой домой. В то утро он приехал на работу без малого в семь утра, а теперь было уже за полночь. Поэтому он позволил себе то, что делал очень редко, — положил голову на согнутую в локте руку и закрыл глаза. Господи, как хорошо хоть немного покемарить!По его представлениям, они успешно продвигались в нескольких направлениях. У него был номер телефона мнимой Хитер Бантри, по которому без труда определили ее адрес. Девушки не было дома весь день, и это его немного тревожило. Он надеялся, что ее не спугнул поставленный у ее дома полицейский. Санк-Марс решил не появляться у нее в квартире, пока не выяснит, где она и что с ней. Квартира Акопа Артиняна прослушивалась, и он отнюдь не исключал, что и в ее жилье могут стоять жучки. Поэтому вторжение к ней домой полицейских могло существенно осложнить ее и без того непростое положение.Билл Мэтерз получил номерной знак «Q45», но компьютерная база данных выдала очень странный результат. Номер оказался фальшивым, а в распечатке были указаны несуществующие имя и адрес. Теперь версия о руке ЦРУ звучала не так фантастично, как раньше. Учитывая утечку информации из системы безопасности управления, Санк-Марс посчитал невозможным дать дорожной полиции ориентировку на эту машину. Он опасался, что его источник узнает об этом раньше, чем она дойдет до полицейских. Ему совсем не хотелось, чтобы его осведомитель глубже залез в нору. Санк-Марс решил, что будет лучше поговорить с несколькими полицейскими, которым он доверял, чтобы они попытались найти эту машину.Плохо было то, что он всыпал Мэтерзу по первое число. Бедный парень светился от счастья, докладывая ему, что достал номер машины, да и сам Санк-Марс был этим очень доволен. Пробить этот номер было делом полицейской рутины, но тут-то Мэтерз и прокололся. Он стал пробивать номер по обычным каналам и, что еще хуже, упомянул его на полицейской частоте. Он просто не знал, что обычные каналы небезопасны. В результате блестящая возможность могла быть упущена.И тем не менее, опустив голову на согнутый локоть в пустой комнате полицейского участка, детектив думал о том, что они уже близки к разгадке тайны, окружавшей его источник.Что же касается остального, здесь им предстоит еще проделать немалый путь. Об этом русском, о котором говорил Джим Коутес, — так называемом Царе, они практически ничего не знали, он мог сейчас находиться в любом уголке планеты. Андре Лапьер рвал и метал, потому что был отстранен от работы. Жиль Бобьен переживал, что сфера его деятельности была существенно ограничена, и все внимание уделял ужесточению формальностей и проверок в управлении. Женщины, работавшие в секретариате, постоянно ощущали на себе пристальное внимание Трамбле, продолжавшего проводить свое расследование. Сети были расставлены повсюду, но крупная рыба пока обходила их стороной.Вместе с тем теперь его свободу никто не ограничивал. А это уже само по себе было немало.Ожидание казалось детективу бесконечным. Ему позвонил Макс Гиттеридж. Мол, перестрелка в баре оторвала его от забот, связанных с ночным клубом, а ему надо было навестить клиента, которого упрятали за решетку. Адвокат хотел переговорить с Санк-Марсом по поводу этой пальбы, но разговор об этом, по мнению детектива, не имел никакого смысла. Поэтому Санк-Марс решил, что Гиттеридж просто придумал предлог для встречи и беседы на другую тему, не предназначенную для чужих ушей. Но почему он так поступил? Ему уже до чертиков надоело ждать адвоката.Можно было бы выпить еще кофе, но сегодня он его и так перебрал. Нервы у него были на пределе, он совершенно вымотался за день, а ему еще предстоял долгий путь домой. Хорошо, что хоть дорога будет пустая. Ему бы надо в термос кофе налить, если в машине пить захочется. Даже если он переборщит с кофеином, в таком состоянии дома он заснет как убитый.Санк-Марс уже подошел к кофеварке, когда вспомнил, что остатки кофе он допил перед последней поездкой. Он насыпал свежий кофе, включил кофеварку, вернулся к себе в кабинку и тут услышал шаги подходившего мужчины. Ни малейшей симпатии к Максу Гиттериджу он не испытывал. По закону обвиняемый имеет право на консультацию и квалифицированную защиту, но при этом никто от него не требовал трепетного отношения к защитникам. Он знал, что некоторые выступающие в суде адвокаты не чисты на руку, но лишь немногие были замазаны по уши. Фактически они являлись сообщниками своих клиентов, и это возмущало Санк-Марса до глубины души, тем более что сами они оказывались под следствием в редчайших случаях. С другой стороны, некоторые адвокаты, защищавшие в Монреале преступников, стали осознавать, что продолжительность жизни их коллег резко сокращается. Один погиб при взрыве автомобиля, другого застрелили в его собственном кабинете, третий просто бесследно исчез. В итоге выходило, что, несмотря на некоторые исключения, по большому счету, каждый получал по заслугам.Он узнал Гиттериджа по металлическому стуку набоек на его каблуках. Санк-Марс встал, чтобы встретить гостя. Он смотрел на Гиттериджа, пока тот шел по проходам между кабинок, не зная, что полицейский за ним наблюдает. Адвокат все время озирался по сторонам, как будто хотел убедиться, что он в безопасности. Санк-Марс заметил, что выглядел он не как человек, стремящийся что-то выяснить, скорее его больше волновало, чтобы никто за ним не следил.— Здравствуйте, Макс, — жестко сказал Санк-Марс, и невысокий адвокат даже подпрыгнул от неожиданности.— Добрый вечер, Эмиль, — ответил Макс Гиттеридж. Он был явно не в духе и чем-то напуган. — Могу поспорить, вам нравится набрасываться на старух, когда они спокойно прогуливаются по улице.Он остановился у входа в кабинку полицейского, у тонкой перегородки, отделявшей ее от другой такой же кабинки. Большинство полицейских, работавших в ночную смену, утюжили улицы в патрульных машинах. Где-то вдалеке кто-то тыкал клавиши печатной машинки.— Господин Гиттеридж, примите мои соболезнования.— В связи с чем?— С тем, что вы потеряли клиента.Гиттеридж почесал подбородок.— Каплонский. Это просто позор.— Было бы лучше, если б я его арестовал.— Задним числом, Эмиль, все умны.Санк-Марс примирительно улыбнулся.— Должен сказать, я его предупреждал.— Правда?— Я говорил ему, что такое может случиться. Чем я могу быть вам полезен, адвокат?Гиттеридж прошел в кабинку и положил портфель вместе с пальто на стул. Потом подошел к окну, ослабил галстук и глубоко засунул руки в карманы. Верхний свет большой комнаты играл на его спине.— Арестован мой клиент. За стрельбу в баре.— Убийство? — в недоумении спросил Санк-Марс. — Тогда какое отношение это имеет ко мне?— Один из убитых так накачался, что даже не понял, что его застрелили. Жизнь другого висит на волоске. Мне, Эмиль, это расследование очень не по душе. Я бы хотел, чтобы вы выслушали моего подзащитного и сделали собственные выводы. — Гиттеридж взглянул на полицейского. Он смотрел на него так пристально, что Санк-Марс был вынужден не отводить взгляд. — У вас, детектив, репутация честного полицейского. В данном случае это может быть очень кстати. Давайте, пройдем вместе наверх, где у вас камеры предварительного заключения.Санк-Марс стал анализировать ситуацию. Это дело не имело к нему никакого отношения. Гиттериджу было в высшей степени наплевать на его репутацию честного полицейского. Единственное, что пришло ему в голову, — адвокат хотел с ним поговорить, но не здесь.Гиттеридж взял свои вещи и вышел из кабинки, Санк-Марс последовал за ним. Они шли по широким коридорам с высокими потолками и стенами, выкрашенными в два казенных цвета — бежевый и такой, который его жена называла цветом детской неожиданности. Оба мужчины хранили молчание. По лестнице они поднялись на два этажа, туда, где находились камеры предварительного заключения. Когда они уже почти добрались до нужного этажа, Гиттеридж показал на туалет. Потом открыл туда дверь, пропуская полицейского. В туалете — пустом и гулком в это ночное время — и состоялся их разговор.Полы и стены, выложенные плиткой, недавно протирали, в воздухе стоял запах моющих средств с легким духом мочи. Верхние лампы были без абажуров, поэтому свет казался слишком ярким. Гиттеридж зашел в кабинку, повесил на крючок портфель, поверх него — пальто. Потом вышел, засунул руки в карманы, в этом освещении он казался бледнее обычного. Адвокат подошел к матовому стеклу окна, открыл его и, высунувшись, глотнул свежего воздуха. В помещении не было отдельного термостата, поэтому зимой здесь всегда было так жарко, что окно закрывали не до конца даже в суровые холода.— Проклятая погода, — пробурчал он.— Такая же, должно быть, как в Москве, — согласился Санк-Марс, не преминув намекнуть на известные обстоятельства.Гиттеридж расправил плечи, продолжая стоять к Санк-Марсу спиной.— Скорее как в Сибири, — произнес он.Он подошел к раковине, включил воду и какое-то время наблюдал, как она течет, потом наклонился и ополоснул лицо. Не закрыв кран, он вытерся бумажной салфеткой, оторванной от рулона.— Можете закрыть воду, — сказал ему Санк-Марс.— Кто знает, может быть, пусть лучше течет, — опасливо ответил Гиттеридж.— Мне нравится ход ваших мыслей, но здесь вы вполне можете закрыть кран.Гиттеридж так и сделал. Он продолжал стоять, опираясь о вентиль, чуть склонившись вперед и наклонив голову набок.— То, что я сказал в вашем кабинете, правда, — адвокат говорил тихо, как будто теперь его настораживало эхо в гулком пустом помещении. — Вы — честный полицейский, и при определенных обстоятельствах это может быть полезно.— Интересно, при каких же? — Санк-Марс оперся на раковину.Гиттеридж распрямился.— Ну, например, такому полицейскому иногда есть о чем рассказать, не опасаясь, что рассказ быстро дойдет до источника. Может быть, я располагаю определенной информацией, которой хотел бы поделиться, если бы был уверен, что дальше она никуда не пойдет, что никакой другой полицейский о ней не будет знать. Ни один.— В этом я с вами, пожалуй, согласен, — ответил Санк-Марс. — Есть такие вещи, которые не стоит повторять.— Она вам уже сказала? — спросил адвокат.Санк-Марс имел достаточный опыт и в допросах, и в переговорах, чтобы не клюнуть на заброшенный крючок.— Кто и о чем должен был мне что-то сказать? — ответил он вопросом на вопрос не моргнув глазом.Гиттеридж чуть заметно усмехнулся.Если адвокат собирался о чем-то ему рассказать, Санк-Марс был готов его выслушать, однако он никак не мог понять его мотивацию. У него сложилось впечатление, что главным побудительным мотивом Гиттериджа, толкнувшим его на такой шаг, был страх.— Не знаю, удалось ли ей с вами связаться. Может быть, ей не представилась такая возможность. Если она уже с вами говорила, она могла упомянуть мое имя. Так вот, Эмиль, я сюда пришел, чтобы сказать вам, что не имею к этому ни малейшего отношения. Впервые я узнал об этом тогда же, когда и она, и сам пришел к вам рассказать об этом, чтобы вы знали о моей непричастности к этому делу.Санк-Марс выдержал паузу, потом сказал:— Давайте в интересах дела предположим, что, когда вы упоминаете о «ней», я не знаю, о ком идет речь. Можем мы начать с этого?— Конечно. Но я объясню вам, откуда я об этом узнал, чтобы сразу все встало на свои места. У нее подкачала легенда. — Если Гиттеридж и хотел определить реакцию Санк-Марса на это признание, то ее вообще не последовало. Он подождал и добавил: — Злокачественное смещение.— Что, простите?— Это термин, которым определяется ее проблема с ногами. А ваша проблема в том, что я не поленился навести о ней справки. Нанял для этого сыскаря, даже нашел материал про нее в университетском ежегоднике. Там и снимок ее был, но вы же знаете — лицо можно изменить. И прическу, и цвет волос, и общий вид не трудно переделать. Все дело в том, что Хитер Бантри — настоящая Хитер Бантри, бегает на короткие дистанции. И у настоящей девушки никогда не было злокачественного смещения.Итак, личность молодой женщины была установлена. Санк-Марс понял, что ее жизнь в опасности.— Зачем вы мне обо всем этом рассказываете, адвокат? Какой вам от этого прок? Или вы просто не в курсе, к кому следует обращаться по этому вопросу?Гиттеридж провел пальцами по подбородку, потом стал теребить ослабленный узел галстука, пару раз он как будто пытался сглотнуть. Присущую ему елейную самоуверенность как ветром сдуло, и оказалось, что он гораздо лучше выражает свои мысли, когда сам напуган, а не тогда, когда хочет кого-то запугать.— Вы хорошо знаете, Эмиль, что порой мне приходится работать с жестокими парнями. Это ни для кого не секрет — такая уж у меня работа. Но с недавних пор мне стало казаться, что в мире что-то изменилось. В былые времена существовала какая-то культура отношений, какое-то понимание, человеку давали жить, все понимали разницу между работой и личной жизнью. А сейчас вроде как новый порядок устанавливается, ко всему возникает другой подход, и некоторым из нас очень непросто к этому приспособиться.Высказывания адвоката были слишком неопределенны и расплывчаты, чтобы Санк-Марс мог прийти к конкретным выводам. Что это за новая культура такая? Или это он в такой форме пытается высказать свое отношение к русским?Гиттеридж тяжело вздохнул и сказал:— Я имею в виду Акопа Артиняна.— Да? — Санк-Марс безотчетно затаил дыхание.— Они выяснили, что он был одним из ваших. Вот почему они сначала попытались обвести вас вокруг пальца, направив вас по следу ложного Санта-Клауса, а потом повесили на шею мальчика эту записку. Они хотели вас предупредить.— Об этом не трудно было догадаться.— Артиняну удалось кое во что влезть, хоть ничего серьезного он не знал, но и этого оказалось более чем достаточно. Вы знаете, что с ним случилось. Еще вы знаете, что произошло с человеком, который помимо своей воли оказал ему в этом помощь.Прозрачный намек на Каплонского.— И что из этого?— Не надо, Эмиль, со мной в игры играть.— Господин Гиттеридж, мы с вами оба играем в одну и ту же игру. Только этим сегодня с вами и занимаемся.Адвокат отвел взгляд, склонил голову и снова занялся узлом галстука. Он выглядел как человек, решивший изменить свою жизнь.— Эта девочка… Она провела внедрение очень профессионально. Теперь я выяснил, что она никогда не была спринтером, никогда не могла быть спринтером, потому что у нее деформированы кости ног, и это называется злокачественным смещением. Она использовала для внедрения меня. Это я помог ей проникнуть в организацию. Если я ее прямо теперь сдам, сегодня меня похлопают по спине, а завтра со стен будут мои ошметки соскребать. Вот так теперь дела делаются, так при новом мировом порядке занимаются бизнесом.Санк-Марс ненадолго задумался. Новость была хорошей, просто замечательной. К «Ангелам ада» через их собственного адвоката был внедрен крот, и теперь адвокат до смерти напуган.— Так что вы хотели мне сказать? — настаивал Санк-Марс.Гиттеридж отошел на пару шагов, теперь он теребил пуговицу рубашки под узлом галстука. Возможно, он никогда раньше не переступал эту черту, и теперь, единожды это сделав, он понял, что в будущем все у него будет не так как раньше. Он отошел на шаг назад и сказал наконец главное:— Планируется еще один взрыв.— Кого же собираются разнести? — шепотом спросил Санк-Марс.— Полицейского. Это все, о чем я слышал. Не думаю, что ваша кротиха знает больше, но можете ее спросить.Они смотрели друг на друга, трубы радиатора булькали и тихонечко дребезжали, ветер с присвистом задувал в щель оконной рамы.— Меня? — спокойно спросил Санк-Марс.Адвокат пожал плечами.— Вам ничего не обломится, если вы скажете, что взорвать хотят меня.— Правильно, Эмиль. Если бы я стал строить догадки — а я иногда этим занимаюсь, — я бы сказал, что они собираются взорвать вас. Мы оба знаем почему. «Росомахи» уже получили хороший стимул для работы, им выделен большой бюджет. Если уберут вас, они вовсю разойдутся с благословения общественности, получат полную свободу рук и им удвоят бюджет, причем на долгие годы. Но я не могу с определенностью утверждать, будете ли это вы, другой честный полицейский или полицейский, работающий на них. Они лучше знают, как обстряпать это дело. Может быть, их выбор будет произвольным — я не знаю, мне это неведомо. Но в этой истории есть кое-что еще.— Что именно?— Внедренная девушка слышала этот разговор. Они будут за ней внимательно следить. Это может быть только проверка — стучит она или нет. Если только, Эмиль, они узнают, что предпринимаются какие-то меры или по управлению поползут какие-то слухи, — а об этом они узнают очень быстро, — от вашей девушки мокрого места не останется. Защищая себя, защищая любого, кто, по вашему мнению, может стать их целью, вы подвергнете ее смертельной опасности.— Они в любом случае доведут дело до конца, проверка это или не проверка?— Я в этом совершенно уверен. Это другой менталитет, Эмиль. И я не могу точно сказать, станете жертвой вы или кто-то другой.— Когда они собираются это сделать?— Обычно они не откладывают дела в долгий ящик.— Где это может случиться?— Это определится по ходу дела.— Скорее всего, это будет бомба?— Они любят шум.— Что еще вы можете мне сообщить?— Ничего. Ваша девушка, Эмиль, считает меня их подручным, но я к этому делу непричастен. Я только присутствовал при некоторых разговорах, которые слышала и она. Вот я и пришел прямо к вам рассказать, что я знаю. Они никогда не дают нам всей информации, раскрывают только небольшую часть общей картины. По новой системе все, кто на них работает, обязательно должны быть в чем-то замазаны.— Все?— Все без исключения. Я рассказал вам, Эмиль, все что знаю. Если только что-нибудь из этого просочится, им станет ясно, что в утечке виновата либо она, либо я. Если стукнула она, меня тоже прикончат, потому что я ее к ним привел. Если я, с ней тоже разделаются по вполне очевидным причинам. Ваша кротиха отдает себе отчет в этих последствиях? Я так не думаю. Не наломайте дров с этим делом, Эмиль.Если бы Гиттеридж узнал, какую оказал Санк-Марсу услугу, он бы, наверное, сожрал собственную печенку. Перед тем как прийти в управление, ему следовало бы хорошенько подумать. Санк-Марсу приходилось действовать осмотрительно.— Я ничего не знаю ни о какой девушке.Адвокат ничего не ответил.— Ваша озабоченность этим делом, господин Гиттеридж, получила должную оценку. Если дойдет до дела, я предприму все необходимые меры, чтобы освободить вас от какой бы то ни было ответственности в этом вопросе. Но теперь вы должны сделать еще кое-что.— Что?— Сдайте мне русского.Выгнув бровь, Гиттеридж покачал головой.— Хотите услышать кое-что, что вас действительно удивит? Я сделал бы это, если бы мог. Почему? Потому что именно он путает все карты, именно он хочет сломать существующий порядок вещей. В старые добрые времена все знали, что адвокат — это адвокат, никто никогда не требовал от него быть соучастником, он всегда был выше любых свар. Так раньше работала система. А теперь есть только один интерес, которому все должны подчиняться, и этот интерес — не мой.— Сообщите мне хоть что-нибудь, — настаивал Санк-Марс.— Что я могу вам сказать? Зовут его Сергей. Ему нравится называть себя Царь, потому что он узнал, что так его окрестили «Росомахи». Он высокий, широкоплечий малый, темноволосый, на шее у него шрам — вот здесь, — он проходит от уха до подбородка.— Все это мне известно, — сказал ему Санк-Марс.В ответ Гиттеридж пристально посмотрел ему в глаза.— Сколько концов у него на звезде?Не понимая, о чем идет речь, Санк-Марс тоже взглянул собеседнику в глаза.— Сколько?— Вы еще к этому не готовы, Эмиль. Повторяю вам, не гоните коней. Ладно, так и быть, я скажу вам. Ответ — восемь. Ищите восьмиконечную звезду.— Вы, видимо, говорите о его татуировке, — сказал Санк-Марс.По глазам Гиттериджа он понял, что тот был поражен его осведомленностью. Он про себя поблагодарил Господа за Джима Коутеса.Гиттеридж зашел в кабинку и снял с крючка портфель и пальто. Когда он вышел, Санк-Марс, ссутулившись, стоял у двери.— Вы, Эмиль, идите туда, а я пойду в другую сторону.— Так мы и сделаем, господин адвокат.— Желаю вам удачи.— Спасибо. Она мне может понадобиться.Санк-Марс какое-то время оставался на месте, давая Гиттериджу время выйти из здания, потом пошел к себе в кабинку. Часы на стене показывали десять минут второго. Он надел куртку и подкинул на ладони ключи. Завести машину будет целой проблемой. В эти дни угроз и бомб ему бы лучше ехать домой на полицейской машине. Но сначала надо было наполнить термос.В подземном гараже сержант-детектив Эмиль Санк-Марс подошел к своему синему «торесу» и вставил ключ в дверной замок. Ради этой молодой женщины он не должен менять намеченные планы. Ему надо действовать последовательно. В голове сам собой возник вопрос, будет ли с ним в ближайшее время связываться Наездник. Мужчина мог выяснить, что план убийства полицейского на самом деле был только проверкой, а потому лучше всего было бы вообще не давать этой информации хода. Кто-то может и умереть ради успеха всей операции. Разве этот подонок так раньше уже не поступал? Разве не приносил он в жертву своих? Что для него мог значить какой-то полицейский?Будет ему звонить Наездник или нет? Даже если он узнает, что жертвой должен стать Санк-Марс, станет ли он рисковать, выдавая эти сведения? «Спасибо тебе, Господи, что ты послал мне Гиттериджа!» — прошептал детектив, вставляя ключ в замок зажигания. Ему самому не верилось, что он произнес эти слова.ЧАСТЬ ТРЕТЬЯВОСЬМИКОНЕЧНАЯ ЗВЕЗДАГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯСРЕДА, 19 ЯНВАРЯДва двенадцать утра. Слесарь дремлет на заднем сиденье патрульной полицейской машины, за рулем которой сидит Санк-Марс. Земля вокруг чуть дрожит. Повизгивающий вой снегоуборочной техники приближался и усиливался. Вскоре колонна машин пересекает Майн, потом улицы Сен-Урбан и Кларк, и только тогда Эмиль Санк-Марс может ехать дальше.Он припарковал машину в конце улицы Эспланад на некотором расстоянии от бульвара, откуда через парк хорошо просматривалась квартира. Мнимая Хитер Бантри домой еще не вернулась. Санк-Марс поднял руку и покрутил пальцем в воздухе, давая сигнал парочке, сидевшей в припаркованной рядом машине. Парочка вышла и с видом влюбленных неторопливо потопала по снежку вниз по улице Мон-Руаяль.— Любовнички хреновы, — хмыкнул Мэтерз.— Что это ты?— Они даже не знакомы друг с другом.— Но получили соответствующее задание, — заметил Санк-Марс.— Похоже, он всю ее общупал.— Сдается мне, ты бы сам хотел быть на его месте?Парочка обогнула огромные вентиляторы, задорно перепрыгнув через сугроб, насыпанный на обочине снегоуборочной машиной, и, взявшись за руки, неспешно направилась к жилому дому. Мэтерз разбудил слесаря, все трое вышли из машины и зашагали в том же направлении.Парочка поднялась по ступенькам ко входу в дом и у самой двери застыла в жарком поцелуе. Мэтерзу показалось, что поцелуй был слишком страстным. «Не успели получить секретное задание и уже готовы ложиться в постель», — подумал он. Рука об руку парочка вошла в дом, а Мэтерз неторопливо двинулся к черному ходу. Он подождал, посмотрел на часы. «Любовнички» открыли ему дверь изнутри.— Ну что, ребятки, развлекаетесь?Оба сотрудника смутились.— Вы, ребята, перебарщиваете…— Нам сказали, что мы должны выглядеть убедительно, — ответила женщина.— Вы — сотрудники правоохранительных органов, — напомнил им Мэтерз, не очень понимая, к чему он это сказал и что это значит, а потому прикусил себе язык.Через пару минут, допустив тем самым ошибку, постучал слесарь. Последним вошел Санк-Марс.— Подождите.Он чуть приоткрыл дверь. Снегоуборочные машины вовсю работали, моторы их ревели, за ними в ряд выстроилась целая очередь грузовиков, готовых к погрузке и вывозу снега, от воя двигателей хотелось заткнуть уши. По тротуарам сновали маленькие снегоуборочные машины, их желтые проблесковые маячки отбрасывали яркие всполохи света на окрестные дома. Чтобы владельцы убрали свои машины с тех стоянок, на которых в это время было запрещено парковаться, по прилегающим улицам ездили грузовички техпомощи, воя сиренами, от которых люди вскакивали посреди ночи. Пол в коридоре слегка вибрировал, оконные стекла дрожали. Санк-Марс выглядел вполне довольным.— Пошли.Они поднялись на четвертый этаж. Оба новичка с двух сторон коридора стояли на страже, готовые в любой момент предупредить взломщиков. Слесарь опустился у двери на колени и рассматривал замок. Он уже понял, что работа здесь плевая, но ему нужно было немного времени.Санк-Марс коснулся его плеча и приложил палец к губам.Слесарь переждал временное затишье на улице, а когда кавардак снегоуборки возобновился, принялся за работу. Он был небольшого роста, гибким, вертким, с проворными и ловкими пальцами. Дверь он вскрыл именно в тот момент, когда машины грохотали с особой силой.Сняв в коридоре ботинки, Санк-Марс и Мэтерз одели на носки пластмассовые шлепанцы. Они вошли в квартиру и тихо затворили за собой дверь.Все прекрасно понимали, что действуют они не по правилам, это называлось незаконным проникновением в квартиру.Путь им освещали маленькие фонарики, похожие на авторучки. Санк-Марс захватил с собой флуоресцентный фонарь постоянного тока, который был особенно практичен, когда на улице вспыхивал свет проблесковых маячков. Оба мужчины молча стояли рядом в неярком свете фонаря, и обоим почему-то показалось, как будто они уже бывали здесь раньше.Квартира, как они и думали, оказалась пустой.Любые разговоры были запрещены. Санк-Марс чуть кивнул, и Мэтерз приступил к обследованию стенных шкафов. На мгновение его охватил жуткий страх — он испугался, что найдет там еще один почти детский труп. Каждый раз, закрыв дверцу, он вздыхал с облегчением, каждый раз, когда открывал следующую, у него бешено колотилось сердце. В этой квартире трупов не оказалось. Она действительно была пустой.Здесь не было ничего.Санк-Марс наклонился осмотреть электрические розетки, Мэтерз светил ему фонариком. Сначала старший детектив ни к чему не прикасался. Казалось, он внимательно изучает пыль вдоль плинтуса. Он сделал знак Мэтерзу, чтобы тот передал ему отвертку, и Мэтерз на цыпочках пошел за ней к слесарю. Санк-Марс снял крышку с чрезвычайными предосторожностями, чтобы не было совершенно никакого шума. Мэтерз склонился над начальником. Тот легонько подвинул его назад, он не хотел, чтобы Мэтерз дышал ему в ухо. Но младший детектив увидел то, что хотел, — крошечный серебристый передатчик, закрепленный под розеткой.Санк-Марс привинтил крышку на место. Он оставался стоять на коленях. Колонна снегоуборочной техники за окном двигалась своим чередом, грохот немного уменьшился, но здание продолжало мелко вибрировать. Действовать надо было быстро. Детектив на ощупь определил, куда спускается по стене телефонный шнур, и нашел маленький телефонный разъем, выдававшийся над плинтусом, как раз там, где проходила телефонная линия. Таких разъемов в разных местах квартиры было несколько, но этот показался ему самым многообещающим. Санк-Марс свинтил с него крышечку. Внутри как обычно беспорядочно переплетались провода, и ему пришлось посветить внутрь фонариком-авторучкой, чтобы показать Мэтерзу что-то совсем необычное.Это был маленький приемник, подключенный к телефонной линии.Первый жучок предназначался для передачи разговоров, которые велись в помещении. Голоса улавливались через дырки всех розеток, расположенных на расстоянии три-четыре метра друг от друга, и передавались на усилитель, который транслировал их через телефонную сеть на неизвестный приемник.Санк-Марс вернул крышечку на место и сделал знак Мэтерзу, что пора уходить.В коридоре они переобулись и подошли к полицейскому, следившему за главной лестницей. Санк-Марс шепнул молодому служаке, чтобы тот дал ему свое пальто. Вернувшись к двери, он дождался, когда слесарь как положено закрыл дверь квартиры и вытер лужи, оставленные их обувью. Потом Санк-Марс вернул пальто явно недовольному полицейскому, и все спустились вниз.Выйдя из дома, молодые любовники снова разыграли на крыльце свой спектакль, но теперь они нарочито привлекали внимание, позволяя остальным полицейским спокойно выйти с черного хода. Парочка отправилась куда-то своим путем, слесарь пошел к своему невзрачному фургончику, а Санк-Марс и Мэтерз разными путями двинулись к патрульной машине. Когда Мэтерз к ней подошел, начальник уже постукивал пальцами по рулю.Его партнер спокойно ждал.— Проблема заключается в том, — сказал старший полицейский, — поставили ли они жучки до того, как квартира стала пустой, или после. Я бы сказал, что после. Это было сделано совсем недавно. Пыль на стенной балке отличается от пыли на четвертном валике, на плинтусе и на опорном брусе. С балкой недавно что-то делали. Точно то же самое произошло в квартире Акопа Артиняна.— И что нам это дает? — поинтересовался Мэтерз.— Тот, кто вывез ее вещи, хочет знать, ищут ее или нет, — Санк-Марс говорил медленно, негромко, сдержанно. — Если они ее куда-то спрятали, им надо знать, кто в этой связи станет нервничать. Они думают, что она на кого-то работает, но наверняка этого не знают, поэтому они и устроили эту проверку. А если они выяснили, что она с кем-то связана, тогда им надо знать, с кем именно. И это меня особенно беспокоит. При таком раскладе они подозревают кого-то кроме нас.— Ваш источник.— Кто бы он ни был.Какое-то время они молчали, спокойно сидя в машине. В зеркальце заднего обзора Санк-Марс увидел, что молодые полицейские сделали большой круг, возвращаясь к своей машине. Глубоко войдя в роль, они так из нее и не вышли.— Могу поспорить на деньги, что они взяли эти жучки из квартиры Акопа и поставили их сюда.Мэтерз задал вопрос, который, возможно, ему лучше было бы не озвучивать.— Как вы думаете, Эмиль, она еще жива?Детектив решительно покачал головой.— Билл, пока мы ее не найдем висящей в шкафу на мясном крюке, будем исходить из того, что она жива. Я не хочу ее потерять. Ни в коем случае. Хватит с меня убитых ребят.Мэтерз продолжил свои умозаключения:— Если мы будем исходить из того, что она жива, значит, ее проверяют.— А из этого, в свою очередь, следует, что мы и вида не должны подавать о том, что нам известно о ее существовании. Мы ни с кем не будем о ней говорить.Мэтерз сделал глубокий вдох и резкий выдох.— Что теперь?— Утром, Билл, не выходи на работу. Тебе надо отоспаться. Займись своими делами завтра после обеда. Или уже сегодня? Ладно, не важно. Если получится, я завтра выйду на работу только к вечеру.— И чем вы собираетесь заняться?Санк-Марс покачал головой, как будто еще не решил, что ему делать.— Это устройство для прослушки — штука непростая. Устанавливал его профессионал высшего класса. У нас поговаривали о том, что такими игрушками пользовались в КГБ, говорят, они есть и у ЦРУ. Уверен, что эти ребята без труда распознают друг друга по почерку. Лучшим вариантом для этой женщины было бы, чтобы «Ангелы» даже не подозревали о ЦРУ, но если они связаны с бывшим сотрудником КГБ, то могут об этом догадываться. Если они ее проверяют, нам необходимо, чтобы она эту проверку прошла и стала одной из них. Потому что в противном случае провинциальная полиция найдет ее в какой-нибудь канаве, распиленную на куски бензопилой.— Так чем вы завтра вечером собираетесь заняться? — после паузы Мэтерз вернул его к теме разговора.— Мне страсть как любопытно узнать, насколько далеко зашел с такими же игрушками Лапьер. Может быть, я его завтра навещу.Санк-Марс завел машину. Он вдруг подумал, что молодые сотрудники, видневшиеся в зеркальце заднего обзора, целовались исключительно для того, чтобы действовать на нервы Мэтерзу, но он слишком устал, чтобы им подыгрывать.— Да, сегодня ночью я узнал много нового, — признался Мэтерз. — Эмиль, а тогда, помните, в конюшне, почему вы сказали мне, что ваш друг вас предал?— Раймонд слишком много знает. Его предостережение было чересчур нарочитым. Когда он предупреждал меня, у него на уме было что-то вполне определенное. Я это нутром почувствовал. Черт, даже лошадям это было понятно! Знаешь что? Это ты меня на него вывел.— Я? Как?— Ты сказал, что мой источник, наверное, меня знает, если не непосредственно, тогда через кого-то, кто близко со мной знаком. Какое-то время я даже в разговорах с Сандрой тщательно выбирал слова просто потому, что она американка. Но потом я задал себе вопрос: если бы я работал на ЦРУ за границей, как бы я решил выяснить, с кем мне лучше связаться в управлении? В качестве одной из возможностей при таком варианте я мог бы использовать совет канадской разведки, скажем, попросить их об одолжении, посмотреть, что они могли бы мне предложить. Вот так Раймонд и вывел на меня Наездника.Мэтерз какое-то время сидел в задумчивости.— Почему же вы считаете, что он вас продал? Ведь ваше положение, Эмиль, после этого резко пошло в гору.— Помощь организации для использования в ее целях друга называется предательством. Не забывай об этом, если очутишься когда-нибудь в схожей ситуации. Тебя подбросить домой или в управление?— В управление, — попросил Мэтерз, потому что оставил там машину.Он не собирался отсыпаться утром, как предложил ему Санк-Марс. Машина была нужна ему хоть и не на рассвете, но все-таки довольно рано.Когда ночь была уже на излете, нежданно-негаданно потеплело, и предвестником весны пролился сильный дождь, но уже вскоре после рассвета небо очистилось от туч и стало ярко-голубым.Денек выдался замечательный.Эмиль Санк-Марс и Сандра Лоундес вывели лошадей на три огороженных выгула, примыкающих к конюшне. Животные били копытами талый снег, беременные кобылы с довольным видом неуклюже терлись об изгороди. Люди как завороженные смотрели на животных и думали о том, что рано или поздно зима закончится, придет весна, все снова зазеленеет, а там и лето не за горами. Но пока — во мраке холодной зимы, от предвкушения этой неизбежной перспективы у обоих кружилась голова.Они стояли в сапогах на снегу, опираясь об изгородь загона, оба блаженно улыбались, как будто на них веял теплый, бодрящий ветерок.— Сдается мне, в детстве я был сложным ребенком, — произнес укоризненно Санк-Марс.Сандра стояла, уперев локти в изгородь загона и положив голову на ладони.— Тогда ты просто витал в облаках, — не стала она спорить, потому что ей захотелось быть с мужем поласковее.Он подвинулся к ней и нежно провел пальцем по щеке, отбросив прядь русых волос от глаз. Сандра повернулась к нему, чуть склонила голову и задумчиво коснулась губ большими пальцами обеих рук. Муж обнял ее и легонько прижал к ограде.— Мы такие, какие есть, — произнес он.Сандра внимательно на него посмотрела. Она понимала, как важно бывает для него выразить какую-то мысль и знать, что изреченная им истина будет оценена по достоинству и собеседник выразит с ней согласие. Но порой он изъяснялся какими-то загадками.— Что ты хочешь этим сказать?Санк-Марса не огорчило столь явное непонимание, наоборот, он посчитал его хорошим знаком.— Эта мысль многое для меня значила, когда я был моложе. Тогда она звучала для меня как откровение. Теперь она для меня почти так же важна, хотя я вижу ее в ином свете. Мы такие, какие есть, — подумай над этим.— Ты бы мне хоть намекнул, как подумать.Она заметила, что ритм его слов в чем-то точно соответствует ритму шагов лошади в загоне при объездке, когда она ступает по земле, грациозно выгнув шею так, будто хочет помочь невидимому наезднику.— Мир складывает слова в избитые фразы, например: «Ты — то, что ты ешь», «Будь всем, чем можешь быть», «Я мыслю, следовательно, существую», «Дела идут лучше с кока-колой». Так вот, я как-то утром проснулся с этой фразой в голове: «Мы такие, какие есть». Тогда она прочно застряла у меня в мозгу.— Что это для тебя значит?Он пожал плечами, будто теперь это было уже совсем не так важно.— Мы здесь ради какой-то цели. И эта цель велит нам быть такими, какие мы есть, она определяет, какими мы становимся. Мы оказались на этой земле по какой-то причине, и если нам эта причина ясна, мы в состоянии хотя бы отдаленно себе представить, кто мы такие. Я вбил себе в голову, что моей целью в жизни должна быть забота о животных, поэтому я захотел стать ветеринаром. Это оказалось невозможно, и потому я стал полицейским, смотрителем совсем другого зоопарка. Тогда я поначалу решил, что в моей судьбе что-то напутано.Два пони пустились в галоп и бежали, пока не увязли в глубоком снегу. Снежная пыль, поднятая их копытами, разбив ледяную коросту, окутала их белым облаком.— Я воспринял эту фразу — мы такие, какие есть — как собственный девиз или кредо и попытался связать с ней собственные представления о жизни. Получилось что-то вроде: «Я — полицейский, потому что мое призвание — быть полицейским». Может быть, теперь я стал мудрее, может быть, просто меньше пекусь о том, как моя работа вписывается во вращение Вселенной, но сейчас я воспринимаю это изречение в, более широком смысле. Получается, что мы такие, какие есть, потому что мы такие.Сандра спросила:— Тогда почему же, Эмиль, мы такие, какие есть?Он опять пожал плечами и, подняв густые брови, дал ей понять, что на этот вопрос лучше было бы не искать ответа… Единственное, что остается, — лишь порассуждать на заданную тему.— Может быть, мы здесь для того, чтобы заботиться о животных. В каком-то смысле у всех нас одна общая цель — быть ветеринарами.— Что-то, Эмиль, тебя заносит не туда, — предупредила его жена.Он улыбнулся, и ей стало тепло оттого, что впервые за долгое время его лицо осветила улыбка. Порой ей казалось, что характер мужчины, за которого она вышла замуж, формируется заботами и тяготами его профессии, но она надеялась, что когда-нибудь трудности исчезнут, как тает зимний снег под лучами весеннего солнца. То ли от весеннего солнышка, а может быть, от того, что он стоял на улице в расстегнутой куртке, без шапки, он выглядел гораздо моложе своих лет. «Странно», — подумала Сандра, потому что знала, что он всю ночь работал и почти не спал.— Кошки с собаками живут с людьми в домах, потому что умеют контролировать свой кишечник. Если бы лошади со свиньями, козы и ящерицы, слоны и бегемоты могли соблюдать личную гигиену, мы бы их тоже приручили, наверное, еще на заре цивилизации. Жирафов бы теперь держали в гостиных, бегемотов — на кухне, а у тех, кто может себе позволить иметь собственный дом, на участках паслись бы газели.— Ты так считаешь?— Я уверен в этом. — Он даже руку поднял, чтобы слова его звучали более убедительно. — Одним из самых ранних мифов нашей культуры стало предание о Ноевом ковчеге, куда он взял всякой твари по паре. Мне кажется, что этот миф закодирован в наших генах, потому что мы такие, какие есть.— Скажи-ка мне лучше, Эмиль, ты какие витамины принимаешь в последние дни? Мне хочется, чтобы тебе как можно скорее выписали какие-нибудь другие.Она снова была счастлива, она чувствовала себя на седьмом небе от того, что ей так легко удавалось вызвать улыбку на его обычно мрачном лице священника.— Я, Сандра, много размышлял над историей жизни. История жизни на Земле — это история катастроф, а разум природы имеет долгую память. Жизнь на планете не один раз подвергалась угрозе почти полного исчезновения. Так вот, увидела природа однажды, что чуть сама себя не уничтожила, и решила: «Теперь нужны на земле крепкие и мощные твари. Создам-ка я динозавров. А чтобы они полностью господствовали над миром, сотворю на планете такую растительную и животную жизнь, которая обеспечивала бы их существование. У них-то наверняка достанет сил выжить, когда случится очередная катастрофа». Но, как выяснилось позже, это им не удалось. И вот, когда от динозавров остались только воспоминания, природа поставила еще один эксперимент. Теперь она сделала ставку на разум. Но этот разум надо было вложить в другие крепкие существа, конкурентоспособные, агрессивные виды, обладающие сильной волей, потому что на земле слабые не выживают. Вот так и возник род человеческий, призванный бесконечно развивать собственные умственные способности. Этот вид мог заботиться о планете и предупреждать природные и космические катастрофы. Мы такие, какие есть, потому что стали такими. Мы держим дома собак со времен каменного века, мы объездили лошадей, мы обожествили кошку. И наряду с этим тысячелетиями существуют особи, как в «Ангелах ада», потому что людям нужны были их замашки — варварская тяга к захватам, экспансии и агрессии. В конечном итоге, возможно, эти архаичные пережитки еще не полностью изжиты в нас самих. Войны, конфликты, непредсказуемое развитие науки и техники — все это признаки кризиса, с которым человечество наверняка столкнется в будущем, и ему пригодятся эти качества.Сандра Лоундес внимательно смотрела на мужа, потом многозначительно прокашлялась.— Ты уж меня прости, но это звучит так, как будто ты оправдываешь ужасы, которые сопутствуют всей человеческой истории. Человечество довело мир почти до грани разрушения. Причем, заметь, это сделали люди, а вовсе не кошки или собаки.— На это я тебе отвечу, что до грани довели, но за грань все-таки не переступили. Мы такие, какие есть, потому что мы такие. Наша роль именно в том и заключается, чтобы научиться не допускать разрушений и катастроф. Мы здесь находимся в качестве антикризисных управляющих, призванных природой сохранить не только собственный вид — что оказалось неразрешимой проблемой для динозавров, — но и все остальные виды тоже. Все виды разумной человеческой деятельности готовят нас к этому призванию. Инженерное дело или теология, армия или экономика, литература или опыление посевов — все, что мы делаем и делали, в конечном счете связано с воспитанием заботливого отношения к миру и недопущением катастрофы. По сути своей, мы как доверчивые дети, тем более что и по времени пребывания на земле мы еще как бы ходим в детский сад. Нам только предстоит пройти долгий путь. И все мы вместе строим один большой Ноев ковчег.— Что же это значит, Эмиль? Или ты собираешься не арестовывать, а хвалить «Ангелов ада» за их жестокость?Санк-Марс обнял жену за плечи и притянул к себе.— Нет, — сознался он, снова улыбнувшись и как бы укоряя ее в том, что она не настолько серьезна, как ему бы хотелось, — но они заставили меня задуматься. Я никак не мог понять, почему в глазах людей их окружает ореол романтики. Много воды утекло с тех пор, когда к ним относились как к послевоенным бунтарям и бесстрашным героям. Теперь они прилично одетые наркоторговцы и убийцы на колесах, если только не напяливают на себя свои прикиды, чтобы нагнать страху на людей. Но даже те, кто их боится, все равно считают их крутыми парнями.Сандра вдруг так заразительно рассмеялась, что он тоже улыбнулся.— Ты что?— Крутые… Раньше я никогда не слышала, чтобы ты пользовался такими словечками.— Я не только в этом детском жаргоне волоку, я тебе и по фене такое отмочу, что заколдобишься.— Да так лет двадцать назад говорили! Я просто немного удивилась, вот и все. — Она тоже захотела выказать ему свою привязанность и потому обняла его за талию и притянула к себе. — Продолжай.— Нравится тебе или нет, но ни их присутствие, ни их поведение удивления не вызывают. Ошметки общества были всегда. Нам они достались в наследство от нашего прошлого, и порой их жизнь представляется обывателям романтичной возможностью стряхнуть с себя все обязанности и вернуться в другие времена. Тогда вдруг может показаться, что именно «Ангелы ада» играют Квебекскую симфонию, что на деле эти парни совсем не такие плохие, а их просто неправильно понимают.— Да, таких вот симпатичных, романтичных, ранимых бунтарей, — с сарказмом вставила Сандра.— Если только мы забудем, что бомба — это бомба, — продолжил Санк-Марс, — а убийство есть убийство. Здесь недопонимания быть не может. Вот только я никак не могу понять, зачем им снова понадобилось возвращаться в Монреаль? Мы их отсюда выгнали несколько лет назад. И мафии тоже хребет сломали — они теперь никогда не смогут вернуться к прежнему состоянию. «Ангелы» сейчас живут в поселках и небольших городках, дела у них идут хорошо, живут они вполне комфортно, они невероятно богаты — просто зло берет, как богаты, гоняют по отличным сельским дорогам на своих «харлеях», и провинциальная полиция к ним особенно не цепляется. Они отлично одеваются, собираются открыть сеть ресторанчиков. Я все думал: почему им приспичило возвращаться в Монреаль, где им грозят бомбы «Рок-машины» и постоянные дрязги с полицией? И вдруг до меня дошло.— И что же ты понял, Эмиль? — ободрила его жена, прижавшись к нему теснее.— Один журналист как-то в шутку спросил «Ангелов», как они относятся к независимости Квебека. Они ответили, — всем показалось, что они тоже пошутили, — что хотят видеть Канаду единой. А я попытался понять, почему они так сказали, откуда у них, черт возьми, такая позиция? С провинциальной полицией у них проблем нет, конная полиция от них бы вообще отвязалась. И тогда я сообразил. Они хотят стать общенациональной бандой. Восточное побережье они уже контролируют. На западе правят бал их марионетки. Следующей их целью должен стать Монреаль, и тогда им останется только расправиться с «Аутлоз» [16] в Онтарио.Сандра кивнула.— Да, они действуют как захватчики, но это вообще свойственно бандитам.— Если не считать того, что они отступили. Откуда же у них мотивация к новым действиям? От русских. Это они их настраивают прибрать к рукам Канаду, двинуться в Америку… У нас, говорят они, в руках Россия, европейские «Ангелы ада» становятся все сильнее, и со временем мы будем заправлять делами в половине преступного мира. А потом договоримся и с азиатскими бандами. «Ангелы» стремятся занять место в более крупном преступном сообществе, потому что, если они ослабнут, если проявят благодушие от размеренной сельской жизни, их просто сметут с дороги. Русские могли бы им помочь отвоевать место под солнцем. Это и есть антикризисное управление, Сандра. Им остается либо уходить со сцены, либо побеждать и расширяться.Подошел серый мерин и стал тыкаться в них носом, как будто просил приласкать его.— Насколько это серьезно, Эмиль? — тихо спросила Сандра мужа.Он думал об этом всю ночь под звуки ливня, колотившего в окна и по крыше, ощущая кожей теплый воздух оттепели. Приняв решение, он снова почувствовал себя свободным — свободным от нерешительности, от сдерживавших его ограничений. Если их брак был обречен на распад, если ему было суждено потерять жену, он был к этому готов, потому что решил не исключать ее больше из своей жизни, а, наоборот, вовлекать в те проблемы, которые его сильнее всего волновали. Если ему на роду была написана скорая смерть, он сумеет принять ее с достоинством. Отныне для выполнения задуманного надо было покончить со страхом, дурными предчувствиями, и это избавление должно либо начаться с дома, либо не начинаться вообще.— До сих пор я опасался рассказывать тебе о том, что происходит в моей жизни, потому что новости эти не самые оптимистичные.— Ну что ж, я прекрасно знаю, как ты ходишь кругами, когда не решаешься поделиться со мной дурными вестями. Ты купил мне ружье и столько патронов, что можно будет оборонять форт до прихода кавалерии. Ты спрашивал меня, умею ли я стрелять. Я, конечно, понимаю, что этим ты хотел меня убедить, что у нас все в лучшем виде. — Она отошла от него на несколько шагов. — Что произошло, Эмиль? Ты кого-то арестовал?— Нет, никто не арестован.— Что же тогда стряслось?Он вздохнул, посмотрел на лошадей, потом повернулся к ней.— В общем, Сандра, дела обстоят довольно паршиво. Я больше не могу от тебя это скрывать. Кроме того, не думаю, что я и дальше смогу носить это все время в себе, я уже не так самодостаточен, как раньше. Ты нужна мне. Мне надо тебе многое рассказать. Обо всем я сказать тебе не могу, а то перепугаемся оба до смерти, но мне просто необходимо с кем-то поговорить. Я очень хочу, Сандра, чтобы этим человеком была ты. Если ты решишь уехать, я пойму и винить тебя не буду. Я облегчу твой отъезд как смогу, но мне бы хотелось, чтоб ты осталась.Какое-то время Сандра Лоундес пристально смотрела мужу в лицо, потом отвернулась, как будто ей тоже было нужно спросить совета у лошадей. Она любовалась их изяществом, видела, как игриво они резвятся на воле после долгого зимнего заточения в конюшне. Потом подошла к мужу и уткнулась ему в плечо.Незадолго до полудня Мэтерз приехал в спокойный спальный район Нотр-Дам-де-Грас, лежащий к западу от центра города, нашел там улицу Мариет и остановился около пятнадцатого полицейского участка. Этот район ему нравился, Мэтерз сам готов был сюда переехать через годик-другой. Дома здесь были все больше двухэтажные в типично монреальском стиле. Сам хозяин с семьей жил обычно на первом этаже, а второй сдавали. Квартиры были большие, сами дома строили из красного кирпича в основном в тридцатые годы, когда мастерство строителей еще что-то значило. И дерево в этих домах было настоящее, и в окнах фасадов и входных дверей часто можно было увидеть витражи. Маленькие дворики перед домами и позади них теперь были покрыты подтаявшим снегом, и Мэтерз подумал, что в летние месяцы у его жены было бы сравнительно немного хлопот с садиком в таком дворике.Ночью прошел сильный дождь, и недолгая январская оттепель превратила сугробы в лужи.Стоянка пятнадцатого участка имела свою историю. Однажды полицейский застрелил там молодого невооруженного негритянского парня. Это было либо убийство, либо полицейский оказался слишком тупым, чтобы ему можно было выдать разрешение на ношение оружия. Сам он уверял, что сделал это случайно. Но поскольку негритянский парень в тот момент от него не убегал, его версия никого не убедила.Даже в спокойных районах бывают свои проблемы.Убийство потрясло весь город. Негритянская иммиграция в Монреаль из стран Карибского бассейна достигла тогда небывалых размеров, и кое-кому это было не по нраву. Многим французам казалось, что их здесь притесняют, и они пытались создать общество, соответствующее их собственным интересам. На всех митингах и собраниях, организованных тогда стремившимся к независимости правительством и его ярыми сторонниками, главным лозунгом был «Квебек для квебекцев!». Позже от него отказались, потому что изначально он был направлен против англичан в знак протеста против властей предержащих. Но многим иммигрантам, находившимся в самом незавидном положении и не имеющим доступа к власти, казалось, что этот призыв направлен исключительно против них. Поэтому для некоторых смерть негритянского юноши стала испытанием всего их сообщества. Кто же здесь оказался жертвой? Убитый парень или французский полицейский, которого выгнали с работы? Мэтерз знал, что так вопрос никогда даже не ставился, но в некоторых районах и кое у кого в управлении он возникал не раз. Именно тогда он почувствовал свою обособленность, потому что в каких-то ситуациях его коллеги всегда относились к нему как к англичанину, его мнение по таким вопросам никогда бы не приветствовалось и не учитывалось. Он всегда оставался одним из «других», англичанином, ему многое не дано было понять, но еще хуже было представление, что он смог бы пойти против них, выставить их в дурном свете, а потому, мол, ему нельзя было доверять.Мэтерз не раз задумывался о таком положении вещей. Размышлял он и о том, чтобы переехать в англоязычный район и жить там среди своих. Он надеялся, что в какой-то момент так и сделает. Если представителям разных культур суждено жить раздельно, пусть так и будет. Язык для него проблемой не был, он работал с французами и любил Монреаль, но если ему не доверяют, черт с ними со всеми, он будет жить среди англичан. Не станет же он всю жизнь биться головой об одну и ту же стену.У входа в здание со стороны расположенной во дворе стоянки Мэтерз расстегнул куртку, чтобы любой мог видеть его полицейский жетон, и сказал дежурному на входе, что ему нужен констебль Норман Лаженес. Его направили в кабинет на втором этаже, где он увидел полицейского, без энтузиазма заполнявшего какие-то документы. Мэтерз знал, что он работает в оперативной группе, занимающейся угоном автомобилей.Ему показалось, что полицейскому было лет двадцать пять. Он с такой неохотой что-то писал, как будто исполнение служебных обязанностей для него было сопряжено с мучительной физической болью. О Лаженесе поговаривали, что он очень быстро взлетел по служебной лестнице, но потом еще быстрее с нее свалился.— Я пришел к вам не по поводу автомобилей, — сказал Мэтерз констеблю, когда тот дал знак, что готов к разговору.— Но я занимаюсь машинами.Парень был худым, высоким, широким в кости, на вид смышленым, но выражение лица было явно недружелюбным.— Я хотел бы поговорить с вами о сержанте-детективе Эмиле Санк-Марсе.Его напарник недавно сам предложил ему провести такую беседу. Встреча долго откладывалась, но Мэтерз чувствовал, что теперь необходимость в ней назрела.Лаженес так посмотрел на Билла, как будто у него в голове замигали сигналы тревоги и завыли сирены.— Простите, как вы сказали, вас зовут? Вы из внутренней службы или…— Билл Мэтерз. В настоящее время я напарник Эмиля.Молодой полицейский был искренне удивлен.— Какое я к этому имею отношение?— Мы могли бы где-нибудь переговорить? Передохните немного, Норман.Лаженес провел его в небольшую уютную кухоньку, где можно было уединиться. В их управлении Мэтерзу недоставало спокойного уединения, он никогда не клал бутерброды на нижнюю полку, чтобы потом не смахивать с них тараканов.— Что вас интересует? — спросил его Лаженес.— Как у вас с опытом службы?— С каким опытом?— Опытом службы с Санк-Марсом.Молодой человек несколько раз с силой сжал и разжал пальцы, как будто хотел сбросить напряжение.— Я что-то вас не понимаю. Какое дело вы расследуете, детектив? Или лучше спросить, кем вы занимаетесь?Они сидели на небольших пластмассовых стульях за шатким пластмассовым столиком, но Мэтерз был слишком напряжен и взволнован, чтобы обращать внимание на обстановку. Он встал, прошелся как слон в посудной лавке, потом вернулся и сел на шаткий стул.— Сейчас происходят некоторые события, — сказал он, — о которых я не имею права ставить вас в известность. Вот вы здесь бумаги за столом перебираете, носите полицейскую форму — это наводит меня на некоторые мысли. Ведь у вас, как и у меня, был на бедре золотой жетон, вы, как и я, работали с самым известным сыщиком в городе. Мне бы, честно говоря, не хотелось, чтобы следующая моя должность была связана с заполнением каких-то документов.Обдумав слова Мэтерза, Лаженес ответил:— Это ведь у вас, а не у меня золотой жетон. Если вы не в курсе, что произошло, я ничего вам рассказывать не собираюсь.— Санк-Марс сказал, что вы за ним шпионили.Эта новость умерила пыл молодого человека, он откинулся на спинку стула. Выглядел он при этом как будто обкурился дури. Мэтерз подумал, что ему было бы лучше выйти подышать воздухом.— Мне сказали, что я должен за ним приглядывать. Это и была моя работа.— На управление?— А вы бы отказались? Мне за это дали жетон и сказали, что Санк-Марс — коррумпированный полицейский. Почем мне было знать? Никто его там не любил, об этом мне было хорошо известно. Мне сказали, что, если я помогу вывести его на чистую воду, меня быстро продвинут по служебной лестнице. Они обещали, что никто об этом не узнает. А я был настолько глуп, что поверил им. Можете меня за это расстрелять.— Это были люди из Министерства внутренних дел?Лаженес отмел это предположение и покачал головой.— Я бы худшего своего врага из Министерства внутренних дел не сдал. Этим ребятам палец в рот не клади.— Тогда — кто?— Начальство.— Высокое?Парень медленно покачал головой.— Это как конвейер, ничего нельзя узнать — ни имен, ни чинов. Все через посредников.— Как вы узнали, что вы в этом конвейере?— Они дали мне жетон — разве этого мало?— Так что же все-таки произошло? Санк-Марс мог вас вычислить, но отправить вас сюда бумаги перебирать сам он не мог.Лаженес потянулся на стуле, вытянув руки вверх и за спину, его длинные ноги высунулись с другой стороны стола, тело напружинилось. Он слабо усмехнулся.— Эмиль бы так не поступил, даже если бы был в чинах. Он действительно меня вычислил. Не спрашивайте, как ему это удалось. Откуда ему вообще все бывает известно? Он просто знает, и все тут. Может быть, он всю дорогу меня подозревал. Может быть, я какую-то его проверку не прошел, и он подстроил мне ловушку, в которую я угодил. Эмиль мне сказал, а я передал дальше, что мы навестим один склад на предмет кокаина. Санк-Марс хотел это сделать без ордера, потому что не верил судейским, и без прикрытия, потому что не доверял полицейским. На этом-то начальство и хотело его подловить. Ни о какой коррупции здесь, конечно, и речи не было, как они мне сказали, но он им давно поперек глотки стоял, вот они и решили подрезать ему крылышки.Мэтерз согласно кивнул.— Да, процедура для него не закон.— Не заблуждайтесь на этот счет. Когда ему надо, он соблюдает все формальности неукоснительно, — предупредил Лаженес.— Так что же все-таки произошло?Мэтерз старался чувствовать себя в этом помещении свободно. Все было ослепительно белым, как в больнице, — стены, стол, настенные ящики, стулья. Он положил ноги на стул.— Мы с ним нагрянули на склад. Я ждал, что вот-вот объявятся другие полицейские, чтобы застукать нас на месте преступления. Но вместо этого нас встретил огонь из крупнокалиберной полуавтоматической винтовки. Слава Богу, Санк-Марс настоял, чтобы я надел пуленепробиваемый жилет, если бы не это, живым я бы оттуда не выбрался. Мы валялись на полу, и я так понял, что настал нам конец. Огонь не стихал, мы себя чувствовали как рыба на сковородке. Я даже в штаны наложил — не в фигуральном, а в прямом смысле. Все было как на войне.— Как же вам удалось уцелеть?— С моего фланга тоже началась стрельба. Оказывается, Санк-Марс заранее договорился с несколькими полицейскими, у которых был выходной, чтобы они нас прикрыли. Они были его друзьями — из муниципальной полиции, провинциальной, из конной тоже, — все эти ребята почему-то в свой выходной прогуливались неподалеку, причем все были вооружены до зубов. Только представьте себе на минуточку! У них даже пулеметы с собой были. Мы вгрызлись в пол, и вдруг Санк-Марс мне крикнул: «К востоку от Олдгейт, Норман! Держись к востоку, парень!»— Вы знаете, что это значит?— Понятия не имею. А вы?Мэтерз напряг все свои умственные способности, но ответить на вопрос не сумел.— Получается, вы попали в засаду, о которой Санк-Марс знал заранее?— Получается, детектив, да только не так, — ответил Лаженес. — Об этом не мог знать никто.— Я что-то не понимаю, объясните.Лаженес наклонился к нему поближе.— Я не знаю, детектив, что вам надо и для кого вы все это выспрашиваете. Может быть, для того же начальства, может быть, для себя, может быть, у вас свой конвейер. Почем мне знать? Но как бы то ни было, я скажу вам одну вещь и советую вам хорошенько ее запомнить.Мэтерз спустил ноги со стула на пол, как бы давая понять собеседнику, что внимательно отнесется ко всему, что будет сказано.— Я вас слушаю.— Санк-Марс — малый сообразительный, правда? Я расскажу вам сейчас, насколько он смышленый. Он вычислил не только, что я сливаю его информацию наверх, он также просчитал, что все это поднимается только на одну ступеньку выше. Он догадался, что дальше эти сведения не идут, потому что лестницы-то нет. И тогда до него доперло, что моя информация идет по моему конвейеру прямиком к мафии и к «Ангелам ада». И это вам не фунт изюма,— Значит, — сделал вывод Мэтерз, — это была западня, в которую хотели заманить вас с Санк-Марсом.Лаженес пристально взглянул в глаза Мэтерзу и медленно покачал головой.— Санк-Марса они убирать не собирались, — сказал он. — Его бы убить не осмелились. Тогда бы такое началось, что хоть святых выноси. «Росомахи» бы их совсем к ногтю прижали, хоть они и теперь не дают им развернуться.Мэтерз прислушался к своему внутреннему голосу, который все отчетливее рвался наружу.— Получается, — негромко спросил он, — они хотели убить вас?— Прикиньте сами, детектив. Меня убирают, Санк-Марс получает предупреждение, а мои связи с начальством умирают вместе со мной. Санк-Марс оказывается в дерьме за то, что пошел на склад без ордера и без прикрытия, с мертвым полицейским на руках. Но на деле, конечно, ордер лежал у него в кармане, и поддержка была организована, но мой конвейер об этом ничего не знал, я об этом ничего не знал, и стрелок, естественно, был не в курсе. Ни о каком должностном расследовании и речи идти не могло. Стрелок сделал четырнадцать выстрелов — о его невиновности не может быть и речи, а одну пулю схлопотал себе в глаз. Мне пуля угодила в нагрудный карман. Санк-Марс по-тихому получил ордер и сам организовал прикрытие. Замысел лопнул как мыльный пузырь. Только меня засадили за писанину по подозрению в том, что я сливал информацию. А теперь мне говорят, что я в жизни не дослужусь до детектива.Мэтерз какое-то время переваривал полученные сведения, потом поднялся, собравшись уходить.— Вы говорили Санк-Марсу, с кем были связаны? Может быть, как-то намекали? — Лаженес смотрел на него с еле заметной ухмылкой. — Если вы сами не знали имен, может быть, вы сумели дать ему какие-то наводки? Санк-Марс терпелив и упорен, но ему нужен ключ к разгадке.— Я никогда с ним ни о чем не говорил.— Почему?— Та дырка в кармане стала для меня вполне убедительным предупреждением. А Эмиль по этому поводу особенно не переживал, разве не так? Но в него-то они не стреляли.Мэтерз кивнул, вроде как выражая парню свою солидарность. Он прекрасно знал, что спокойный несгибаемый характер Санк-Марса, временами становящийся неистовым, совершенно не соответствует такой логике.— А теперь? Вы ведь уже в этой дыре какое-то время просидели. Здесь вы чувствуете себя спокойно?Лаженес усмехнулся и тоже встал.— Либо, детектив, вы слишком наивны — для вашего собственного блага, хоть я в этом сильно сомневаюсь, либо вы сюда пришли выяснить, насколько легко меня расколоть. И если вас послали те, с кем я был связан, можете им передать, что договор остается в силе. Я уже говорил их людям, что, если сдохну или потеряю работу, будут разосланы письма со всей информацией, всеми подробностями, которые я знаю. Но пока этого не случилось, я держу слово.Мэтерз пожал плечами.— Знаете, я теперь понимаю, вы не можете мне доверять. Но вы могли бы все рассказать Санк-Марсу, дать ему ваши наводки, попросить его действовать осмотрительно. По крайней мере, он будет знать, с какого бока его поджидает опасность, сможет определить, с кем имеет дело.Билл Мэтерз устал еще с прошлой ночи и поначалу не обратил внимания на внутренний голос, но в воцарившемся ненадолго молчании его вдруг осенила неясная догадка. Он лишь мельком бросил взгляд на Лаженеса и сразу же все понял. Ему не надо было других подтверждений. Как же он сразу не догадался! Полицейский и так рассказал Санк-Марсу обо всем, что знал, и Санк-Марс решительно и умно принял необходимые меры, чтобы спасти ему жизнь. Идея с письмами, которые будут разосланы в случае его смерти или увольнения, скорее всего, пришла в голову самому Санк-Марсу. Мэтерз понял, что если только намекнет Лаженесу, что он все сообразил, тот может удариться в панику. Санк-Марс все знает! Или, по крайней мере, получил все ключи к разгадке этого дела. Должно быть, он уже знает, кто из полицейских охотится на него и на кого надо охотиться ему самому.Мэтерз решил быстро сменить тему разговора.— Послушайте, есть одна машина, которую мне надо прокачать. У меня есть только марка и регистрационный номер, заводского номера нет. Когда мы ввели эти сведения в компьютер, система выдала фальшивую информацию. Может быть, вы смогли бы как-нибудь по-хитрому прокачать номер? Вы, конечно, никому ничего не должны, но было бы отлично, если бы вы смогли нам помочь. Если нет, никто на вас в обиде не будет.Мэтерз записал всю необходимую информацию, вырвал листок из блокнота и передал его Лаженесу. Тот взглянул на номер.— По крайней мере, это работа для полицейского, — сказал Мэтерз.Лаженес с ним согласился.— Спасибо, — сказал он.Билл Мэтерз вышел на улицу. Направляясь к машине, он аккуратно обходил лужи. В тот день ему еще надо было многое успеть: выслеживать преступников, проводить аресты, опрашивать потерпевших, просмотреть ходатайства. Сегодня работа, которую он любил, оказалась дискредитированной, замазанной грязью. Теперь он стал понимать, почему Санк-Марс всегда был таким чертовски скрытным, таким дьявольски осторожным. Санк-Марс знал, что враги могут оказаться повсюду, а вот Мэтерзу надо было еще свыкнуться с мыслью, что они просочились и внутрь системы.ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ; ПОСЛЕ ПОЛУНОЧИНа покрытые тающим снегом поля спустилась ночь. Эмиль Санк-Марс, внешне спокойный и внутренне собранный, был готов ринуться в бой. Он побыл еще немного с лошадьми, а когда Сандра пошла спать, поцеловав ее на сон грядущий, отрезал себе на дорогу кусок тыквенного пирога. Ночью ему надо было покататься по улицам города. Разве мог он днем выслеживать ночных хищников? Бесполезно вставать с рассветом, если именно в это время преступники залегают в норы. Крутиться приходится вместе с ними, работать полицейскому нужно тогда, когда бандит идет на дело.Сейчас ему надо было стать таким же полицейским, как Андре Лапьер.Он вел машину по мокрой дороге, повсюду разлились лужи, перекрестки походили на озера. Дворники все время мельтешили перед глазами, очищая лобовое стекло от брызг, вылетавших из-под колес других автомобилей. Санк-Марс был напряжен и сосредоточен. В городе он проехал через центр, где в черном асфальте мокрых улиц отражались неоновые огни вывесок и рекламы, повернул вверх по улице Жанны Мане, потом выехал на авеню Парк там, где она проходит по восточному склону горы. В вышине слева от него ярко горел над городом обращенный к востоку крест, установленный на темной горе и как будто паривший в воздухе. Эмиль въехал на гору и остановился на расположенной почти на вершине восточного склона смотровой площадке, одинокий среди влюбленных парочек, обнимающихся на откинутых сиденьях машин.Отсюда можно было выйти на тропу, ведущую к кресту, но тащиться в гору по слякоти было удовольствием ниже среднего. Да и сам крест лучше всего был виден на расстоянии, когда не были заметны ни массивные стальные конструкции, ни слепящие лампы. Гора всегда претендовала на то, чтобы считаться духовным сердцем города, не случайно поэтому к ее вершине во все времена устремлялись активные духовные силы. В старину ее южные склоны возделывали ирокезы. Когда глава первого европейского поселения — с многозначительным именем де Мезоннев, что означает «новый дом» — молился, чтобы сошли принесенные наводнением воды, он предсказал, что жители поселения будут плодиться и множиться, если в самой высокой точке горы будет возведен крест. Де Мезоннев сам внес на спине крест на гору, хотя ему было очень нелегко продираться сквозь лесную чащу, и воды покорно схлынули в реку. Хотя, надо сказать, его выбор верхней точки мог показаться довольно странным — крест он поставил на небольшом холме посреди плоской горной вершины, но клятвы, даваемые в критических обстоятельствах, как правило, нарушаются — Санк-Марс не раз имел возможность в этом убедиться.Крест и теперь возвышается не в самом высоком месте горы, а там, где он лучше всего виден из восточной части Монреаля — районов, заселенных в основном католиками. Его не видно из делового центра города, он скрыт от взоров тех, кто живет в англоязычных районах, расположенных к западу от центра, зато мощные лампы ярко сияют для тех, кто некогда рьяно поддерживал католическую церковь.Гора привлекает и разделяет, притягивает и изолирует. С одной стороны у ее обрывистого склона сгрудились строения англоязычного университета МакГилл. С противоположного — более пологого, высятся постройки франкоязычного Монреальского университета. С другого склона каскадом сбегают вниз дорогие особняки и дома заселенного в основном англичанами Вестмаунта. На другом склоне расположился такой же богатый район — Отремонт, но живут там главным образом франкоязычные монреальцы. Ближе к небу на плоской вершине горы устроены несколько огромных кладбищ — английское, французское и еврейское, сокращая путь наверх к царству вечности.В этот момент Санк-Марс почувствовал себя почему-то ближе к миру усопших. Ливень с особой силой хлестнул по машине, дворники как бешеные елозили по ветровому стеклу. Он вдруг очень пожалел, что бросил курить — если бы кто-нибудь предложил ему сейчас сигарету, он бы не устоял. Перед ним — до нефтеперерабатывающих заводов в самом конце острова — раскинулась огромная восточная часть города, по-зимнему белая, сверкающая массой цветных огоньков. Он чувствовал ритм жизни города, ритм течения времени, дождь упорно и неустанно барабанил по крыше машины. Жизнь шла своим чередом. Древняя гора, у вершины которой он находился, была некогда лишь жерлом вулкана, дошедшим до нас сквозь необозримую бездну времени и ставшим ориентиром, который привлек сюда людей, позже построивших здесь большой город. Спокойно устроившись в машине почти у самой вершины, Санк-Марс как будто впитывал в себя силу любимой горы, которая когда-то определила его первое впечатление от города. Он и сам в чем-то был как гора. Точнее говоря, как та горная порода, которая заполнила жерло вулкана, — ее ничто не могло уничтожить, сломить или поколебать. Как скала, застывшая после того, как с нее сошла короста лавы. Если когда-нибудь и ему суждено было исчезнуть, он исчезнет последним. Он должен устоять.Перед ним расстилался в ночи ледяной город.Санк-Марс включил двигатель и направился вниз. Теперь, когда он повернул на восток, его мысли были обращены к Андре Лапьеру. Вскоре он уже колесил по улицам вокруг дома, где жил его коллега, постепенно сужая круги. Информации пока не хватало… Чтобы ее раздобыть, он готов был кое-где слегка приврать, кое в чем поднажать, при желании даже привнести в разговор скрытую угрозу.Собравшись с мыслями и внутренне подготовившись к встрече, Санк-Марс припарковал свой «торес» и прошел квартал в южной части центра города, расположенной неподалеку от ажурных пролетов моста Жака Картье. Подойдя к нужному дому, он позвонил и взглянул на часы — было две минуты второго. Он снова нажал на кнопку, на этот раз звонок звенел дольше.Если Лапьер и был в чем-то нечист на руку, ему не обязательно было жить в роскоши. Если на нем ничего не висело, ему следовало дать поощрение за служебное рвение. Он жил среди небогатых работяг, где мог постоянно «тереться» с крутыми ребятами. В этом районе — к югу от центра, жило полно всякой шушеры. Преступнику, выпущенному на поруки из-под стражи на выходные, ничего не стоило закинуть в окно или перекинуть через забор то, что он недавно стянул в Вестмаунте, перейти через улицу и купить себе любой наркоты, а потом свернуть за угол и спокойно лечь спать. Опасность здесь заключалась в том, чтобы не пересечься с парнями из «Рок-машины», потому что это было самое сердце контролируемой ими территории.Как и в большинстве других районов острова, дома здесь тесно лепились друг к другу. Небольшие дворики, где летом ключом била жизнь, на зиму, казалось, вымирали. Квартирки тут были небольшими. Новые постройки возводились без всякого плана, старые домишки разваливались. Летом из соседней квартиры доносился храп, а если кто-то по ночам смотрел телевизор, все было слышно соседям. В зимнее время шуметь старались меньше, люди не так бесновались в закрытом пространстве квартир. На балконах вырастали снежные сугробы. Улицы наклонно спускались к реке, никогда не стихал шум транспорта — машин, проезжающих по мосту через реку Святого Лаврентия.В конце концов раздался ответный сигнал, замок двери парадного щелкнул, и Санк-Марс вошел в дом.Он бесшумно поднялся по деревянным ступеням лестницы. Лапьер ждал его у двери в квартиру в нижнем белье. Он не был особенно удивлен, что его побеспокоили посреди ночи, но то, что к нему заглянул именно Санк-Марс, явно произвело на него впечатление.— Эмиль? — Волосы его были растрепаны, глаза резал свет лампочки в коридоре. — Какого черта?— Нам надо поговорить, Андре.Лапьер впустил его внутрь. Санк-Марс прошел небольшой коридор и вошел в гостиную, где молодая женщина в распахнутом халатике босиком направлялась к холодильнику. Санк-Марс взглянул на коллегу с явным неодобрением.— Только не читай мне нотаций, святой Эмиль.Он был прав. Женщина его не касалась, хотя вполне могла сойти за уличную шлюху. Скорее всего, Лапьер пользовался ее услугами бесплатно, злоупотребляя служебным положением так же, как и в случае с ремонтом машины на халяву в гараже угонщиков. Забавно, что при этом он всегда с пеной у рта пытался доказать, что его долг состоит в том, чтобы быть вместе с людьми, доведенными до отчаяния, с теми, у кого, по его словам, разбито сердце, потому что именно в таком состоянии они пребывали, когда он на них наезжал. Он ловко пользовался всеми возможностями, и доказательством тому служило присутствие в его доме этой семнадцатилетней шлюхи. Если бы он не был отстранен от обязанностей, может быть, на ее месте была бы двенадцатилетняя девочка.— Можно я, наконец, включу здесь свет?— Лучше я это сделаю, — сказал Лапьер. — От яркого света у меня болят глаза.Торшер немного рассеял тьму. Но даже от его приглушенного света вернувшаяся к столу с бутылочкой пива девушка другой рукой прикрывала себе глаза. Когда она подняла руку, поясок ее халатика упал и полы разлетелись в стороны, обнажив ее маленькие груди и треугольник волос на лобке. Молодая, но уже сильно потасканная, оценил ее Санк-Марс. Ему захотелось тут же проверить ее руки на предмет следов от уколов.— Сейчас твоя смена, Эмиль? Пива хочешь?Санк-Марс сам был не очень в курсе, официально он работает или нет, но решил, что это не имеет значения.— Спасибо.Лапьер свинтил на кухне крышечки с двух бутылочек пива «Сен-Амбруаз», принес их в гостиную, одну протянул Санк-Марсу и уселся напротив.— Прости, Эмиль, тебе дать стакан?— Бутылки вполне достаточно.— Какие у нас дела?— Я сейчас предметно занимаюсь твоей ситуацией.— Да? Ну и как?— Есть кое-что, в чем ты мог бы нам помочь. Было бы совсем неплохо, если б я указал в отчете, что ты нам помог, даже несмотря на то, что тебя отстранили.Ему хотелось, чтоб Андре надел штаны, а не сидел перед ним в одних трусах. Он и впрямь жил как босяк.Лапьер широко раскинул руки, будто раскрыл их для крепких объятий и любого предложения, которое пошло бы ему на пользу.— Все, о чем я прошу, Эмиль, — чтобы все было по справедливости.— Месяца четыре назад, Андре, ты вел одно дело. Тогда в джипе взорвали банкира «Ангелов ада». Помнишь то дело?— Тюржена? Нет. Какого-то английского малого.— Тернера.— Да, точно.— Ты еще был тогда проверяющим офицером.Лапьер пожал плечами и отпил большой глоток пива.— Байкерские разборки, Эмиль. У меня тогда это дело увели из под носа «Росомахи».— Они всегда так поступают. «Росомахи» там были поблизости и все видели, причем так случилось, что я был вместе с ними. Но пока дело не перешло к ним, проверяющим офицером был ты.— Моя привилегия состояла лишь в том, чтобы осмотреть кровавое месиво, которое там осталось. Тело ошметками разлетелось во все стороны, мы его со стен соскребали. В прямом смысле слова соскребали, Эмиль. Такими широкими ножами, как шпатели. Эти чертовы «Росомахи» на все были готовы, лишь бы хоть какую-то ниточку найти.— Было что-то особенное в том, как взорвали тело?Лапьер снова пожал плечами.— Если кого-то взрывают, он взрывается. Но здесь ты прав, я, пожалуй, раньше таких взрывов не видел. Взрывчатка была заложена под него.— Любопытно, — задумчиво проговорил Санк-Марс.— Почему?— «Росомахи» пришли к очевидному заключению. «Рок-машина» взорвала человека, работавшего на «Ангелов ада».— Они не дураки, Эмиль.— Я сделал такой же вывод. Но потом кое-что произошло. Возможно, что этот взрыв только походил на взрыв, организованный байкерами. Возможно, что в дело вмешалась третья сторона и скопировала образ действий «Рок-машины».— Это, Эмиль, уже что-то новенькое.— Утверждать на все сто не берусь, но мне бы хотелось, чтоб ты хорошенько напрягся. Вспомни все про тот взрыв, напиши обо всех различиях между взрывами, которые обычно устраивает «Рок-машина», и этим взрывом. Начни с того, что происходит с телом.— Эмиль, да это же может в корне изменить дело! Кто же, по-твоему, мог на такое решиться?— У меня есть кое-какие соображения на этот счет, но в уверенность они пока не переросли. Я тебя позже к этому делу подключу.— Да ладно тебе, Эмиль, колись, не тяни резину.— Я еще не готов. Ты мне помоги сейчас, а за мной, ты знаешь, и потом не заржавеет. Я ведь не забыл, что от той пленки ты мне только маленький кусочек дал послушать.— Не думаю, что это мешает проведению расследования.— Это своего рода отказ от сотрудничества, — Санк-Марс встал, подошел к окну, зайдя Лапьеру за спину, и взглянул вниз на спящую улицу, — а такое отношение тебе хорошую службу не сослужит.— Все дело в факторе времени. Мне надо знать, как карта ляжет.— Ты ведь знаешь ребят из провинциальной полиции, правда? И тебе уже не раз приходилось передавать свои дела «Росомахам».— В общем, мы с ними ладим. — Он выпил еще пива.— Уверен, что ты мог бы к ним зайти и попросить дело Тернера. И если какая-нибудь смазливая девочка там в курсе того, что тебя отстранили, тебе не трудно будет ее уломать. А в провинциальной полиции им вообще на это наплевать. Загляни в это дело, посмотри хорошенько, может быть, тебя там что-то озадачит.— Ты слишком много просишь, Эмиль.— Меня очень беспокоит, Андре, твой выход на пенсию. Я из-за этого по ночам не сплю. С какой стати из-за нового глушителя портить тебе жизнь? Ты же сам говорил, это частично было связано с работой. Есть полицейские, которым приходится жить в дерьме. И это святая правда! Слушай, если уж я к тебе заскочил, ты бы мне показал, Андре, где ты здесь прослушкой занимаешься, а? Мне ужасно хочется взглянуть на эту комнату.— Ты меня просишь или приказываешь?— А ты мне разрешаешь или отказываешь?— Ты ведь за этим и приехал, разве не так?Лапьер выглядел как побитый боксер, поникший в своем углу на табуретке, униженный, отвергнутый, ошеломленный, слишком измотанный, чтобы натянуть шорты, слишком сильно избитый, чтобы встать на ноги.— Зря ты так думаешь. Я совершенно серьезно тебе говорю насчет расследования дела этого Тернера. Могу поспорить, что этой шлюшке ты свои игрушки показывал.— Я за это не плачу, Эмиль.— А вот это зря, Андре. Будь осторожен. Не ставь свое мужское достоинство выше гордости полицейского. Это тебе не поможет при разбирательстве твоего дела, как бы оно ни повернулось.Лапьер понурил голову, поднялся. В этой квартире с низкими потолками он выглядел особенно высоким. Санк-Марс пошел за ним в спальню, где на кровати лежала голая девочка, которая потягивала пиво и рассматривала журнал мод. В квартире было очень жарко. Ее халатик валялся в ногах, она даже пальцем не пошевелила, чтоб хоть как-то прикрыться, но взгляд на них подняла, как будто хотела понять, собираются ли с ней что-то делать эти мужчины, и если да, то есть ли у нее выбор?— Проходи сюда, — показал ему дорогу Лапьер.Они вошли в большую кладовку, другая дверь из которой вела в ванную. Санк-Марс дернул за шнурок свисавшего с потолка выключателя. Половина кладовки была отведена под одежду — на плечиках висели костюмы, брюки, рубашки, в углу навалена куча грязного белья. Другая половина помещения была оборудована под что-то вроде небольшой мастерской: распотрошенные останки старых переносных радиостанций валялись на полке, из них были вынуты какие-то детали, там же стояли магнитофоны, были разбросаны наушники и старые микрофоны. Санк-Марсу это напомнило старые времена, когда они без всяких разрешений и помех могли прослушивать кого угодно, где угодно и когда угодно. Какое-то время он так и стоял в кладовке, потягивая пиво.— Ну что? — спросил его Лапьер, когда он оттуда вышел.— Расслабься, Андре. Я только хотел выяснить, какое у тебя оборудование. Если бы здесь у тебя все было по последнему слову техники, я бы поинтересовался, откуда ты берешь на это деньги.— Ты же видишь, Эмиль, насколько здесь все примитивно. Это просто хобби у меня такое, я тащусь от этого занятия, понимаешь?— Ты сам все это собрал?— Я переделал этот допотопный хлам, чтобы можно было использовать батарейки от часов.— Да ты просто гений, а я и не знал. Держи меня в курсе с делом Тернера.— Будет сделано.— И не бери в голову, как-нибудь прорвемся.— Годится. Послушай, а что у тебя там с этим парнем — Коутесом?— Он в какую-то нору забился, носа не кажет. Ты что, за него переживаешь?Лапьер скорчил гримасу.— Может быть, он тоже в этом деле по уши замазан. Надеюсь, рано или поздно он объявится.— Было бы неплохо.— Спасибо за все, Эмиль. Буду думать.— Ладно, коллега, обо мне не беспокойся. Я бы мог отрядить на это дело кого-то другого из наших, но не привык менять коней на переправе.Высказав коллеге все, что считал нужным, Эмиль Санк-Марс вышел из квартиры и направился к машине, уверенный, что запустил достаточно серьезные процессы. Дождь перестал. Любой дельный план подразумевает, что в нем расписаны определенные функции. В этом смысле его затея и не претендовала на то, чтобы называться планом, но в равной степени ее нельзя было назвать и тактической уловкой. Поделившись с Лапьером интригующей информацией, он повысил его ценность в глазах «Ангелов ада», если, конечно, Андре работал на них. Они бы многое дали за то, чтобы узнать, чем занимается знаменитый сыщик Санк-Марс и куда приведет расследование о таинственной третьей силе, напавшей на них под видом «Рок-машины». Если можно было получить от Лапьера какую-то информацию в этой связи — при том условии, что взорвать собираются его, — такой поворот событий мог бы спасти ему жизнь. Кроме того, Санк-Марс надеялся, что если эта новость дойдет до главарей «Ангелов ада», а подорвать собираются его самого, они вполне могут изменить свое решение. Узнав о том, что он может стать для них источником важной информации, «Ангелы» могли бы его не трогать.Новость о существовании этой неизвестной жесткой третьей силы могла бы сильно озадачить всю эту волчью стаю. Они никогда не додумались бы, что к делу причастна эта студентка — или ЦРУ, — и потому такая ложь во благо могла бы оказать на них какое-то давление. При удачном развитии событий, если через «Ангелов» слух об этом дойдет до интересующего его человека, это, возможно, помогло бы установить с ним более равноправные отношения. Тот человек — особенно если он действительно имеет отношение к ЦРУ — наверняка хотел бы знать, что Санк-Марс прячет в рукаве. Или этот деятель, чтобы прояснить ситуацию, мог бы снова использовать свои связи, возможно, того же Раймонда Райзера.Если эта информация дойдет до «Ангелов ада», станет там известна человеку Наездника, внедренному в банду, а потом через Наездника вернется к нему обратно, это подтвердит, что Лапьер с ними связан, поскольку этой информацией он поделился только с ним. Санк-Марс очень рассчитывал, что такая утечка могла бы внести в это дело полную ясность.Он сел в машину, перевел дыхание и включил двигатель. С облегчением вздохнул — бомбу ему не подложили. Какое-то время он сидел за рулем, напряженно размышляя над собственными сомнениями и подозрениями. Ему надо было вспомнить разговоры, которые он вел с Андре в прошлом, сопоставить их содержание с тем, что он видел в его маленькой мастерской. Как-то Андре обмолвился, что оборудование было мобильным, и Санк-Марс нашел у него в кладовке подтверждение этому. Оборудования большого радиуса действия у него не было, не было ни антенны на крыше дома, ни куда-то уходящих проводов, ни телефонных розеток в стенном шкафу. Но разве не говорил ему Андре, что разговор в гараже «Сампсон» он записывал дома, когда болел гриппом? Оборудования, которое позволяло бы ему это сделать, Санк-Марс не заметил, и в любом случае такое его заявление противоречило тому, что он говорил раньше исключительно о мобильном характере его оборудования. Тогда Санк-Марс поймал его на этом противоречии, о котором долго потом размышлял. Ему нравилось подмечать противоречия, они были для него как трещины в толще событий, в которые проникала его пытливая мысль. В то время он не мог осмыслить эту информацию, не располагая достаточными сведениями, его подозрения тогда были слишком неопределенными. Теперь положение изменилось — у него появилось недостающее звено, и ему надо было найти нужное место в общей картине.Он включил передачу. Бомба не взорвалась. Детектив выехал на улицу. Взрыв не прогрохотал. Если бы было возможно, он никогда бы не включал заднюю передачу. Сделав это, можно было нарваться на большие неприятности.Санк-Марс направился в центр. Ему очень хотелось найти полицейского ночной смены, которому можно было доверять. Кого-то, кто не возражал бы против того, чтобы дождаться, когда молодая женщина выйдет из квартиры, кто мог бы проследить за этой шлюшкой, чтобы выяснить ее адрес. Кого-то, кого не смущала бы мысль о том, что он одновременно следит за другим полицейским. Размышляя в этом направлении, он подумал об Окиндере Бойле, о том, как бы он отнесся к слежке за полицейским. Захочет ли он познакомиться с этой девушкой, втереться к ней в доверие, может быть, написать о ней репортаж? Штатские уже далеко не в первый раз принимают участие в этом деле.«Дальше будет хуже», — сказал себе сержант-детектив Эмиль Санк-Марс. Стоя на светофоре в ожидании смены красного света зеленым, он скорчил недовольную гримасу и подумал: «Еще не вечер».Когда он продолжил путь, темные очертания горы окутывал туман, но мягкий свет креста на ее вершине служил ему ориентиром, снова напоминая, что он — Санк-Марс, все ближе продвигается к центру событий, где ему уготована главная роль.Они пришли посреди ночи. Еды с собой не принесли. Восемь «Ангелов ада» вошли в небольшое помещение и в два ряда встали по бокам кровати, на которой сидела Джулия Мардик, закрыв глаза от слепившего ее верхнего света. Мужчины молчали. Они стояли вокруг ее кровати как безгласный древний греческий хор, намеренно низведенный до уровня, который уже нельзя было назвать человеческим, а она была напугана, голодна, одинока и вконец сломлена. Они были в своем истинном обличье — одежде байкеров.— Пожалуйста, — еле выговорила она, — не делайте этого.Джулия ничего не ела с тех пор, когда пообедала на корабле. Долгие часы ее держали почти в полной темноте — неясные блики тускло мерцали лишь в тех местах в перегородках и потолке, куда были выведены трубы. Но и этого освещения хватало, чтобы видеть, как к ней подходили крысы и обнюхивали ее. Она провела там всю ночь и даже сесть не могла. А наутро к ней пришел капитан. Сквозь слезы она спросила его:— Они собираются меня убить?Он ткнул в нее указательным пальцем и ответил:— Не убивать тебя на моем корабле.Она так и не поняла, была ли это хорошая новость или смертный приговор. Капитану, казалось, сильно не нравилось все происходящее. Он отвел ее в туалет, а потом опять приковал наручниками к трубе.На следующую ночь капитан перевел Джулию в отдельную каюту, где ее заперли, но уже без наручников. Там хоть воду можно было пить. Днем она дала обещание не устраивать скандалов, и ее вывезли из порта на БМВ через пост охраны. Потом они долго ехали по шоссе на восток от Монреаля, на территорию, которую контролировали «Ангелы ада», в район, называемый «восточными городами».Там ей выделили отдельную квартиру.Но и в тот день ее ничем не накормили, а стояла уже глубокая ночь.Человек, которого она знала под именем Жан-Ги, подошел ближе и встал сбоку от других, как будто готовился к какой-то церемонии или ритуалу. В отличие от других он никогда не носил байкерского прикида, а всегда одевался с иголочки. И теперь он был одет в розоватую рубашку и бежевый костюм. Она бросила взгляд на остальных — все они смотрели на нее безо всякого выражения, животы вываливались из штанов, они переминались с ноги на ногу, позвякивая цепочками, у некоторых были ножи, на куртках — нашивки с костями и черепами. На пальцах у байкеров поблескивали перстни и кольца, на шеях болтались цепочки и медальоны с подвесками, тела их были покрыты татуировкой. Патлатые и нечесаные, со слезящимися глазами, свалявшимися бородами, мужчины смотрели на девушку бесстрастно, как каменные изваяния. От них разило джином и сильно, удушливо воняло потом. Жан-Ги, весь в бежевом, стоял сбоку, скрестив руки как директор похоронного бюро, и, казалось, чего-то ждал. Джулия беззвучно взмолилась:— Пожалуйста, не надо…И тут вошел он — Царь. Мужчина был безукоризненно одет, как будто костюм ему шил тот же портной, что и Жан-Ги, с той лишь разницей, что на нем не было пиджака. Она заметила, как похрустывает его накрахмаленная рубашка, как отлично отутюжены брюки, узел черного галстука был чуть ослаблен у воротничка. Как и в первый раз на корабле, перед тем как он приковал ее наручниками к трубе, Джулию поразили его тяжелый взгляд и полные губы. На этот раз в тусклом освещении она еще заметила, что у него острые скулы и слишком оттопыренные уши, из-за которых, возможно, его голова выглядела как-то странно, непропорционально. Она подумала, что лет ему где-то под пятьдесят или немного меньше. Царь взял стул от скромного столового гарнитура, и Джулия вдруг испугалась, что он размозжит ей голову. Она вздрогнула и сдвинулась к краю кровати, но мужчина повернул стул к ней спинкой, поставил его у изножья кровати, сел и упер локти в спинку.Ей хотелось поймать его взгляд, разглядеть в нем хоть что-то человеческое.— Мы тебя называем банкирская дочка. Об этом должен быть один анекдот.Она чуть поежилась под одеялом, пытаясь ощутить собственное тело. Девушка была полностью одета.— Она была всего лишь банкирской дочкой… — голос ее срывался, она слышала надсадное дыхание этих вонючих мужиков, и ей казалось, что некоторым из них трудно держаться прямо, — …но все мужчины брали у нее взаймы.— Мне говорили, что с чувством юмора у тебя нет проблем.— Кто это мог заметить? Никто из тех, с кем я… — она еще как-то пыталась быть смелой.— Заткнись. На этот раз мы здесь не для разговоров.Джулия замерла, сердце ее отчаянно колотилось в груди. Ей стоило огромного труда не взмолиться о пощаде. Ей казалось, что этот огромный малый мог, если бы захотел, просто разорвать ее пополам.Царь сказал:— Ты нам сделала добро, Хитер Бантри. Деньги, которые двигал твой отец, — хорошие деньги. Это прекрасные деньги, да? Чистые деньги. Ты меня поразила. Полиция так не может двигать деньги.Она прикрыла рот руками и глубоко вздохнула.— Последние дни тяжелые для тебя. Нам нужно это знать. Она мягкая как пастила? Или у нее достаточно силы? Что мы сделали с тобой не так плохо. Но мы делаем тебе хуже, чем полиция, хуже чем женская тюрьма. Ты перенесла нас. Это хорошо. Это показывает мне, что ты не пастила. Как ты стала такой сильной, Хитер Бантри?Она еле могла говорить.— Я вовсе не такая сильная, — возразила она. Селвин учил, что сильной ей быть нельзя, сила может вызвать у них подозрения.— Ты знаешь, кто есть в комнате, Хитер Бантри? — спросил Царь, сидя на стуле. — Ты здесь вместе со знаменитыми мужчинами, названными «грязное меньшинство». Ты знаешь, почему они так названы?Она отрицательно покачала головой.— Это знаменитые мужчины, о них говорят в телевизионных новостях. Тебе бы надо их знать. Они могут быть твои друзья. Каждый сделал себе такое имя, убив какого-то подонка для нашего бизнеса. Что ты думаешь, Хитер Бантри?Она не могла ни говорить, ни дышать, ни думать.— Я себе говорю, у тебя есть рот, да? Я хочу слышать, что ты говоришь. Ты чувствуешь, что тебе показали уважение, банкирская дочка, что ты вместе с этими знаменитыми мужчинами?Джулия попыталась ответить, но у нее совершенно пересохло горло. Она сделала над собой усилие и ответила:— Да.— Тебе бы не надо спать в одежде. Сними одежду для меня. Ей стало так страшно, что о стыдливости или стеснении она уже не могла думать. Пока девушка раздевалась, у нее так сильно кружилась голова, что она не совсем соображала, что делает, каждая пуговица давалась ей с огромным трудом.— Я люблю, когда женщина делает стриптиз медленно, — сказал сидевший на стуле мужчина, и остальные мужики смачно заржали.«Ангелам» нравилась эта часть представления.— Но я тебе говорю, у меня нет целой ночи, — продолжил Царь.— Пожалуйста, — взмолилась Джулия.— Заткнись, — цыкнул Царь. — Давай. Быстро. Мы видели раньше голые тела.Она стала раздеваться быстрее, как будто страх перебрался из головы в пальцы, чтобы поскорее справиться с задачей. Ей неудобно было на этой постели, сильно кружилась голова, тело сковывал панический ужас, какого ей никогда не доводилось испытывать раньше. Раздевшись, она прикрылась своими вещами и крепко свела колени.Один из байкеров вырвал у нее всю одежду и пробежал пальцами каждый шов в поисках микрофона, которого там не было.Мужчина встал со стула и нагло на нее уставился. Джулия смотрела на него снизу вверх, поэтому он казался ей невероятно высоким, крепким и мускулистым, что выгодно отличало его от остальных стоявших вокруг мужиков с отвисшими животами. Теперь ей был ясно виден большой шрам у него под скулой. Он снова поднял стул, на котором сидел, отодвинул его теперь чуть дальше от кровати и повернул так, чтобы сидеть к ней лицом. Джулии подумалось, что он в совершенстве контролирует каждое свое движение.— Ты для нас сделала хорошее одолжение. Мы хотим, чтобы ты была вознаграждена, Хитер Бантри. Это для тебя хорошая новость?Ей пришлось напрячься даже для того, чтобы слегка кивнуть головой. Сердце билось с дикой силой.— Мы пользуемся твоим отцом для себя, да? Он человек с талантом. Теперь это выглядит так, — сказал мужчина, пожав плечами, — что ты должна оставаться прикрепленная к твоему отцу. Я говорил с ним. Он — безнадежное дело. Все время ходит вокруг и вокруг по кругу в своей голове. Кто может его хранить в порядке? Ты, кажется мне. Поэтому, банкирская дочка, у тебя тоже есть талант. Это хорошо. Нам это нравится. Ты делаешь своего отца как нормального человека.Все в точности, как и говорил Селвин.— Это не вопрос. Я буду на вас работать. За этим дело не станет.— Да, нет, — сказал мужчина. — Мы требуем от того, кто работает на нас, жить по высокому стандарту, да? Ты понимаешь?Джулия кивнула.— Нам нужно твое приобщение, Хитер Бантри. Таким путем мы будем знать, что ты одна из нас.Она снова кивнула, ничего на самом деле не понимая.— Хорошо. Что я могу тебе сделать? Я могу тебя отдать «грязному меньшинству».Джулия взвизгнула и заскулила — она ничего не могла с собой поделать.— Я согласен. Это трудно для тебя. Ты можешь не выжить. Эти мужчины не ласковые люди. Мы хотим, чтобы ты кончила живая. Мы хотим, чтобы ты была счастливая с нами. Мы тоже хотим, чтобы ты боялась нас, в этом будь уверена. Ты боишься, банкирская дочка?— Да.— Хорошо. Но мало. Я имею твое внимание?— Да.Она уже сама не понимала, что говорит.— Поднимите ее. Принесите ее ко мне. Я хочу ее внимания.Мужчины схватили ее, Джулия вскрикнула несколько раз подряд, а потом стала кричать с каждым выдохом, когда мужчины подняли ее с кровати на руки как пушинку. Волосы ей откинули назад, тело наклонили вперед, руки и ноги мертвой хваткой сжимали байкеры. Ее держали перед сидевшим на стуле мужчиной так, будто она была орлицей, парящей над полом — руки и ноги девушки были разведены в стороны, она не могла ими пошевелить, она даже говорить теперь не могла, настолько крепко ее держали.Ее тело занесли чуть вперед так, что оно оказалось прямо над головой сидевшего на стуле мужчины.Он протянул руку и положил ее на волосы между ее ногами.Байкеры опустили ее чуть ниже. Теперь она чувствовала дыхание Царя, его губы были прямо под ней, рядом с ее губами.— Теперь я имею твое внимание, банкирская дочка? Я тебя не ушибу. Мы хотим, чтобы тебе было тут хорошо. Теперь мы твои друзья. Мы тебя защищаем. Может быть, ты станешь женой одного из наших парней. Сначала ты должна нас бояться, банкирская дочка, ты должна понимать, что мы можем порвать тебя на куски так, что будет невыносимо больно, отдать тебя смерти очень медленно, с очень громким криком и очень большой кровью. Пойди против нас, банкирская дочка, тогда я сам прослежу, как мы одну за другой оторвем тебе руки и ты сама будешь пить свою кровь. Ты можешь представить это, Хитер? Представь это. Посмотри в голове, как ты пьешь свою кровь из рук, которые мы отрезали. Ты станешь сумасшедшей от вещей, которые мы тебе сделаем, я вижу, как это происходит, ты сойдешь с ума перед тем, как умрешь, потом ты умрешь, и твоя смерть станет страшной. Некоторые из этих людей любят цепные пилы, это их предпочтительный способ. Эти люди, они настоящие ангелы ада, Хитер Бантри, они делают свою работу со страстью. Они порвут тебя на части так плохо, так медленно, они будут разрывать твое тело так медленно, Хитер, что ты сначала умрешь от безумия, в которое они тебя приведут. Ты меня понимаешь?Его окрик подействовал на нее как удар хлыста, она содрогнулась. Джулию била мелкая дрожь, ей показалось, что от нее осталась одна оболочка, внутри — пустота, а липкий ужас заполнил всю ее внутреннюю сущность. Она хватала ртом воздух как рыба, выброшенная на берег.— Держите ее, — приказал сидевший на стуле человек. Кто-то постучал в дверь.«Ангелы» сжали ее тело еще сильнее, запрокинули ей голову назад так, что она могла видеть потолок, еще сильнее и бесстыднее развели в стороны руки и ноги. Джулия словно парила вниз животом над полом, как парашютист в затяжном прыжке. Из коридора неясно донесся какой-то шепот, от которого у нее мурашки побежали по коже. Каждый звук теперь приводил ее в смятение, она совершенно не могла взять себя в руки.Мужчина вернулся. Он снова сел на стул, его лицо оказалось рядом с ее головой.Она продолжала парить где-то в полутора метрах над полом, зажатая как в тиски руками восьмерых мерзавцев.— Опустите ее, — приказал высокий русский.Мужчины швырнули ее на кровать.Потолок взлетел вверх.Джулию подбросили пружины матраса.Царь встал и начал медленно мерить комнату шагами.— Если тебе страшно быть голой, залезь под одеяло, — сказал он. Она восприняла его слова как приказ и тут же его исполнила.— Хитер Бантри, мы не причиним тебе вреда. И отцу твоему тоже ничего плохого не сделаем. Но теперь, когда ты работаешь на нас, с твоей старой жизнью покончено. Ты будешь богата. Ты будешь счастлива. Никогда не предавай нас. Тебе это ясно?Она кивнула.— Хорошо. Иногда у нас возникают проблемы. Полиция пытается проникнуть в нашу организацию. Мы этого не потерпим и не допустим.Мужчина снял галстук и начал расстегивать рубашку. Она подумала, что он собирается ее изнасиловать, а после с ней это же проделают остальные. Девушка почувствовала такое омерзение, что еле сдержала приступ рвоты. Она очень хотела закричать: «Меня зовут не Хитер Бантри! Я не та, за кого себя выдаю! Отпустите меня!» Ее всю передернуло в непроизвольной судороге, а потом как будто парализовало, а мужчина тем временем обнажил свою грудь.— Хитер Бантри, это — восьмиконечная звезда, эмблема нашей организации. — Завитушки красного и черного. Змеи и кинжалы. Восемь острых концов лучами расходились из центра татуировки, покрывавшей левую часть его груди. До самой середины грудь мужчины пересекал хирургический шрам. — Теперь мы работаем с организациями во всем мире — с «Ангелами» в Америке и Скандинавии, во Франции, Германии и Нидерландах. — Его акцент исчез. Английский, на котором он говорил, стал почти совершенным. — Наши братские организации раскиданы по всему миру. Эта восьмиконечная звезда, Хитер, — символ нашего русского братства, нашего единства и могущества, единения всех наших семей и братств. У тебя тоже будет такая татуировка. Она будет не такая большая, и деталей на ней будет поменьше — ты ведь только солдат, но звезда будет тебя защищать. Ни один «Ангел ада» не обидит тебя, когда у тебя будет такая звезда. Тебя будет бояться половина мира. Эта звезда украсит твою грудь, Хитер Бантри. Я прикажу сделать ее тебе сегодня же ночью. Ты меня поняла?— Да.— Ты согласна?«Селвин?!»— Да.— Это — первая часть той дани уважения, которое ты нам воздаешь. А вторая часть такая. Все, кто вступает в нашу организацию, кто становится нам близок, должны сделать одну вещь, на которую никогда не отважится ни один полицейский. Ты сделаешь то, о чем мы тебя попросим?Она обвела комнату глазами и молча кивнула в знак согласия.— Ты согласна стать посвященной?Она снова кивнула.— Хорошо. Нас беспокоит один полицейский. Его надо убрать. Сейчас над этим вопросом работает Жан-Ги. Он большой мастер своего дела. Он научит тебя, как установить устройство, покажет, как нажать кнопку. Это совсем не так трудно. Полицейский будет уничтожен, ты станешь убийцей. Поняла?Она кивнула.— Согласна?Она кивнула.— Скажи это вслух!— Да, — сказала Джулия Мардик.— Ты убьешь для нас полицейского? — к нему снова вернулся его фальшивый акцент.— Да.— Говори это!— Да, — повторила она громче.— Говори мне, банкирская дочка, что ты нам делаешь. Говори мне!Хоть голос ее был слабым, тишина в комнате стояла такая, что ее ответ был слышен всем:— Я убью для вас полицейского, — проговорила она.— Ты будешь его разбомбить? Ты взорвешь его в куски?— Я подорву его. Он разорвется в клочья.— Ты разорвешь ему задницу?— Я взорву его задницу.— Это хорошо. Я хочу, чтобы ты была одна из нас, Хитер, — сказал мужчина. — Я не из этой страны, но я уважаю обычаи во всех землях. Где я живу, откуда я приехал, где меня учили, мы не взрываем людей, просто чтобы убивать их. Но здесь такой обычай у «Ангелов». Мы уважаем их обычай, да?— Да.Кивнув головой, он дал знак всем выйти из помещения.— Закрой дверь! — рявкнул он вслед последнему выходящему — это был Жан-Ги.— О, нет, нет, только не это, — взмолилась она.— Что ты боишься, Хитер? Ты не можешь быть девственница.— Мне больно. Я не могу. Со мной что-то не так. Я не могу заниматься сексом. Я не хочу забеременеть. Я не могу иметь детей. У меня тело не нормальное, пожалуйста, вы все мне там порвете, пожалуйста, я очень вас прошу. Я все сделаю, что вы попросите, только не это…Джулия была в ужасе от собственных слов. Она сама сказала ему, что сделает все, что он захочет. Она чувствовала себя сломленной, полностью побежденной, униженной, потерянной.Мужчина подошел к кровати и склонился над ней. Потом поцеловал ее. Она ответила на его поцелуй сдержанно, чисто механически шевеля губами. Он шепнул ей на ухо:— Целуй звезду. Это твоя надежда. Целуй восьмиконечную звезду, Хитер.Он распахнул рубашку, чтобы снова открыть грудь, она подвинулась, чтобы поцеловать звезду в самый центр.— Языком лижи, Хитер. — Она повиновалась. — Так хорошо.Он расстегнул брюки, вынул свою мужскую плоть и некоторое время мастурбировал, чтобы возбудиться. Потом приподнял ей голову, положив руку на затылок, и сказал:— Возьми в рот.Джулия Мардик сделала, что ей было сказано, он сжал ей голову руками и стал вводить член с такой силой, что она подумала, он ей уши оторвет, потом он кончил, она проглотила, и при этом у нее возникло такое чувство, что ее заразили чумой, ей казалось, что смертельный яд растекается по жилам, поражая все жизненно важные центры. Мужчина застегнул рубашку, спрятав звезду, и направился к двери. По дороге он поставил стул на место и завязал галстук.— Ты понравилась мне, банкирская дочка. Это хорошо для тебя. Это значит, или я, или они. Можешь выбирать сама.В дверях он слегка улыбнулся, потом выключил свет и закрыл дверь.Джулия осталась лежать на спине, в темноте, подняв одну коленку. Она даже пальцем не могла пошевелить от пережитого потрясения.Дверь открылась, от страха, что ее будут убивать, душа на мгновение ушла в пятки, потом вдруг страстно захотела смерти — но только быстрой.Какой-то мужчина включил свет и вкатил тележку с подносом, на которой стояла еда.На изящной серебристой тележке была масса деликатесов — потрясающе вкусные бутерброды, самые разные соки в небольших упаковках, фрукты.Он ушел.Она уставилась на еду и понимала, что можно поесть. Но сам вид пищи был ей противен.Ее должны были изуродовать… Сделать на ее груди эту гнусную наколку… А потом ей придется убить человека, полицейского.«Зачем я все это сделала? Зачем я ему сосала? Что же я наделала!»Но еще хуже было осознавать, что она произнесла это вслух, а потом еще и повторила.«Он хочет заставить меня кого-то убить. О Господи! Боже мой!»Эмиль Санк-Марс ждал в машине Окиндера Бойла, закрыв глаза, чтобы дать им немного отдохнуть. Он позвонил журналисту по сотовому телефону и сказал, что хочет с ним встретиться через полчаса. Молчание в трубке было непродолжительным.— Я буду даже скорее, — ответил Бойл.— Тогда через десять минут. На улице. Рядом с твоим домом.Время почти вышло. Санк-Марс очень надеялся, что парень не придет до конца фортепианного концерта, передававшегося по радио, но в этот момент в окно постучали. Он выключил музыку, репортер обошел машину и сел рядом.— Отрабатываете ночную смену, Эмиль? — спросил его Бойл.— Я так понимаю, для тебя это как разгар дня.— Нет, мне уже почти пора спать. Я рад, что вы позвонили. Что стряслось?Бойл был готов ко всему.— Да так, ничего особенного. А ты на что рассчитывал?— Знаете что? Я вызываюсь в добровольцы.— Считай, Окиндер, что я это оценил по достоинству. У него сейчас девушка. Я хочу, чтобы ты вошел с ней в контакт. Только будь предельно осторожен. Я понятия не имею, влюблена ли она в него или ненавидит каждый его вздох. Надо это выяснить. Может быть, ты сможешь найти к ней журналистский подход, но не говори только, что ты репортер. Один раз ты уже этому малому свинью подложил…— Какому малому?— Сержанту-детективу Андре Лапьеру.— Ясно.— Держи ухо востро.— Я уже понял. Буду осторожен. Эмиль, мне надо с вами поговорить о Гаро Богосяне.— О дяде Акопа? Давай. А что с ним?Моросящий дождик стал накрапывать на ветровое стекло.— Я обещал держать его в курсе дела. Он хочет знать, как продвигается расследование. Кое-что я ему рассказывал, но он сам решил проявить инициативу.— Какую?— Он мне только что звонил. Если я правильно понял, почти каждый вечер он колесит по всему Монреалю.В этот поздний час энтузиазм детектива понемногу иссякал.— Он что, в рассудке повредился?— Нет, что вы! Он пытается выследить «инфинити-Q45».Санк-Марс пару раз стукнул пальцами по рулю.— Нельзя этого делать! В историю и так уже вовлечено много штатских, начиная с Хитер Бантри.— Включая меня, если уж на то пошло! Надеюсь, по крайней мере, я в этом деле не обуза?Санк-Марс вынужден был признать, что в данном случае дело обстоит ровно наоборот. Он уже привык проигрывать этому молодому парню словесные баталии.— Так вот, Эмиль, он ее нашел.— «Q45»? Окиндер, она же не одна такая.— Он в курсе. По вечерам он ездил за всеми в свободное время. Отслеживал водителей по дороге от работы домой, от их любимых баров, не важно. Потом он этих людей проверял, выяснял, что с ними все в порядке, и переходил к следующим. Но сегодня вечером он напал на одного малого, который его заинтриговал. Надо бы поехать на него взглянуть. Он живет рядом.Санк-Марс взвесил все «за» и «против» и в итоге решил уступить.— Тогда лучше делать это на двух машинах. Потом ты сможешь высадить дядю Гаро и остаться у дома Лапьера.— Но у меня нет машины, — сказал ему Бойл.— А водить ты хотя бы можешь? Ладно, возьмешь мою. После дяди Гаро отвезешь меня обратно в управление. Я там возьму патрульную машину, но сначала поедем к нему.— Дайте мне телефон, его надо предупредить.Они доехали до места через четыре минуты, позвонили в домофон и поднялись на лифте на пятнадцатый этаж многоэтажного дома в центре города. В коридоре их встретил растрепанный и взволнованный человек.— Заходите, заходите, — суетливо приглашал он мужчин к себе в квартиру. — Вы — Санк-Марс. Я рад, что вы расследуете дело моего племянника.— Официально я им не занимаюсь.Детектив окинул взглядом квартиру газетчика, и она ему понравилась: здесь было много книг, а набор электронных игрушек был сведен к минимуму. Холостяцкий дом скорее служил пристанищем для пытливого ума, что высоко оценил Санк-Марс, хотя ему всегда казалось, что людям интеллекта не следует стремиться стать людьми действия.— Я так понял, в последнее время вы гоняетесь за роскошными автомобилями.— По всему городу, детектив. И на южном берегу, и в западной части острова, чуть ли не до самого Гудзона. И дальше на север. Пытаться выследить каждую — сумасбродная затея, но иногда так хочется стать немного сумасбродом.— И сегодня ночью?— Сегодня ночью мне бы хотелось вам что-нибудь предложить. Кофе, например.Слегка взбодриться было совсем не лишним,— Спасибо, от чашечки кофе не откажусь. И Окиндер тоже.— Я на сегодняшнюю ночь заделался сыскарем, — не без гордости сообщил Бойл.— Окиндер, — охладил его пыл Санк-Марс, — первое правило работы любого сыскаря состоит в том, чтобы никого не извещать о занятии сыском.Богосян в знак согласия кивнул головой.— Мне бы выпороть его надо как Сидорову козу.— Вы рассуждаете как две старые калоши, — подвел итог беседы Бойл.Они переместились к кухне, откуда хорошо просматривались и гостиная, и столовая. Богосян поставил кофе и вернулся к остальным.— Сегодня я ехал за зеленой «инфинити-С245» от центра города на восток.— Вы запомнили ее номерной знак?— Да, — редактор порылся в бумажнике, вынул из него клочок бумаги и передал Санк-Марсу.— Это не тот номер, который мы ищем, — сказал он.— Так вы знали его номер? — воскликнул редактор столь гневно, что от звука его голоса слабо звякнули выстроенные в ряд рюмки для вина.— Мы установили его недавно, но проследить номер не удалось. Наш объект может ставить на машину собственные номера, зарегистрированные на несуществующих людей.— Получается, он время от времени сам может менять себе номера?Санк-Марс почесал за ухом.— Может быть, — сказал он, но по тону было ясно, что такая возможность представляется ему весьма сомнительной. — Что привлекло ваше внимание к этой машине?— Во-первых, машина ехала в восточную часть города. Вы уж меня простите, но в тех местах таких машин просто не бывает. Во-вторых, водитель оставил автомобиль прямо на улице, и я припарковался чуть дальше на той же стороне. А оставлять там без присмотра такую машину — предприятие рискованное. В-третьих, я потом пошел за этим малым пешком. Он был один. Хорошо одет. Больше ничего определенного сказать не могу.— Продолжайте.— Он прошел пешком пять кварталов — целых пять. Потом зашел в какой-то подъезд, а я остался ждать на улице. Смотрел на окна, ждал, пока где-то включат свет, чтобы определить его квартиру, но свет нигде не загорался.Гаро Богосян очень увлекся своим отчетом. Он стоял, скрестив руки на груди, переводил взгляд с одного гостя на другого и сиял как начищенный самовар.— Это все? — спросил его Санк-Марс.Лицо хозяина перекосилось, будто он съел кусок лимона. Богосян понял, что, увлекшись собственным рассказом, забыл о самом главном.— Нет, не все. Потом я вернулся к машине, чтобы ехать домой. По дороге прошел мимо того места, где он оставил машину, — ее там не было. «Инфинити» и след простыл. Простите меня, но я не понимаю, как это могло случиться. Кто станет парковаться в пяти кварталах от нужного ему места, заходить в здание через парадное, больше из него не выходить, не включать свет ни в одной квартире, потом каким-то образом добираться обратно до своей машины другой дорогой и тут же куда-то уезжать? Кто так может поступать? Ни один нормальный человек на такое не способен.Действительно, в этой истории было что-то загадочное.— Мы так и не определили, чья это машина, — напомнил ему Санк-Марс. — Единственное, чем мы располагаем, это номера, которые могут быть либо настоящими, либо фальшивыми.— Вы можете прокачать эти номера, или что там еще полицейские делают. Если только он окажется женатым бухгалтером, который решил по секрету от жены навестить даму сердца и случайно принял меня за ее разгневанного мужа, тогда понятно, тогда все можно легко объяснить. Но это еще не конец рассказа, детектив.— Случилось еще что-то?— Я говорил вам, что ехал за ним от центра. Машину я засек, когда она выезжала из подземного гаража на Маунтин. Это не общественная стоянка, понимаете, «Q45» выехала со стоянки жилого дома на улице Маунтин. Дом я запомнил. Либо этот малый сам там живет, либо у него там друзья. Думаю, есть шанс, что он туда вернется.Заметив возбуждение, охватившее его двух спутников, Санк-Марс не смог сдержать улыбки.— Господин Богосян…— Пожалуйста, зовите меня просто Гаро.— Хорошо, Гаро, тогда вы меня зовите просто Эмиль. Расскажите поподробнее о его номерном знаке. Сейчас ведь очень сыро, все улицы как ручьи, ветровые стекла у всех забрызганные. Ночью асфальт блестит, по ветровому стеклу постоянно бегают дворники, и номер разглядеть непросто. Вы без труда разобрали, что на нем написано? Может быть, вы ошиблись? Вы хорошо его рассмотрели? — Санк-Марс напряженно искал ключ к разгадке.— Да, конечно, вы правы, рассмотреть его было непросто. Мне не хотелось подъезжать к нему слишком близко. Отсветы на мокром асфальте действительно очень мешали.— Мне кажется, Эмиль хочет знать… — попытался вмешаться Бойл.— Нет, Окиндер, не надо ему подсказывать. — Репортер смущенно смолк.— Послушайте, — запальчиво сказал Богосян, видимо решив, что его считают ненадежным свидетелем, — в одном месте у меня не оставалось выбора. Мы одновременно затормозили на красный свет на Шербруке. Мне не оставалось ничего другого, как встать прямо за ним. Там-то я и перепроверил его номер.— И тогда же вы его записали?— Да, так я и сделал.— Вот тогда-то он вас и засек.— Простите, не понял.— Тогда он понял, что вы за ним следите. Такой человек, как он, всегда обращает внимание на водителя, который едет сзади. Вот почему он совершил эту прогулку — ему надо было избавиться от хвоста.— Господи, святые угодники!— Значит, вы хорошо разглядели номера…— Прямо в свете моих фар. Это было особенно важно, потому что лампочка освещения номера у него не горела.Санк-Марс бросил беглый взгляд на Бойла, а тот улыбался до ушей — хоть завязочки пришей. Они оба понимали, что зеленые «Q45» в городе редкость, они здесь почему-то не прижились. На скольких из этих машин освещавшие номер лампочки могли перегореть или специально быть вывернутыми? Скорее всего, только на одной. Когда Бойлу не удалось разглядеть номер стоявшей на улице машины, он приписал это обстоятельство тому, что лампочка над номерным знаком не горела.— Хорошо, — принял решение Санк-Марс. — Гаро, я хотел бы попросить вас последить за домом на улице Маунтин, пока я не пришлю вам сменщика. Какая у вас машина?— Синий пестренький пикап «субару».— Пестренький?— Да, от пятен ржавчины.— Хорошо. Вас сменят через пару часов. Я хочу, чтобы мой человек хоть немного поспал. Тем временем я отвезу Окиндера в другое место. Мне нужно, чтобы он пробыл там до рассвета. Потом я вернусь обратно и прослежу, чтобы вас сменили. У вас есть сотовый телефон?— Да.— Давайте, обменяемся номерами. Мне не важно, на стоянке сейчас эта машина или нет. Мне нужно, чтобы вы сообщили мне, когда она приедет, либо поехали за ней, если она выедет со стоянки. В любом случае, позвоните мне на сотовый. Мне очень жаль, Гаро, что с вашим племянником случилось такое несчастье. Я глубоко соболезную вашей семье за причиненные страдания. Обычно я не в восторге, когда штатские начинают играть в полицейских и воров, но в данном случае вы отдаете долг памяти вашему племяннику.— Спасибо вам.— Ладно, выкатываемся, — прервал его Окиндер Бойл.— Нет, нет и еще раз нет! Выкатываться мы не будем. Давайте, лучше будем делать наше дело достойно, с высоко поднятой головой. Гаро, мы можем перелить этот кофе в термос?Санк-Марс сказал Гаро Богосяну, чтобы он поставил «субару» чуть выше жилого дома, за которым предстояло следить, на полого спускавшейся вниз улице, и попросил его пересесть на правое заднее сиденье. Если бы кто-то стал внимательно к ней присматриваться из окна высокого этажа, человека внутри было бы не видно. А если бы редактора заметил какой-нибудь прохожий, он принял бы его за пассажира, ожидающего ненадолго отлучившихся приятелей.В управлении Санк-Марс пересел на полицейскую машину без опознавательных знаков, а Бойл поехал за ним на его «торесе». Он решил оставить машину на той стороне улицы, где стоял дом Лапьера. Из-за небольшого наклона с этого места открывался хороший обзор. Санк-Марс еще некоторое время посидел с ним в машине. Он объяснил, что рассчитывает получить от подружки сослуживца интересную информацию. Еще он заметил, что смог бы понять Лапьера, если бы теперь тот решил выйти из игры. Бойл понуро выслушал новости — молодой человек брался за это поручение не без некоторых колебаний.— Откуда вы знаете, что она выйдет от него? — спросил он полицейского.— Я заходил к нему в кладовку, примыкающую к спальне. Пусть тебя не волнует, зачем или почему. Девушка не держит у него дома своих вещей. У нее там только накидка такая вроде халатика и, наверное, зубная щетка. Поэтому у нее должна быть своя квартира со всеми пожитками.— Вы, Эмиль, должно быть, с детства собирались стать сыщиком.Санк-Марс оставил ему термос с кофе.— Выше по улице есть глухой тупичок. Дуй туда, если приспичит отлить.— Вот что значит неоценимый опыт работы, — съязвил Бойл.Санк-Марс не сразу сообразил, о чем это он, а потом с горечью понял, что журналист снова оказался прав.ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ;ПЕРЕД РАССВЕТОМЭмиль Санк-Марс на большой скорости поехал обратно в центр и по дороге позвонил с сотового телефона напарнику.— Пора вставать, Билл, хватит спать! Седлай коня, нас ждут великие дела.— Который сейчас час? — спросил его напарник заспанным голосом. Должно быть, он вглядывался в будильник на тумбочке. — Еще и пяти нет!— Ты уже проснулся?— Более или менее.— Позвони Алену Дегиру. Ждите меня вдвоем с ним в «Бенсе». Возьмите на завтрак копченого мяса, Билл. От него у вас волосы на груди будут гуще расти и кровь в жилах загустеет.— Во сколько нам там быть?— Как только — так сразу. Даже еще быстрее. Время сейчас дороже денег.Как будто в подтверждение своих слов он отключил телефон и понесся дальше по пустынным ночным улицам, обгоняя машины такси. «Бенс» был известным старым рестораном деликатесов в центре города, работавшим до поздней ночи и с раннего утра. Апогей его славы приходился на пятидесятые годы, и ярко сиявший огнями стиль той эпохи здесь хранили как память о былом величии. Санк-Марс сел в «уголке поэтов», потому что оттуда было лучше видно всех, кто входит и выходит. Все стены просторного зала были плотно увешаны фотографиями великих людей, побывавших в Монреале. Леммон и Мэттоу, Коул Портер и Софи Лорен, кинозвезды, певцы, актеры от эпохи водевиля до наших дней, целая галерея разномастных знаменитостей, даривших подписи и писавших пару теплых слов хозяевам «Бенса» на память. Фрэнк Синатра. Боб Хоуп.В одном углу ресторана любили собираться городские поэты — им всегда здесь оставляли местечко. Поэтому среди портретов голливудских звезд встречались и их физиономии. Отсюда Санк-Марсу через прозрачные стеклянные стены хорошо была видна улица. Он заказал яичницу с сосисками, тосты и апельсиновый сок. Слишком долго у него во рту не было ничего, кроме кофе и тыквенного пирога.Детектив Мэтерз появился в ресторане в таком виде, будто ему накинули на шею лассо и приволокли сюда, протащив по улицам. Явно озадаченный, он прошел размашистым шагом через ярко освещенный зал, косясь по сторонам. Санк-Марс опасался, что кто-то из официантов примет его за злодея-злоумышленника и вышвырнет из ресторана. Но именно в этот момент сзади к нему подошел Ален Дегир. Он пытался одновременно расстегнуть зимнюю куртку и застегнуть пуговицы на рубашке. Оба растерянных молодых человека одновременно подошли к нему с разных сторон на нетвердых ногах.— Садитесь, — сказал им Санк-Марс. — Ешьте. Может статься, сегодня у нас будет хлопотливый денек.Дегир, казалось, сразу пришел в себя, поняв, что перед тем, как куда-то нестись, ему предоставляется возможность поесть и напиться. А Мэтерз, видимо, все никак не мог проснуться и потому злился сам на себя. Пока оба они за обе щеки уплетали сытный завтрак, Санк-Марс от души накачивался кофе, наблюдая за молодыми офицерами.— Ален, — издалека начал Санк-Марс, — ведь это ты вел дело о взрыве Каплонского?— Недолго. Скоро его забрали себе «Росомахи».— Но перед тем, как они это сделали, занимался им ты. Тебе удалось выяснить, с кем в тот вечер встречался Каплонский?— Он был в университетском клубе, рядом с университетом МакГилл.— Интересно, когда это Каплонский успел в профессора записаться? Бомба была установлена внутри машины или снаружи?— Внутри. Это теперь у байкеров вроде как новая мода такая.— У обеих банд?— Да нет, — поправился Дегир. — Если бомба установлена внутри тачки, значит, это «Ангелы ада» о ней позаботились.Билл Мэтерз уже пришел в себя настолько, чтобы задать вопрос:— А в чем, собственно, дело, Эмиль?Начальник оставил его вопрос без ответа.— С кем он ездил встречаться в университетском клубе? Или ты хочешь мне сказать, что у него есть ученая степень?— Они с женой ужинали с его адвокатом.— С Гиттериджем?— Так точно.— Кто проверял клуб?— Я сам там был, — ответил Дегир, — еще пока вел расследование, пока меня «Росомахи» не отодвинули.— Молодец. Знаешь, что для нас особенно важно в университетском клубе? — спросил Санк-Марс.— Что?— Стоянка для машин. Там, бывает, за несколько кварталов парковку нельзя найти. Обычно приходится искать место на улице, потому что их собственная стоянка очень маленькая и всегда набита битком, это общеизвестно. Гиттеридж и Каплонский ушли вместе?— Сотрудники говорили, что нет. Швейцар видел, как Гиттеридж пожал Каплонскому руку и поцеловал в щеку госпожу Каплонскую. Уехал он минут через пять — десять, точно никто не запомнил.— А что в этом такого, Эмиль? — спросил Мэтерз.Санк-Марс возвел могучие брови вверх, как бы напоминая напарнику, чтобы тот не задавал лишних наводящих вопросов в присутствии других людей.— Ален, — заявил Санк-Марс, — я хочу дать тебе задание. Оно достаточно важное, поэтому, надеюсь, ты к нему отнесешься как к своего рода проявлению доверия с моей стороны. Кроме того, ты бы нам никогда ничего не стал рассказывать о кануне Рождества, если б знал, что на самом деле произошло той ночью.— А что я вам такого сказал? — смутившись, спросил полицейский.— Ты сказал, что сначала Лапьер взял отгулы, а потом от них отказался.— Ну и что в этом такого?— То, что ты этого не знаешь, Ален, свидетельствует в твою пользу. Передо мной ты чист. Я бы хотел, чтобы ты это понял.Дегир кивнул.— Я высоко ценю ваше доверие, сэр.— На улице Маунтин, выше в гору, чуть ниже улицы Пенфилд, на заднем сиденье синего пикапа «субару» сидит растрепанный человек. Он там следит за подземной стоянкой одного дома. Он покажет тебе, какого именно. Я хочу, чтобы ты его сменил. Он штатский, Ален, поэтому болтать с ним языком о наших делах не надо.Дегир усваивал инструктаж с понурой серьезностью.— Что мы там ловим?Санк-Марс сначала выразительно посмотрел на Мэтерза, дав ему понять, что на этот раз варежку без нужды разевать не надо.— Нам надо дождаться, когда там объявится зеленая «инфи-нити-С^45». Мы не знаем, в гараже она и будет оттуда выезжать или она уже выехала и будет возвращаться на стоянку. В любом случае, мне надо знать, когда она появится. Мужчина, сидящий в «субару», скажет тебе ее номер. Как только засечешь ее, сразу звони мне на сотовый. Никакой связи по каналам полиции. Ясно?— Так точно, сэр. А если он уедет?— Следуй за ним. Он далеко не дурак, хвост может вычислить на раз. Когда поедешь за ним, тут же свяжись со мной и держи меня в курсе дела. Я поеду и найду тебя.— Есть, сэр. Будут еще какие-нибудь указания?— Тебе и этого мало не покажется. Хорошенько соберись и помни, что тебе придется иметь дело с профессионалом. Все, что будешь делать, делай по уму. Если этот малый тебя обставит, я в обиде не буду, так что выше головы прыгнуть не пытайся, понял?— Будет исполнено, сэр. Какие у нас к нему претензии?— Этого, Ален, я сказать тебе не могу. Я тебе доверяю и надеюсь, доверие мое взаимно.— Все понял, сэр.Ален Дегир уехал. Санк-Марс и Мэтерз смотрели, как он переходил через дорогу к своей личной машине — «джимми».— Вы нашли ваш источник? — спросил пораженный Мэтерз.— Похоже на то. Билл, до сих пор ты был единственным человеком, связанным с Джимом Коутесом. Только что положение изменилось. Отвези меня к нему.— На моей машине или на вашей?— На этот раз рулить буду я. Прокатимся за счет города.По дороге Санк-Марс вкратце рассказал Мэтерзу о встрече с Гаро Богосяном и «Q45». Мэтерз не спешил выяснять намерения Санк-Марса при свидании с Джимом Коутесом. «Действовать по обстоятельствам», — в лучшем случае ответил бы ему начальник. В зеркальце заднего обзора восточная часть города была прекрасно освещена. Над островом проносился холодный ветер, превращая мокрые улицы в ледяные катки.— Вы успели хоть немного поспать? — поинтересовался Мэтерз.— Сегодня нет.— У вас что-то дома стряслось?— Дома у меня все в порядке, хоть к тебе это не имеет никакого отношения. Просто некоторые полицейские привыкли тянуть лямку, чтобы как следует делать свое дело, и так случилось, что я — один из них.— А бывает, что некоторые полицейские берут себе на целый день отгул, чтобы проветриться на свежем воздухе, — не остался в долгу Мэтерз, вспоминая вчерашний день и пытаясь вызвать у напарника улыбку.Он показывал дорогу через неспокойный район Вердан. Они проезжали его по набережной канала в другой район — Лашин, названный так в честь расположенных неподалеку порогов. Первые поселенцы наивно верили, что если сумеют их преодолеть, то отсюда рукой подать до «ла Шин», что по-французски значит Китай.— Следующий поворот налево, и там остановитесь.Выйдя из машины, оба мужчины поразились тому, как быстро снизилась температура. Они шли к новой квартире Джима Коутеса по обледеневшей дороге очень осторожно, боясь поскользнуться.— Хорошее местечко, Билл, — похвалил его Санк-Марс. — Такой малый, как Джим Коутес, просто создан для этого квартала.Мэтерз позвонил в звонок условным сигналом, о котором они с парнем договорились заранее. Полицейские его наверняка разбудили и теперь ждали, когда он им ответит. Коутес жил на пятом этаже, и, когда они вышли из лифта, он уже ждал их около двери в квартиру. Он стоял в одном нижнем белье, явно будучи уверен в том, что настал конец света.— Натяни штаны, сынок, — сказал ему Санк-Марс, входя в квартиру, и мелькнула мысль, что нужно было то же самое сказать Лапьеру. — Нам надо с тобой потолковать.Пока парень одевался, Санк-Марс обошел квартиру и всюду включил свет. Потом он взял стул с прямой спинкой, резко поставил его посреди почти пустой гостиной и, как только одетый Коутес присоединился к ним, велел ему на него сесть. В мгновение ока он преобразил гостиную в комнату для допросов.Совершенно ничего не понимающий Мэтерз удобно устроился на диване за спиной у парня, а Санк-Марс вышагивал по комнате перед его глазами. Казалось, он так раскипятился, что от него вот-вот пар пойдет. Внезапно полицейский остановился прямо перед парнем и чуть присел, уперев ладони в колени так, что лицо его оказалось почти на уровне головы Коутеса.— Так ты хочешь сказать мне, что завидовал ему?— Что?— Не надо говорить «что», Джимми. Лучше говори: «Извините?» Или просто скажи, что не понял вопрос.— Да, не понял.— Ты хочешь сказать мне, Джимми, мальчик мой, что завидовал Акопу Артиняну и поэтому сдал его Каплонскому? Только думай, сынок, хорошенько, как ты мне ответишь, потому что потом я буду думать над твоими словами.Джим Коутес заерзал на жестком стуле. Он еще не совсем проснулся.— Да, то есть вы правы. Знаете, у Акопа было все. Он и отгулы получал, и работу делал, какая выгоднее, и обедать с боссом ходил. А кроме всего прочего, я хочу сказать, еще и в университете учился, образование получал. А мне вся паршивая работа доставалась, на меня только все кричали, чего мне было хорошего ждать? А у Акопа все было.— За это ты Акопу и завидовал?— Да, наверное. Вроде так оно и было.— Ты знал, что у него было много подружек? Девчонки его любили, как ты думаешь, Джимми?— Ну и что? Вы меня этим не удивили.— Ты и здесь ему завидовал?Этот вопрос поставил Джима Коутеса в тупик.— Акоп умер, — прошептал он.— Завидовать можно и мертвому, разве не так?Парень кивнул в знак согласия.— Скажи-ка мне, Джимми, одну вещь: что ты чувствовал, завидуя Акопу Артиняну? Это злило тебя, бесило? Ты думал о нем почти все время на работе? Или ты как будто был в него влюблен, Джимми, как будто ты был сам не в себе и ни о чем другом думать не мог, кроме как об этом человеке? Мне и в самом деле необходимо это знать.Парню надо было обдумать ответ, и Санк-Марс дал ему на это время.— Да, я думал о нем. Не всегда, конечно, то есть не очень много. Так, иногда, время от времени.— А когда ты думал о нем, он тебя злил, может быть, или раздражал? Может быть, ты о нем плохо думал, желал ему зла? Тебе не хотелось стукнуть его или сильно пихнуть, еще как-нибудь свою злость на нем выместить?— Нет, то есть не знаю… Может, иногда. Так, ничего серьезного, — неуверенно сказал парень.— А тебе никогда не хотелось его убить?— Не убивал я Акопа! — резко возразил Коутес. — Господи!Санк-Марс напряженно смотрел на него, не отводя взгляда.— Давай-ка, сынок, отвечай: тебе когда-нибудь хотелось его убить?Коутес ерзал на стуле, взволнованно жестикулировал и извивался всем телом, как будто хотел с себя что-то стряхнуть. Мэтерз тем временем как завороженный наблюдал за Санк-Марсом. Он никак не мог понять, то ли его напарник и впрямь стал одержимым, то ли его свирепость и решимость были лишь блестящим спектаклем, разыгранным с единственной целью расколоть парня. Он никак не мог взять в толк, к чему должен был привести этот яростный допрос, зачем ему снова ворошить уже перепаханную землю.— Да ладно, хорошо, может, я когда и хотел, чтоб с ним что-то плохое стряслось… Не все время, конечно, а так, изредка, иногда, если меня особенно доставали. И что в этом такого? Ну работал он иногда под машиной, а я думал, что будет, если она на него свалится. Ну и что? Что здесь такого страшного?— Как что, Джимми? Тогда твой приятель был бы убит! Ты желал ему смерти, и вот он умер. И теперь, Джимми, ты не сможешь спокойно жить дальше, пока не признаешься, пока не исповедуешься. Ты и сам знаешь, что это так. Ты просто не сможешь жить с такой ношей. Когда ты сдавал его Каплонскому, ты прекрасно понимал, что с ним случится что-то плохое. Ты отлично знал, что эти ребята не в бирюльки играют. Ты все время в гараже что-то вынюхивал, кого-то подслушивал. У тебя все время были ушки на макушке. Ты ничего не пропускал не только мимо ушей, но и мимо глаз. Ты хорошо знал, Джимми, что Каплонский и его приятели ни за что не допустят, чтобы кто-то на них стучал. Ты прекрасно отдавал себе в этом отчет. И когда ты сдал его Каплонскому, это было то же самое, что сбросить машину на голову Акопа, когда он под ней лежал, или я не прав? Ты ведь знал обо всем заранее.Тут-то парень и раскололся:— Я не думал, что они его убьют.— Может быть, ты и не был в этом совершенно уверен. Но, Джимми, ты же отлично знал, какому риску его подвергаешь, ведь знал же? — Теперь, вырвав у парня признание, Санк-Марс говорил спокойнее. — Возможно, ты себе представлял, что они его изобьют до полусмерти. Потом он мог бы выжить, а мог бы умереть. Ты был готов пойти на этот риск. Ты даже представлял себе, что кто-то войдет в такой раж, что будет готов его застрелить. Эти ребятки способны на все. Ты четко понимал, на кого работаешь, правда, Джимми? Давай, встряхнись, ты же мужик, взгляни правде в лицо! Посмотри мне в глаза.Парень сидел на стуле, его трясло, голову он опустил, но Мэтерз, сидевший за его спиной, знал, что из глаз его текут слезы, что он уже на пределе.— Ты же знал, знал ведь? Когда ты получил от Акопа эту информацию, ты только и думал о том, как бы на него настучать. Ты не хотел этого делать, потому что ты хороший парень, но эта мысль все время вертелась у тебя в голове, она тебе спать не давала, все нутро тебе разъедала. Ты так ему завидовал, что тебе наплевать было, что это могло значить для бедняги Акопа. Ты вообще об этом не думал. У тебя от злости все в голове мутилось, от дикой зависти твоей, от уверенности в том, что несправедливо, когда у него все идет так гладко, а тебе приходится так туго. Или я не прав?Мэтерз видел, как парень кивнул и сдался.— Да, наверное, — очень тихо проговорил он.— Ты никому больше не хочешь завидовать, правда, Джимми? Ты хочешь, чтобы все это забылось как страшный сон. Ты хочешь быть в ладу с самим собой, со своей жизнью, хочешь стать порядочным человеком, к которому люди относятся с уважением. Ведь ты же хочешь быть таким человеком, Джимми? Но чтобы это получилось, тебе надо покончить с твоей завистью, избавиться от вины, которая тебя гнетет. Вот твой главный враг. Взять то, что дает тебе жизнь, а на остальное заработать. Я правильно говорю, Джимми? А чтобы это сделать, глупо кому-то завидовать, от этого ты себе только печенку сожрешь. Теперь ты сам это понимаешь.Парень совсем поник, как будто съежился от бередившей ему душу боли. Санк-Марс положил ему руку на плечо, пытаясь успокоить, и дал ему время выплакать горе. Минуту спустя он потянул его за плечо, чтобы тот снова прямо сел на стуле.— Слушай, Джим, ты сказал нам про того русского, и это хорошо. Но мне надо, чтобы ты снова вернулся к той ночи. Очисть себя внутренне, тебе нечего больше скрывать. Вернись мысленно к тому вечеру, когда русский приходил в гараж. Это было после того, как ты уже все сказал Каплонскому. Ты ведь тогда там подметал, правда?— Да.— И ты решил подслушать, о чем они говорили. Ты должен был это сделать. На Акопа ты уже настучал, и теперь тебе надо было точно узнать, как они с ним поступят.— Я тогда не все слышал.— Но тем не менее ты хотел это услышать. Ты оставил дверь чуть приоткрытой. Я знаю об этом, потому что слышал на магнитофонной записи, как ты подметал. Ты сделал все, что мог, чтобы подслушать тот разговор. Ничего страшного, что ты слышал его не полностью, мы его записали на пленку. Но нам нужно знать, Джимми, что ты видел, чтобы кое-что подтвердить. Через стекло, отделяющее рабочее помещение от конторы, ты видел русского, так?— Да.— Он был один?— Вместе с Каплонским.— Больше там никого не было?— Нет.— Он въехал в гараж на машине?Коутес отрицательно покачал головой.— Напрягись, Джим. Хорошенько подумай. В тот день было очень холодно. У обочин были навалены сугробы, место для парковки найти было нелегко, особенно вечером, когда все уже приехали с работы домой. Въезжал русский в гараж?— Нет, не въезжал.— Ты не заметил, стояла ли снаружи машина с включенным двигателем?Парень задумался.— Да, его ждала снаружи машина. Но чтоб мотор работал, я не помню.— Хорошо. А теперь снова напрягись — откуда ты знаешь, что снаружи его ждала машина? Может быть, он приехал на такси?— Перед тем как уехать, он сказал мне, чтоб я пошел к шоферу и попросил его завести машину. Мне пришлось выйти и помахать ему рукой.— И ты это сделал? Ты видел водителя, Джим?— Нет.— Нет?— Было темно. Из машины он не выходил. Я ему только помахал, и он завел движок.— Что ты можешь мне о нем сказать?— Ничего. Он не выходил. И машина у него была обыкновенная.— Что это значит?Парень снова пожал плечами.— Американская машина. Большая. GM или «форд».— Подойди к окну, Джим.Мэтерз встал и подошел с ними к окну. Уже теплился рассвет, горели уличные фонари, света снаружи было достаточно. Именно в этот момент зазвонил сотовый телефон Санк-Марса.— Да, — сказал он в трубку. Какое-то время он слушал, что ему говорят, потом сказал: — Подожди минутку, хорошо? Не клади трубку.В одной руке он держал включенный телефон, другой взял Джима Коутеса за локоть.— Посмотри на те машины, которые стоят на улице, Джим. Скажи мне, какая из них больше всего похожа на ту, которую ты видел в тот вечер.Парень оглядел стоявшие по Обочинам улицы машины.— Вон та, — сказал он и показал рукой.Джим Коутес выбрал именно ту патрульную полицейскую машину без опознавательных знаков, на которой приехали Санк-Марс с Мэтерзом.— Ты должен знать своих врагов, Джим, — спокойно сказал Санк-Марс. — Твоим врагом была зависть, а теперь это вина. Но как и у всех нас, главный твой враг — ты сам. Надо знать своего врага и уметь его побеждать. Теперь, сынок, ты сможешь это сделать. Сегодня ты пересекся с самим собой. Ты сдал Акопа вовсе не потому, что хотел стать любимчиком Каплонского. Ты его продал потому, что хотел, чтоб ему на голову свалилась машина. Ты точно знал, что делаешь, и теперь ты сам в этом убедился. Теперь ты знаешь себя. И это — твой единственный шанс стать свободным. Не упусти его.Парень отошел от окна и рухнул в кресло, опустошенный и несчастный.— Алло, — снова сказал в трубку Санк-Марс и какое-то время слушал, что ему говорят. Потом вскрикнул: — Что? — и еще громче: — Что?? — потом снова прислушался и на этот раз почти завопил: — Что??? Все правильно. Дай мне этот адрес. — Он достал ручку и блокнот и записал номер, прижав трубку плечом к уху. — Хорошо. Оставайся на месте. Я буду там как только смогу.— Дегир? — спросил Мэтерз, когда напарник кончил разговор.— Нет, штатский. Джимми, нам надо идти. С тобой все будет в порядке?Тот кивнул.— Вот и хорошо. Так и знай, парень, я на тебя рассчитываю. Пойдем, Билл.Выйдя в коридор, они поняли, что лифт занят, но у Санк-Марса не было времени ждать.— Пошли пешком! — сказал он и начал быстро спускаться.Билл Мэтерз еле поспевал за ним и с беспокойством думал, как они проскочат по скользким улицам с этим сбрендившим маньяком за рулем.ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ;ПОСЛЕ РАССВЕТАМноголикая техническая премудрость города в области снегоочистки сравнительно успешно помогала справляться с заносами, но лед для этих грохочущих и скрежещущих монстров был более грозным соперником. Движение на улицах становилось более оживленным, улицы были забиты стоявшими у обочин машинами, скоростные дороги больше походили на автостоянки, по тем улочкам, которые шли в гору, вообще нельзя было проехать. Разбрасывающие соль грузовики стояли в заторах, температура падала, в серой дымке рассвета завывали сирены. Отлаженная система дорожного движения вышла из строя. В сложившейся ситуации могли пригодиться разве что терпение и благоразумие, но в то утро у сержанта-детектива Эмиля Санк-Марса не было в достатке ни того, ни другого. Он гнал свою машину без опознавательных знаков, но фары ее по очереди беспрестанно мигали, а на крыше бешено вращался ослепительно-синий проблесковый маячок. Он постоянно давил на гудок, а один раз, пробиваясь в центр города, даже включил сирену. Они ехали вверх по улице Ги. Большинство водителей опасались ехать по ней и вверх, и вниз. Городские автобусы двигались там с черепашьей скоростью. Пешеходы, выходившие из многоэтажных жилых домов, цеплялись за фонари или падали на тротуар. На вершине холма, где замком высилось огромное здание монреальской больницы общего профиля, выли сирены машин «скорой помощи», пытавшиеся выбраться из заторов. Мигая всеми огнями, Санк-Марс прокладывал дорогу, выруливая по всем полосам движения. Он резко повернул направо и выехал на улицу Уилдера Пенфилда. Здесь — на вершине холма — высились роскошные многоэтажные жилые дома, из окон которых открывался великолепный вид на центр города. Добраться туда можно было только по круто поднимающимся улицам, что для многих машин в то утро было делом немыслимым, и поэтому Санк-Марс ехал почти по пустой дороге. Он очень торопился. На улице Маунтин он резко остановился и сказал детективу Биллу Мэтерзу, чтобы тот нашел детектива Дегира, автомобиль которого должен был стоять ниже по улице.— Простите, не понял.— Что именно ты не понял?— А вы сейчас куда?— Все тебе надо знать, Билл! Нет сейчас времени на пустую болтовню. Отпусти Дегира. Дай ему хоть в сортир сходить. Я совсем не хочу, чтоб этот малый просочился у нас сквозь пальцы.— Да бросьте вы, Эмиль, кто в такую погоду решится выехать в город на «Q45»? Это наверняка кончится аварией. Если ему куда-то надо будет выйти, он либо пойдет пешком, либо возьмет такси.— Все равно присматривать за ним надо. Мы ведь не с кем попадя имеем дело. Если он куда-то пойдет, тебе надо будет за ним проследить.— Эмиль…— Если ты еще не понял, восприми это как приказ.Билл Мэтерз неохотно вышел из машины, поскользнулся и тут же упал, к счастью в сугроб.— С тобой все в порядке? — окликнул его Санк-Марс. Дверь машины оставалась открытой.Вопрос начальника озадачил Мэтерза. Его подняли ни свет ни заря, приказали ехать в центр. Потом потащили на допрос и дали понять, что его предварительная работа оставляла желать много лучшего. Теперь его послали ждать машину вместе с другим полицейским, которого он, по совести говоря, недолюбливал, и что, по его мнению, было пустой тратой времени. А сейчас он сидит на разбитой заднице посреди обледеневшего тротуара, а напарник к тому же на него зубом цыкает.— У меня все в порядке, — пробурчал Мэтерз, встал на ноги и захлопнул дверцу машины.— Чего и вам желаю, — проговорил Санк-Марс, вновь выезжая на улицу доктора Пенфилда и ни к кому конкретно не обращаясь.В том месте, где эта улица с односторонним движением делает поворот, огибая университет МакГилл, автобус на скользкой дороге не вписался в поворот и задел маленький «фольксваген-жучок». На место уже прибыла полиция, и Санк-Марсу пришлось врубить сирену, чтобы согнать с дороги собравшихся поглазеть на аварию зевак. Дальше ему пришлось сражаться только со льдом, поскольку его машина была одна на дороге, пока он ехал вверх по улице Пайн до самой авеню Парк.Он вел машину как одержимый.В восточной части центра ехать надо было против основного потока машин, и потому движение стало не таким напряженным, а дорогу уже успели посыпать солью. Он быстрее продвигался к цели, а когда подъезжал, выключил мигавшие фары и проблесковый маячок. Люди уже разъехались на работу, мест для парковки было пруд пруди. Санк-Марс еще раз бросил взгляд на адрес, записанный, когда он говорил по телефону из квартиры Джима Коутеса. Выйдя из машины, он передвигался пешком еще с большими предосторожностями, чем когда сидел за рулем, и с грехом пополам доскользил по льду до нужной ему двери. Позвонил в звонок.По лестнице спустился Окиндер Бойл и впустил его в дом.Здание было старым и обшарпанным, в воздухе стоял неприятный запах — как будто стены лестничной клетки насквозь пропитались застарелой вонью протухшей еды. Во многих местах со стен отвалилась штукатурка, стены были исписаны обычными надписями сексуального и расистского содержания.— Она здесь?— Наверху, — ответил Бойл.— Она понимает, что от нее требуется? Она нам поможет?— Лапьер — не из числа ее любимых приятелей. Это сильно упрощает дело. Вроде бы она согласна нам помочь, Эмиль, но искать на свою задницу приключений не собирается.— Она уже и так по уши в дерьме.— Я дал ей слово. Я вам верю, не разочаруйте ее.— Ладно, пойдем.Бойл открыл Санк-Марсу дверь на втором этаже с таким видом, будто прожил здесь уже пару недель, и провел его в запущенную, грязную и темную квартирку. Им пришлось перешагивать через груды грязного белья. Девчушка лежала на неуклюжем диване в гостиной. В отличие от их первой встречи, на ней были джинсы и зеленая кофточка.— Я — сержант-детектив Эмиль Санк-Марс. — Он блеснул перед ее глазами полицейским жетоном. — Ты меня помнишь?— Вы ночью заходили к Андре. Вы там повсюду глазами шарили, а потом в кладовку свой нос совали.— Ты ведь никому не будешь об этом больше говорить, правда? — серьезно спросил он.Она взяла пачку сигарет и зажигалку, прикурила и внимательно уставилась на него сквозь клубы выпущенного дыма.— О том, что вы были у него в кладовке или что глаза пялили, заглядывая мне между ног?— Вообще, что я там был.Взгляд у девушки был тяжелый, а контуры подбородка свидетельствовали о ее решительности. В свои молодые годы она уже познала много горя, хотя юность явственно проглядывала под напускной повадкой опытной деловитости. В ней было слишком много неподдельной горечи, которую нельзя было утаить. Она пожала плечами.— А мне это вроде и ни к чему.— Как тебя зовут?— Лиз.— Лиз Сове, — негромко уточнил Бойл.— Ты наркотиками балуешься, Лиз?— Он сказал, что это к делу не относится, — она указала подбородком на журналиста.— Я просто задал тебе вопрос. Мне нужно определить, каким ты можешь быть свидетелем.— Я никаким свидетелем не буду.— Не будешь? — спросил Санк-Марс— Я распутничаю для себя, а для закона блудить не собираюсь.Ее последняя фраза прозвучала так, как будто она кого-то цитировала.— Проблема в том, что именно об этом мы и собираемся тебя попросить, — ненавязчиво произнес Санк-Марс.Девушка ненадолго задумалась.— Если вы меня попросите раздвинуть ноги для медицинской науки, я их раздвину. Но разевать варежку как свидетель я не собираюсь. И уж точно я этого не сделаю для закона.Это прозвучало уже не как цитата, а как ее собственное кредо, ее собственное представление о пределах дозволенного.Санк-Марс уже прилично устал и был бы не против присесть. Но поскольку ему не хотелось ни к чему в этой квартире притрагиваться, он продолжал стоять.— Этот молодой человек сказал мне, что ты готова сделать нам одолжение, что у тебя есть кое-что, что могло бы мне пригодиться. Причем ты готова сделать это добровольно и подписаться под тем, что сделала это по собственному желанию. Это так, Лиз?— Одолжение? — она непроизвольно улыбнулась. — Клевое вы нашли словечко. Да, я готова сделать вам одолжение, ведь ни на что другое я уже не гожусь, правда? Вот, оказывается, где я теперь торчу. Одолжение. Мне такой прикол нравится. Только я не хочу из-за этого нажить себе потом головную боль, вот и все.— Из-за меня, Лиз, у тебя голова болеть не будет. Сколько ты еще сможешь продержаться?Она пожала плечами. Вместо нее ответил Окиндер Бойл:— Теперь уже меньше двух часов.— Я не тебя спросил, — сказал ему Санк-Марс.Девушка снова пожала плечами и спросила:— Какое это имеет значение?— Мне нужно быть уверенным, что это на сто процентов чисто. Никаких смесей здесь быть не должно, если ты улавливаешь, о чем я говорю.— У меня была свежая доза, — сказала она с улыбкой, хоть улыбаться ей сейчас не хотелось, но настроение у девушки было такое игривое, что она даже высунула кончик языка.— Ладно. Хочешь получить дозу — собирайся и едем. Когда тебе следующий раз приспичит?— До одиннадцати, наверное, дотяну, а то и до двенадцати.— Где ты берешь эту дрянь?— Это забота Андре.— Ты же с ним спишь.— Конечно. Он мой ангел-хранитель и змей-искуситель.Выйдя на улицу, они, цепляясь друг за друга, добрались по заледеневшему тротуару до полицейской машины.Девушка скользнула на заднее сиденье, а Окиндер Бойл сел вперед. Лиз заметила, что сзади не было дверных и оконных ручек.— Если вы попадете в аварию, я не смогу выйти из машины.— У меня, Лиз, коньки на шинах. Я с рождения привык гонять по льду.По дороге в центр говорил один Санк-Марс, причем говорил он по сотовому телефону с доктором Марком Винетом, патологоанатомом из больницы Ройял Виктория. Он сказал врачу, что ему нужно, и Окиндер Бойл с таким видом покачал головой, как будто не мог поверить, что некоторым людям приходится терпеть такие унижения, чтобы выжить. Он снова покачал головой, когда в больнице Санк-Марс напечатал документ и передал его Лиз, чтоб та его подписала. Бойл прочитал его первым. Он СКЛОНИЛСЯ над ее плечом и, хотя у него были некоторые проблемы с французским, понял и суть написанного, и вытекающие из него последствия.— Ты неверно это понял, — шепнул ему Санк-Марс. — Это даст ей возможность жить.— Но если она умрет, этот документ станет вашей страховкой.— Это — часть моей работы, — напомнил ему детектив.— Слава богу, я не по этой части, — сказал Бойл и отошел в сторону.Санк-Марс тем временем прочитал Лиз Сове вслух копию документа. Она подписала его без возражений, и спустя минуту ее вызвали к патологоанатому.— Наш мир суров, — сказал журналисту Санк-Марс.— Разве это может служить оправданием?— Девушка сама хочет это сделать.— От того, что это чистая правда, лучше не становится.— Это необходимо сделать.Журналист подошел к стоявшему неподалеку фонтанчику с водой, чтобы напиться. Потом вернулся и сел на скамейку рядом с полицейским, сидевшим со скрещенными на груди руками.— Иногда, — сказал журналист, — хочется быть на стороне тех, кого била жизнь. Бывает, сам хочешь их слегка стукнуть! И при этом думаешь, что делаешь им одолжение, что стукаешь, чтобы они шли в ногу с другими, потому что так будет лучше для них самих. Я, Эмиль, полагаю, что если что-то сделать необходимо, это еще не значит, что так делать правильно.Детектив кивнул.— Думаю, Окиндер, ты прав. Держись своей линии. У тебя своя работа, и я в нее не лезу. А у меня своя, и я привык ее делать сам.— Когда-нибудь, когда страсти улягутся, может быть, я о ней напишу. Напишу и о том, что случилось сегодня. И вы в этом рассказе не будете приукрашены.— Да и ты, пожалуй, тоже, — задумчиво проговорил Санк-Марс.— Да, я ваш сообщник и не пытаюсь это отрицать.Санк-Марс бросил на него быстрый взгляд. Он относился к молодому человеку с глубоким уважением.Они ждали, сидя в мрачной нише в коридоре. Первым из кабинета показался Винет. Просунув в дверь голову, он прощебетал:— Первая проба, — и снова скрылся за дверью, как будто ему тоже было не очень приятно участвовать в процедуре.Когда, в конце концов, вышла Лиз Сове, она удивилась, что они все еще там. Девушка привыкла, что в больницах ее бросают, и то, что кто-то ее ждет, оказалось для нее полной неожиданностью.— Что теперь? Вы меня хотите за что-то арестовать?— Я отвезу тебя домой.— Если патрульная тачка по дороге развалится, у нас хотя бы радио останется.— Я пойду домой пешком, — заявил Бойл.— Значит, я могу сесть на переднее сиденье? — поинтересовалась Лиз.— А ты не будешь жать на гудок? — спросил ее Санк-Марс.— Нет уж, воздержусь.Ее непосредственная искренность вызвала у Санк-Марса улыбку.— А что с радио?— Проблем не будет.— А с пистолетом?— Терпеть не могу оружие.— Ну ладно. Тогда можешь сесть впереди.— Отлично, — просияла Лиз. Казалось, ей это доставило истинное удовольствие. — Замечательно.Они выяснили, что ей было семнадцать лет, ровно столько дал ей навскидку Санк-Марс, но ему подумалось, что по самой сути ее души ей было не больше семи.Детектив Билл Мэтерз испытывал особое пристрастие к скрупулезной полицейской работе, когда надо было задавать вопросы, тщательно собирать улики, отрабатывать цепочку свидетелей, чтобы найти жулика, который неожиданно с испугом и изумлением вдруг начинает осознавать, что клетка захлопнулась. Он устал от арестов малолетних преступников, осуждаемых за преступления взрослых, и хотел вырваться из районов окраин. С жуликом можно было хоть с интересом побеседовать — ему особенно нравилось задавать точные вопросы, — а сидеть в тесной машине и травить старые анекдоты с малознакомым человеком ему никакого удовольствия не доставляло.— Ален, у тебя много с собой денег?Детектив Дегир вынул из кармана бумажник и пересчитал сорок долларов десятками и пятерками.— А у меня — пятнадцать, — сказал ему Мэтерз. — Если ты дашь тридцать пять, а я — пятнадцать, будет ровно пятьдесят. Мне кажется, из этого получится вполне приличная взятка.— Эй, Билл, мне не нужны проблемы с твоим напарником. Мэтерз протянул к нему руку ладонью вверх и слегка помахал пальцами.— Давай, давай, — сказал он, — отстегивай бабки.— Ты кому хочешь взятку дать?— Мне надо зайти в дом.Дегир оглядел здание. Ему уже надоело здесь торчать не меньше Мэтерза.— Что касается меня, ты делаешь это на свой страх и риск, за свои собственные деньги. Причем делаешь это, несмотря на то, что я возражаю.— Гони монету.С полным карманом Мэтерз выбрался из машины и, ступая боком, спустился к жилому дому по тротуару, чувствуя себя уверенно на ногах только тогда, когда переходил недавно посыпанную солью улицу. Привратник, одетый в тяжелое шерстяное пальто с золотыми плетеными эполетами и некое подобие форменной фуражки на голове, с улыбкой приветствовал посетителей и по-приятельски обменивался парой слов с жильцами, предупреждая их, что ходить по улице надо очень осторожно. Швейцары любят взятки, разве не так?Когда он ближе подошел к дому, ему очень повезло. Дверь подземного гаража открылась, и он остановился взглянуть, кто оттуда выезжает. Но никто не выехал — вместо машины из гаража вышли сторож с помощником. Они несли ведра с солью, которую руками стали разбрасывать на покатый съезд в гараж. Мэтерз спустился по этому съезду, надеясь войти в дом минуя парадное. Он уже обрадовался было, что все прошло так удачно, прошел мимо сторожа с помощником, который вежливо с ним поздоровался, но как только полицейский вошел в дверь, его окликнул громкий баритон. Он поднял глаза на сторожа и почувствовал себя не в своей тарелке, как будто нарушил государственную границу.— Простите, — сказал ему страж и защитник этих владений, — я могу вам чем-нибудь помочь?Вежливость была непременным условием для любого кандидата на столь ответственный пост. Но тон, которым были произнесены эти слова, передавал совсем иной смысл сказанного: «Кто ты, козел, и куда прешь?»Мэтерз прекрасно понимал, что если его поступок дойдет до Санк-Марса, тот его гвоздями приколотит к воротам конюшни в своих загородных владениях, где рыскают настоящие росомахи. Он сунул руку под куртку, снял полицейский жетон и показал сторожу.— Полиция, — Мэтерз попытался придать этому слову как можно более веское звучание. — Мы расследуем дело о наезде и бегстве с места происшествия, проводим проверку гаражей в центре города. — «На взятку напрашивается, — подумал он, — потому такого строгого и неподкупного из себя строит». — Не беспокойтесь, много времени это не займет.— О какой машине идет речь? — спросил сторож, давая понять, что он в доме не последнее лицо и с ним надо считаться.Мэтерз окинул взглядом помещение гаража.— «Ауди», — ответил он.Сторож кивнул.— У нас здесь парочка паркуется. Но ни один из наших жильцов никогда бы с места происшествия не уехал.— Знаете что? У нас есть подозрение, что водитель слегка перебрал. Или вы считаете, что никто из ваших жильцов не поддает?Этот довод сторожу крыть было нечем. Он слегка кивнул, как бы соглашаясь с полицейским, и пошел своей дорогой, не разрешая, но и не запрещая Мэтерзу заниматься своим делом. Внутри помещения его глаза быстро привыкли к царившему в гараже полумраку.Первым делом он обратил внимание на то, что на каждом месте стоянки автомобиля был указан номер квартиры жильца. На месте под номером 2301 стояла зеленая «инфинити-045». Он записал номер машины, понимая, что ему необходимо вернуться и немедленно доложить об этом. Но он уже направился к лифтам. Мэтерз все еще находился под впечатлением допроса Джима Коутеса. Санк-Марс сумел нажать на парня сильнее и крепче, чем удалось ему, хотя считалось, что именно он был специалистом по работе с молодежью. Здесь он явно прокололся. Санк-Марс лучше знал, что хочет получить от парня, но факт остается фактом — Мэтерзу его полностью раскрутить не удалось. Но больше всего его расстраивало то, что Санк-Марс явно знал что-то еще, но ему об этом ничего не сказал. Неужели старик ему не доверяет? Ладно, если шеф не хочет с ним делиться информацией, это его дело. А он, со своей стороны, будет делать то, что сам считает нужным. Билл Мэтерз поднялся на двадцать третий этаж и вышел из лифта.Да, этот дом был не для бедных людей. Мэтерз был просто ошарашен, когда увидел, что здесь вместо коридора была только небольшая площадка и две двери по разным ее сторонам. Какими же огромными должны быть эти две квартиры! Он прислушался у двери квартиры 2301, но изнутри не доносилось ни звука. С другой квартирой было то же самое. Ковровое покрытие на полу было толстым, двери массивными. Рядом с каждой было по звонку с подсветкой. Мэтерза так и подмывало нажать на кнопку. Он не устоял, нажал и услышал в квартире музыкальный перезвон. «Санк-Марс меня убьет». Он повернулся и заодно нажал звонок второй двери, которая вела в другую квартиру. Какое-то время он ждал ответа.В квартире 2301 послышались приближающиеся шаги. Билл Мэтерз стоял к той квартире спиной. Дверь позади него распахнулась. Он обернулся, поднял руки и извинился.— Простите меня за беспокойство, сэр. Я лопухнулся. Нажал по ошибке не на тот звонок.Мужчина был опрятно одет для такого раннего часа. Волосы с пробивающейся сединой, высокий лоб, тонкие брови, узкое лицо, выдающиеся скулы и острый нос. Взгляд твердый, спокойный, но вместе с тем благожелательный и заинтересованный.— Кого вы хотели видеть? — спросил он.Мэтерз, повернувшись, сделал пальцем неопределенный жест.— Жильца из двадцать три ноль два, — ответил полицейский.— Кого именно из двадцать три ноль два? — снова спросил мужчина.Так и не опустив руку, Мэтерз быстро перебрал в уме имевшиеся у него возможности, потом чуть виновато улыбнулся.— Вы меня поймали, сэр. Ваша взяла.Мужчина ничего не ответил. Он так и стоял перед ним со скрещенными на груди руками, чуть склонив голову набок, как будто лучше хотел рассмотреть незваного гостя.— Я не знаю, кто живет в двадцать три ноль два, — признался Мэтерз.— Это не удивительно, если принять во внимание тот факт, что эта квартира не заселена.Улыбнувшись, Мэтерз развел руки в стороны, потом свел их вместе.— На самом деле я пришел повидаться с вами.— Вы так полагаете? А кто же я, по вашему мнению?Мэтерз почесал лоб.— Хотел бы я это знать, — со вздохом ответил он. — Честно сказать, не знаю, сэр, но мне кажется, — я даже в этом уверен, так уверен, что могу с вами поспорить на деньги, — что сержант-детектив Эмиль Санк-Марс хотел бы с вами перекинуться парой слов.Мэтерз заметил, что взгляд мужчины располагал к доверию. Он смотрел прямо в глаза, все время поддерживая визуальную связь с собеседником.— А вы кто? — спросил мужчина.— Мэтерз, сэр.Мужчина слегка дернул себя за мочку уха.— Я слышал о вас хорошие отзывы, Мэтерз.— Благодарю вас, сэр.Они так и стояли на площадке. Тишину нарушал только тихий механический шелест в шахте лифта.— Если знаменитый сыщик Эмиль Санк-Марс хочет со мной поговорить, детектив Мэтерз, я мог бы ему предложить заглянуть ко мне. Поскольку вы знаете, где я живу, он найдет у меня радушный прием. Можете ему так и передать.Мужчина чуть отступил, чтобы закрыть дверь и прервать разговор.— Простите, сэр, — остановил его Мэтерз. — Если я потеряю вас, сэр, если вы вдруг исчезнете, Эмиль снимет с меня скальп. Вы не возражаете, если я позвоню ему от вас?Какое-то время мужчина молча размышлял.— Я возражаю, детектив. Что касается ваших затруднений, это ваша проблема, а не моя. Но будьте уверены, что я не собираюсь от вас сбегать как какой-нибудь мелкий жулик. Если Санк-Марс хочет со мной поговорить, он знает, где меня найти. Что же до ваших забот, мне нет до них никакого дела.Он захлопнул дверь.Мэтерз вызвал лифт. В таком доме, как этот, должна была быть пожарная лестница. Этот человек мог жить только там, откуда он мог бы незаметно улизнуть. Грузовой лифт для доставки мелких грузов! Точно! Прямо из подвала для доставки продуктов, каких-то вещей, инструментов и материалов при ремонте. Дверь лифта открылась, и он нажал на кнопку гаража.Матерз чуть согнул ноги, как будто пытаясь сильнее упереться в пол, чтобы лифт скорее спускался вниз.Он пулей выскочил из лифта, как только дверь открылась. Мэтерз заметил, что за ним наблюдает привратник, и поспешил вперед. Проходя мимо маленького грузового лифта, он сначала услышал его и только потом увидел. Лифт куда-то двигался. Он выставил вперед руку с зажатым в ней полицейским жетоном и сунул его прямо под нос привратнику.— Идите отсюда, — сказал он. — Идите.— Извините, сэр! Что вам здесь нужно?Мэтерз убрал жетон, достал вместо него пистолет и направил его на привратника. Сам не зная почему, он вдруг неожиданно для себя крикнул:— К востоку от Олдгейт! — На этот раз мужчина быстро попятился назад.Грузовой лифт остановился, качнувшись под тяжестью груза. Дверцы были закрыты, но он сквозь щелку заметил, что они заперты изнутри на щеколду. Это уже легче. Мэтерз отошел в сторону. Обе подвешенные на петлях дверцы распахнулись одновременно. Мэтерз сделал шаг вперед. Он увидел перед собой свернувшегося калачиком господина с двадцать третьего этажа. Чтобы уместиться в этом маленьком пространстве, спина у него была согнута так, что голова оказалась зажатой коленями. Он сидел на собственном пальто.— Фу, как это некрасиво, — сказал Мэтерз. — Ни достоинства тебе, ни благородства.— Черт, надо же было когда-нибудь попробовать, — ответил мужчина.— Оказывается, у вас есть больше оснований скрываться, чем я предполагал.— Помогите мне выбраться отсюда, детектив. Будьте человеком!— Этот лифт, пожалуй, можно какое-то время использовать и как камеру предварительного заключения.— Я использовал его как единственную последнюю возможность. Ну, хорошо, согласен, шутки не получилось, но не можете же вы меня долго держать в такой позе.Мэтерзу этот человек был нужен в добром здравии и хорошей форме. Он его обыскал, пока тот не мог распрямить ни один сустав, но оружия при нем не было.— Сами вылезайте, — приказал он. — При малейшем подозрении на попытку к бегству стреляю на поражение без предупреждения.— Что здесь происходит? — раскудахтался привратник. — Это вы, господин Норрис? Могу я вам чем-нибудь быть полезен?— Вы не у того спрашиваете, — предупредил его Мэтерз. — Выйдите из парадного, встаньте лицом к горе, поднимите руки над головой и машите ими как сумасшедший. Идите, выполняйте, иначе я вас сейчас запихну в эту клетку и отправлю на чердак.Но заставить мужчину поступить вопреки его чувству долга было непросто.— Делайте, что он говорит, Гамильтон, — посоветовал ему мужчина, которого тот назвал Норрисом. — Со мной все будет в порядке.Когда привратник выбежал из дома, мужчина постепенно распрямился и поднялся на ноги. Он стряхнул пыль с одежды, расправил плечи и взглянул на поймавшего его полицейского.— Есть еще одна вещь, Мэтерз, о которой я хотел поставить вас в известность, — сказал он.— Да? Какая?— Уж больно это все не вовремя… Нельзя так.— Это же надо! — ответил Билл Мэтерз и расплылся в широкой улыбке.Выслушав сообщение напарника, звонившего с сотового телефона, Эмиль Санк-Марс, сидевший в своем закутке в управлении, пришел в ярость. Он просто рассвирепел, что Мэтерз арестовал человека, которого они столько времени искали. Он ему такого приказа не давал. Больше того — он пока и сам не определился, что делать с его источником, если тот будет пойман. Предстояли серьезные переговоры, а первое правило торговли лошадьми состоит в том, что о животном надо знать больше, чем противная сторона. А он пока достаточной информацией не располагал. Санк-Марс перешел на английский, чтобы лучше дать понять Мэтерзу, почем фунт лиха.Записав все подробности, он отключил связь и направился к выходу.Спускаясь в лифте управления, Санк-Марс понял истинную причину своего острого раздражения. Он сам хотел задержать этого человека. Ему нужно было играть в этом деле первую роль, он должен был первый взглянуть в глаза своему источнику, которого знал только по голосу в телефонной трубке.Он сел в незаметную полицейскую машину и выехал в ледяной город. Второе правило торговли лошадьми состоит в том, чтобы превращать любой недостаток в достоинство. Он хотел взять этого человека сам. Но тот факт, что его задержал младший чин, можно было обратить к пользе самого Санк-Марса. Не следует давать задержанному повод думать, что он — пуп земли, центр всего расследования. Он и не заслуживал ничего другого, кроме внимания лишь младшего детектива. Надо, чтобы он убедился, что является лишь второстепенным звеном событий, выходящих за пределы его разумения, тогда он начнет что-то подозревать, чего-то бояться, о чем-то беспокоиться. Надо сковать его естественную сообразительность, лишить его способности управлять ходом событий, сбить с него спесь. Пусть попотеет от натуги.Когда он вел машину, раздался еще один звонок — на этот раз ему звонил Андре Лапьер.— Я удивлен, что ты уже проснулся, — сказал ему Санк-Марс, заведомо соврав. На самом деле он надеялся, что их разговор заставит его коллегу предпринять поспешные действия.— Эмиль! Я же говорил тебе, что разберусь с этим делом. Поговори со мной. Как там идут дела?— Лучше ты, Андре, расскажи мне об этом.— Тот взрыв — финансиста бандитского, Джорджа Тернера, этого англичанина, — так вот, в нем есть явные противоречия. Выглядело это как дело рук «Рок-машины», но потом к нему еще кое-что добавилось, о чем мало кто знает.— Что именно?Энтузиазм, звучавший в голосе Лапьера, он воспринял с оптимизмом, но никак не мог понять, почему тот был так взволнован.— Дело вот в чем. «Ангелы ада» устанавливают взрывные устройства внутри машины. А в этом случае бомба находилась снаружи и была к ней привязана так, как это делают бандиты из «Рок-машины».— С этим все понятно.— Понятно, да не совсем. «Рок-машина» укладывает динамит по-другому. Я это выяснил только сегодня утром.— Что это значит?— Надеюсь, Эмиль, ты оценишь это по достоинству. Информация на вес золота, прямо от «Росомах». У них, между прочим, лучше всех поставлено делопроизводство, тебе бы надо с них пример брать. Так вот, когда взрывное устройство готовят «Ангелы», они закладывают динамитные шашки пирамидой. Каждая шашка ложится в желобок между двумя, установленными внизу. Поэтому каждый следующий ряд уже предыдущего.— А «Рок-машина»?— Прямо. Они кладут корпус на узкую сторону и накладывают ряды шашек так, что, когда потом кладут все устройство плоско, каждый ряд располагается точно над предыдущим. И шашки там лежат не в желобках, а точно одна над другой.— А с этим взрывом что получилось?— Устройство было снаружи автомобиля, как при взрывах «Рок-машины», но собрано оно было так, как делают «Ангелы». И еще пара деталей. Корпус был необычный. Но главное вот в чем: и «Ангелы», и «Рок-машина» используют для детонации либо дистанционное управление, либо подключают устройство к таймеру. А в тот раз там было и то, и другое. Бомба могла взорваться как от таймера, так и от дистанционного управления. И тот, кто отвечал за взрыв, мог либо ждать, когда сработает таймер, либо сам ее взорвать в любой момент.— А что по этому поводу думают «Росомахи»?В одной руке он держал телефон, другая лежала на руле. Дорога стала значительно лучше после того, как ее посыпали песком и солью. Повсюду стояли битые машины, оставшиеся от кошмара ночного гололеда, ожидая своей очереди на буксировку в мастерские.— Они создали теорию, которая не лишена смысла. Последним бандитом из «Рок-машины», который умер незадолго до этого взрыва, был их собственный подрывник. «Росомахи» считают, что за неимением собственных кадров, они наняли кого-то со стороны для этого взрыва.— И что, эта теория подтверждается? С тех пор «Рок-машина» еще что-нибудь подорвала?— Здесь вот что интересно. Дело выглядит таким образом, что они вернулись к старой практике взрывов без всяких изменений. Я думаю поэтому, что у них все время был кто-то подготовленный, чтобы, когда потребуется, прийти на смену. Слушай, Эмиль, смотри на вещи проще — разве есть причины говорить о каком-то третьем игроке? Какие у тебя на это основания? Если эту бомбу подложили не байкеры, я должен буду вернуться к этому делу. Это должно стать моим расследованием!— Ты отстранен от дел, Андре.— Эмиль, ты прекрасно понял, что я имею в виду. Когда я снова вернусь к работе.— Сейчас, Андре, мне нечего тебе сказать…— Ладно, Эмиль, кончай. Дай мне хоть что-нибудь. Я же тебе такую важную информацию слил. Неужели ты считаешь, что есть еще и третья банда?«Интересно, кому ты это сливать будешь, если я тебе скажу?»— «Ангелы» могли взорвать одного из своих, а обставить дело так, будто это работа «Рок-машины», которая наняла людей со стороны, — предположил Санк-Марс.Если Андре что-то знал, ему бы такое предположение не понравилось.— Какая, в конце концов, разница, Эмиль?Санк-Марс остановился на красном свете. Ему лучше думалось в движении. С Лапьером надо было держать ухо востро.— Они не хотят, чтобы члены банды знали, как они расправляются со своими. Это грязный мир, Андре.Лапьер какое-то время молчал, переваривая эту мысль. Зажегся зеленый свет, и водители, боясь разгоняться на скользкой дороге, медленно тронулись с места. Санк-Марс нетерпеливо ехал в потоке со всеми, пытаясь найти возможность вырваться вперед.— Это не исключено, — допустил Лапьер. — Но скажи мне, Эмиль, есть ли все-таки третий игрок?Ему показалось, что в голосе Лапьера слышалась нотка отчаяния. Зависел ли как-то Лапьер от этого третьего игрока, чтобы оправдаться в управлении полиции, чтобы снова взять это дело в свои руки, или ему надо было оправдать себя в глазах «Ангелов ада»? Лапьер напряженно искал какой-то выход, как показалось Санк-Марсу, но каким бы мотивом тот ни руководствовался, ему хотелось бросить коллеге кость.— Андре, я не стал бы исключать наличие третьего игрока.— Кто это, Эмиль?Голос его прозвучал еле слышно. То ли что-то случилось с качеством связи, то ли Лапьер был не в себе от волнения, потому что слишком многое для него зависело от ответа на этот вопрос.— Может быть, их старые кореша из мафии на деле держат «Ангелов» не за тех, за кого им кажется. У меня есть причины так говорить. Есть и другая возможность, Андре, но мне о ней даже думать противно.— Нет, ты уж мне скажи.— Только не по телефону. Давай, встретимся в управлении. Часика в два тебя устроит?— Годится.— Тогда и свидимся.Отключив связь, Эмиль Санк-Марс свернул вверх на улицу Маунтин, чтобы встретиться там с человеком, который так долго направлял всю его жизнь.Санк-Марс поставил машину на другой стороне улицы напротив «джимми» детектива Дегира и выключил двигатель. Некоторое время он следовал процедуре, которую хорошо усвоил еще с тех пор, когда был простым полицейским и ему надо было кого-то арестовать. Он сидел неподвижно и ждал. Эта уловка полицейских была рассчитана на то, что подозреваемый начнет нервничать, попытается сбежать или откроет стрельбу. Но на этот раз после недолгого расслабления Санк-Марс поступил так, как не поступал никогда раньше. В «джимми» сидел человек, который так долго в их общих интересах умело направлял его действия. Кроме того, он был секретным агентом, деятельность которого привела к гибели одного молодого человека — и, может быть, других, — а также не исключено, что именно он организовал взрыв, убивший Джорджа Тернера. В машине сидел агент могущественной тайной организации. У Санк-Марса на него ничего не было. Единственное, о чем могла идти дальше речь, — это переговоры. Мастерство, хитрость, уловки, тактика. Он открыл окно. Вместо того чтобы идти к этому человеку, представляться ему, показывать свой жетон и начинать формальную рутину, детектив просто поднял руку и согнул палец, тем самым давая сигнал, чтобы задержанного привели к нему.Санк-Марсу хотелось видеть, как он переходит улицу, с удобного кресла своей машины ему надо было внимательно вглядеться в выражение его лица, понять язык движений его тела. Он не собирался предоставить такую возможность этому профессионалу. Речь сейчас шла о человеческих жизнях. Ему надо было начать с переговоров об обмене, провести что-то вроде торговой сделки с лошадьми, что позволило бы ему определить пределы его возможностей. Учитывая тот факт, что мужчина располагал огромной информацией, здесь не было места каким-то недоговоренностям, не могло быть второстепенных деталей или неясных психологических реакций — в этом разговоре важным будет абсолютно все.Задержанный ждал на тротуаре, пока вниз по улице пройдет плотный поток машин. Он смотрел на уходящую в гору дорогу, как будто тоже собирался с мыслями. Когда какая-то машина проехала слишком близко к тротуару, он сделал шаг назад, чтобы его не забрызгал грязный растопленный солью снег. Этот жест привлек внимание детектива к его одежде — она была безукоризненной. И машина у него дорогая. Он наверняка тратил много собственных, личных денег. Работал явно не за зарплату — это была его страсть. Санк-Марс набрал по сотовому номер Мэтерза — ему надо было выяснить, не отключен ли у напарника телефон. Их подопечный перешел половину улицы и остановился, чтобы переждать поднимавшийся по склону грузовик.— Билл, ты говорил, что взял его в вестибюле. Он был в пальто?— Он на нем сидел.— В квартиру он к себе возвращался?— Нет, сэр.— Хорошо сработал, — он отключился и убрал телефон.Мужчина ускорил шаг, чтобы перейти дорогу сразу же за грузовиком перед ехавшим за ним такси. Он обошел машину полицейского, и перед тем, как сел в нее, их взгляды впервые встретились. Санк-Марс заметил слабую улыбку на его губах, определенно выдававшую уверенность его источника в себе, чувство собственного превосходства, которое он не мог или не хотел в себе подавлять. Он открыл боковую дверцу, сел на переднее сиденье, поправил пальто, снял перчатку и протянул правую руку.— Эмиль Санк-Марс, — сказал он, — вы оказали мне честь, организовав эту встречу.— Запоздалую встречу, — ответил Санк-Марс.Он стянул с пальцев водительскую перчатку и быстро, но крепко пожал протянутую руку. Его источник протянул руку первым, а Санк-Марс первый ее отнял.— Всему свое время, Эмиль. Время, выбранное для этой нашей встречи, оставляет желать лучшего. С моей точки зрения, она несколько преждевременна.— Как вас зовут? — Санк-Марс чувствовал, что мужчина хочет перехватить инициативу в разговоре, и не собирался ему это позволить.— Вы же знаете, Эмиль, как это бывает.— Каким именем вы обычно пользуетесь, сэр?— Для друзей и коллег я — Селвин Эмерсон Норрис.— На кого вы работаете?Санк-Марс обращался с задержанным как с мелким жуликом. Он бросил на него беглый взгляд, стараясь ничего не упустить, но в основном следил за улицей, смотрел в зеркала, как будто весь процесс был обычным, рутинным, таким будничным и заурядным, что его скука брала. Его поведение сейчас резко отличалось от тона их телефонных разговоров. Он был суров, требователен, нетерпелив и на удивление безразличен, тогда как раньше стремился не проявлять свое эмоциональное состояние.— Я чиновник по связям с общественностью при американском консульстве.— Нет, сэр, я спросил вас о том, на кого вы работаете? Скорее всего вы работаете на ЦРУ, хотя есть небольшая вероятность того, что вы — сотрудник ФБР. Так на какую же из этих организаций вы работаете?Санк-Марсу показалось, что Норрис изо всех сил пытается сдержать улыбку.— Я не имею права обсуждать этот вопрос.— Значит, на ЦРУ. Вашему разоблачению не обрадуется ни ваше, ни мое правительство.— Эмиль, давайте говорить серьезно. У вас же нет на меня ничего существенного. Зачем вам раздувать это дело? Оно связано с целой армией бюрократов и законников, которые спят и видят, чтобы его замять. Включая меня самого, если запахнет жареным.Санк-Марс сменил позу за рулем, чтобы лучше видеть Селвина Норриса. В его словах он почувствовал скрытую угрозу и желание его осадить, чтобы закрыть эту тему. Ну что ж, за что боролись — на то и напоролись. Когда он торговался при покупке или продаже лошадей, он тоже нередко вначале поддавался, чтобы соперник чувствовал себя в большей безопасности, тем самым теряя бдительность.— Хорошо, господин Норрис, тогда я мог бы предложить вам следующее.— Пожалуйста, Эмиль, зовите меня просто Селвин.Санк-Марс бросил на него такой взгляд, будто хотел испепелить собеседника. Он даже слегка откинул голову назад, во всей красе демонстрируя суровое выражение лица и свой выдающийся нос.— Господин Норрис, мы с вами на брудершафт не пили, поэтому впредь прошу вас не обращаться ко мне по имени.— Уверяю вас, нет никакой необходимости…— Единственное уверение, которое мне от вас нужно, — чтобы вы полностью отдавали себе отчет в том, что здесь должно быть сделано. Именно об этом я и хотел с вами поговорить — мне нужно, чтобы девушка была выведена из игры.Глядя в лицо полицейского, искаженное праведным гневом, Селвин Норрис глубоко вдохнул и медленно выдохнул. Лицо у него вытянулось, он внимательно смотрел на улицу, которую совсем недавно предметно изучал Санк-Марс. Было ясно, что смотреть в глаза собеседнику у него теперь не было желания.— Боюсь, сержант-детектив, что это невозможно.— Ответ неверный, — предупредил его Санк-Марс.— Вы должны ясно представлять себе положение вещей, — сказал ему Норрис.— Объясните мне его, — сказал Санк-Марс голосом, напоминающим звук сверла, дырявящего железо.Норрис потер подбородок.— Я не знаю, что вы нарыли и перелопатили, что у вас есть на деле и о чем вы только догадываетесь…— Да, не знаете, — подтвердил Санк-Марс.— Но я знаю наверняка, что дело это гораздо более масштабно, чем вы можете себе представить. Нам удалось внедриться в одну из самых печально известных в мире банд именно в тот момент, когда она готовится к значительному расширению сферы своей деятельности. Мы работаем в самом сердце этой банды — отслеживаем движение ее денег. Скоро мы выясним, где они их прячут, как расходуют, во что вкладывают. Или вы мне скажете, что эта новость для вас не важна? Или как офицер полиции будете отрицать, что для вас эта информация не имеет значения? Или вы полагаете, что мы можем говорить об этой операции как о простой ставке в нашей с вами игре?Он вновь посмотрел в лицо Санк-Марса.— Я только сказал вам, — настаивал на своем Санк-Марс, — что девушка должна быть выведена из игры.— Тем самым вы создаете массу ненужных осложнений. У вас, сержант-детектив, на меня ничего нет. Я вообще не обязан с вами разговаривать.— Если будете молчать, я вас арестую.— За что?— За то, что водите машину, у которой не горит лампочка над номером.Норрис рассмеялся.— Чувство юмора вы не потеряли.— Слабовато для обвинения?— Да, негусто, — согласился озадаченный Норрис.— Тогда я могу вас арестовать за то, что вы водите машину с незаконно полученными номерами, и за то, что манипулируете информацией в полицейской компьютерной системе. А если припрет, я вас могу арестовать по подозрению в убийстве.Норрис снова прыснул со смеху.— Вы совершенно уверены, что мне нельзя называть вас по имени? Я был бы счастлив быть вашим другом.— Вам не кажется, что убийство — серьезное обвинение?— Не думаю, что у вас получится его состряпать.— Я бы на вашем месте не был в этом так уверен, — предостерег его Санк-Марс.— И кого же я убил? — поинтересовался Норрис.— Джорджа Тернера, бывшего банкира «Ангелов ада».Тут он попал в точку. Ответа он не ждал, но задержанный не сразу пришел в себя от удара. Хотя улик здесь было кот наплакал, растерянность, едва мелькнувшая во взгляде, то, как он судорожно сглотнул, как он мгновенно не отреагировал, выказав непонимание, выдало его с головой. Санк-Марс его достал, он был в этом уверен.— Кого? — спросил Норрис.— Слишком поздно, — усмехнулся полицейский. — Не обращайте внимания.Агент покачал головой.— Чего вы добиваетесь, Эмиль?— Хорошо, валяйте, называйте меня и дальше по имени. Но не думайте при этом, что я дам вам выйти сухим из воды.— Мы же вместе прошли долгий путь. Мы вместе работали, чтобы сажать преступников за решетку.— Вы не имели права заниматься этими делами.— Раньше вы почему-то не ставили меня об этом в известность.— Мне нужно, сэр, чтобы женщина вышла из игры. Я не хочу найти ее в том же виде, в каком я нашел Акопа Артиняна.На этот раз Норрис кивнул с самым серьезным выражением лица.— Позвольте мне вам объяснить.— Давайте.Норрис глубоко задумался. Санк-Марс был всем известен своими высокими моральными нормами. Попытка втереть ему очки была заранее обречена на провал. Норрис должен был сделать то, чего ждал от него Санк-Марс, — ему следовало объяснить свою позицию с точки зрения морали.— «Ангелы ада», как вам известно, пытаются вернуть себе утерянные в Монреале позиции в борьбе с «Рок-машиной». Через банды своих сторонников они уже обеспечили себе главенствующее положение почти по всей стране. Сейчас основная борьба ведется в Квебеке, а когда пыль рассеется, следующим полем битвы станет Онтарио. Результат предсказать нетрудно. «Ангелы» будут контролировать преступность от восточного побережья до западного. Они станут вашим дамокловым мечом, не моим. Какое это имеет отношение ко мне и к другим американцам? У нас выше крыши своих проблем. Но я вам скажу: сейчас устанавливаются такие отношения, которые и нам не дадут спокойно спать.В машине было не жарко, но Селвин Норрис выдержал эффектную паузу и расстегнул верхние пуговицы пальто.— В России создана новая организация, куда вошли бывшие и нынешние сотрудники КГБ, который теперь называется ФСБ, вместе с обычными советскими бандитами. Раньше они были врагами. Политика бросила их в «одну кровать», и должен вам сказать, как человек, который в таких делах разбирается, они станут чрезвычайно сильным противником. То, что происходит в бывшем Советском Союзе, дало возможность советским бандитам процветать, как никому раньше в мировой истории. Скорость, с которой они взлетели, жестокость их методов, стоимость их предприятий, — Эмиль, это что-то невероятное.— Я в курсе этой опасности, господин Норрис. Но девушка должна выйти из игры.— Эмиль, этот вопрос не имеет отношения к юрисдикции. Да, он связан с внутренней преступностью, но вместе с тем он имеет отношение к национальной и международной безопасности. Нам удалось выяснить, что в высших эшелонах руководства «Ангелов ада» большим влиянием пользуется один русский.— Подождите минуточку…— Нет, вы лучше подождите, дослушайте меня до конца. Согласен, «Ангелы» никогда не позволят распоряжаться чужаку. Здесь вы правы. Но с точки зрения стратегии, с точки зрения того, как они будут действовать дальше и с кем, здесь их позиции окажутся подчиненными. Их соблазнили, им показали землю обетованную, и они престо поверить не могут в то, какие перед ними открываются перспективы и богатства. Сколько сейчас «Ангелов» в Квебеке? Сто восемьдесят?Это была не догадка. Цифру он назвал совершенно точно. Санк-Марс кивнул.— Их главари станут баснословно богаты.— Это не ваша битва, господин Норрис.— Не наша? Мы смогли получить некоторые интересные сведения. Речь идет не только об «Ангелах ада», мафии и русских, которые сейчас объединяются, помогают друг другу в совместных действиях и постоянно находятся в контакте. Были предприняты и другие шаги. Они обсудили ряд вопросов и по ключевым проблемам достигли согласия. Русские агенты КГБ/ФСБ связались с отдельными группами национальной гвардии на американском Среднем Западе и в южных штатах. Их план состоит в том, что национальная гвардия начнет взрывать правительственные здания, сбивать самолеты, жечь негритянские церкви, убивать политических деятелей, подрывать торговлю, разжигать общественные беспорядки, расовую ненависть и уличные столкновения. Короче говоря, они договорились делать свое дело, осуществлять свои маниакальные расистские замыслы, получать при этом большие субсидии, а когда запахнет жареным, иметь возможность скрыться от закона в других странах, где им будут предоставлены отличные условия. На что нацелены эти замыслы? А на то, что в обстановке общественного напряжения и хаоса, когда ФБР и полиция будут целиком заняты борьбой с террором, преступники из России, «Ангелы ада» и остатки возрожденной мафии объединятся, чтобы встать не только во главе преступного мира, но и возглавить законные организации. Их господство, их возросшую роль заметят не многие, потому что в это время власти сосредоточат все внимание на борьбе с международным терроризмом. Вот против чего мы выступаем, Эмиль. Мы не хотим допустить, чтобы наша страна скатилась к уровню бывшего Советского Союза, где безнаказанно действуют бандиты и пышным цветом цветет растущая преступность, разъедая гражданский мир, где одни расы и национальности яростно преследуют другие, где каждый мужчина, женщина и ребенок с опаской и тревогой ходят по улицам. Мы не можем этого допустить, а вы хотите, чтобы я покинул поле боя, отказался от возможности уничтожить организацию, которая скоро сможет представлять громадную опасность, из-за одной молодой женщины? Из-за одной-единственной девушки, которая, хотел вам, кстати, сказать, находится в полной безопасности в той организации, куда она внедрена.— Неужели?— Да, Эмиль. Даю вам слово.— В таком случае представьте себе, господин Норрис, что я о ней достаточно знаю.Подбородок Норриса чуть сдвинулся вниз, самую малость, как будто отреагировал на точно рассчитанный и хорошо нанесенный удар. Ему понадобилось какое-то время, чтобы прийти в себя.— С самого начала, Эмиль, — сказал Норрис, — я знал, что такому человеку, как вы, можно доверять конфиденциальную информацию. Это одно из ваших качеств, причина того, что выбор пал именно на вас.Санк-Марс усмехнулся. Сколько же в этом человеке было беспардонной наглости, если он посмел ему сказать, что его выбрали так же, как этих мальчиков и девочек. «Но, с другой стороны, — подумал он, — разве это не так?»Агент перехватил инициативу беседы, теперь сила была на его стороне. Он боролся и добился того, что выбил из-под ног Санк-Марса моральные основания, поскольку тот отстаивал лишь свою личную, локальную точку зрения. После того как он привел свои самые сильные доводы, теперь настало время пускать в ход собственную артиллерию — по залпу зараз.— Вы здесь не учли, господин Норрис, одно существенное обстоятельство.— Какое?— Ваш агент, эта молодая женщина, была скомпрометирована среди «Ангелов». Пока что нанесенный ее версии вред удается нейтрализовать, но вечно так продолжаться не может. Женщина должна выйти из игры, поскольку очень скоро ее услуги вам уже не пригодятся. Если же она там останется, шансы выжить у нее минимальны.Норрис выслушал эту новость, потом довольно долго с уважением смотрел на детектива. Санк-Марс понимал, что он лихорадочно пытается додуматься, о чем он ему еще не сказал, и одновременно переварить уже услышанное. Кроме того, Санк-Марс признался ему в том, что у него тоже были информаторы внутри «Ангелов ада», потому что каким еще образом он мог получить эту информацию? Сказав о том, что нанесенный делу вред пока можно нейтрализовать, он дал понять, что в состоянии успешно препятствовать проникновению жизненно важной информации в банду. В конце концов Норрис покачал головой.— Простите, Эмиль, но вы меня не убедили.— Почему же?Норрис сделал неопределенный жест рукой.— Я не заметил никаких проколов в обеспечении ее безопасности.Отлично! Норрис пытался поймать рыбку в мутной воде, стараясь выудить у Санк-Марса, что ему известно об этом деле, но тем самым он вынужден был определить собственную позицию. Теперь Санк-Марс мог переходить к следующему залпу, который еще сильнее ущемлял ставшую явной позицию собеседника.— Вам известно выражение «злокачественное смещение»?Насмешливо скривив губы, Норрис покачал головой.— Спросите об этом у вашего агента. Потом припомните, что настоящая Хитер Бантри занимается бегом на короткие дистанции. После этого подумайте — только быстро, поскольку у нас остается совсем немного времени, — о том, чтобы вывести ее из игры. Она больше не представляет там для вас интереса.Санк-Марс хотел дать Норрису пищу для размышлений одновременно в разных направлениях и достиг своей цели. Он как бы случайно дал ему понять, что знает имя, под которым работает его агент, причем располагает о нем такими сведениями, которых не было у Норриса. Кроме того, он намекнул на то, что располагает детальными сведениями о настоящей Хитер Бантри.— Злокачественное смещение? — повторил его источник.— Это ключевой термин. Он связан со строением костей ее ног. Она не может нормально бегать. Она никогда не была спринтером. Если бы я был на вашем месте, я бы занялся этим вопросом не откладывая. Будем на связи. У нас осталось совсем немного времени.Сразу же после этого он попросил Норриса выйти из машины.Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс смотрел, как его соперник поднимается по ступеням к входу в дом, как его робко приветствует у двери привратник. Норрис, кажется, ничего ему не ответил. Санк-Марс включил двигатель, бросил взгляд на улицу и выехал на другую ее сторону, глядя на встречный поток машин, который был теперь гораздо спокойнее. Остановившись рядом с машиной Дегира, он открыл окно, а Ален Дегир опустил стекло своего «джимми». Из него попытался высунуться и Мэтерз, которому хотелось слышать, что скажет начальник.— Езжайте за мной, — приказал Санк-Марс, нажал на педаль газа и так резко вывернул в сторону горы, что ехавший рядом водитель смачно обругал его и подал долгий звуковой сигнал.ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ; ПОЛДЕНЬЭмиль Санк-Марс ходил из угла в угол по своей кабинке, которую иногда называл клеткой, и ждал телефонного звонка, думая о том, кто позвонит ему первым. Оставив Селвина Норриса на ступенях его дома в препаршивейшем настроении, он взял с собой двух младших детективов в университетский клуб, где Каплонский ужинал в последний раз в жизни. Трое полицейских прошли по всему заведению, потом сосредоточили внимание на мужской комнате. Как сказал им Дегир, постоянных посетителей клуба при входе приветствует швейцар, потом они идут вниз, в туалет, там же оставляют верхнюю одежду и могут освежиться. После этого они поднимаются в бары и обеденные залы, расположенные наверху. Стены и полы туалета элегантно отделаны мрамором, на младших офицеров неизгладимое впечатление произвел тот факт, что каждому, кто здесь моет руки, выдается индивидуальное полотенце. Там же можно было получить платяную щетку и расческу.— Как только вам присвоят ученую степень, сразу можете записаться в члены, — разъяснил им Санк-Марс. — Тогда вам можно будет сюда приходить и мыть руки хоть весь день напролет.— И в полотенцах никогда не будет недостатка, — добавил до сих пор не пришедший в себя Мэтерз.Еще на улице Санк-Марс дал молодым людям указание задержать адвоката Гиттериджа.— А если он в суде? — спросил Мэтерз.— Что, если он упрется и не захочет с нами идти? — добавил Ален Дегир.— Если поймет, что запахло жареным, он упираться не станет. Такой уж он человек.Что-то где-то подгорало — оба молодых полицейских почувствовали разносившийся в воздухе запах. Они обменялись взглядами и пошли искать Гиттериджа.Наконец, после долгого напряженного ожидания зазвонил телефон, оторвав Санк-Марса от размышлений. Он резко ответил:— Слушаю!Охранник внизу на проходной сказал ему, что пришел человек по имени Раймонд Райзер, который хочет его видеть.— Пошлите его наверх без сопровождения. Он знает дорогу.Этот звонок так раздосадовал Санк-Марса, что он в ярости швырнул телефон в тонкую стенку. Передвижная перегородка аж прогнулась от удара, телефонный аппарат отскочил от нее, шмякнулся о картотечный шкаф и на пол. Двое полицейских сунули было головы в кабинку, но тут же отпрянули при виде разъяренного Санк-Марса. Детектив взял себя в руки, поднял с пола телефон и бросил его обратно на стол.В ожидании визитера он продолжал мерить комнату шагами.В дверном проеме нарисовалась массивная туша Раймонда Райзера. Он шумно приветствовал Санк-Марса, растопырив в стороны карикатурные усы:— Эмиль! Старый плут!— Привет, Раймонд, каким ветром тебя занесло в город?Обменявшись с гостем рукопожатием, Санк-Марс взял его под руку.— Да так, ничего особенного, домашние заботы, кое-что надо прикупить. Заканчиваю наконец ремонт подвала. Надо найти пару инструментов, которые мне нужны позарез.Санк-Марс был в курсе, что инструменты лучше покупать в Оттаве, чем в Монреале, но говорить об этом не стал. Детектив подозревал, что Раймонд примчался к нему во весь опор, даже, скорее всего, прилетел на самолете, чтобы встретиться с ним как можно скорее.— Что это ты на себя напялил?Под курткой у гостя было что-то вроде спортивного костюма, как будто ему приспичило прыгать с парашютом или заниматься санным спортом. И цвета этого костюма были какие-то дикие — красное с желтым к тому же с оранжевой окантовкой.— Тебе нравится? — Раймонд сделал полный оборот вокруг своей оси, как бы демонстрируя нелепый наряд.— Странный ты мужик, Раймонд.— Иногда, Эмиль, возникает желание отколоть что-нибудь эдакое, чтоб тебя самого никто не наколол.— Так зачем ты все-таки в город пожаловал? — гнул свое Санк-Марс.— Я же тебе сказал, домашние заботы. Ничего особенного. Думал, заодно и к тебе загляну. Лучше скажи-ка ты мне, как у тебя то дело продвигается, которое мы с тобой тогда в конюшне обкашляли?Санк-Марс откинулся назад в вертящемся кресле и положил руки на колени.— Я встречался с тем малым.У Раймонда отвисла челюсть.— Ты с ним встречался? — он сел на стул. — Не может быть! Ну-ка, давай, рассказывай.— Мы с ним поболтали немного. Он из ЦРУ.— Да что ты! Неужто и впрямь из ЦРУ?— Именно так. Он считает, что мир в опасности и, если он не будет вмешиваться в мою работу, все может пойти прахом. Я рад, Раймонд, что ты ко мне заскочил. То есть, я хочу сказать, рад возможности еще раз выразить тебе свою признательность за помощь. Твой анализ мне сильно облегчил задачу.— И я рад, что смог тебе пригодиться. Поздравляю с успехом, Эмиль, — с тем, что тебе удалось вступить с ним в контакт. Отличная полицейская работа, ничего не скажешь. Как тебе это удалось?Именно в этот момент их беседу прервал телефонный звонок. Санк-Марс снял трубку — ему звонил из лаборатории доктор Винет. Он сказал полицейскому, что торопить лабораторные исследования нельзя, но он уже достаточно продвинулся в другом деле, которое они обсуждали. Санк-Марс нацарапал полученную информацию на листке. Винет сказал ему, что с третьего раза наткнулся на золотую жилу. У него есть об этом для детектива сжатый рассказ с именами, местами и датами, и самые интересные новости он попридержал на печальный конец — он мог предсказывать будущее, — ему было известно время и место их предстоящей встречи.— Спасибо, доктор, — поблагодарил его Санк-Марс. Ему пришлось скрыть бурную радость, потому что рядом был Раймонд. — Я обязательно вам перезвоню. Сейчас я не один. — Райзер встал со стула, чтобы выйти из кабинки, но Санк-Марс махнул ему рукой, чтобы он остался. — Скоро я с вами свяжусь. Я искренне благодарен за все, что вы сделали, а пока я с вами прощаюсь.— Прости, Эмиль, мне совсем не хотелось тебе мешать, — засуетился Райзер.— Да нет, ты совсем мне не в тягость. Наоборот, мне нужен какой-нибудь предлог, чтобы не торчать полдня с этим парнем.— Рад, что от меня есть хоть какой-то прок.Санк-Марс улыбнулся, посмотрел вниз, потом перевел взгляд на Райзера.— Ты бы не хотел, Раймонд, чтобы от тебя было еще больше прока?— Да, Эмиль, конечно. С удовольствием. Я все готов сделать, что ты ни попросишь.— Хорошо, — склонившись чуть вперед, Санк-Марс сложил руки на столе. — Раймонд, я тебя вычислил. И прошу тебя поэтому поторопиться обратно к Селвину Норрису и сказать ему, что я тебя расколол. — Райзер почти не отреагировал, у него только чуть заметно вздрогнула голова. — Скажи Норрису, что, если он хочет выяснить, как я вышел на тебя и как я вышел на него, ему будет нужен другой стукач. Если он хочет знать, как много я знаю о том, что творится у «Ангелов», на меня пусть не рассчитывает, от меня он ничего не узнает. Передай от меня своему приятелю из ЦРУ, Раймонд, что я пустил у «Ангелов» такие корни, что каждый раз, как я повернусь, у них будет сильное желание почесаться.— Эмиль, Эмиль, — голос у него был слабый, угодливый, жалкий.— Избавь меня от сантиментов, Раймонд. Я тебе верил, а ты меня продал. Работа оказалась для тебя важнее нашей дружбы.— Это не так, Эмиль! Вокруг столько всякого дерьма… Нужны отчаянные меры…— Да ну? — Он внимательно смотрел на гостя, не отводя взгляда и не давая возможности отвести глаза ему. — Насколько же отчаянными они должны быть, Раймонд?— Эмиль…— Твой знакомый агент ЦРУ санкционировал взрыв. Он убрал банкира «Ангелов ада», чтобы обеспечить к ним доступ для себя. А это, Раймонд, называется убийство. Или ты тоже был к этому причастен?Райзер поднял руки вверх.— Я понятия об этом не имел.— Ты же у него на побегушках, с чего бы это ему с тобой делиться информацией?— Это несправедливо, Эмиль. Ну послушай меня, пожалуйста…— Нет, это ты меня послушай.— Эмиль, сейчас такие дела творятся, от которых у тебя волосы встанут дыбом!— Если хочешь предать друга, всегда можно найти причину, правда, Раймонд?— Я должен исполнять свой долг. Это было для меня непросто, можешь мне поверить. Я только исполнял свои обязательства.— А я-то думал, ты уже на пенсию вышел и теперь долгов у тебя ни перед кем нет. Ну что ж, продолжай в том же духе. Возвращайся к Норрису. Можешь ему сказать, что героем следующего хит-парада «Ангелов» станет полицейский. Ему должны подложить бомбу, и мы уже примерно определили следующую жертву. Мне жаль, что сам он ничего мне об этом не сказал. Скажи ему, что, если им удастся сыграть свой спектакль, а мне удастся выжить, ответственным за эту акцию я буду считать его. А теперь, Раймонд, тебе бы лучше идти.Снова зазвонил телефон, но, пока его старый друг поднимался со стула и выходил из кабинета, трубку он не снимал.Как только тот скрылся, Санк-Марс подошел к телефону. Звонил Мэтерз.— Мы везем известного вам человека. Ожидаемое время прибытия в гараж — через пять минут.— Сделайте это по-тихому. В гараже скажи ему, чтобы прикрыл голову пальто, как будто не хочет, чтобы его видели репортеры. Отвези его на лифте для заключенных на девятый этаж. Когда подниметесь, пусть он идет за тобой, как будто вы не знакомы. Это надо для его же собственной безопасности. Скажи ему об этом, он тебе поверит. Наверху отведи его в комнату для допросов и запри там. Убедись в том, что никто о его присутствии ничего не знает. Оставайтесь там с ним вдвоем.— Так точно, сэр.— До связи.Эмиль Санк-Марс снова сел в кресло, глубоко вдохнул, медленно выдохнул и посмотрел на часы. Времени как раз хватит, чтобы сходить в кафетерий перехватить бутерброд и вернуться на встречу с Лапьером. Такой человек, как Макс Гиттеридж, который ночью заправляет клубами, а дни проводит в судах и тяжбах, мог, пожалуй, его немножко подождать, чтобы ненадолго расслабиться. Придет с морозца и пусть себе на медленном огоньке парится. Санк-Марс решил его немного завести перед разговором.В спальне Карла Джулия распахнула кофточку и слегка оттянула лифчик, чтобы показать ему часть татуировки с восьмиконечной звездой. Из глаз ее брызнули слезы. Она плакала по своему поруганному телу. Карл был теперь ей почти так же близок, как собственный отец, как все ее отчимы, которых приводила мама. Он обнял ее и стал что-то тихо говорить ей на ухо.— Ну-ну, ничего страшного, успокойся, — увещевал он ее.Через какое-то время ему удалось привести девушку в себя.— Папочка, — прошептала Джулия.— Да, моя дорогая, — прошептал он в ответ. Они снова вернулись к их привычке говорить друг с другом на ухо.— Я должна сегодня убить человека. Они хотят, чтобы я установила бомбу.— Когда, Хитер? Где? Кого?— Подробностей я не знаю. Скоро. Подготовку они отменили, потому что нет времени. Селвин в курсе того, что происходит? Он знал, что я пропала?— Он все время со мной на связи, — прошептал Банкир. — Мы очень беспокоились о тебе, девочка.— Я держусь. Они меня еще не знают. Но я должна пойти на это убийство — это моя инициация. Папочка, я не могу никого убить!— Я свяжусь с Селвином по электронке. Он что-нибудь придумает. А ты им во всем подыгрывай.— Он ведь не допустит, чтобы я это сделала, правда?— Все будет в порядке, Хитер. Он найдет выход из положения, но нам надо знать, кого они хотят убрать и где.В дверь резко постучали. Жан-Ги сказал ей:— Пора начинать, сестренка. У нас еще много дел.— Уже иду! — ответила она ему по-французски.Джулия и Карл взялись за руки, посмотрели друг другу в глаза, как будто хотели сказать: «Нам столько удалось сделать до сих пор, что мы и теперь прорвемся».Джулия отняла руки первая.— Мне надо идти.Они крепко обнялись.Джулия Мардик вернулась в гостиную квартиры Карла Бантри, где Жан-Ги мало что добавил к уже данным им раньше инструкциям. Машина, которую они собирались взорвать, должна быть припаркована служителем шикарного клуба. Машины там ставят впритык одну к другой, ключи оставляют внутри. Хитер должна будет попасть на стоянку с бокового входа, для чего ей нужно будет незаметно перелезть через невысокую каменную стенку. Сделать это будет нетрудно, учитывая, что снега навалило много. Если все-таки кто-то из служителей ее заметит, ей надо будет изобразить из себя эдакую милашку, которая скажет, что ее старик забыл в тачке портфель.«Конечно, — мелькнуло у нее в голове. — Пусть еще один человек сможет меня опознать. Мне до конца жизни придется удариться в бега».Они еще раз прорепетировали закладку бомбы в машину. Улица была оживленной, а неподалеку на перекрестке жизнь всегда била ключом. Надо будет дождаться момента, когда шум машин заглушит сигнал, раздающийся при открытии дверцы. Бомбу положить на сиденье. Вынуть ключ из замка зажигания, чтоб сигнал от открытой двери смолк. Положить бомбу под сиденье водителя. После этого поднять на корпусе взрывного устройства боковой зажим, чтобы он плотно прикрепился к сиденью и прижимал бомбу, чтобы она не двигалась. По окончании установки надо снова вставить ключи в замок и как можно тише закрыть дверцу.«Просто замечательно, — подумала Джулия. — Мои пальчики останутся на корпусе устройства, на ключах, на ручке дверцы. Почему бы мне там не оставить визитную карточку и номер телефона, по которому меня можно застать?»— А теперь, — сказал Жан-Ги, — еще раз отрепетируй.— Отстань.— Делай, что тебе сказано. Стул — это машина. Ключи я кладу на эту тумбочку. Представь себе, что это замок зажигания. Давай, делай, что тебе говорят.Она три раза повторила процедуру, двигая бомбу по ковру под стулом без всякого интереса и без всякого напряжения.— Хорошо, — сказал он, — отлично.— Жан-Ги, как называется этот клуб? На какой он улице?— Не бери в голову.— Ты что, не знаешь?— Я жду звонка.— У нас есть что-нибудь пожевать?В ее отсутствие в квартире оставались «Ангелы», так что ее отец оказался их пленником. Они сюда натаскали еды и напитков.Большая комната была соединена со столовой, где Карл Бантри расставил все необходимое ему для работы оборудование. Банкир что-то набирал на клавиатуре, занятый своими цифрами. Джулия подошла к нему и поставила рядом стул. Она чмокнула его в щеку и заглянула ему через плечо, чтобы посмотреть, чем он занимается. Когда они остались вдвоем, она шепнула ему на ухо:— Надо послать сообщение. Это будет у какого-то клуба. На бойкой улице рядом с оживленным перекрестком. В дорогом районе. До отказа забитая стоянка с машинами членов клуба. Посылай.Карл Бантри кивнул, давая ей понять, что сообщение отошлет.— Пока ты была там с Жан-Ги, мне пришел запрос: «Представьте подробности по злокачественному смещению».У нее потемнело в глазах. Заметив ее состояние, Карл положил девушке руку на колено и зашептал:— Приди в себя. Успокойся. Все в порядке. — Кто-то шел к ним по коридору. — Хитер, мне надо ответить.— Передай, что у меня ноги такие — деформированные. Об этом знает Гиттеридж. Посылай.Карл снова кивнул. Его пальцы проворно бегали по клавиатуре. Джулия бросила взгляд на экран.— Теперь ясно, — сказала она. — Папочка, будь осторожен. Злокачественное смещение означает, что нас вычислили.Он кивнул и отвел от нее взгляд.Джулия встала, чтобы взять кофе с бутербродом, которые принес ей Жан-Ги.Сосредоточившись на купленном в кафетерии бутерброде с колбасой типа докторской, Эмиль Санк-Марс наслаждался краткой передышкой, несмотря на то что колбаса была слишком тонкой, а хлеб безвкусным. Но и передышка оказалась краткой, потому что в кафетерий вошел капитан Жиль Бобьен и сказал:— Эмиль, зайдите, пожалуйста, на пару слов ко мне в кабинет.— Сэр, у меня дел по горло.— Это ненадолго, Эмиль.Должностная субординация всегда превалировала у Бобьена над прагматическими задачами. Пришлось детективу дожевывать свой бутерброд на ходу.Он прошел за капитаном в его роскошный кабинет мимо многочисленных секретарских столов, в большинстве своем пустовавших, потому что в этот час секретарши ушли обедать. Санк-Марс сел на один из двух стульев, стоящих напротив кресла Бобьена, перед большим письменным столом красного дерева, а капитан остался стоять, засунув руки в карманы брюк. Пиджак его был расстегнут, живот нависал над брючным ремнем, он внимательно смотрел в окно на раскинувшийся внизу город.— Я попал в переплет, — признался он. Бобьен нередко выступал с такого рода абстрактными глупостями.— Что вы хотите сказать? — всегда после вызова в кабинет начальника Санк-Марс возвращался к себе, нагруженный дополнительной ненужной работой, которая только отрывала его от дел и выбивала из колеи.Шеф поигрывал позвякивающими в кармане монетками. Он редко бывал в столь плохом настроении, пожалуй, Санк-Марс раньше его таким никогда не видел, поэтому его раздражение сменилось любопытством.— Они приходят к тебе, Эмиль, когда ты их совсем не ждешь, они захватывают тебя врасплох. Они стоят перед тобой, но ты даже лиц их разглядеть не можешь.Санк-Марс расценил эти слова как вступление к исповеди. Во-первых, начальник хотел получить отпущение грехов, о которых собирался поведать. Кроме того, речь могла пойти о незыблемых и могущественных силах, толкнувших на путь греха слабую и уязвимую жертву. И, помимо прочего, сам по себе факт признания призван смягчить вину за содеянное.— Сначала все кажется очень простым, — начал Бобьен — Однажды утром по дороге на работу у тебя спускает колесо. За чашечкой кофе ты начинаешь сетовать на старую камеру. Кто-то спрашивает тебя, не хочешь ли ты ее поменять. Ты смотришь на этого человека. Он пожимает плечами. Дело выеденного яйца не стоит. Камеру поменять! А я — полицейский, мне нужны надежные колеса, потому что я их изнашиваю на службе городу. Кому это может повредить?Бобьен бросил в сторону сержанта-детектива быстрый взгляд, чтобы определить его реакцию. Санк-Марс не выразил ни порицания, ни одобрения. Он с серьезностью психиатра сидел на стуле и ждал продолжения. Как священник, хранящий молчание на исповеди, он ждал от кающегося подробностей его грехопадения.— Потом тебе возвращают машину. Оказывается, пробита была не только камера, но и покрышка, причем так, что заклеить ее не было возможности. А одну покрышку менять нельзя, потому что, если степень изношенности колес разная, ездить на машине опасно. В результате тебе ставят две новые покрышки. Ты спрашиваешь, сколько ты должен. Человек пожимает плечами и улыбается. К чему говорить о таких мелочах? Счет никто предъявлять не станет — до этого никому дела нет.Бобьен кивнул головой с таким видом, будто ему только теперь все стало ясно.— И ничего не происходит. Потом наступает время везти машину на техобслуживание, а в тот месяц у тебя, как на грех, набирается много расходов. Теперь дело обстоит иначе — ты сам ищешь того малого, который тебе предлагал помощь. Машину возвращают в отличном состоянии. Никакого счета снова не предъявляют. Кому от этого вред? Разве кому-то причинен ущерб? И в самом деле никакого, только на этот раз они просят тебя о маленьком одолжении. Совсем малюсеньком. Так, сущая безделица. Разве можно отказать человеку, который сделал тебе столько добра? Один жулик, которому грозит до тридцати дней, выходит сухим из воды, потому что отпечатки его пальцев были стерты с украденного видеомагнитофона. Мелких преступлений такого рода и без того хватает. Одним меньше, одним больше, кто считает?Жиль Бобьен сел в свое кресло, положил руки на письменный стол и уставился в пространство между ними.— Они делают тебе все больше одолжений. Помогают продвигаться по службе. Предоставляют информацию, которая в нужный момент дает тебе преимущества. Вы, Эмиль, именно вы повсюду имеете своих людей. Об этом все знают. Вы же пользуетесь их информацией. И не только вы, не только я, — у любого сыщика есть свои источники, каждый полицейский спит и видит, у кого бы ему получить нужные сведения. Ты мимоходом намекаешь, что тебе неплохо было бы получить продвижение по службе, но на это место хотят назначить другого. Через пару дней с этим другим приключается неприятность, которая заносится в его личное дело, а сам он получает выговор. У тебя просят такую малость, а взамен так много дают.Однажды ты вдруг выясняешь, что у тебя увеличен лимит на кредитной карточке, причем эту сумму кто-то полностью перечисляет на твой счет каждые шесть месяцев, не задавая никаких вопросов. Но теперь вопросы начинаешь задавать ты. Ты протестуешь. Говоришь, что тебе это не надо, ты никого об этом не просил и деньги брать не будешь. Но тебя никто даже не слушает. Каждые полгода на твой кредитный счет переводятся пять тысяч долларов независимо от того, снимаешь ты с него деньги или нет. И ты никому эти деньги не возвращаешь, потому что отдавать их некому. Никто тебе не звонит. Никто ни о чем не просит. И в конце концов ты сдаешься. Деньги платят. Это никого не волнует. Какая разница? Ты не первый грязный полицейский и не последний. И кроме того, ты ничего никому за это не делаешь, по крайней мере ничего существенного. От тех, кто должен был бы быть на твоей стороне, ничего хорошего ждать не приходится. Сослуживцы над тобой потихоньку посмеиваются. Что им от тебя надо? Верности? Морали? Никто тебя не уважает. Ты всем обязан мерзавцам, окопавшимся в управлении.Санк-Марс скрестил руки на груди, задумавшись о том, не напоминает ли ситуация начальника его собственную? Ведь единственной разницей между ним самим и Бобьеном было то, что Санк-Марс долго шел на поводке у ЦРУ, позволяя собой манипулировать, а капитан попал в аналогичную зависимость от «Ангелов ада». На первый взгляд, конечно, здесь, как говорится, две большие разницы, но по большому счету параллели вполне уместны.— Потом пришел день, — я знал, что этот день настанет, — и меня пригласили на встречу. Там меня попросили на время возглавить комитет по назначениям. При особых обстоятельствах такое, вы знаете, случается, и объяснять здесь никому ничего не требуется. Так вот, я распорядился, чтобы одному молодому полицейскому было присвоено звание детектива, выдан жетон, и он был назначен напарником Эмиля Санк-Марса. Я тогда подумал, что теперь-то точно узнаю, как все это у Эмиля получается, узнаю, какие одолжения делают ему плохие парни, потому что он сам должен быть грязным полицейским, чтобы проводить все эти аресты, и я смогу в один прекрасный момент сделать из него самого грязного полицейского в городе.Здесь Санк-Марс сдержаться уже не мог.— Так что, Норман Лаженес сам был грязным полицейским или его только использовали?Бобьен заерзал в кресле. Санк-Марс понял, что ни к чему смотреть это представление, дожидаясь ответа. Все ясно и без того.Сначала последовало извинение:— Эмиль, я не знал, что они собирались сделать.Потом было сказано о неизбежности случившегося, причем упор был сделан на то, что все ошибки в суждениях и недостатки людей предопределены самой судьбой: «Колеса вертелись, я был лишь орудием в чужих руках».И лишь в заключение была раскрыта сама суть свершенного греха:— Норман не знал, что вы приведете туда с собой ваших друзей. Его задание состояло в том, чтобы позволить вам завести его на склад, где он должен был вас застрелить. Это я выяснил позже.Но он не смог этого сделать, причем не только потому, что у вас было такое мощное подкрепление. Он всегда упирал, что заранее ничего не знал о том, что ваши друзья были поблизости, но заметил их потом, перед тем, как вы туда вошли, Эмиль. Вот тогда-то он и решил все переиграть. Но он не знал, что на стропилах на складе засел снайпер, которому было поручено его убрать, если он сменит масть. Хотя, возможно, его бы убрали в любом случае. Если один полицейский убирает другого, значит, байкеры тут ни при чем, и у «Росомах» нет оснований для их преследований.Санк-Марсу надо было обсудить с ним другие дела, другие вопросы и проблемы, но сначала он должен был понять, к чему клонит Бобьен, рассказывая свою историю. Капитан еще ее не закончил.— Теперь вы знаете, в какой сложной ситуации оказались. Все пошло наперекосяк, стреляли в полицейского. Его спас пуленепробиваемый жилет — хоть вы сами знаете, он в любом случае был грязным полицейским. Но это не отменяет того факта, что стреляли в полицейского. Я сказал тем, с кем был связан, что больше я в эти игры играть не собираюсь. Я им сказал, что сделал для них больше, чем они когда-нибудь просили. А они стали мне грозить, сказали, что сдадут меня, разорят. Тогда мне пришлось сменить тон и попытаться с ними договориться. Я заставил их мне пообещать, что они никогда не будут снова меня просить помогать им в таких ужасных делах. Они пообещали. Так мне пришлось пойти на сделку с этими подонками.Санк-Марс не подгонял его и не прерывал — он ждал. Этот человек сказал ему, что попал в неприятный переплет, пусть сам теперь и выпутывается. Сначала он пытался найти себе оправдания, теперь был готов представить свои преступления чуть ли не подвигами, не осудить их, а оправдать и возвысить, заявив, что все силы мира не в состоянии противостоять тирании.— Эмиль, что мне было делать? Я отказывался, не хотел брать их подношений. Тогда они стали говорить со мной о моих дочерях. Мне рассказали про школы, где они учатся, перечислили имена их учителей, сказали, какой цвет машины, которую водит их учитель бальных танцев, какие прически у их подружек. Они мне даже назвали имена хомячков и золотых рыбок моих дочерей. Они убьют их, Эмиль. Они срезали пуговицы с блузки моей жены, когда ей захотелось днем покемарить в нашем собственном доме, и прислали мне их в маленькой черной коробочке, похожей на гробик. Они повсюду, они знают обо всем, они безжалостны, в них не осталось ничего человеческого, им неведомы ни сострадание, ни милосердие. Эмиль, они говорят мне: «С твоих уст нам в уши». И я знаю, что остался один. Мне некому об этом рассказать. Кто меня может спасти? Если я расскажу обо всем в управлении, мои девочки не придут из школы домой. Жена моя поедет за покупками, и ее машина взлетит на воздух.— Вам надо было поговорить с шефом.— Я поговорил с ним в конце концов. Сказал ему, что если буду и дальше отстранен от обязанностей, шансы на то, что мои девочки доживут до следующего дня рождения, станут ничтожными.— Понятно, — многозначительно сказал Санк-Марс.— А теперь, Эмиль, я говорю об этом с вами. Спасите меня. Директор Жерве может вернуть меня к работе, по крайней мере к тому, что выглядит как мои обязанности, но он не в состоянии избавить меня от врагов в моем собственном доме. Эмиль, помогите мне, пожалуйста.Санк-Марс покачал головой.— Нет.— Эмиль, пожалуйста! Вы хотите, чтобы я вас умолял?Детектив чуть подался вперед, уперев руки в колени.— Скажите мне, Жиль, почему вы решили сейчас со мной переговорить? Без этого я не буду вам помогать, — он быстро поднял палец, чтобы начальник не успел его перебить. — Мне нужна правда, Жиль. Сказки мне рассказывать не надо.— У меня нет ничего определенного, Эмиль. Мне только намекнули, что скоро у меня появится большая свобода действий.— Что это значит?— Я все время им жаловался, что у меня связаны руки. Они решили развязать узлы. Я не знаю, Эмиль, не знаю, но мне кажется, что они собираются убрать одного или нескольких офицеров полиции. У меня сложилось впечатление, что они снова готовы нас убивать, как тогда, когда они подрядили на это Лаженеса. На этот раз мне кажется, они не промахнутся. Я не уверен, но думаю, что их цель — вы. В тот раз у них не получилось, вот они и пытаются исправить положение. Эти люди не сдаются, Эмиль. Господи, у меня слабое сердце, я больше этого не вынесу. Я спать по ночам не могу, забыл, когда был спокоен. Мне нужна ваша помощь. Я не так замазан, Эмиль, я совсем не сильно замазан! Это просто обстоятельства так сложились, от них все мои проблемы. Я только с вами могу об этом поговорить. Любой другой слова из моих уст вложит им в уши.Санк-Марс с серьезным видом кивнул, потом встал и направился к двери, но перед ней обернулся и сказал:— Если мне суждено сойти в могилу, о вас я беспокоиться не собираюсь. Поэтому помните: если меня убьют, вам придется разбираться со своими делами самостоятельно. Но до тех пор вы будете продолжать сотрудничать с теми, с кем связаны. Продолжайте им подыгрывать. И сообщайте мне обо всем, что происходит между вами и ими. Не пытайтесь ничего утаить. Если вы что-то недоговорите, смерть ваших дочерей будет на вашей совести. А пока, Жиль, я — единственная ваша надежда. Молитесь Богу, чтобы я остался в живых, потому что, если я погибну, вы недолго протянете.Он быстро вышел из кабинета, оставив капитана наедине с его страхами, и быстро направился в свою кабинку на встречу с Лапьером, потому что уже слегка запаздывал. Так много всего произошло, что, казалось, даже воздух сгустился.Андре Лапьер так выглядел и благоухал, будто только что пообедал и слегка поддал, причем, как подозревал Санк-Марс, его трапеза была обильнее и вкуснее, чем тоненький кусочек колбасы. Взгляд его сиял, светился внутренним напряжением, излучая вернувшуюся к нему былую бодрость.— Эмиль! Теперь ты должен мне все рассказать. Что происходит? Это ведь может меня спасти, вернуть меня обратно.— С чего ты это взял?— У тебя что — разжижение мозгов? Если то убийство совершили не байкеры, «Росомахи» должны будут вернуть это дело нам на доследование, и я получу его обратно.— Только в том случае, если тебе разрешат вернуться к исполнению обязанностей.— Мы с тобой об этом уже говорили. Позволь мне помочь тебе, Эмиль, я сделаю все, что в моих силах. Замолви за меня словечко. Мне снова нужно вернуться к работе, дружище.Санк-Марс кивнул, подыгрывая настрою коллеги.— Хорошо, Андре, только говори, пожалуйста, не так громко, ладно? Это дело надо обкашлять по-тихому.Лапьер приложил палец к губам.Санк-Марс наклонился к нему и шепотом сказал:— Дело-то это нешуточное. Знаешь, ребятишки — Мэтерз и Дегир, они сейчас там наверху с одним задержанным бедолагой. Мне надо за ними приглядеть. Ты не возражаешь? Давай-ка вместе поднимемся, там рядом комната свободная, мы сможем спокойно побазарить, все перетереть, нам никто не будет мешать. В этом деле, Андре, мне может пригодиться твой опыт.— Вперед, напарник.Перекинув куртку через согнутую руку, Лапьер в сопровождении Санк-Марса вышел из служебного помещения, и они направились к лифтам. Он обменивался любезностями с другими полицейскими, на которых производило хорошее впечатление его прекрасное настроение. Недавно им сорока на хвосте принесла, что он в глубокой депрессии, и теперь друзья радовались за него, видя в какой он хорошей форме. Несколько сослуживцев пожелали ему удачи.Мэтерз и Дегир записали свои имена мелом на доске около комнаты для допросов номер девять, поэтому Санк-Марс провел Лапьера в комнату номер восемь.— Мне надо кое-что утрясти, — сказал он, оставляя Лапьера в некотором недоумении.В ярком свете, бившем с потолка комнаты номер девять, было заметно, что Гиттеридж уже прилично нервничал из-за того, что довольно долго просидел в одиночестве.— Какого черта вам от меня надо, Эмиль? Я занятый человек.— Простите, сэр. Меня задержало начальство. Ребята, у вас все в порядке?Дегир и Мэтерз дали ему понять, что с ними все нормально. Санк-Марс сказал Гиттериджу, что будет неподалеку и скоро вернется.— Куда вы уходите? — нервно спросил Гиттеридж.Санк-Марс посоветовал ему набраться терпения и подождать еще немного.— Вам все будет своевременно разъяснено. Обещаю вам, сэр, вы не будете считать, что этот день потеряли зря. Хотите есть, господин Гиттеридж? Может быть, принести вам кофе? Или лучше сок? Дегир, оставайся здесь. Никого сюда не впускай. Мэтерз, купи этому господину что-нибудь поесть.Полученные задания не вызвали у младших офицеров энтузиазма, а Гиттеридж перечислил целый список того, что хотел бы съесть.— Вот что я вам скажу, — предложил Санк-Марс. — Ты принеси ему кофе из кафетерия, — сказал он, обратившись к Дегиру, — а ты позаботься о еде, — бросил он Мэтерзу. — Так будет скорее. Вы не возражаете, если мы запрем вас на несколько минут, сэр? Мне бы совсем не хотелось, чтобы кто-нибудь случайно обнаружил, что вы здесь. Вы же не хотели бы потом никому объяснять, что вы тут делаете.Гиттеридж был только рад остаться в одиночестве под замком.Как только трое офицеров вышли из комнаты, Санк-Марс сказал своим хмурым молодым коллегам:— Забудьте о его еде, я не собираюсь кормить этого крючкотвора бандитского. Идите за мной.Сбитые с толку молодые полицейские покорно последовали за ним. Они вошли в небольшое помещение для наблюдения за комнатой номер восемь и, осмотревшись, через непроницаемое с одной стороны стекло увидели сидящего в соседней комнате Лапьера.— Слушайте наш разговор и записывайте его на пленку, — распорядился Санк-Марс.Затем он быстро присоединился к отстраненному от дел сослуживцу, снял пиджак и закатал рукава, как будто намекая на предстоящий им долгий разговор. Это обстоятельство, как поняли следившие за ними молодые полицейские, насторожило Лапьера.— В чем дело, Эмиль? Ты, никак, наехать на меня собираешься?— Почему ты так считаешь?— Ты что, меня затащил сюда хитростью? Ты, напарник, лучше в игры со мной не играй. Выкладывай все по порядку. Есть там кто-нибудь за стеклом?Санк-Марс усмехнулся.— Ты считаешь, я могу кому-нибудь здесь доверять?Лапьер хмыкнул вместе с ним. Его доверие было подорвано, он насторожился, но ему хотелось верить, что если Санк-Марс к нему пришел, значит, все в порядке.— Ладно, Андре, перейдем теперь к делу. Сначала мне надо кое-что прояснить, а потом я с тобой поделюсь самыми горячими новостями. Дела творятся нешуточные. Они изменят твое положение. Но ты еще не все мне рассказал, поэтому у меня есть к тебе вопросы.— Спрашивай. Мне нечего от тебя скрывать.— Давай начнем с той записи с Джимом Коутесом, — предложил Санк-Марс.Он встал, подался вперед, поставил одну ногу на стул и упер в стол кулак.— Так я и знал, — рассмеялся Лапьер. — Снова сел на любимого конька! Знаешь, если б ты мне хоть немного посодействовал, я бы мог тебе ее отдать. Меня ведь загнали в угол.— Значит, я так понимаю, ты эту запись увязываешь только с Джимом Коутесом, или я не прав? — спросил его Санк-Марс.Лапьер с трудом перевел дыхание.— Что? — до него дошло, что здесь он прокололся.— Где ты сделал эту запись, Андре?— Где?— Мы не раз бывали вместе в этой комнате, Андре. Ты знаешь, что я терпеть не могу повторять вопросы.— Эмиль… — взмолился Лапьер.— Отвечай на вопрос, черт тебя подери!Санк-Марс с силой хлопнул рукою об стол. Лапьер вздрогнул.— Потише, Эмиль. Ты что, держишь меня за мелкого жулика, которого легко запугать?— Не надо мне говорить, Андре, что мне делать! Хочешь знать, что я выяснил? Хочешь знать, что мне известно? Норман Лаженес был убийцей из мафии. Его наняли, чтобы он меня убрал. Но у него не хватило духа, и потому посаженный туда загодя снайпер решил его убрать. Он сказал своим хозяевам, что заметил моих приятелей и из-за этого не выстрелил, но я тебе теперь кое-что скажу, о чем ты еще не знаешь, — на самом деле он моих ребят не заметил. У него просто кишка оказалась тонка — он не смог нажать на курок. Единственная причина, что он жив до сих пор, это то, что нас вовремя поддержали мои друзья. Смышленый парнишка, он сделал их своей отмазкой. Если бы не это, «Ангелы» бы уже давно его на куски разрезали ножовочной пилой. У меня сейчас паршивое настроение, Андре. Полицейские мочат полицейских, и следующей целью, по всей видимости, стану я. А теперь говори мне, черт тебя побери, где ты сделал эту запись?— Дома.— Лучше бы ты мне не врал! Дома ты не мог ее сделать — у тебя нет нужного оборудования. Где ты сделал запись, Андре? Говори скорее, у тебя остается все меньше шансов. Отвечай на вопрос.— Ну, ездил я там поблизости, какое это имеет значение?— Ты сам мне скажи, Андре, какое это имеет значение.Лапьер покачивался на стуле. Он уперся локтями в стол, потом снял их, поерзал на стуле, упер взгляд в пол, поднял его на Санк-Марса и отвел глаза в сторону. Он кипел от злости, но с губ его не сорвалось ни единого слова, которым он мог себя выдать.— Тебе нужно время подумать?— Просто я не хочу об этом говорить, вот и все.— Да, это гораздо хуже, чем признаваться в маленьких слабостях, — с намеком ответил Санк-Марс.Лапьер тяжело вздохнул, покачал головой.— Ладно. Я делал объезд территории. Иногда я просто куда-нибудь еду. В отличие от тебя, я отношусь к этому серьезно. Не снимаю, черт побери, трубку и не слушаю всякие голоса на другом конце провода. Мне приходится попотеть, чтобы кого-нибудь взять.— И что дальше?— Увидел, что в гараже горит свет, — прикрыв руками лицо, он сидел так какое-то время, потом встряхнулся. — Тогда я стал слушать, что там происходило. В тот день у меня был отгул, понимаешь?— Что произошло потом?— Он ушел. Тот малый, что говорил с акцентом. Я решил его выследить. У меня есть друзья среди «Росомах». Они искали парня, которого называют Царь. Я так понял, что это он и был. Дорога была скользкая, меня занесло, я застрял в сугробе. Он от меня ушел. Был — и сплыл. Опозорился я как зеленый новичок. А в итоге парнишку убили. Вот я и не хотел признаваться, что был там перед тем, как это случилось. Кроме того, ты же знаешь, я сам хотел провести это задержание. Что, это такое страшное преступление?Эмиль Санк-Марс покачал головой с видом явного разочарования и вытянулся во весь рост.— Ты видел этого малого? Можешь дать его описание?Лапьер отрицательно покачал головой.— Было слишком поздно, — сказал он. — Он был в таком широком черном пальто с поднятым воротником. А на голове — шапка, понимаешь? А потом меня занесло. Такое с кем угодно может случиться. То есть, я хочу сказать, я занимался этим, когда у меня был отгул. У меня еще несколько отгулов осталось. Дорога была скользкая. Я не вписался в поворот — и на тебе. А он тем временем ушел.Санк-Марс кивнул.— Какая у него была машина?— Не знаю, должно быть, «бумер».— Он сам сидел за рулем?— Да. Конечно. А кто же еще?— Вот тут, Андре, лошадей не гони. Мне неприятно так с тобой поступать, но ты же сам знаешь, как это иногда бывает.— Да ладно, ничего.— Мне надо глянуть, как там у ребятишек дела идут с их нарушителем. Дай мне пару минут.— Давай, давай, занимайся своими делами, — он с пониманием кивнул.Выйдя в коридор, Санк-Марс открыл дверь в соседнее помещение, где находились его помощники. Санк-Марс направлялся к Гиттериджу, но хотел потолковать с ним один на один.— Следите за ним все время, — распорядился он. — Если решит улизнуть, особенно с ним не церемоньтесь. Скажите, чтобы сидел в комнате и не рыпался. Если ему надо будет в уборную, принесите какой-нибудь горшок.Санк-Марс повернул ключ в замке комнаты номер девять, вошел внутрь и запер за собой дверь.— А где же еда? — спросил Гиттеридж, и в его интонации прозвучало дурное предчувствие.— Здесь все равно одним дерьмом торгуют. Если ребята вам ничего не принесли, считайте, что они сделали вам одолжение.— Мне нужно позвонить секретарше. Вы должны мне это разрешить.— Что вы ей, интересно, скажете? Что сидите за решеткой? Что решили кое-что слить полиции?Гиттеридж попытался презрительно скривить губы, но выдавил лишь жалкую ухмылку.— И не мечтайте об этом, Эмиль. Я сказал вам то, что считал нужным сказать. Можете считать своей большой удачей, что так много от меня узнали.— Мне что, теперь на колени надо перед вами встать и ботинки вам за это вылизать? Может быть, вы еще соблаговолите наклониться, чтобы я вас в задницу поцеловал?Адвокат слегка склонил голову набок.— Если у вас есть такие наклонности, Санк-Марс, пожалуй, я вам это позволю.— Не забывайте, с кем разговариваете, адвокат.— Вы тоже.Санк-Марс зашагал по комнате со своей стороны стола, пересек ее несколько раз от стены к стене, потом схватился обеими руками за спинку стула и с высоты внушительно уставился на сжавшегося в комочек Гиттериджа.— Сегодня утром я был в университетском клубе. Вы являетесь его членом?Перед тем как ответить, тот чуть прикусил нижнюю губу.— Я полагаю, вы сами знаете, иначе не стали бы меня об этом спрашивать.— Каплонские в последний раз в жизни ели вместе с вами. Как насчет его жены? Она же была совершенно ни при чем.— Я не могу здесь весь день с вами торчать, Эмиль, — заметил Гиттеридж.— Во время ужина вы спустились в раздевалку. Не тратьте время, чтобы отрицать этот факт, у меня есть доказательства. Выйдя из раздевалки, вы отправились к вашему «лексусу».— Мне нужно было сделать один звонок личного характера.— С каких это пор звонки по сотовому телефону вы считаете звонками личного характера?— Может быть, я неправильно выразился.Санк-Марс агрессивно склонил голову.— Вы ведь никому не звонили, адвокат, разве не так? Это можно легко проверить по вашим телефонным счетам. Вместо этого вы открыли ваш «лексус» и взяли из него бомбу. Вы перенесли ее через улицу к припаркованному там «линкольну» Каплонского. У вас были от него ключи — вы вытащили их у него из кармана в раздевалке, где каждому члену клуба и гостю отведено свое место. Потом вы подложили бомбу под переднее сиденье машины, как вас учили и инструктировали. — Санк-Марс ненадолго смолк, чтобы посмотреть, как его пленник воспринял эту новость. Тот сидел не двигаясь, совершенно не шевелясь, как будто его разбил паралич. — Вы установили взрывное устройство. Потом вернулись в клуб, положили ключи Каплонского ему в карман и поднялись наверх как раз к десерту, кофе и отходной рюмочке. До этого момента все так и было, как я говорю?— У вас потрясающая фантазия, детектив. Неужели вы именно ею зарабатываете на жизнь?— Вам ведь в клубе не выписывают отдельные счета в ресторане, вы там получаете один общий счет раз в месяц. Значит, мы с уверенностью можем сказать, что вы оплатили последний в его жизни ужин. С вашей стороны это было очень мило. Это была ваша идея? Вы полагали, что, если вы с ним вместе ужинали на людях, все подозрения с вас будут сняты? Вы даже там задержались, когда Каплонский с женой уехали домой, но ненадолго. Потом вы следовали за ними к их дому. Макс, вы ждали, пока наступит удобный момент, но времени у вас было в обрез, вы уже выбились из графика. Надо было нажимать на кнопку, адвокат. Всего лишь нажать на кнопку, и Каплонские взлетели бы на воздух. Только нажать на эту чертову кнопку! Но вы не смогли, ведь так, трусливый, малодушный крючкотвор? Кишка тонка оказалась!У Гиттериджа дрожали губы.— Что все это должно означать? Вы специально хотите вывести меня из себя? Или я должен вам в чем-то признаться, чтобы защитить свое мужское достоинство? Неужели вы заработали вашу репутацию такими средствами?— Вы слизняк, Гиттеридж. Вы не могли этого сделать, даже зная, что в противном случае станете следующим. Поэтому вы проехали за ними весь путь до их дома. Из-за вашей подлой трусости вы тянули до последней секунды, до того момента, когда он стал сдавать назад. И в конце концов вы все-таки нажали на эту проклятую кнопку. Из-за вашей трусости вам пришлось взорвать Каплонского и его жену перед самым их домом, где спокойно спали их дети. Теперь эти дети, скорее всего, никогда не смогут там спать. Может быть, теперь они вообще нигде заснуть не смогут. Вы не могли их хоть от этого избавить? Вам так приспичило дожидаться последней проклятой секунды? Вам обязательно надо было, чтобы дети проснулись от грохота взрыва, который в клочья разнес их маму и папу?— Я юрист, детектив. Если вы хотите предъявить мне какое-то обвинение — предъявляйте. Если нет, сейчас же выпустите меня отсюда.— Вы сами пришли сюда прощупать что да как, адвокат.— Правильно.— На бомбе остались ваши пальчики. Вы это имели в виду, когда рассуждали о новой культуре? Даже у адвокатов теперь должны быть грязные руки — руки, измазанные в крови?— Когда вы получили образцы отпечатков моих пальцев? — спокойно спросил Гиттеридж.— Для начала могу вам сказать, что ими покрыт весь этот стол. Я их еще не искал, но вы же знаете, Гиттеридж, что я найду. Нам уже известно, что корпус взрывного устройства покрыт отпечатками пальцев, то есть, я хочу сказать, их там полно. Я думаю, они следили за вами, когда вы переносили бомбу из одной машины в другую. Перчатки вам надеть не разрешили. А стереть отпечатки вы не могли. Еще мне кажется, что вас вели всю дорогу, до самого дома Каплонского. Вопрос стоял просто: либо он, либо вы. На деле не такой уж сложный выбор, так ведь?— Не смейте надо мной издеваться, — Гиттеридж почти дрожал от праведного гнева.— Вопрос: почему на бомбе остались отпечатки пальцев? Ответ: чтобы скомпрометировать того, кто ее подложил. Надо признать, что вам, адвокат, непросто стало выжить в нынешней обстановке. Вам не только приходится убивать людей, вас еще и выследить должно быть легко, чтобы загнать в угол. Если вы когда-нибудь станете свидетелем обвинения, вас будет очень легко дискредитировать. Они на вас всех собак повесят. Вот почему они настаивали на том, чтобы вы ужинали с Каплонским на людях. Вот почему они вас заставили переносить и устанавливать бомбу без перчаток. Вы взорвали своего собственного клиента, адвокат, а потом еще наберетесь наглости послать его наследникам счет за ваши услуги!Гиттеридж ничего не признавал.— Вы предъявляете мне обвинение, сержант-детектив?— Что в этом толку? Вы ни за что не доживете до начала процесса.Тут адвокат пристально посмотрел на полицейского. Санк-Марс тоже смотрел ему прямо в глаза. Гиттериджу надо было обдумать свое положение.— Что вы хотите? — спокойно спросил он.— Имя. Кто убил Акопа Артиняна?Адвокат медленно покачал головой.— Не знаю. Меня там не было.— Мне надо искать убийцу по почерку?Гиттеридж снова взглянул ему в глаза.— Может быть, — сказал он.— Назовите мне имя. Вы знаете, что вы у меня в руках. Мы можем проверить ваши телефонные разговоры и доказать, что вы никому не звонили. Вы сами прекрасно знаете, что ходили в раздевалку не для того, чтобы взять там ваш сотовый телефон, потому что в машине у вас есть другой аппарат. Но все эти логические построения бессмысленны, потому что, как только вы будете выпущены под залог, вас тут же взорвут. Знаете, что мне пришло в голову? Вы не хотите назвать мне имя, потому что безосновательно считаете, что человек, которого вы назовете, узнает об этом и выдаст вас. Как юрист вы сможете защитить себя от косвенных улик, но с живым свидетелем вам будет справиться нелегко. Но я хочу вам сказать, что для меня это вопрос приоритета. Кто мне нужен больше — убийца Каплонского или убийца Акопа Артиняна? Если это русский, просто сдайте мне русского. Если это не русский, то есть если не он технически является убийцей, сдайте мне того, кто им является. Не думайте о нем как о свидетеле, потому что вы не доживете до суда. Подумайте о нем как о единственном вашем шансе не довести дело до суда.Гиттеридж беспокойно заерзал на стуле.— Лучше бы вам об этом не знать, — сказал он.— Оставьте вашу снисходительность при себе. Не в вашем положении судить о том, что для меня лучше.Гиттеридж какое-то время о чем-то думал, потом отрицательно покачал головой.— Полицейские имеют обыкновение стоять друг за друга, — сказал он. — Лучше скажите, что еще я мог бы для вас сделать.— Подождите меня здесь. Хотя выбора у вас все равно нет — я опять вас запру.Эмиль Санк-Марс прошел несколько шагов по коридору к комнате, где его ждал Андре Лапьер. Он без стука ворвался в помещение и сильно хлопнул за собой дверью.— Андре, крикнул он, — причина, по которой ты прячешь пленку, состоит в том, что на ней упоминается твое имя. О тебе говорили. И русский, и Каплонский называли твое имя. Они говорили о тебе, когда ты туда ехал, чтобы отвезти Царя обратно на его корабль. Я прав или нет?Лапьер развел руки в стороны и быстро, прерывисто задышал.— О чем ты говоришь?— Хочешь знать, Андре, что меня беспокоило? Хочешь знать, что меня заставило присмотреться к тебе повнимательнее?— Эмиль, что ты такое несешь? — бурная атака Санк-Марса после того, как они разошлись вроде как на дружеской ноге, напрочь выбила Лапьера из колеи.— Помнишь тот день, когда мы ездили в гараж «Сампсон», когда мы там устраивали облаву?— Да, конечно.— У тебя еще грипп не кончился, все симптомы были налицо. Ты сморкался еще тогда, Андре.— Ну и что?— И сопли аккуратно заворачивал в платок. Вот я и задал себе вопрос: зачем он это делает? В чем здесь секрет? Андре, ты всегда был неряхой. Ты бы должен был использовать бумажную салфетку и бросить ее на пол, или выкинуть на улицу, или рукавом нос подтереть. С каких это пор, интересно, ты стал так бережно к своим соплям относиться?Лапьер, жестикулируя, подыскивал нужные слова.— Да что с тобой? Какое кому дело до того, как я складываю свой носовой платок?— Ты ведь хорошо меня знаешь, Андре. Я не раскрываю преступления, я ищу тех, кто мог их совершить. Я людей вычисляю. Вот я себе и подумал — сидит у меня в машине этот неряха и сопли аккуратно собирает в платок. Ты и раньше не раз грипповал, но никогда так не делал. Так что, коллега, я себе завязал узелок на память. И отложил его туда, где он все время оставался на виду, улавливаешь? Смотрю, бывало, на него и думаю: с чего бы это Андре Лапьер ведет себя так, как будто вдруг обнаружил достоинства хороших манер, вежливости, гигиены? Может быть, у него в жизни появилась новая женщина?— Я пошел. У тебя, Санк-Марс, должно быть, крыша поехала.— Потом я встречаю тебя в ресторане, и все лицо у тебя в порезах от бритвы. Помнишь? Ты всегда себя царапаешь бритвой, когда бреешься. Не могу понять, почему ты не пользуешься электрической бритвой. Она, наверное, для тебя слишком современна. Ты скорее себя, небось, до смерти как-нибудь зарежешь с перепоя. Но в тот раз каждый твой порез был аккуратно заклеен пластырем. С чего бы это? Ты всегда приходил на работу неопрятным, у тебя всегда на лице были капельки запекшейся крови, как у настоящего мужика. Начальство могло заставить тебя носить костюм, регулярно ходить в парикмахерскую, бриться и чистить ботинки, они все это могли записать в правила поведения на службе, но не в их силах было заставить тебя прилично одеваться, нормально стричься или аккуратно бриться, ведь так, Андре? Ты бы тогда стал слишком походить на полицейского.— Ты к чему это клонишь?— Андре, ты прочел отчет патологоанатома. Ты тогда узнал о следах кожи и крови под ногтями Акопа Артиняна? Что случилось, Андре? Ты в тот момент был в такой ярости, что даже не понял, как тебя поцарапал Артинян? Или те, на кого ты теперь работаешь, настояли на том, чтобы кровь у него под ногтями осталась на тот случай, если ты снова масть решишь поменять? Ведь ты же сыщик убойного отдела, и вдруг ты так начинаешь заботиться обо всем, что из тебя вытекает. Я спросил Винета, можно ли взять за образец сопли, чтобы сделать анализ ДНК. Тебя самого этот вопрос не интересовал? Обычно этот номер не проходит, если только там нет крови, что иногда случается, но — могу поспорить — тебя очень заботил этот вопрос. Вопрос о твоей крови — теперь ты свято соблюдал все правила гигиены, чтобы лишний раз не засветиться. Ты не хотел бы, Андре, сдать немножко крови, чтобы ее взяли на анализ ДНК? Разве есть лучший способ доказать твою невиновность?Лапьер попытался встать, но споткнулся о собственный стул, по которому тут же ударил ногой так, что он отлетел к стене.— Да ты у нас мудрец! С тестом мы повременим. Ты ничего от меня не получишь! — Он ткнул в сторону зеркала на стене, которое с обратной стороны было прозрачным. — Кто бы ни был за этим стеклом, я не сказал, что не могу пройти этот тест, я говорю, что не доверяю управлению и считаю, что оно хочет меня подставить.— Ты сам можешь сказать, какие нам при этом следует принять меры, ведь ты же профессионал.Лапьер склонился над столом и ухмыльнулся.— Заткни свой тест себе в зад. Я никому не дам подвергнуть себя такому унижению.— Ах ты, батюшки! Мы ведь уже не раз слышали такие песни, да, Андре?Санк-Марс улыбнулся, бросил взгляд в сторону. Заработал его пейджер, и он стал искать кнопку, чтобы его отключить.— К счастью, Андре, нам от тебя никакой образец не потребуется. Мы уже получили его от твоего имени.— О чем ты тут говоришь? Ты ничего не можешь взять у меня без моего согласия, а на это я согласия не дам.— Не все зависит от тебя. У тебя есть подружка, Лиз. Ей семнадцать лет. Сегодня утром ты занимался с ней анальным сексом, припоминаешь? Ты отдал ей на хранение в качестве подарка немножко своих сперматозоидов. Что было твое — стало ее. А она по собственной воле передала эту сперму для нашего исследования. Ты ведь знаешь, Андре, такие анализы требуют времени. Ты знаешь и о том, что результаты потом будут сравнивать.Сержант-детектив Андре Лапьер зашатался, как будто получил пару прямых выстрелов в живот. Когда он заговорил, слова срывались с его губ как заклинание, как монотонные заклятья:— Ты червяк, Санк-Марс, а я настоящий сыщик… Я работаю в реальном мире…— Тебя к этому принудили или ты пошел на это добровольно?— Я имею дело со всякой мразью, с последним дерьмом, якшаюсь с подонками и отбросами, а не просиживаю задницу на собственной ферме!Они в упор смотрели друг на друга.— Могу поспорить, ты сам вызвался. Ты знал, что все равно на это придется пойти. Русский подключил провода к его яйцам…— Да, мальчик так кричал, что с ума можно было сойти.— И когда он выкрикнул мое имя, ты уже не мог сдержаться, — и здесь я тебя опередил.— Это ты послал мальчика делать работу мужчины.— И тогда ты вцепился ему в глотку, хотел ему голову оторвать…— Ты считаешь меня продажным полицейским? Да, я внедрился к ним, я втерся в доверие к «Ангелам ада»! Я проник в русскую банду, все ближе к ним подбирался. Мне бы еще немножко времени, и я бы повсюду мог расправиться с этими подонками — отсюда до Москвы, от Нью-Йорка до Минска…— Если бы только не узнал, что я внедрил туда своего человека раньше тебя.— Ты совершенно прав, я задушил этого маленького мерзавца. — Лапьер повернулся лицом к зеркалу. — Я этому маленькому подонку свернул шею.— И все потому, что завидовал мне. А мы должны были бы быть с тобой по одну сторону баррикад.Лапьер с силой хлопнул ладонью по столу.— Я свернул этому гаденышу шею, чтоб спасти его от страданий! Вот почему я его убил, козел! Великий и могучий Санк-Марс! Никогда руки не запачкает! А некоторые из нас способны на поступки.— На убийства?— Некоторым из нас приходится спускаться в канализацию и копаться в дерьме. Они подключили к мальчику электрические провода. Мучили его невыносимо. Он так вопил, ужас, ты представить себе даже не можешь. Он молил о смерти!— Получается, ты сделал ему одолжение?— Он мамочку свою звал… Он тебя сдал, Санк-Марс. Этого хватило сполна, большего он не заслуживал. А они хотели его и дальше пытать, они вообще не люди, Санк-Марс. Это доставляло им удовольствие. Тогда я подошел к нему, взял за глотку, и он испустил дух. Я спас его от страшной боли, я помог мальчику единственным способом, каким мог.— Да ну?— Что ты знаешь о таких вещах? Ты представления не имеешь, насколько это может быть жутко. Ты не хочешь пачкаться, как это делают настоящие полицейские.— Ты так считаешь? Я, Андре, по уши в дерьме, потому что мне надо было в заднице той девчушки ковыряться, чтобы получить твой анализ ДНК. Я тоже грязный. Но если бы парнишка истошно вопил от нестерпимых пыток передо мной, я бы ему шею сворачивать не стал.— Да? Ну, ты крутой! А что бы ты сделал?— Я вынул бы свой жетон, достал пушку и стал бы их арестовывать! — проревел Санк-Марс. — А если бы какому-нибудь подонку это не понравилось, я бы для этой твари не пожалел пули!Андре Лапьер тяжело дышал, было видно, как на шее пульсирует кровь, ему требовалась передышка, чтобы переварить слова Санк-Марса.— Но нет, — дожимал его Санк-Марс с другой стороны стола, — ты этого сделать не мог, Андре, правда? А почему? Почему ты не мог этого сделать? Потому что ты проник к «Ангелам ада». Ты подбирался к русским бандам. В один прекрасный день ты хотел их с помпой арестовать. Но для этого тебе надо было пройти обряд инициации. Ты должен был им доказать, что ты плохой парень, то есть убийца, и ты был для них готов на все…— Я должен был пройти весь путь до конца. Эти парни шутки не шутят. Им надо показать, что ты готов для них на все. Послушай меня, Санк-Марс! Они сильны и с каждым днем становятся еще сильнее. Теперь для мягкотелых полицейских в этих играх уже места нет! Ты должен быть таким же, как они, таким же порочным, жестоким, или они тебя одолеют, черт бы их подрал! Они тебя победят!Санк-Марс покачал головой.— До тебя все еще не доходит, Андре, правда — не доходит? — мягко спросил он.Лапьер тяжело дышал.— Что до меня должно дойти?— Ты убил этого мальчика, чтобы проникнуть в банду, чтобы пройти посвящение. Ты, Андре, убил его преждевременно. Они тебе еще раньше сказали, что ты должен будешь это сделать. Ты только опередил события, вот и все. Ты заранее пошел на убийство мальчика, потому что тебе светили громкие аресты, тебе хотелось, чтобы твои портреты красовались на первых страницах газет. Но истинная причина того, что ты убил этого мальчика собственными руками, в том, что ты решил, будто он — мой человек. Ты подумал, что я тебя опередил в этом деле, и это привело тебя в ярость. Вот тогда-то ты и стал убийцей. Ты от этой новости стал хуже маньяка. Именно тогда ты перестал быть полицейским во всех смыслах этого слова, и именно тогда ты превратился в завистливого убийцу, в преступника. Ты убил Акопа Артиняна из зависти ко мне! Ты мог его спасти, мог начать стрелять, но тебя слишком сильно душила зависть, чтобы ты на это отважился. Знаешь, как я это узнал? Ты повесил мальчику на шею табличку, и никаких сомнений на этот счет не осталось. Это было твое громкое дело, и ты до смерти боялся, что я тебя и здесь обойду. А теперь, хочешь, я тебе одну вещь скажу? Ты был прав. Я и в этом деле собираюсь тебя опередить.Снова загудел пейджер, и Санк-Марс опять нажал на кнопку, отключая его.Он взял стул и подвинул его ближе к Лапьеру.— Ты стал таким, как они, Андре. Ты стал врагом.— Я проник в их банду. Я делал свою чертову работу.— Дело в том, Андре… — Пейджер его отвлек еще раз, и теперь, не выдержав, Санк-Марс в сердцах выругался по-французски: «Табарнак!» — что было для него святотатством. Он бросил яростный взгляд в сторону зеркала и отключил пейджер. — Так вот, Андре, все дело в том, что я этого паренька никуда не посылал. Он давал мне иногда кое-какую информацию, но я не направлял его к «Ангелам». Пока он не умер, я даже имени его не знал. Он выдал меня, потому что ему было сказано назвать мое имя, чтобы избавить себя от дальнейших страданий.— Что ты хочешь этим сказать? — спросил Лапьер каким-то механическим, пустым, безжизненным голосом, как будто у него пересохло в горле. — Кто же это был?— Я тебе уже говорил, что выясню, кто еще причастен к этому делу, помнишь? И я совершенно уверен, что ты хотел сообщить эту новость «Ангелам», чтобы укрепить среди них свои позиции. Но, боюсь, мы не сможем тебе этого позволить, — Акоп Артинян работал на ЦРУ. Так что, видишь, Андре, тебя в этом деле намного опережали уже тогда, когда ты в него только ввязался.Детектив бросил быстрый взгляд на Санк-Марса и стал раскачиваться на своем стуле.— Андре Лапьер, — сказал Санк-Марс, повысив голос так, что тот невольно распрямился, — ты арестован за убийство Акопа Артиняна.В этот момент дверь распахнулась, и в комнату буквально ворвался Мэтерз.— Это ты? — спокойно спросил Санк-Марс.— Для вас сообщение, сэр. Срочное.— Давай, — приказал ему Санк-Марс, — докладывай. Мы здесь все полицейские.— От Наездника, сэр. Он просил передать, что времени осталось в обрез.— Дегир! — крикнул Санк-Марс, не сводя глаз с Лапьера.Через секунду показался второй детектив.— Да, сэр?— Он — твой бывший напарник.— Так точно, сэр.— Ты можешь провести его арест?— Есть, сэр, провести арест.— Санк-Марс, — Лапьер говорил спокойно, твердо, с вымученным достоинством. — Я уже проник к «Ангелам», они держат меня за своего. Используй меня там, внутри русской банды, дай мне это сделать. Это очень хорошая возможность для тебя, Эмиль.Санк-Марс посмотрел на своего бывшего сослуживца, пытавшегося последним козырем сделать последний ход в этой игре. В этот момент Лапьер был наиболее уязвим и потому наиболее податлив. С ним сейчас можно было сделать все что угодно. Если его сейчас допросить, он, скорее всего, ответит правду на все вопросы.— Почему Артинян оказался в шкафу с пробитой мясным крюком грудью?Лапьер пожал плечами.— Мальчик слишком рано умер, потому что я решил избавить его от мук — я положил конец их пыткам. Царь хотел получить от него больше сведений. Он хотел, чтобы из его квартиры все было убрано, потому что мы все там побывали, и ему не нужно было, чтобы кто-то нашел там валявшиеся грязные носки. Он хотел там все проверить на предмет жучков, записей и всего прочего. Кроме того, для нас было проблемой втащить мертвого паренька вверх по лестнице. Поэтому Царь сказал вынести все его вещи, даже тот платяной шкаф. Потом мы запихнули туда мальчика в грузовике для перевозки вещей, решив его в нем втащить обратно в квартиру. Но пока мы пытались вытащить шкаф из машины, парнишка все время вываливался из шкафа. Тело там перемещалось внутри, и грузчики — парни с корабля, теряли равновесие. Это сделал русский. Тот крюк валялся в машине. Он вогнал ему крюк в спину и подвесил его к перекладине шкафа. После этого он уже не вываливался, и они смогли втащить его обратно в квартиру. Если бы даже кто-то за нами следил, он бы в этой суматохе не обратил внимания, что одну вещь отнесли не в том направлении — не в машину, а в квартиру. Санк-Марс кивнул.— А стол был слишком велик, чтобы стаскивать его по узкой лестнице?— У них не было инструментов, чтобы его разобрать. А со всем остальным проблем не возникло. Поэтому мы просто хорошенько протерли стол, чтобы на нем не осталось отпечатков пальцев.— Скажи-ка мне еще одну вещь, Андре, — продолжал его дожимать Санк-Марс. Теперь это было гораздо проще: ему удалось убедить Лапьера, что выход для него еще может быть найден. И пока в нем теплилась эта надежда, Лапьер был готов говорить, он петь был теперь готов. — Почему ты так долго сидел в сортире в ту ночь, когда мы проводили там расследование? Ведь не только же с гриппом это было связано?Лапьер покачал головой, пытаясь вспомнить, почему так случилось.— Очень тяжелый день тогда выдался, Эмиль. Нервишки у меня были ни к черту. Мне нужно было взять себя в руки. Я знал, что ты работал там, мне не хотелось тогда тебя видеть, понимаешь? Я боялся, что ты меня вычислишь, и мне требовалось время, чтобы очухаться, Эмиль.— Очень трогательно, — съязвил Санк-Марс, — ранимое сердце убийцы. Тебе бы, Андре, тогда в комнате надо было быть. Повесив на него ту надпись, ты сделал большую ошибку. Ты ведь сразу мог изолировать меня от этого дела. Хотя, может быть, ты сам подсознательно хотел, чтобы я тебя поймал.— Знаешь что, Эмиль? Дай мне самому с этим разобраться. Отправь меня к «Ангелам». Ты не можешь мне в этом отказать.— При таком варианте возникает одна проблема, — сказал Санк-Марс. За его спиной спокойно и почтительно ждали развития событий Мэтерз и Дегир.— В чем она состоит?— Акоп Артинян мертв. Ты считаешь, что его убийца должен остаться безнаказанным? На это я пойти не могу.— Черт бы тебя побрал, святой Эмиль! — вскипел Лапьер.— Может быть, Андре, тебе нужен адвокат? Тебе понадобится хороший защитник.— Ну и сволочь же ты.— У тебя есть по этому поводу какие-нибудь предложения?Лапьер сцепил пальцы и вытянул длинную шею.— Я не лучшего мнения об адвокатах, работающих на полицейское братство, — заявил он.— Кто же тогда?Вопрос бил не в бровь, а в глаз. Надо было определяться. Лапьер поднял глаза.— Пусть им будет Гиттеридж, — сказал он.Санк-Марс кивнул.— Теперь ясно, на чьей ты стороне.— Если ты внутри, то снаружи быть не можешь, — пояснил Лапьер.— Мэтерз! — крикнул Санк-Марс, как будто его напарник был не в двух метрах от него.— Да, сэр?— Он оставил номер?— Да, сэр.— Тогда пойдем со мной. Дегир, что ты теперь думаешь о своем напарнике?— Я о нем невысокого мнения, — заявил Дегир.— Тогда арестуй его. В этом случае никто в управлении не сможет тебя упрекнуть, что ты был с ним заодно.— Благодарю вас, сэр.Санк-Марс быстро вышел из помещения в коридор, остановился перед комнатой восемь и вошел туда один.— Значит, договариваемся мы таким образом… — сказал он Гиттериджу.— Я вас слушаю.— Я один знаю, что вы разделались с Каплонским. Только что я арестовал Лапьера за убийство Артиняна. Сейчас мне делают анализ его ДНК. Шансов у него никаких.Гиттеридж провел рукой по столу, принимая эту информацию к сведению, прикидывая, что это могло значить лично для него, и ожидая продолжения.— На время я могу забыть о Каплонском. Лапьер сам попросил, чтобы вы были его адвокатом. — Гиттеридж быстро взглянул на Санк-Марса. — Я полагаю, он хочет, чтобы все знали, на чьей он стороне. Кроме того, он скажет вам, что к взрывам байкеров имеет отношение ЦРУ. Он захочет использовать эту информацию, чтобы заручиться поддержкой «Ангелов». Мне не важно, что вы ему на это скажете, но информацию эту вы никому не должны передавать. То, что он вам скажет, должно остаться исключительно между адвокатом и его клиентом. Вам ясно?Теперь Гиттеридж смотрел на него очень пристально.— Это действительно так? — негромко спросил он.— Вы шутите? Конечно, нет. Это связано с текущими проблемами.Гиттеридж кивнул, понимая, что ему предложен оптимальный выход из сложившейся ситуации.— Им сейчас занимается Дегир, а вы с ним встретитесь через несколько минут.В коридоре Эмиль Санк-Марс взял напарника под руку и потащил его к лифту.— А теперь — погнали, — сказал он.ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ;ПОСЛЕ ПОЛУДНЯЭмиль Санк-Марс и Билл Мэтерз влились в поток движения по скоростной дороге Вилла-Мария и направились в западную часть центра города.— До меня, Билл, дошли кое-какие слухи, — как бы невзначай бросил старший детектив.Все мысли молодого человека были целиком заняты последствиями ареста Лапьера. Сам по себе факт ареста убийцы Акопа Артиняна произвел на него меньшее впечатление, чем его личность, поскольку Мэтерз был совершенно не готов к такому повороту событий. Но он не сомневался, что последствия этого события станут ужасными. Полицейские снова оказались по уши в дерьме.— Так шепните мне, что до вас дошло.— Ты беседовал с моим бывшим напарником.Мэтерз тут же почувствовал себя не в своей тарелке.— Вы сами мне это предлагали.— Тогда я еще не знал, что он — наемный убийца из мафии.Мэтерз вопросительно взглянул на начальника, как будто хотел получить подтверждение, что тот не шутит.— Лаженес — продажный полицейский? — спросил он.И тут же испугался. Если это было правдой, ситуация могла сильно осложниться, потому что он просил Лаженеса найти «инфинити».— Это не совсем так, — ответил Санк-Марс.Мэтерз подождал, пока начальник проедет между двумя огромными грузовиками, потом снова спросил:— Может быть, объясните, что вы имели в виду, или мне вам ногу прострелить?— Лаженес — бандит из мафии. То же самое, что «Ангел ада», только без наколок. Он не продажный полицейский, потому что полицейским никогда не был. Он всегда был дерьмом, работающим на мафию и «Ангелов ада». Они его протащили в полицию и продвигали в управлении по службе. Потом нашли ему подходящее применение.— В чем же оно заключалось?— Они хотели убрать меня его руками. Тем хуже было для него, потому что он уже прилично проработал в полиции. Размяк, подружился с полицейскими, и в итоге нервишки у него сдали.— Поэтому теперь он бумаги перебирает.— Ты не думаешь, что он и здесь вполне может им пригодиться? Я, например, теперь совсем не удивляюсь, что они с такой легкостью проворачивают дела с угнанными тачками.Билл Мэтерз провел рукой по волосам, потом саданул кулаком о переднюю панель.— Табарнак! — выругался он.— Что это с тобой?— Я просил его отследить для нас «Q45».Санк-Марс так газанул, что, обгоняя ехавшие впереди машины, выехал за бордюрную линию.— Неужели, Билл, ты до сих пор не понял самых простых вещей? Бок о бок с нами работают люди, которым мы не можем доверять!— Теперь я понял, Эмиль. Раз и навсегда.Санк-Марс выскочил на улицу Ги и резко затормозил перед красным сигналом светофора.— Ну и что из того, если они будут знать, что мы разыскиваем эту машину? — извиняющимся тоном спросил Мэтерз. — Как это может нам навредить?— Пока трудно сказать… «Ангелы» не знают, зачем мы ищем эту «инфинити». Если бы речь шла только о них, я бы не беспокоился. Сами они не поймут, что делать с этой информацией. Но меня беспокоит этот малый из КГБ. — Санк-Марс постучал костяшками пальцев по рулю. — Если они знают слишком много, если они поймут, что мы ищем человека из ЦРУ, тогда, считай, мы подставили Селвина Норриса и засветили его человека.Нарушив правила движения, он повернул налево на улицу Шербрук, где метрах в пятидесяти к западу от улицы Сан-Матье у ворот в старое, внушительное, мрачное здание семинарии они заметили «инфинити-СИ5». Санк-Марс остановился прямо за ней и вышел.— Ты поезжай куда-нибудь, — крикнул он Мэтерзу, — а то я выйду из себя и натворю бед.Молодой человек тоже вышел из машины, чтобы пересесть на водительское место. Санк-Марс распахнул пассажирскую дверцу «инфинити» и плюхнулся на кожаное сиденье. Перед тем как поставить ноги на шикарный ворсистый коврик, он постучал ботинками один о другой, чтобы сбить с них снег и соль.— Я рад, что вы позвонили, господин Норрис. Введите меня в курс дела.В роскошной обстановке машины детектив особенно явно почувствовал, насколько сам он был неопрятен после бессонной ночи — у него даже не было времени перекусить по-человечески.— Вы понимаете мое положение, — начал Норрис.— А вы — мое. Я хочу, чтобы женщина вышла из игры.— Как я уже говорил вам раньше, я не могу спасти одного агента и поставить под угрозу всю операцию. Она имеет слишком большое значение. Вы же торгуете лошадьми, Эмиль, может быть, вы сами что-нибудь предложите?Санк-Марс предвидел такой поворот событий. Интересно, знала ли девушка, что ее наставник будет торговаться за ее жизнь, соглашаясь ее сохранить только в том случае, если ему предложат равноценный выкуп.— Давайте попробуем договориться.— Вы хотите вывести девушку из игры. Мне нужен человек, который бы действовал внутри «Ангелов ада» и русских банд.— Я бы сказал, вы хотите большего, — возразил Санк-Марс. — Вам нужен главарь русской организованной преступности в Северной Америке, вы хотите получить его голову на блюде. Кроме того, я полагаю, вы не стали бы возражать, если бы против вас не выдвигали обвинений в убийстве бывшего банкира «Ангелов».При каждом доводе полицейского правая рука Селвина Норриса сильнее сжимала рычаг переключателя скоростей.— Да, я жадный человек, — он улыбнулся. — Но, сдается мне, и у вас аппетиты немалые. Вы сами хотите взять этого русского главаря, обвинив его в убийстве Акопа Артиняна.— Ничего подобного, — возразил Санк-Марс. — Убийцу Артиняна я уже посадил за решетку.Агент ЦРУ уставился на Санк-Марса, ухмылка исчезла с его лица.— Разве это не русский?— Вы не настолько хорошо знаете «Ангелов», как вам бы хотелось.Норрис слегка поджал губы в знак согласия. Если ему не было суждено одержать верх в ходе этой сделки, он в любом случае должен был получить от нее определенные выгоды. Санк-Марс не упомянул о самой важной потребности соперника, решив выбрать для этого более подходящий момент. Точно так же Норрис ничего не сказал о том, что было самым важным для полицейского. Как и в торговле лошадьми, они оба оставили самое существенное на конец переговоров.— Вы меня поражаете, Эмиль. Вам удалось внедрить своего человека к «Ангелам». Я бы мог успешно использовать этот источник. Может быть, мы смогли бы договориться об обмене, удовлетворяющем обе заинтересованные стороны.— Девушку надо оттуда убрать, — в который уже раз повторил Санк-Марс, — вместе с ее так называемым отцом. Я не хочу, чтобы в этом деле были задействованы неподготовленные штатские.— Хорошо, — подумав, сказал Норрис, — предположим, мы выведем девушку из игры. Надежно ее где-нибудь спрятать будет нелегко, но, допустим, мы сможем этот вопрос решить. Ее фиктивный отец, естественно, тоже должен будет оказаться в безопасности. Но мне что-то надо взамен — я здесь не в бирюльки играю. Затронута общественная безопасность моей страны, под угрозой человеческие жизни. Мы не можем допустить, чтобы, объединившись, эти банды получили то, на что они рассчитывают. Что я буду иметь взамен, Эмиль?Санк-Марс потер подбородок, как будто размышлял об ответе на заданный вопрос впервые. Он напомнил себе о своих собственных правилах: никогда нельзя допускать, чтобы у противной стороны создалось впечатление, будто обещанное легко получить.— Господин Норрис, я готов познакомить вас с человеком, который в настоящее время уже действует внутри организации.Норрис покачал головой, давая понять, что такое предложение не представляет для него особого интереса.— Я навел справки, Эмиль. Моя протеже говорила о злокачественном смещении только одному человеку. Это дало мне возможность определить имя вашего осведомителя. Вы действительно меня поразили. Адвокат «Ангелов ада» и мафии — это отличная работа. Надеюсь, что когда-нибудь вы решите оказаться по мою сторону баррикад. Но проблема в том, что теперь, когда я об этом знаю, мне не нужна ваша помощь, чтобы выйти на него, разве не так?Санк-Марс поднял правую руку и покачал в воздухе указательным пальцем. Этот жест должен был дать понять Норрису, что его позиция отнюдь не вызвала удивления полицейского. Он ожидал именно такого ответа, намеренно подведя к нему собеседника. Санк-Марс понимал сам, что одного Гиттериджа в этой ситуации будет маловато — у этого субъекта слишком много изъянов.— Вам, господин Норрис, необходимо, чтобы я вас с ним познакомил. Ведь в данном случае вы имеете дело не с добропорядочным гражданином. Он наполовину антиобщественный элемент, как и остальные его подопечные. Исключение разве что составляет тот факт, что его мотивацией является страх. Сердце у него заячье. Я располагаю средством воздействия на него, а вы — нет. У меня есть бесспорные доказательства, на основании которых я могу привлечь его к ответственности за убийство Каплонского, поэтому, если вы решите меня обойти, я его засажу за Каплонского, а вы останетесь при собственном интересе. Без меня вам здесь не обойтись, господин Норрис, вам позарез нужны мои средства убеждения этого человека.Норрис какое-то время смотрел через боковое стекло на улицу, потом заметил, что Санк-Марс внимательно рассматривает его отражение на стекле. В зеркальце заднего обзора он поймал взгляд Мэтерза в припаркованной сзади машине.— Дело в том, Эмиль, что Гиттеридж ввел моего агента к «Ангелам», так сказать, представил ее им. Когда они вычислили Акопа, после того, как он был убит, следующим в списке оказался Каплонский, поскольку именно он ввел парня в банду. Мне очень неприятно об этом говорить, но Гиттеридж может стать их следующей жертвой. Поэтому вместо живого человека, которого я отдам вам, мне может достаться труп.Санк-Марс стал покачиваться в кресле в такт своим словам. Он говорил жестко и убедительно.— Они убрали Каплонского, потому что он стал для них опасен, он оказался слабым звеном в их цепи. Мы провели облаву в его гараже, мы связали его махинации с русским грузовозом — после этого они не могли его больше использовать. Но хуже было то, что он стал для них помехой, потому что мы взяли его в оборот. Они убрали Каплонского, потому что не могли ему больше доверять. Допустил ли он ошибку, представив им Артиняна, или заведомо знал, что тот на кого-то работает? «Ангелы» не могли знать об этом наверняка. Кроме того, они не могли знать, как он себя поведет, если мы упрячем его за решетку. Каплонский слишком хорошо жил, чтобы не расколоться, если настанут тяжелые времена. Они могли использовать его в качестве назидательного примера для других, ни на что другое он уже не годился. Что касается Гиттериджа, он успешно прошел обряд инициации — взорвал Каплонского, и для них стало очевидно, что он не пляшет под мою дудку. Кроме того, найти замену адвокату такого класса совсем не так просто, как тупому угонщику машин.Норрис повернулся и в упор уставился на Санк-Марса.— Допустим, я скажу вам, что Гиттеридж меня устраивает. Если вы не станете его преследовать за взрыв Каплонского, то вы обязаны и мне не предъявлять претензий по поводу банкира. Мы оба знаем, что вы не сможете повесить этот взрыв на меня, но мне совсем не хочется, чтобы у знаменитого Санк-Марса были ко мне какие-то претензии.— На это я мог бы закрыть глаза, — согласился Санк-Марс, хотя это одолжение он не собирался оказывать, не получив для себя определенных уступок взамен. — Но вы будете мне сообщать ваши координаты каждый раз, снова приезжая в эту страну. Я имею в виду не город, а всю Канаду. Если я не буду знать, где вы находитесь, я начну вас разыскивать, чтобы установить, чем вы занимаетесь. Если так случится, что вы въедете в страну, не сообщив мне об этом, я буду пристально за вами наблюдать.— Здесь мы сталкиваемся еще с одной проблемой. — Норрис в четвертый раз за время их разговора взглянул на часы — Санк-Марс считал.— В чем она состоит?— Операция должна оставаться секретной. Никаких слухов. Никакой прессы. Никаких спекуляций о связях с ЦРУ.То, что требовал Норрис — гробовое молчание и полная секретность, — подразумевалось само собой.— Я не волшебник, но сделаю все, что в моих силах. Так мы договорились, господин Норрис?Селвин Норрис прекрасно понимал, что торопиться при заключении соглашения с этим человеком не следует.— Пока нет, — ответил он. — У меня еще есть сомнения по поводу Гиттериджа. Все, о чем вы говорили, лишь предположения. Есть вероятность, что в тот момент, когда внедренная к «Ангелам» девушка от них уйдет, Гиттеридж станет их следующей мишенью, независимо от высказанных вами соображений. Не все, что они делают, поддается логическому объяснению. Царь стремится установить здесь такой порядок, при котором любой скомпрометировавший их человек умирает. Никакой пощады. Он здесь закладывает принципиальные основы. Не думаю, что в случае с Гиттериджем он сделает исключение. Наоборот. Полагаю, что у него нет причин проявлять снисходительность.Санк-Марс легонько ударил кулаком по раскрытой ладони и чуть повысил голос. Норрис знал про кличку русского — Царь. Это значило, что он откуда-то получал информацию, которой располагали «Росомахи».— Как бы то ни было, вам нужно уяснить следующее. Молодая женщина находится в опасности. Прокол со злокачественным смещением сильно осложнил ее положение. Вы торгуетесь, сэр, не от силы вашей позиции.— Как мы уже с вами говорили, она проходит обряд инициации. Если девушка пройдет испытание до конца, она станет одной из них. Я полагаю, что ваш осведомитель, находящийся там, не станет ее сдавать.Угроза, прозвучавшая в словах о том, что девушке предстоит пройти испытание, насторожила Санк-Марса. Он дрогнул. Даже в ходе самых искусных и продуманных переговоров могут возникнуть обстоятельства, при которых становятся приемлемыми отчаянные меры.— Господин Норрис, хотите услышать мое последнее предложение? У нас есть один из старших офицеров, которого я готов предложить в обмен. Если Гиттериджа взорвут, я дам вам этого полицейского. Вы сможете его использовать как двойного агента. Выбора у него не будет. Он станет делать то, что ему скажут, независимо от того, кто будет говорить.— Лапьер меня не интересует, Эмиль, — сказал ему Норрис. — Он необузданный человек, пропащая душа.«Норрис знал об Андре. От Артиняна?»— Берите выше. Лапьеру до него далеко. Совершенно разложившаяся и скомпрометировавшая себя личность.От этой новости у Норриса заблестели глаза.— В таком случае мы почти договорились. Осталось только изменить некоторые положения.— Как это так?— Мне надо, чтобы этот высокий чин был включен в наш договор вместе с Гиттериджем или, в крайнем случае, без него. Я не хочу получить к нему доступ лишь в том случае, если с Гиттериджем что-то случится.Норрис был вполне удовлетворен. Он получил больше того, на что рассчитывал, больше, как он полагал, чем Санк-Марс изначально собирался ему предложить. Главное, чего он хотел добиться от этих переговоров, была гарантия его собственной безнаказанности, причем это было важно не только лично для него, но и для той организации, которую он представлял, поскольку она не могла позволить себе роскоши быть раскрытой ни властями, ни их общими врагами.Санк-Марс решил перейти к главному — ему надо было спасти офицера полиции, которого хотели взорвать бандиты.— Почему, господин Норрис, вы сказали, что времени осталось в обрез?— Потому что это происходит именно сейчас, Эмиль. Ее зовут Джулия. Она должна подложить бомбу сегодня. Если мы с вами договорились, можете заняться ее освобождением.— Они хотят взорвать полицейского?Норрис кивнул.— Где? Кого? Расскажите мне все прямо сейчас!— Так мы с вами договорились, Эмиль?— Еще я могу сдать вам Царя, — сказал ему Санк-Марс.Новость очень удивила Селвина Норриса.— Как?— Ему делали операцию на сердце. По всей вероятности, ему ее делали по эту сторону Атлантики, в Штатах — на вашей территории. Я могу назвать вам время и место его следующего визита к врачу. Мы выследили его по татуировке в форме звезды на груди. Ни один кардиохирург не смог бы ее забыть.— Я так понял, Эмиль, вы мне только что его сдали.— Имейте в виду, что каждый звонок, который вы делаете, может дойти не только до тех, кому он адресован. Начните с самых известных в Америке специалистов. Это быстро приведет вас к цели.— Вы понимаете, что вы делаете? — спросил Норрис. Он встряхнул головой, как будто до него вдруг дошло. — Конечно, вы понимаете. Черт, мы живем в суровом мире, Эмиль.Санк-Марс дал ему сведения, в результате которых произойдет убийство. Не будет ни ареста, ни следствия, ни процесса, ни обвинения. Закон будет безмолвствовать. Не будет даже приказа. Только исполнение.— Вы ничего у меня не попросили взамен, Эмиль, — сказал ему Норрис. В его тоне прозвучали одновременно удивление и скептицизм.— Это не относится к моей юрисдикции, — пояснил Санк-Марс. — Разве я могу расстроиться, что не провел арест, если преступник покинул территорию, подлежащую моей юрисдикции, и больше не вернулся? Некоторые полицейские, возможно, дали бы на этот вопрос положительный ответ. Но я сейчас хочу только, чтобы он исчез.— Ну да, — понял Норрис. — Вы кое-что от этого получите.— Что именно?— Если он исчезнет, у Джулии будет шанс остаться в живых. — Он с самого начала считал, что Санк-Марс хочет не только освободить девушку, но и дать ей возможность в дальнейшем выжить, и никак не мог понять, что он собирается для этого предпринять.— Да, для нее это было бы лучшим вариантом, — согласился Санк-Марс.Он всегда старался держаться подальше от таких людей, как Селвин Норрис, которые никогда не спасали своих агентов, если возникала угроза срыва операции. Сам же он, наоборот, всегда был готов свернуть любую операцию, если в результате ее мог пострадать хоть один невиновный. Он никогда не изменял этому принципу. Крайнее, к чему он стремился в таких случаях, — проведение ареста. Он должен был спасти девушку, полагая, что тем самым воздаст должное жизни и трагической смерти Акопа Артиняна.— Скажите мне — кто, где и когда?— Об этом можно только гадать. Когда? Где-то в начале третьего, после окончания игры. Бомба будет заложена раньше. Где? Около клуба в дорогом районе, рядом с оживленным перекрестком, на забитой стоянке, где машины паркуют специальные работники. Как мне сообщили мои люди, скорее всего, это может случиться около клуба «Монреаль бадминтон и теннис». Это, кажется, где-то на границе Вестмаунта, Эмиль?— Трамбле, — сказал Санк-Марс, похолодев от страха.— Почему он?— Он обрубил «Ангелам» доступ к нашей компьютерной системе, что существенно осложнило им жизнь.— Езжайте, Эмиль. До взрыва осталось минут пятьдесят. Вам надо успеть провернуть это дело.Санк-Марс был в нерешительности. Он получил то, за чем приехал. Он отдал то, что готов был отдать, хоть и жалел, что пришлось засветить Бобьена. Вряд ли капитан когда-нибудь сможет рассчитывать на спокойную жизнь. Может быть, он предложит Жилю не откладывая выйти на пенсию, чтобы покинуть линию огня. Он получил Джулию, уладил дело с Лапьером, и русский будет устранен, как могли бы выразиться профессионалы из другой службы.Остальное рисовалось ему не так определенно. Он сдал Норрису Гиттериджа и, скорее всего, тем самым вынес ему смертный приговор. Он отказался от своего первоначального намерения выбить Селвина Норриса из седла. Да, он вышел на человека, который обрек на смерть Акопа Артиняна, но для его ареста у него не было никаких оснований. Единственное, что он мог сделать, это ликвидировать сеть его агентов и убрать из города его самого. Больше всего он был заинтересован в том, чтобы Джулия осталась в живых и Реми Трамбле — в безопасности. Если рассматривать ситуацию в самых общих чертах, это была единственная сделка с дьяволом, на которую он мог скрепя сердце согласиться. Мало того, он даже не очень понимал, кто в ней играл роль дьявола, а кто выступал на стороне добра и справедливости. Он отчетливо сознавал, что и сам не был кристально чист. Полицейский тяжело вздохнул. Он сообщил Норрису информацию, заранее зная, что, скорее всего, в результате этого будет совершено убийство. Как он после этого мог оставаться чистым?— И еще одно, — добавил Санк-Марс.— Вам все еще мало?— Речь идет не обо мне. Я не исключаю, что у нас произошла утечка информации, связанная с вашей машиной. Я бы вам рекомендовал принять необходимые меры предосторожности.— Считайте, что я принял это к сведению, — ответил Норрис. Взгляд его стал серьезным. — Благодарю вас.Раскрыв дверцу и поставив ногу на обледенелый асфальт, Санк-Марс с сознанием выполненного долга протянул руку, и мужчины обменялись рукопожатием. Этим они как бы дали друг другу торжественное обещание соблюдать взятые на себя обязательства.— Удачи вам! — крикнул Норрис, но сержант-детектив Эмиль Санк-Марс уже захлопнул за собой дверцу автомобиля.Он быстро подошел к полицейской машине, устроился на сиденье и скомандовал Мэтерзу:— Останови меня около обычного телефона! Этим дурацким игрушкам и радио я не доверяю.Динамит лежал у Джулии Мардик в сумке для компьютера.Они припарковались носом в гору перед огромным грузовиком с прицепом на улице Атуотер. Ее цель была прямо перед ней — с этого места виднелась часть стоянки.Она выходила из машины со всеми возможными предосторожностями — медленно и неуклюже поставив обе ноги на край тротуара, а свободной рукой уцепившись за дверцу, чтобы распрямиться. Девушка как будто не вполне доверяла собственному телу — шла с опаской, боясь уронить взрывчатку.С таким грузом короткий спуск от машины до клуба был очень опасен. Хотя по тротуару были разбросаны соль и песок, там оставались открытые скользкие места, и ей приходилось балансировать руками, чтобы сохранить равновесие. Перпендикулярно отходившая от тротуара дорожка к клубу, где играли в бадминтон, была ровной. Свернув на нее, Джулия почувствовала некоторое облегчение. Она заметила стоявших на стоянке служителей, которые отгоняли и пригоняли машины посетителей клуба. Она почему-то думала, что они должны быть молодыми парнями, но мужчины оказались старше, чем девушка себе представляла. На какую-то долю секунды ей почудилось, что один из них бросил в ее сторону пристальный взгляд и даже кивнул ей, вроде как в знак приветствия. Разве такое возможно? Или здесь тоже работали люди Селвина?Почувствовав себя чуть более уверенно, Джулия нашла взглядом синюю машину. Она была там самая большая, и цвет такой был у очень немногих других автомобилей. Она дошла до конца невысокой занесенной снегом стенки, отделявшей проезд от стоянки, и присела, как будто что-то нашла на дорожке. Служители не смотрели в ее сторону. В следующий момент Джулия Мардик перемахнула через стенку, утонула в снегу и наклонилась, спрятавшись за припаркованными машинами.Внезапно у нее перехватило дыхание. Нужно было успокоиться, потому что дышала она слишком громко и никак не могла с собой совладать. Дышать было трудно, воздуха не хватало, она испугалась, что с ней случится обморок. Что, если она отключится? Как будет тогда? Жан-Ги ее взорвет, и в этом случае Карлу Бантри — ее милому Артуру, бедному Артуру Дэвидсону тоже не жить. Вот почему они взяли его с собой в машину. Сейчас он — страховка ее жизни: если она решит выкинуть бомбу или слинять, они точно его прикончат.А вдруг они решили ее взорвать, потом застрелить Артура и выкинуть его труп на обочину дороги?! От этой мысли у девушки сжалось сердце. Дистанционное управление осталось у Жан-Ги. Ему достаточно было лишь нажать на кнопку. Норрис ничего не смог бы сделать, чтобы его остановить. Эх, Селвин!Она пробиралась между стенкой и задним рядом машин. Это было непросто, потому что снег был глубокий и местами обледенел, один раз она поскользнулась и даже негромко вскрикнула. Какое-то время девушка сидела неподвижно, боясь дышать, и прислушивалась. Насколько она могла судить, никто ее не заметил. Джулия продолжила движение вдоль ряда автомобилей. Поравнявшись с большим «фордом», она миновала дверцу переднего пассажирского сиденья и зашла сзади машины, чтобы сверить номера. Номера сошлись. Пространство между бампером «форда» и стоявшей позади машиной оказалось для нее слишком узким. Встать она не могла, иначе ее бы заметили. Джулия легла на живот и проползла под бамперами двух машин на другую сторону. Она аккуратно двигала сумку с бомбой перед собой, чувствуя животом вибрацию большого города, как будто то было древнее дыхание вулкана в недрах горы, вновь готового взорваться у нее в руках. Она успешно выбралась из-под машины с другой стороны.Поспешив подняться на корточки, Джулия больно ударилась головой о выхлопную трубу.«Если ты собрался это сделать, Жан-Ги, делай это сейчас», — подумала она, потому что ей показалось, что звук удара был очень громким.И тут же она столкнулась с другой проблемой. Между «фордом» и стоявшим параллельно с ним автомобилем было очень мало места. На этой стоянке машины плотно подгоняли одну к другой. По окончании послеобеденных игр члены клуба выходили примерно в одно и то же время и в очереди ждали свои машины. А до этого автомобили стояли на стоянке зажатые, как сельди в бочке. Она не знала, сможет ли открыть дверцу настолько широко, чтобы заложить внутрь бомбу, размер которой был с сумку для компьютера, только чуть более плоскую.Девушка еле втиснулась в пространство между двумя машинами. Ей пришлось лечь на бок и протиснуться в самое узкое место между автомобилями. Бомбу она двигала перед собой, всю сумку вываляла в грязи. Ей хотелось покончить с этим как можно скорее, хотелось спасти Артура и себя и забыть обо всем, как о кошмарном сне, хотелось повернуть время вспять и все изменить. «Селвин, как бы мне хотелось повернуть время вспять!» У передней дверцы она нажала на ручку, открыла ее, и тут же негромко зазвучал прерывистый сигнал. Джулии никак не удавалось вынуть ключи из замка зажигания, оставалось надеяться лишь на то, что уличный шум заглушит звук сигнала. Ей вроде повезло, потому что движение в тот момент было очень интенсивным. «Организованная преступность, блин! И это вы называете организацией? Селвин Норрис никогда бы ничего не организовал настолько дилетантски». Она решила сосредоточиться и подумать, как справиться с возникшей проблемой — все-таки в каком-то смысле она была его ученицей.Открыв дверцу так широко, как это только было возможно, Джулия просунула руку внутрь, и рука пролезла, но только в заднем направлении. Ей бы ни за что не удалось просунуть руку с бомбой в такую щель, потом задвинуть ее назад под переднее сиденье и, как ее учили, установить фиксирующее устройство — рычаг, с помощью которого регулировался угол наклона переднего сиденья. Теперь ее больше всего беспокоило именно это обстоятельство. Если она вернется к Жан-Ги обратно с бомбой, Царь с «Ангелами» не погладят ее по головке. Конечно, они начнут относиться к ней с подозрением. Кроме того, о ее задании знает Селвин. Если у нее и оставалась какая-то надежда на спасение, она была связана с ним, и дело надо было делать сегодня, сейчас. Ей нужно было пройти через все испытания и надеяться, что он сможет перехитрить «Ангелов». Она должна найти способ подложить эту проклятую бомбу так, чтобы при этом не взорваться самой.Девушка аккуратно вынула из сумки взрывное устройство и положила его на землю. Подул ветер, и дверца чуть не захлопнулась, пришлось придерживать ее, прислонившись к ней затылком. Она приподнялась на локте и попыталась положить бомбу на сиденье. Бесполезно. Единственное, на что ей оставалось надеяться, — втиснуть взрывное устройство сбоку под сиденье.Джулия попыталась это сделать. Она сильно нажала на корпус устройства, но оно не проходило куда надо. Корпус был слишком большим, чтобы загнать его под сиденье сбоку, он мог бы туда пролезть, если бы был в два раза тоньше, но приплющить устройство было невозможно. Проклятый сигнал открытой дверцы продолжал прерывисто дребезжать, доводя ее до исступления. Тяжело дыша, она вынула бомбу и положила ее на землю.Она должна это сделать. Ей необходимо добиться цели. Надо найти какой-то выход.Девушка подумала, сможет ли она открыть окно, незаметно пролезть внутрь и потом установить бомбу.Нет, нет, она должна сделать все как надо… Ей нужно найти способ все сделать правильно…Джулия чуть приподнялась на корточках, протискиваясь между двух машин. Держа бомбу сбоку, она смогла ее поднять и положить на переднее сиденье. Если бы только можно было там ее оставить! Если бы только жертва могла вернуться в машину и усесться прямо на бомбу! Перегруппировавшись так, что можно было согнуть правую руку над корпусом, девушка подвинула бомбу к себе и опустила ее через проем между боковиной сиденья и дверцей, чтобы оттуда передвинуть ее на пол. Ей это удалось, но удержать бомбу она не смогла — рука разжалась и бомба упала туда, куда она собиралась ее положить.Джулия чуть не потеряла сознание.Она часто дышала, пережидая, но динамит как будто уснул перед тем, как взорваться. Дороги были забиты, от шума машин закладывало уши, она слышала звуки гудков, бесконечный писк сигнала открытой дверцы — все давило на нервы, но мир вокруг нее оставался спокоен. Она ждала. Дышала.Донесся громкий, резкий гудок автомобиля, и девушка вздрогнула, как от удара током.Черт!В ярости она снова протянула руку и поняла, что бомба упала на заднюю панель, оказавшись в самом неудобном для нее положении. Девушка медленно вела одной рукой по полу, пока не коснулась ладонью корпуса. Тогда она просунула вторую руку сверху и с ее помощью опустила устройство на пол в нужном положении. «Тихо! Спокойно!» Хотя у нее и не было необходимого упора, Джулия смогла понемногу пальцами продвигать ее в нужном направлении, загоняя под переднее сиденье.Передняя панель корпуса медленно задвигалась по полу под сиденье. Потом и задняя часть бомбы скрылась под ним. Девушка приободрилась. «Молодец, девочка, все-таки справилась!» — сказала она себе.Джулия попыталась поглубже засунуть в машину руку и согнуть ее в локте, чтобы закрепить бомбу регулировочным механизмом. Она старалась поднять рычаг, но идиот, смастеривший эту бомбу, сделал его слишком коротким! Руку она уже вытянула на всю длину, но кресло располагалось слишком высоко над бомбой, чтобы достать до рычага.Услышав, что по улице Атуотер с надрывным хрипом двигателя поднимается автобус, Джулия решила воспользоваться моментом и захлопнула дверцу машины.Какое-то время она сидела как парализованная. Надо было собраться с мыслями. Взорвется ли поставленная ею бомба? Когда в процесс вмешается Селвин Норрис? Или он решил, что ей надо это сделать — взорвать машину с полицейским? А может быть, в этом крылась какая-то тайна или это был отвлекающий маневр? Или он, как и «Ангелы», решил ни перед чем не останавливаться? От этих кошмарных мыслей на нее внезапно накатили рыдания. Она размазала замерзавшие на ветру слезы по щекам. Пора было уходить, надо продолжать игру до конца…Джулия сжала в руке пустую компьютерную сумку и начала отступление. Она отходила тем же путем, каким пришла, — проскользнула под задним бампером под машиной и на корточках отошла в сторону. Потом, пригнувшись, прошла вдоль ряда машин и оказалась у низкой стенки. Тревогу не подняли, никто ее не преследовал. Она медленно приподнялась и посмотрела назад сквозь стекла стоявшего рядом «мерседеса». Девушка заметила только одного служителя, который лениво прохаживался из стороны в сторону, глядя в землю. Чтобы перебраться через стенку, Джулия подпрыгнула, но немного не рассчитала силы и ударилась ягодицами. Она скатилась вниз, встала, отряхнулась и пошла обратно, считая свою миссию выполненной.Девушка поднялась по улице, дошла до «кадиллака» и села в машину на заднее сиденье.— Все установила? — спросил ее сидевший за рулем Жан-Ги.— Все.— Проблемы были?— Проблем было до черта! Вы что, издеваетесь надо мной? Я дверь не могла нормально открыть, рычаг этот проклятый оказался слишком коротким. Господи! Я эту дьявольскую штуку уронила, думала, все — мне конец.Жан-Ги только ухмылялся.— Если бы ты ее уронила и она сработала, ты бы об этом уже ничего не думала.— Да, это точно.Артур, сидевший на заднем сиденье «кадиллака», протянул ей руку, и она взяла ее в свою. Они сидели, глядя вперед, и ждали, что будет дальше. Жан-Ги обернулся к ним с улыбкой на лице.— Мне эта часть нравится больше всего, — сказал он, — ожидание взрыва.Джулия сидела не двигаясь. Внутри у нее все кипело, кровь стучала в висках. В машине было холодно, двигатель не работал, но она покрылась испариной и сорвала с головы шерстяную шапочку. Пытаясь унять тревогу, девушка взъерошила себе волосы, растрепала их, а потом принялась приводить прическу в порядок.— Хороший сегодня выдался денек, — заметил Карл Бантри.— Я не люблю разговоров о погоде, — сказал Жан-Ги.— Пожалуйста, не говорите с моим отцом в таком тоне. Он очень раним, — она еще пыталась играть свою роль…Жан-Ги, сидевший к ним в пол-оборота, снова осклабился.— Мне нравится это время перед взрывом, — повторил он.Теперь Джулия понимала, что перед ней психопат, убийца-фанатик, скрывавший ранее свою сущность за амбициозными замашками и вечным недовольством. Теперь ее иллюзии рассеялись. Она сидела в машине с человеком, самозабвенно любившим свою профессию убийцы. Его работа несла людям жуткую, быструю смерть, а она оказалась его сообщницей. Хуже того — она была его ученицей, а он — ее учителем.— Они выходят, — бросил Жан-Ги.Ниже по улице из дверей выходили члены клуба и группами собирались у выхода. Многим приходилось ждать, когда уедут остальные, чтобы им пригнали автомобили, стоявшие в задних рядах.— Господи! Вы дали мне так мало времени, меня же могли там поймать!— Ты видишь эту машину?Джулия повернулась сначала в одну сторону, потом в другую и уставилась на здание клуба, видневшееся сквозь заднее стекло. Улица Атуотер, сильно изгибаясь, уходила в гору, и внизу она была разделена надвое широкой разделительной полосой. Поток машин, послушный сигналам светофора, шел по ней волнами. Что происходило на стоянке, она не видела.— Нет, — ответила девушка. — Может быть, увижу, когда ее подгонят к выезду.— Смотри дальше.— Хороший сегодня денек, — снова негромко сказал Карл Бантри.— На, Хитер, возьми.Она обернулась.Жан-Ги передал ей пульт дистанционного управления.Джулия Мардик снова в заднее стекло оглядела улицу, пытаясь найти признаки присутствия Селвина Норриса. День был мрачный, серый. Водители начали рассаживаться по машинам, один или двое выехали на улицу. Большой «форд» стоял на своем месте. Под навесом у двери клуба народа прибавилось, служители выкатывали автомобили со стоянки.Уехало восемь машин.Двенадцать.Теперь синий «форд» был виден лучше.Жан-Ги заметил в боковом зеркале, что машина тронулась с места.— Пошел! — сказал он.Джулия молча наблюдала за происходящим.Она видела, как водитель дал служителю на чай и подоткнул куртку между колен, как иногда заправляют себе платье женщины, потом удобнее устроился за рулем. К машине подошли еще три человека, каждый распахнул свою дверцу и сел в машину.— Жан-Ги!— Черт!— В машине четыре человека!— Должно быть, все полицейские. Мы взорвем их всех сразу.— Жан-Ги, мы не можем взорвать четверых!— Может быть, можем, может быть, нет, — уклончиво ответил бандит.— У вас нет такого приказа! — Надо было думать быстро и срочно найти какой-то выход. Его позиция была рискованной. Он должен был принять решение — либо убить четверых человек вместо одного, либо вообще отказаться от взрыва, когда бомба уже была заложена.— Тачка готова взлететь на воздух, она может взорваться, если угодит в рытвину! И от всех, кто в ней сидит, останется мокрое место.— Жан-Ги, вы не можете по собственному желанию взорвать четверых и развязать войну! Ваши бомбы сами собой не взрываются.— Кто знает? А вдруг взорвутся? — заметил Жан-Ги, пожав плечами.— Мы уже можем ехать? — встрял Карл Бантри.— Заткни ему пасть, — приказал Жан-Ги. — Мне надо подумать.Но Карл Бантри, видимо, решил, что не надо ему предоставлять такую возможность.— Хороший денек сегодня, — сказал он еще раз. — Пойду-ка я прогуляюсь.— Папочка!— Останови его!— Папочка!— Хороший выдался денек.Они видели, что синий «форд» влился в поток машин и снизу едет в их направлении. Жан-Ги свободной рукой включил зажигание. Колеса бешено завертелись по скользкой дороге, и они выехали на Атуотер.— Держи его! — приказал Жан-Ги.Джулия вцепилась в «отца», но не знала, что с ним делать — то ли задержать в машине, то ли отпустить. Если бы он вышел, она могла бы пуститься за ним вдогонку, но тогда Жан-Ги наверняка подстрелит их либо еще какую-нибудь гадость вытворит. Хотя, если эти полицейские окажутся поблизости, может быть, он и поостережется. Она не понимала, что он собирается предпринять, и потому не знала, как ей реагировать. А Жан-Ги тем временем протянул руку назад, помогая ей удерживать отца, что резко сократило ее выбор.— Жан-Ги, там четыре человека! — она была в отчаянии. — Вы не можете взорвать всех четверых!— Слушай меня, Хитер, нажми на кнопку прямо сейчас!Она держала пульт дистанционного управления и видела, что Артур Дэвидсон, казалось, уже начал выходить из своей роли.— Нет, — сказал он и потянулся, чтобы забрать у нее маленькую коробочку.Жан-Ги развернул машину перпендикулярно ходу движения и ударил по тормозам, чтобы заблокировать проезжую часть улицы в их направлении, оба его пассажира от резкого торможения подались вперед, к спинке переднего сиденья, и Джулия увидела, что в руках у Жан-Ги появилось другое устройство дистанционного управления. У него оказался дубликат. Она попыталась выхватить у него коробочку, но он уже нажал на кнопку.Девушка обернулась.Ей показалось, что взорвался не «форд», еще продолжавший двигаться вперед, а грузовик с прицепом, стоявший на обочине, который взлетел в воздух прямо над дорогой. От взрыва содрогнулась вся улица, мощный удар отдался в ее сознании, заставив бешено забиться сердце и выдавив весь воздух из легких. Когда синий «форд» поравнялся с грузовиком, его тоже подбросило над мостовой. Задняя часть автомобиля задралась, и он рухнул, ударившись об асфальт передним бампером и решеткой радиатора, потом несколько раз перевернулся и с разбитыми окнами встал на все четыре спущенных колеса прямо на разделительной полосе.— Дай мне эту штуку! — заорал Жан-Ги и, выхватив дистанционное управление у нее из рук, нажал на кнопку. Она выглянула в окно. Машина не взорвалась. — Ты не поставила бомбу! Ты ее не установила! — вопил он.Она еле расслышала собственный голос:— Нет, я ее установила…Он ударил ее по лицу коробочкой дистанционного управления, девушка откинулась назад, Артур Дэвидсон попытался за нее заступиться и схватить его за руку, но Жан-Ги тут же выхватил пистолет и направил на них.— Я ее поставила, — повторила девушка спокойно, решительно и потрясенно.С неба падали обломки автомобилей, какие-то части ударили по крыше их машины.Жан-Ги утопил в пол педаль газа, резко сорвался с места, и машина помчалась в гору. Навстречу им вниз с поста пронеслась патрульная машина отряда быстрого реагирования — бойцов было нетрудно распознать по надписям на куртках и автоматам. Жан-Ги тут же повернул на узкую улочку влево, но, как выяснилось, она вела в тупик.— Вылезайте из машины!Девушка почти не чувствовала ног, она была не в себе, разум ее как будто отключился, тоже взорвался.— Сейчас же вываливайтесь!Она как-то смогла выбраться из автомобиля, чувствуя, что Артур Дэвидсон ей помогает. Джулия увидела, как на откосе студенты поднимаются по ступеням в студенческое общежитие…Поднимаются и спускаются… Как ангельские создания… Она знала, что и ее место там, с ними, но она была не там. Жан-Ги снова навел на нее пистолет.— Я подложила бомбу, — повторяла Джулия чужим голосом. — Я все сделала как надо.— От кого из вас больше проку? — спросил Жан-Ги и сам ответил на свой вопрос: — От этого компьютерного психа. Его я привезу обратно живым.Он навел пушку точно между глаз Джулии Мардик.— Нет! — крикнул Артур.Он заслонил собой Джулию, Жан-Ги выстрелил, и Артур странно осел и рухнул на землю. У Джулии вырвался отчаянный безгласный вопль, она смотрела на свои руки в крови и разбрызганных мозгах, а Жан-Ги уже тащил ее вверх по ступеням.— Ты у меня пойдешь! — кричал он. — Вставай! Вверх по лестнице! Давай! Иди!Студенты разбегались, но их было слишком много, и полицейские не решались стрелять. Жан-Ги и Джулия поднимались вверх по лестнице, она натыкалась на студентов, те с криком бросались от нее в стороны, она снова нормально ощущала свои ноги, и ей захотелось сломя голову нестись от этого кошмара, пока сердце не лопнет и голова не расколется, а когда они взобрались наверх, Жан-Ги развернул девушку и потащил дальше вниз по тропинке между деревьями вдоль выступавшей скалистой породы, по снегу, через растущий в центре города лес, и, спустившись с крутого склона, они увидели стоявшие в ряд особняки. Жан-Ги подвел ее к одному из них.Джулия вытерла лицо и уставилась на свои руки.Жан-Ги, держа ее перед собой, позвонил в дверной звонок.Дверь открыла женщина. Он направил на нее ствол, вытянув руку с пистолетом на уровне лица Джулии. Его локоть упирался ей в плечо. Он сохранял достаточное присутствие духа, чтобы заговорить с ней по-английски.— Ключи от машины. Быстро!Они висели рядом — на крючке над полкой, прибитой около двери. Джулия видела, что лицо женщины стало белым как мел, в нем не было ни кровинки, а когда женщина перевела взгляд на Джулию, рука ее непроизвольно зажала рот, будто к горлу подкатила тошнота.Жан-Ги потащил ее за собой вниз по дорожке, на которой стоял джип, и впихнул в машину, потом завел мотор, и они поехали.— Пригни голову или я тебе ее отстрелю, — бросил он Джулии.Девушка безропотно повиновалась. Она опустилась на пол, встала на колени и положила голову на сиденье. С ее лица стекала чужая кровь. Ей не хотелось открывать глаза. «Я скоро умру, — сказала она себе. — Скоро мне придет конец. Артур, Артур, как же мне тебя жалко, Артур… Папочка!»Он лежал на спине на снегу и говорил себе, что надо держаться. Он не знал, насколько тяжелым было его положение. Попытался двигать пальцами ног и понял, что чувствует их. Потом пошевелил пальцами рук — они ему повиновались. Какой-то пожилой полицейский спросил:— Вы слышите меня, сэр?Ему показалось, что он расслышал свой утвердительный ответ. Это значит, что он слышал и мог говорить, если только это не было галлюцинацией. От взрыва, раскурочившего ту сторону машины, в которой он сидел, его выкинуло на улицу, и все, в чем он был уверен, отключаясь и вновь приходя в сознание, было то, что он еще мог шевелить пальцами ног, и он ими двигал каждый раз, когда к нему возвращалось сознание.Он услышал, как вдали завыли сирены. Они приближались с двух сторон — снизу и сверху холма. Он видел кусок неба, несколько деревьев с голыми ветвями, квартиры на верхних этажах высоких домов над крутым склоном выше по дороге, ботинки и мужские подбородки. Некоторые полицейские склонялись над ним, говорили о чем-то, но они ему только мешали. Ему надо было поговорить с женой, Сандрой, надо было сказать ей что-то очень важное, но полицейские ему мешали, он слышал сирены, они завывали уже совсем близко, а он все говорил себе, что надо держаться, надо держаться и шевелить пальцами ног.Он говорил Сандре, как сильно любит ее, а она его внимательно слушала.— Эмиль… — отвечала она, — Эмиль…Над ним склонился Мэтерз, его лицо было залито кровью и разбито так, что от этого зрелища мог бы заплакать даже взрослый мужчина. Мэтерз сам уже плакал. Кто-то отвел его напарника чуть в сторону и заставил лечь на снег, так что они теперь лежали рядом, оба повернули головы — «Я могу поворачивать шею!» — и смотрели друг на друга, а вокруг надрывно выло множество сирен.Вокруг него сновали высокие ботинки. Мужчины с оружием. Он закрыл глаза.У него так кружилась голова, что сознание, казалось, его покидает. Он боролся изо всех сил. До него все время доносился звук одной сирены, выделявшийся из хора других, и в окружавшей его бестолковой суете он пытался на нем сосредоточиться, он почувствовал, как его укрыли одеялом, хотя не был вполне уверен в том, что это не саван, а потому до боли вслушивался в звук той одной сирены, который становился все ближе и ближе, а потом понял, что его подняли с земли и понесли, и голос, прозвучавший рядом, произнес: «По моему счету! Раз! Два! Три!» — и именно тогда его подняли, совершенно беспомощного, он открыл глаза и увидел, что фельдшеры и полицейские несут его к машине «скорой помощи». А он изо всех сил старался слушать, ему обязательно надо было слышать тот звук. Он звучал не для него, но ему позарез был нужен звук той единственной сирены, потому что он доходил до самого его сердца, потому что он знал, что на эту сирену ему можно положиться, хотя и не понимал почему, но этот звук был подлинным, настоящим, эта сирена сохраняла в нем жизнь.— Эмиль, Эмиль!Рядом с ним положили Мэтерза.— Эмиль, вы можете шевелить пальцами ног? — прошептал Мэтерз.Больно было дышать. Больно было поворачивать голову. Он взглянул на залитого кровью Билла.— С моими чертовыми пальцами на ногах все в норме, — ответил он. — Но у меня слетел с ноги ботинок. А у тебя?— Я же вроде как смог к вам подойти, правда? — прошептал Мэтерз. — Ведь я же смог к вам подойти?— Не могу тебе точно сказать, — прошептал Санк-Марс.Он закрыл глаза. Отыскал свою сирену. Она была совсем рядом. Так близко, что когда «скорая помощь» повезла его в своем чреве в гору, звук обогнал следующую подъезжавшую машину «скорой помощи».Он услышал, как сирена смолкла. Он улыбнулся — теперь ему вполне хватало боли. Хорошо, что он чувствует боль. Боль для него теперь дорогого стоила. Эта сирена смолкла, но теперь он слышал, как Сандра ему говорит: «Я тоже люблю тебя, Эмиль, держись».«Я выдержу».И в этот миг взвыла сирена «скорой помощи», которая везла его в больницу.ГЛАВА ДВАДЦАТАЯЧЕТВЕРГ, 20 ЯНВАРЯ; ВЕЧЕРСержант-детектив Эмиль Санк-Марс вошел в тюремный коридор и от начала до конца прошел вдоль ряда камер, глядя на заключенных. Под правым глазом у него был огромный синяк, левая часть лба опухла. Одна полоска пластыря была наклеена по краю нижней губы, другая — под правым ухом. Волосы местами были выстрижены, под ними на коже черепа виднелись свежие стежки зашитых ран. Левая рука и запястье были перебинтованы так, что свободными оставались только пальцы. Всем своим видом, выражением лица и настроем он давал понять, что не потерпит никаких возражений, и это внушало заключенным страх. Они его не знали, но видели в нем человека, которого сильно искусала злая собака, и теперь он сам искал кого-нибудь, чтобы сильно покусать.Он вернулся к входу в коридор. Там его ждали Мэтерз, выглядевший еще хуже, чем он, и Дегир вместе с тремя тюремными охранниками.— Выведите остальных заключенных из камер, — сказал тюремщикам Санк-Марс.— Мы можем надеть на вашего парня наручники и отвести его в отдельное помещение, — предложил один из них. Санк-Марс бросил в его сторону такой взгляд, что охранник тут же передумал. Все трое стражей немедленно бросились исполнять указание, на заключенных были надеты наручники, их вывели из камер, построили в один ряд и куда-то увели, причем на лицах представителей власти было такое выражение, что ни один узник даже не думал протестовать.Охранники удалились. Трое детективов вошли в камеру, где остался одинокий узник. Его камера была расположена ближе к концу коридора. Молодые сыщики прошли чуть дальше, чтобы лучше его разглядеть, потом вернулись обратно. Санк-Марс подошел к решетке и взглянул на заключенного, который даже не пошевелился, он неподвижно лежал на стальной лежанке, как будто жизнь вытекла из него по капле, и курил сигарету.— Мне бы надо насторожиться, — заметил Андре Лапьер. — Когда из блока всех уводят, единственный остающийся там заключенный, как правило, редко выживает.— Наслушался ты всяких историй.— Разные ходят разговоры.— И ты им веришь?Лапьер прищурился и затянулся.— Я стараюсь разумно смотреть на вещи. Что с тобой стряслось, Эмиль?— Попал в переделку, Андре. Нас с Биллом чуть не подорвали.— Мне жаль, что так случилось.— Они хотели убрать Реми. Но он выжил. Нам всем удалось уцелеть.Лапьер сделал еще одну затяжку.— Обычно от динамита спастись не удается.— Мы чувствовали, что все к этому идет, и одну бомбу смогли обезвредить. Но там была еще и вторая, на которую мы не рассчитывали. Я думаю, они не доверяли человеку, который их устанавливал. Так же, как не верили они и Лаженесу, когда послали его меня убрать, а потому отправили туда еще и своего снайпера. На этот раз его роль должна была сыграть вторая бомба.— Куда катится наш мир, Эмиль?— Я бы мог тебе это показать, Андре, чтобы ты сам глянул краем глаза.Лапьер снова затянулся, спустил ноги с лежанки на пол и загасил бычок о каблук.— Время уже упущено, Эмиль. Теперь, пожалуй, слишком поздно.— Да, в этом есть доля риска.Санк-Марс молчал, и постепенно до Лапьера стало доходить, что за его молчанием может ничего не последовать.— Что тебе нужно? — спросил он.— Помнишь, я дал тебе журнал посещений доков, который взял у охранника на воротах? Перед тем как его тебе отдать, я сделал копию себе.— Я так и думал. Это было мое дело, Эмиль. Ты не имел права в него лезть.— Твое имя там не упоминается, Андре. Я все просмотрел — от корки до корки. Каплонский должен был попасть туда через главный въезд и оттуда же уехать, чтобы при необходимости его можно было засветить. Они теперь так стали действовать. Но ты туда приезжал и уезжал, не расписываясь в журнале.Лапьер снова потянулся к пачке сигарет. Он кивнул и прикурил следующую.— Порт большой. Там не один вход и выход.— Ты знаешь их?Заключенный пожал плечами.— Мне приходилось там бывать, так что я в курсе. Так что же тебе от меня все-таки надо?Теперь Санк-Марс смотрел на него безо всякой приязни.— Пропала женщина. В последний раз ее видели с подрывником «Ангелов». Он угнал машину, разбил ее и, по всей видимости, где-то раздобыл другую. Весь день ни в одном клубе города никто не показывался.— Там в стене полно дыр, Эмиль.— Я хочу, чтобы ты проверил этот корабль, Андре, мне надо, чтобы ты пошел на русский грузовоз.Лапьер сплюнул, покачал головой, провел рукой по волосам.— Не много ли просишь, Эмиль? С каких это пор я тебе что-то должен?— Ты можешь это сделать, пошустрить там немного.— Я же сижу за решеткой, и это ни для кого не секрет.— Ты убивал для них. Они знают, что ты не святой.— Еще они знают о том, в каком я сейчас положении. — Лапьер встал, прошелся по камере, выпустил дым сигареты. — Ты хочешь, чтобы я отправился на корабль? — решил он уточнить. — С микрофоном?— Нет, это слишком большой риск. Возьми с собой сотовый телефон. Когда представится возможность, позвонишь и доложишь обстановку.Лапьер продолжал ходить.— Я, пожалуй, смогу на это пойти, Эмиль.— Выбор за тобой. Но тебе, наверное, не хотелось бы оказаться в качестве бывшего полицейского в тюрьме строгого режима?— Ну ты и подонок, — возмутился Лапьер. — Ты просто сволочь. Ты знаешь, какой там ад? Ты хоть представляешь это себе?— Ведь тебе всегда хотелось быть с теми, у кого разбито сердце?Лапьер прекрасно понимал, что попал в серьезную передрягу. Его прельщала перспектива выйти отсюда, одновременно пугая возможными последствиями. Он мог погибнуть.— Кто эта женщина?— Ты знаешь ее под именем банкирской дочки. Ее зовут Хитер Бантри.Лапьер остановился и уставился на него, широко раскрыв рот.— Так это она тебе стучит? Раньше ты засылал мальчишек сопливых, а теперь и за девочек принялся?— Андре, ее туда послало ЦРУ. А нам с тобой надо ее оттуда вытащить.— И я смогу идти на все четыре стороны?— Тебе это зачтется при вынесении приговора.— Эмиль, Господи!— Сделай дело, а там посмотрим.— Ну конечно, обвинение в нашем разговоре не представлено. И защитника своего я здесь что-то не вижу, который бы одобрил наш уговор.— Андре, — мягко напомнил Санк-Марс, — все улики у меня в руках. Прояви себя в этом деле, и мы посмотрим, что можно будет сделать.— Ты дашь мне пройти через все это и выйти с другой стороны?— Мне нужно вытащить оттуда живой Хитер Бантри. Я думаю, Акоп Артинян с радостью согласился бы обменять приговор своего убийцы на жизнь этой молодой женщины. Ладно, Андре, тебе же хотелось быть знаменитым грязным полицейским. Ты все время говорил мне, что ты по уши в дерьме. Это твой шанс сделать все по-своему, уникальная возможность перейти на темную сторону и посмотреть, куда это тебя приведет. По крайней мере, для разнообразия теперь ты сможешь это сделать на законных основаниях.С минуту Лапьер шагал по камере, обдумывая предложение. Каждый раз поднимая глаза на Санк-Марса, он видел его разбитое лицо, зашитые раны на голове и хищный взгляд соколиных глаз.— Какой у тебя план? — спросил он.— Ты туда заходишь, мы идем за тобой — я и оба мальчика. Мне не надо, чтобы бандиты об этом пронюхали. Ситуация с заложниками никого не обрадует. Мне ни быстрого захвата не надо, ни связанных с ним смертей при исполнении. Я не хочу, чтобы потом за мной подтирал дерьмо ОМОН. И совсем ни к чему, чтобы это дело перехватили «Росомахи», а потом запороли его из-за каких-то неполадок в их сверхсложном оборудовании. Мы, Андре, пойдем к востоку от Олдгейт. Убить или быть убитым. Но нам нужно, чтобы кто-то провел нас по этому кораблю. Я не могу допустить, чтобы мы там заблудились, надо, чтобы кто-нибудь нам там помог. Нам будет там нужен наводчик, и еще пять секунд я надеюсь, что им станешь ты.Лапьер раздавил каблуком еще один окурок.— У меня нет времени ждать, Андре. Что ты решил?— Зови охрану, — сказал ему Лапьер, вынимая из пачки следующую сигарету, — вытаскивай меня из этого проклятого обезьянника.— Охрана! — крикнул Санк-Марс. — Вернитесь на пост! Заключенного я беру с собой.Они ехали по дороге для грузовиков, с двух сторон огороженной трехметровой стеной, по верху которой вилась колючая проволока. В конце пути им пришлось оставить машину.— Калитка у нас за спиной, — сказал Лапьер. — Я войду первым, а вы идите за мной.— А как вы туда пройдете? — спросил Дегир.У Лапьера вокруг безымянного пальца была намотана цепочка для ключей.Дегир насупился и поджал полные губы, сдерживаясь, чтобы не заткнуть Лапьеру эту цепочку в глотку.— Хорошо, — разрядил ситуацию Санк-Марс. — Телефон у тебя есть, мой номер ты знаешь. Иди на корабль, выясни, там ли она, где они ее держат, потом позвони нам, сообщи, где девушка и как туда лучше добраться.— Мне бы пушку надо прихватить, Эмиль.— Не сегодня. Они считают, что ты отстранен от дел, поэтому не можешь носить оружие. Ты боишься, психуешь, ищешь возможность выпутаться. Они знают, что тебе пришлось уйти из-под следствия — они сами вынудили тебя к этому. Посмотри, что ты сможешь для себя выгадать. Пойди туда, выйди обратно, передай нам информацию. Мы будем висеть у тебя на хвосте. К тому времени, как ты вступишь с ними в контакт, мы уже будем на корабле. Если попадешь в переделку, дай нам знать любым способом. А теперь иди.Они смотрели, как он уходил, сгорбившись от холода и подняв воротник. Калитка находилась рядом с воротами для въезда грузовиков. У Лапьера были ключи и от калитки, и от ворот, но поскольку они шли пешком, он, естественно, открыл дверь калитки.— Интересно, там она или нет? — вслух размышлял Дегир.— Она там, — уверенно сказал Санк-Марс. — Мне сказали об этом. Лучше бы Андре подтвердить эту информацию.Лапьер вошел в калитку, оставив висячий замок открытым.— Откуда вы знаете? Вы хотите сказать, что ее провезли через главные ворота? — недоверчиво спросил Мэтерз.Санк-Марс покачал головой.— Дело в том, что я звонил сторожу у ворот, чтобы перепроверить. Из тех, кто нас интересует, там никто не проезжал. Но это навело меня на некоторые соображения. Может быть, здесь есть другой въезд? Они привезли и вывезли Санта-Клауса через главные ворота, чтобы Каплонскому потом было трудно отвертеться, а не потому, что это было необходимо. Имея это в виду, я понял, что они знают о другом пути сюда.— Но кто же вам тогда сказал, что она здесь? — Мэтерз цеплялся к начальнику, как банный лист.— Якушев. Капитан корабля. Я правильно произнес его имя?Мэтерз явно никак не врубался.— Разве можно ему доверять, Эмиль? Может быть, это просто ловушка.— Может быть, — согласился Санк-Марс. Он переводил взгляд с одного молодого человека на другого. — Вы оба ни на минуту не должны об этом забывать.Они смотрели, как Лапьер обогнул угол какого-то сарая и исчез из вида. Санк-Марс передал ключи от машины Дегиру и сказал:— Там в багажнике лежит коробка. Принеси ее в машину.Тот вернулся с большим коричневым картонным ящиком и раскрыл его на заднем сиденье. Сверху в нем лежали пуленепробиваемые жилеты не такого образца, какие выдавали в полиции. Это были жилеты высшего качества. На холоде в машине облачиться в них было непросто.— Я не хотел, чтобы Лапьер был в курсе, — сказал Санк-Марс. — Мы точно не знаем, на чьей он стороне.Под жилетами лежали три автоматических пистолета «Магнум» сорок четвертого калибра с устройствами для перезаряжания и шестью коробками с боеприпасами.— Еще один сюрприз, — сказал им Санк-Марс.— Где вы их достали?Каждый пистолет был больше тридцати сантиметров в длину.— Подарок. Каждый стоит три с половиной тысячи американских долларов. Ими уже пользовались.— У нас есть на них разрешения? — Билл прикидывал вес пистолета на руке.— Давай, Билл, не будем вдаваться в подробности. Скажем так, что после попытки в клочья разнести четверых офицеров полиции никто этим вопросом особенно интересоваться не станет.Они не без труда разделись, надели и закрепили бронежилеты, потом натянули на них форменные пиджаки и куртки. После этого вставили в полные пистолеты обоймы. Настало время уходить.— Еще одна вещь: в обоймах только по шесть патронов. Теперь задавайте вопросы, если они у вас есть, — сказал Санк-Марс. — Самое время.Вопрос решил задать Дегир. У него было такое угрюмое выражение лица, как будто он страдал от дурных предчувствий и постоянного беспокойства. Но Санк-Марс уже успел к этому привыкнуть.— Почему нас никто не прикрывает? Я не против — я только хочу спросить.— Вопрос по существу, Ален. На это есть несколько причин. Для начала скажу тебе, что на эту территорию наша юрисдикция не распространяется. На корабль нам вход воспрещен. Они могут использовать это как ловушку, потому что знают, что ни «Росомах», ни конную полицию я к этому делу подключать не собираюсь. Терпеть не могу бардак. По этой причине, в частности, я и послал туда Лапьера, чтобы он помог нам найти то, что мы ищем, а еще, чтобы слегка запудрить им мозги. Кроме того — и это главное, — я не собираюсь спасать эту женщину от «Ангелов», чтобы тут же передать ее властям на блюдечке с голубой каемочкой. Она причастна к покушению на убийство полицейских. Если девушка попадет в руки наших коллег, система покалечит всю ее жизнь. Но дело даже не в этом. Если ее упрячут за решетку, это будет то же самое, что вернуть ее «Ангелам», тем самым ей на деле подпишут смертный приговор. Она и недели в тюрьме не протянет — «Ангелы» об этом позаботятся. Нет, я никому не отдам этого ребенка на растерзание. Не в наших силах вернуть к жизни Акопа, но пусть я проклят буду, если отдам им еще и эту девочку. Пойми одну вещь — я хочу ее вытащить оттуда живой, а потом мне надо, чтобы она стала свободной. Единственная ее вина в том, что она хотел бороться за справедливость. За это, как правило, я людей не осуждаю. И уж точно не посылаю их на верную смерть.Оба молодых полицейских кивали головами, соглашаясь с тем, что он сказал. В тюрьме девушка обречена на скорую смерть, если только ей удастся выжить в ходе судебного процесса.— И еще одна вещь, о которой вы должны знать. Я не круглый идиот. У нас будет прикрытие и будет поддержка, но не санкционированные. Это будет сделано неофициально.— Что вы хотите сказать? — спросил Дегир.— Ваши друзья, — догадался Мэтерз. — Так же, как в тот раз с Лаженесом.— Нельзя же всем не верить, Ален, — ответил ему Санк-Марс. — Кому-то обязательно надо доверять. Вспомни об этом как-нибудь, когда рядом уже не будет таких старых дураков, как я.— Значит, нас подстрахуют полицейские?— Пара конных полицейских, пара ребят из провинциальной полиции, еще двое из городского патруля. Мы себя называем «росомашками». — Лицо его расплылось в улыбке.— О чем-то еще нам надо знать? — спросил Мэтерз.— К востоку от Олдгейт, — ответил Санк-Марс, открывая дверцу машины.— Вы мне скажете когда-нибудь, что это значит, или я раньше помру?— Убей или будешь убит, вот и все, что сейчас тебе надо знать.Они вышли из машины с большими пистолетами в карманах курток и широким шагом направились к калитке.Когда они поднимались по трапу на корабль, темп движения задавал Санк-Марс — чтобы не слишком устать, группа двигалась не быстро. Оказавшись на палубе, он остановился, чтобы отдышаться и осмотреться. Потом они молча направились к высившейся над кормой рулевой рубке. Они не стали подниматься туда по наружному трапу, а вошли внутрь помещения через люк, расположенный на уровне палубы. Там все трое некоторое время пережидали и прислушивались.— Вверх или вниз? — спросил Мэтерз.— Ален, — сказал Санк-Марс, — при любой ситуации прикрывай нам тыл. Билл, а ты поглядывай по сторонам, охраняй нас с флангов. Будьте предельно собранны, смотрите во все глаза.Они решили подняться наверх по крутым стальным ступеням, стараясь двигаться как можно тише. Последняя задача облегчалась монотонным гулом всех работавших систем корабля. Они поднялись на площадку после первого пролета. Санк-Марс опустился на колени, чтобы первым выглянуть за угол. Он увидел пустынный коридор и пошел по нему вперед, миновав какую-то лестницу. Дойдя до следующей, они поднялись выше. Там было гораздо светлее, от яркого света резало глаза — они оказались в недавно побеленном помещении, и оттуда Санк-Марс, сжимая в руке пистолет, повел их в направлении носа корабля. Дойдя до следующей лестницы, они пошли наверх.На полпути полицейские услышали какие-то голоса.Они пригнулись и осторожно продолжили путь, который проходил где-то под рулевой рубкой. Санк-Марс махнул сжимавшей пистолет рукой Мэтерзу, чтобы он шел дальше один.— Поднимись наверх, — прошептал он, — и посмотри, там ли наш капитан. Постарайся, чтобы тебя не заметили.Мэтерз бросился наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Дверь в коридор была открыта, он присел на корточки и осмотрелся, высунув ненадолго голову из-за угла. Какие-то мужчины говорили по-русски. Его никто не заметил, и скоро он вернулся обратно.— Нет, — сказал он, — капитана там нет, но я узнал двух моряков, которых мы видели в прошлый раз.— Каюта капитана должна быть где-то здесь.Они решили получше осмотреть уровень, на котором находились, и стали открывать двери кают. В одной из них полицейские испугали лежавшего на койке матроса.— Капитан, — сказал ему Санк-Марс. — Ка-пи-тан.Матрос сделал не очень понятный жест большим пальцем. Потом встал с постели в одном нижнем белье, но заметив оружие, отступил назад и захлопнул дверь.Санк-Марс развернулся в узком проходе и оперся на переборку. Махнув подбородком, указал на капитанскую каюту. Они с Дегиром встали по обе стороны двери, а Билл Мэтерз постучал.Капитан Вацлав Якушев был в том же мешковатом свитере с дырками на локтях. Он был просто коротышкой, и полицейский подумал, что этот человек должен был быть крепким орешком, чтобы так долго продержаться на своей работе при таком невысоком росте. Лицо его еще гуще обросло щетиной, в ней обильно пробивалась седина. Капитан сначала взглянул на Мэтерза, державшего в руке пистолет, потом на двух мужчин, стоявших по бокам. Он пригласил их зайти, чуть шире распахнув дверь и сделав жест свободной рукой.Он их ждал. На кровати лежали планы корабля — вид сбоку и вид сверху.— Здесь, — он показал пальцем, — находится девушка. Она глубоко внизу.Он подвинул к себе боковой план корабля и стал водить пальцем по разным уровням, показывая им, как проникнуть в недра грузовоза.Санк-Марс отвел взгляд от его пальца и внимательно посмотрел ему в глаза.— Почему? — спросил он.— Я дал девушке слово. Она не будет убита на моем корабле. Я не знал, что они приведут ее обратно сюда. Я не уважаю этих людей.Мэтерз с удивлением взглянул на сержанта-детектива.— Можешь задать свой вопрос, Билл, — разрешил ему Санк-Марс.— Капитан, я не могу понять, куда делся ваш акцент?— Старый трюк КГБ, — объяснил снова с сильным акцентом капитан, чуть заметно улыбнувшись, — Если враг верит, что ты говоришь только с акцентом, они тебя не узнают, когда ты говоришь как они.— Вы ведь непричастны к этой сваре, капитан? — не то констатировал, не то спросил Санк-Марс.— Непричастен. Это не делает чести.В этот момент зазвонил сотовый телефон Санк-Марса.— Слушаю.— Пятое марта, как я понимаю, — произнес голос на безупречном английском языке. Из-за грохочущего шума почти ничего не было слышно.— Кто говорит?— Нас друг другу не представляли. Некоторые ваши приятели называют меня Царем. Ваш друг Лапьер хочет перекинуться с вами парой слов. Даю его вам.Сначала в трубке грохотало, потом раздался нечеловеческий душераздирающий вопль.— Андре?! Андре!Жуткий, леденящий душу крик прекратился, потом донесся опять.После этого говоривший с ним сначала человек произнес:— Приветствуем вас на борту корабля, М5. Хотите договориться? Тогда можете мне позвонить.Связь оборвалась.Санк-Марс продолжал стоять, прижимая трубку к уху.— Эмиль, — окликнул его Мэтерз.В конце концов он убрал телефон в карман.— Изучайте план, — приказал он, в его голосе звучала нескрываемая ярость. — Запомните все, что сможете.В течение двадцати секунд трое мужчин изучали план, потом вышли из каюты и направились вглубь корабля.Решение, которое принял Санк-Марс, было простым. Независимо от того, направил их капитан на нижние уровни кормовой части судна, где располагались каюты команды, соседствовавшие с машинным отделением и системами обслуживания корабля, чтобы заманить их там в ловушку, или он указал им верное направление, следуя которому они могли спасти Джулию, они должны были туда добраться. Ждала их засада или освобождение девушки, в любом случае им надо было попасть на семнадцатый уровень под палубой российского грузовоза. Они спустились на лифте на четырнадцать уровней, а дальше предстояло спускаться по лестницам. Полицейские оказались в лабиринте помещений и коридоров, где ровный гул корабельных систем отдавался от стальных переборок и шпангоутов. Трое мужчин проходили отрезок пути, останавливались, прислушивались, выжидали и двигались дальше.Локоть левой руки Санк-Марса был поднят до уровня подбородка и согнут так, что левая рука лежала на правом плече. А на самом локте между мышцами руки лежал ствол автоматического «магнума», которым он слегка водил из стороны в сторону. Таким образом, руки защищали его от выстрела в голову, а пуленепробиваемый жилет прикрывал грудь. Он двигался короткими осторожными перебежками. За ним следовал Мэтерз шагом, которому его учили в полиции — зажав пистолет обеими руками и мягко ступая, так, чтобы, если его собьют, падать лицом вниз, имея возможность продолжать стрельбу. Дегир держал пистолет на уровне глаз, чтобы лучше целиться, руки его были согнуты, он двигался боком, чем-то напоминая краба, и постоянно отслеживал обстановку и сзади и впереди.Они перешли через мостик.Трое полицейских переходили из света в тень, под ногами мелко дрожал корпус корабля. В коридоре они остановились для краткого совещания. Мэтерз сказал, что они идут в правильном направлении — он хорошо запомнил план судна и предложил двигаться дальше. Остальные с ним согласились, и они двинулись дальше.Мэтерз держал правильное направление. Коридор, проходящий через бимс судна, вел к хитросплетению отдельных кают, хозяйственных кладовых, румпельному отделению и другим техническим помещениям, а также к ремонтным мастерским. Где-то в этом запутанном лабиринте и должна была находиться молодая женщина.Они какое-то время прислушивались, но кроме ровного гула генераторов и монотонного шелеста теплого воздуха в трубах вентиляции, ничего не слышали. Санк-Марс продолжал идти впереди, Мэтерз следовал за ним, Дегир был замыкающим.Они двигались дальше, но скоро Санк-Марс сделал им знак остановиться.— Я пойду вперед, а вы немного переждите и идите за мной с интервалом, — сказал он. — Нам надо рассредоточиться.Он прошел вперед, молодые полицейские прикрывали его на некотором отдалении. Они видели, как он остановился около другого коридора, проверил его и стал ждать, пока они подойдут, первым Мэтерз, чуть позже — Дегир. Каждый из них понимал, что в узком проходе и зона обзора меньше, и возможность для маневра ограничена. В случае засады там они не смогут укрыться в боковом проходе и станут легкой добычей.— Билл, смотри вперед, — распорядился Санк-Марс. — Ален…— …смотрю назад, — закончил за него фразу Дегир, чуть выгнув бровь.— Мы должны все здесь проверить.Они медленно продвигались вперед. Санк-Марс распахивал каждую дверь и внимательно осматривал каждое помещение. На полпути до конца прохода Мэтерз коснулся его плеча. На одной из дверей белел оторванный кусок газеты. На нем было написано: «Добро пожаловать, М5».Санк-Марс дал знак двоим полицейским следить за коридором с обеих сторон. Он сказал им отойти подальше от двери, опасаясь, что за ней может быть заложена бомба. Детектив надеялся, что его самого в этом случае надежно защитит стальная дверь, и перед тем, как ее распахнуть, опустился на корточки. Оба его помощника напряженно переводили взгляды то на него, то на входы в коридор. Санк-Марс потянулся к ручке двери и повернул ее вниз. Дверь приоткрылась. Взрыва не последовало. Он открыл ее чуть пошире. Ни спускового механизма, ни натянутой проволоки за ней не было. Тогда он саданул по двери так, что она отлетела на петлях до упора и стукнулась о стену. Санк-Марс тут же отнял руку, чтобы дверь, отскочив от стены, не ударила по нему, прицелился, пригнув плечи, потом вдруг резко наклонился вперед, как будто сложился пополам, и встал на колени.— Эмиль! — повернувшись к нему, крикнул Мэтерз.Но тут истошно заорал Дегир:— Билл! Ложись! — и в тот же момент несколько раз выстрелил.Лежавший на животе Мэтерз обернулся и увидел сзади, как падает здоровенный «Ангел ада», сжимающий в руке дробовик.— Все проверить! — приказал, стоя на коленях, Санк-Марс, склонившись вперед.Они не знали, что с ним. Оба молодых полицейских подбежали к противоположным выходам из коридора, чтобы прояснить ситуацию. Каждый дал знак, что все чисто. Дегир проверил состояние своей жертвы — пульса у байкера не было. Пистолет стрелял с такой скоростью, которой он сам не ожидал. Он всадил в бандита не меньше четырех пуль. У него шла кровь изо рта и из пулевых отверстий в спине.— Идите сюда! — позвал их Санк-Марс.Полицейские подошли к нему, пятясь задом, с пистолетами наготове. Санк-Марс все еще стоял на коленях, но уже выпрямившись. Они все еще не понимали, почему он упал на колени.В дверном проеме, подвешенный на цепях, висел сержант-детектив Андре Лапьер, причем его голова находилась на уровне их груди. Этому усохшему как скелет высокому мужчине отпилили ноги выше колен циркулярной пилой, которая валялась рядом, залитая кровью.— Опустите его на пол, — приказал Санк-Марс, — он еще жив.Пока молодые полицейские распутывали цепи и клали обезображенное безжизненное тело в лужу натекшей на пол крови, он охранял коридор. Оба мужчины справлялись с этой задачей с большим трудом, а когда Мэтерз заметил в углу отрезанные окровавленные части ног, он не смог сдержаться — его вывернуло наизнанку. Санк-Марс уже с кем-то негромко и деловито говорил по телефону.— Срочно пришлите врачей. Семнадцатый уровень под палубой со стороны кормы. Найдите капитана или кого-нибудь еще, чтобы вас провели вниз по кораблю. Пусть они сделают это быстро и обеспечьте им полную личную безопасность. Если ее не будет, не суйтесь сюда. Всю прилегающую территорию плотно взять в кольцо. По периметру должен стоять ОМОН. Срочно исполняйте. Все. — После этого он тут же обратился к Мэтерзу, чтобы быстрее вывести напарника из его состояния: — Билл, принеси простыни. Пройди обратно тем же путем, каким мы пришли. Там в некоторых каютах есть застеленные койки. Мы с Дегиром прикроем тебя.Мэтерз пошел выполнять приказ, но в первой же каюте на него накатила дурнота, и его снова вырвало. Он вытер рот и лицо первой попавшейся простыней, потом сорвал простыни со всех коек и бегом вернулся назад.— Оберни его. Важно, чтобы он не замерз.Санк-Марс сорвал с себя ремень, обмотал им один кровавый обрубок и изо всех сил его затянул. Завязав узел, он взял отвертку со стоявшего рядом верстака и затянул ремень еще сильнее. Он вертел отвертку до тех пор, пока жгут не затянулся и кровь перестала течь, и закрепил отвертку, чтобы жгут не ослаб. Лапьер потерял слишком много крови — шансов выжить у него практически не осталось. К тому времени, как Санк-Марс закончил с одним обрубком, Дегир уже снял ремень, и они вместе сделали то же самое со вторым обрубком. Все это время Мэтерз их охранял, следя за тем, чтобы «Ангелы ада» не появились поблизости, хоть в душе ему очень хотелось замочить пару этих гадов — иначе день нельзя считать успешным.— Ладно, — сказал Санк-Марс, — теперь мы его здесь оставим. Помощь на подходе. А мы для него ничего больше сделать не можем.— Да нет, Эмиль, как же мы оставим его здесь в таком состоянии? — возразил Мэтерз.— Это именно то, на что они рассчитывают, — задержать нас тут и разделить. Билл, я не хочу, чтобы они сделали то же самое с женщиной. Она ведь еще почти ребенок.Мэтерз подумал и решил, что напарник прав.— Пойми, — продолжал Санк-Марс, — они хотят отвлечь нас от цели. Им надо задержать нас и отсечь меня от вас. Перед ними сейчас стоит одна из двух задач, а может быть, обе вместе. Первая — им надо смыться. И вторая — они хотят меня убрать. Думаю, что перед тем, как попытаться скрыться, они снова постараются меня подстрелить. А мне это совсем не светит…— Куда мы теперь направляемся, Эмиль?— Идите за мной.Он сам неплохо запомнил план корабля. На этот раз они перемещались быстро, как движущиеся мишени в тире, юркие и непредсказуемые. Он провел их на один уровень ниже, где располагалось машинное отделение, и там они остановились за перегородкой. Санк-Марс снова сделал звонок.— Свяжитесь с капитаном корабля. Вырубите судно на двести секунд. Электричество, вытяжки, свет — все. Мне нужно, чтобы ровно двести секунд здесь была тишина. Вам ясно? Конец связи.Он взглянул на лица своих молодых коллег.— Перезаряди пистолет, Ален, у тебя там ничего не осталось.Меняя обойму, Дегир немного успокоился, хотя пальцы его дрожали. Он был явно напуган, выглядел мрачным, а и без того большие карие глаза Мэтерза были так широко раскрыты, что казались с хоккейные шайбы.— В чем дело, Эмиль?— Насколько можно судить, они уже оставили корабль. Их главарь — человек дотошный, мы с вами могли в этом убедиться хотя бы по тому, как он очистил место преступления. Скорее всего, он знает о каком-то способе отсюда смыться, о котором не знает никто другой, даже капитан. Не забывайте, что он профессионал из КГБ, а не какой-нибудь дебильный долдон из «Ангелов ада».— Ну и что?— Я думаю, он еще раз попытается так подстроить, чтобы меня подстрелили. Ему очень надо от меня избавиться. Я, конечно, могу ошибаться. Но ему нужно было выиграть время, и он это сделал. Единственное, что нам сейчас остается, это надежда на то, что он все еще на корабле и мы сумеем ему помешать. — Санк-Марс набрал на телефоне номер, но звонить не стал. — Он просил меня ему перезвонить. Я это сделаю, когда вырубят свет. Когда свет погаснет, мы войдем в машинное отделение. Зачем он нас так далеко завел? Ясно — чтобы вынудить спуститься еще ниже. Мы тихо пройдем через машинное отделение в темноте. Хорошенько прислушивайтесь к сигналу сотового телефона Андре. Он даст нам знать, на корабле ли еще этот малый и, может быть, где именно он сейчас. Я буду с ним говорить, перезвоню ему. А вы двигайтесь в том направлении, откуда раздастся звук. Когда свет снова загорится, идите дальше. Но все время поглядывайте наверх. Они любят снайперов. И помните: Джулию мы должны вытащить отсюда живой.Свет отключили не так быстро, как он рассчитывал. Сначала они услышали, как смолкла система вентиляции, потом стихли генераторы, обогревающие эту махину. И только после погас свет. Стало темно и необычно тихо.— Кладем руки на плечи того, кто впереди. Пошли.Он запомнил путь, и они прошли его на ощупь до двери. Санк-Марс распахнул дверь. Они вошли в гигантское помещение машинного отделения, но не учли, что там слабо светили несколько аварийных лампочек. Тусклый свет отбрасывал странные и, казалось, угрожающие тени. Он не знал, поможет им этот свет или помешает, но пока лампы помогали им идти в царившей полутьме, и они шли вперед, стараясь, чтобы сверху их защищал навес из переплетенных труб. Санк-Марс нажал на телефоне кнопку вызова.Где-то вдали раздалось щебетание сотового телефона.Санк-Марс взглянул на очертания двух движущихся в темноте молодых офицеров.— Господин Санк-Марс? — ответил голос в трубке.— Чего вы хотите? — негромко спросил он.— Вы здесь сегодня умрете, — шепотом ответил человек, — или мы с вами сумеем договориться.— О чем вы собираетесь договариваться?— Мне нужны сведения о третьей стороне, о которой нес какую-то чушь Андре. Мне нужен иностранный агент, М5, его имя, должность, описание внешности и адрес. А вы что хотите?— Женщину.— Да, она сказала нам, что работает на вас. Еще она доставила мне оральное удовольствие. Она вам все еще нужна?Санк-Марс ждал.— Нужна?— Да.— Счет сравнялся. Женщину за иностранного агента. Не отключайте телефон. Я с вами свяжусь.Он выключил связь.Припадая к полу, Санк-Марс быстро двигался в полутьме. Он опаздывал. Над ними высились молчавшие машины, как будто это помещение было моргом для энергии поршней. Кто-то схватил его за куртку. Это был тяжело дышавший БИЛЛ Мэтерз.Санк-Марс нажал на кнопку автодозвона, чтобы снова связаться с телефоном Андре, но на этот раз звонок не прошел. Его противник не стал наступать на одни и те же грабли второй раз.Мэтерз с Дегиром постоянно держали друг друга в поле зрения; Дегир сделал Мэтерзу знак, что продолжает двигаться вперед. Согнувшись, Мэтерз и Санк-Марс избрали разные пути, чтобы дойти до одного и того же места. В сумрачных отсветах лампочек они заметили силуэты людей, которые затаились и выжидали, стремясь найти во мраке корабельного чрева признаки жизни. Пока они полицейских не заметили. Стоявший рядом с Санк-Марсом Мэтерз показал, что собирается пересечь лежавшее перед ними открытое пространство, чтобы занять более выгодную позицию в этом гадючьем гнезде. Санк-Марс кивнул.Тьма была достаточным прикрытием для Билла Мэтерза, но, когда он прошел уже две трети расстояния, внезапно включился свет, и в него выстрелил снайпер, укрывшийся на стальных стропилах. Дегир и Санк-Марс стали палить вверх и попали в стрелка, который отпрянул назад, потом подался вперед и в нелепой позе застыл на перекладине. Винтовка выпала у него из рук, лязгнула по металлическим конструкциям и отрикошетила от них как стреляная гильза.— Прикрой меня! — крикнул Санк-Марс.Он уже заметил отход высокого темноволосого мужчины и других, включая Джулию. Они покидали помещение. Он обнаружил подстроенную ими засаду, и бандиты теперь тоже были готовы к атаке. Действовать надо было быстрее.Автоматная очередь заставила Санк-Марса растянуться на полу машинного отделения, но по стрелявшему открыл огонь Дегир. Стрелок пустился наутек, скрывшись за той же дверью, за которой только что исчезли его приятели.— Билл!Санк-Марс перевернул напарника.Мэтерз еле дышал от страха и боли, но все пули попали ему в бронежилет.— Господи! Надо же, как болит…— Ты можешь встать? Лучше нам уйти с этого места.Ему нужна была помощь, но вместе с начальником он смог доковылять до первого укрытия.— Что случилось? — спросил Мэтерз, прижимая руку к нестерпимо болевшей груди.— Она жива, Билл. Пока она жива. Руки у нее связаны за спиной, она была с ними, но главное, что она жива. Ты видел ее, Ален?Дегир подбежал к ним, его трясло, когда он провел рукой рядом с губами.— Они залепили ей рот клейкой лентой.— Идите, — сказал Мэтерз, — идите. Я догоню вас, если смогу.Санк-Марс с Дегиром отправились вдогонку за беглецами, а Мэтерз поковылял им вслед. Дверь они открывали очень осторожно, хотя знали, что любое их промедление играет на руку Царю. За дверью оказалась лестничная клетка. Лестница вела только наверх, но разобрать, был ли там кто-нибудь, они не могли. Ступени уходили очень высоко, причем каждый уровень, который пересекала лестница, надо было проверять. У Санк-Марса возникло мерзкое предчувствие, что он их упустил. Выше — он уже потерял счет уровням — полицейские нашли люк, используемый для того, чтобы покидать судно. Снаружи к борту корабля, видимо, была прикреплена небольшая гондола, спускавшаяся на канате прямо на причал. Канат был обрезан. В окружавшем их полумраке, в неизвестном ему лабиринте, где у преследуемых были все ключи, а преследователей всюду ждали лишь запертые замки, Санк-Марс окончательно понял, что и на этот раз наверняка упустил бандитов.Он тяжело дышал. Дегир стоял рядом. Они посмотрели в люк, и им показалось, что за стеной — конец, бездна. Вскоре их с трудом догнал запыхавшийся Мэтерз, у которого болело все тело.— Что теперь? — спросил он, опасаясь, как бы у его напарника не опустились руки.— Он хочет обменять Джулию на этого малого из ЦРУ, — сказал ему Санк-Марс. — Надеюсь, это еще на какое-то время сохранит ей жизнь. Если, конечно, она сама не сдаст ему Норриса.Мэтерз прислонился к стене, надеясь хоть немного унять боль.— Что будем делать?— Будем ждать.Было непонятно, то ли Мэтерз рассмеялся, то ли заплакал. Голова его тряслась, он что-то бессвязно бормотал.— Что с тобой?— Меня сегодня чуть не взорвали. Машина, в которой я сидел, перевернулась. Я видел отпиленные ноги Андре — жуть! Потом в меня стреляли, и хоть угодили в бронежилет, боль дикая. А теперь вы мне еще говорите, что нам ничего не остается, как просто ждать.— Это и есть работа полицейского, Билл. — Ни Мэтерз, ни Дегир точно не поняли, всерьез он это произнес или с горькой иронией. А может быть, у него была такая манера шутить.Санк-Марс засунул пистолет в карман и проверил, включен ли его телефон на прием.— Пойдемте, — сказал он. — Надо посмотреть, что делается на палубе. Будьте готовы увидеть там много дерьма, которому придется за все это заплатить.Они помогали Мэтерзу подниматься по сходням до самого верха. На палубу все трое вышли совершенно обессиленные.После всех перипетий на корабле их участники собрались в полицейском управлении в общем помещении рядом с кабинкой Санк-Марса. Некоторые сидели, положив ноги на столы и стулья, чтобы дать им отдых. Трамбле в конце концов выпустили из больницы. При взрыве кроме трещин в ребрах он еще получил сотрясение мозга, и в отличие от Санк-Марса ему пришлось лечь на обследование. В тот день лишь Дегир обошелся без серьезных ранений, но и он чувствовал себя неважно. Он убил «ангела ада», который целился из дробовика в Санк-Марса, а чуть позже вместе с ним они подстрелили снайпера на стропилах. Никогда раньше Дегиру не доводилось применять оружие по долгу службы, и теперь его время от времени бросало в дрожь. Да еще и жуткое зрелище отпиленных ног Лапьера, кровь, сочившаяся из обрезанных брючин… Он был бледен и, казалось, замкнулся в себе. Никто не собирался отпускать его домой одного.Синяки, полученные Биллом Мэтерзом при взрыве, быстро проходили, но эти места прилично опухли. Острая боль от пуль, попавших в пуленепробиваемый жилет, почти прошла, но каждый раз, когда ему надо было что-то сделать левой рукой, он сначала приподнимал ее правой. Превозмогая боль, он постоянно подносил руки к лицу.Санк-Марс слегка отодвинул кресло и положил ноги на выдвинутый ящик стола своего коллеги. В управлении был создан пункт слежения за оперативной обстановкой, расположенный дальше по коридору, что было целым событием, потому что он открывался в таких экстренных случаях, как демонстрации или серьезные нарушения общественного порядка. Однако никаких следов молодой женщины и ее похитителей до сих пор обнаружено не было, и никто толком не знал, что именно надо искать.Все новости были неутешительными. Андре Лапьер умер. Русский перезвонил и в расчете на то, что звонок будет записан, снова говорил с акцентом.— Я хочу третью сторону, знать, где я могу его искать. В обмене вы получать девушку. Звоните между полночь и две минуты потом с решением. Вам использовать номер Андре. Когда я вижу, что вы сделали все, что сказали, получите девушку. Не раньше.Убийственный выбор.В кабинке Санк-Марса раздался телефонный звонок, он с трудом встал, сгорбившись прошел к себе и посмотрел на черный аппарат. Ему никогда не нравилось гадать на кофейной гуще. Он знал, что за ним гоняются «Росомахи», которые мечтают вытрясти из него всю интересующую их информацию. А может быть, они решили с него живого шкуру содрать. Он не спал уже двадцать пять часов, и допроса своих коллег просто бы не выдержал. Ему выше крыши хватило взрыва, убийства байкеров на корабле и остальных приключений, хотя в сложившейся ситуации встреча с братьями по оружию должна была бы скорее походить на его чествование, а не на допрос. Со временем положение, конечно, изменится, он был в этом уверен. Хотя могла звонить и Сандра — она постоянно ему названивала и просила приехать домой. Он снял трубку.— Эмиль, ну и денек сегодня выдался, — услышал он голос Селвина Норриса.— Я дважды ее упустил, — признался Санк-Марс.— Мои новости еще печальнее.Он не хотел больше плохих новостей. Санк-Марс уперся кулаком в стол — ему было трудно стоять.— Рассказывайте.— Мой привратник заметил, что из гаража выехала подозрительная машина — мини-вэн, который не должен был там находиться. Из-за всего, что сегодня случилось, он решил мне об этом рассказать.— Ну и что?— Я серьезно отнесся к вашему предупреждению, Эмиль. Проверил мою машину. К счастью, я решил открыть пассажирскую дверь, чтобы попасть внутрь. Эмиль, она заминирована. Мне необходима помощь группы по обезвреживанию взрывных устройств.Санк-Марс прикрыл рукой микрофон и с трубкой в руке подошел к Трамбле.— Срочно нужен отряд саперов.Лейтенант-детектив перешел к делу, остальные полицейские тоже встали.— Господин Норрис, опечатайте гараж до нашего приезда. Никого не пускайте внутрь. Убедитесь, что там никого нет.— Я уже об этом позаботился. Эмиль, вы понимаете, что это значит?В комнате воцарилась мертвая тишина. После паузы Санк-Марс ответил:— Да, — голос его стал хриплым.— Эмиль, мне надо исчезнуть.— Хорошо. Оставьте ключи от машины привратнику. Скажите ему, чтобы не вздумал на ней прокатиться.— Все сделано. Мне очень жаль, что так случилось, Эмиль.— Да, — ответил Санк-Марс, с удивлением обнаружив, что не чувствует ни злости, ни желания отомстить. — Нам всем очень жаль.Он положил трубку.Трамбле зашел к нему в кабинку.— Скажи мне, в чем дело.— Улица Маунтин. Ален и Билл знают адрес. Там в подземном гараже стоит заминированная машина «инфинити-СИ5». Подожди! — Все застыли на месте. — Эта бомба заложена «Ангелами». Как правило, они пользуются для взрыва дистанционным управлением. Это значит, что саперы должны туда проникнуть тайком, а нам надо прошерстить улицу, чтобы найти бандита, который должен ее взорвать.Трамбле и Дегир быстро ушли. С напарником остался только Мэтерз.— Эмиль, а мы не можем обратить это к своей пользе? Теперь, когда они знают имя и адрес Норриса, они могут вернуть нам женщину или потребовать в обмен что-то другое.Санк-Марс встал. Он чувствовал невероятную усталость, даже думать ему было тяжело.— Нет, Билл, этот номер с ними не пройдет.— Почему?— Норрис мог иметь для них такое значение, что за него они были готовы вернуть Джулию. Я очень на это рассчитывал, Билл, но ничего равного ему у нас больше нет. Так быстро его найти через Лаженеса они не могли. Вспомни, сколько это заняло времени у нас уже после того, как мы вычислили его машину. Если они засекли Норриса, значит, она сама его им сдала. Разве можно ее за это винить? Она и так держалась гораздо дольше, чем Андре, а Андре был не робкого десятка. Должно быть, она видела, что они с ним сделали. Но в тот самый момент, когда она сдала им Селвина Норриса, Джулия подписала себе смертный приговор, — он скосил взгляд и увидел свое отражение в зеркале. — С ней, Билл, вопрос решен. Мы ее потеряли. Господи, я только надеюсь, что она не очень мучилась. Я молюсь, чтобы нам не пришлось собирать ее по кускам.Когда Мэтерз осознал все сказанное начальником, он как-то весь обмяк, сник, подался вперед и опустил голову. Ему выть хотелось, стены крушить, но вместо этого он склонился еще ниже и упер голову в руки. Санк-Марс отвернулся и уставился в окно, но за окном он ничего не видел, потому что мысль о смерти девушки разрывала ему сердце.В общей части разделенного перегородками помещения вдруг раздался шум голосов и резкие звуки команд.— Подождите, — сказал Мэтерз, внезапно оживая. Голова его все еще была низко опущена, но он махал рукой, как будто ему не хватало воздуха. — Вы мне как-то говорили, что мы не сдадимся, пока не найдем эту женщину в шкафу с мясным крюком в груди. А этого еще не случилось!Слова напарника только подлили масла в огонь нараставшей в душе измученного Санк-Марса ярости — он был не в том настроении, когда испытывают беспочвенный оптимизм.— Билл, не будь таким наивным.— Нет, — он поднял голову и рубанул рукой воздух. — Нет, Эмиль, послушайте. Вы правы, у нее не было никаких шансов устоять против них. Когда русский звонил вам в последний раз, он уже знал его имя. Он просил вас назвать имя, которое ему уже было известно. Они не могли заминировать машину так быстро. Они все узнали про Норриса раньше.Санк-Марс взглянул на подчиненного с интересом.— Ты, Билл, начинаешь рассуждать как я.— Когда вы ему позвоните в двенадцать часов, Селвина Норриса им вполне можно будет сдать, потому что они о нем все равно уже знают. У русского было что-то еще на уме. Ему от вас нужно что-то другое.— Конечно. Он заставит меня слушать ее крики, как он сделал с Андре. — Ему совсем не хотелось об этом вспоминать.— С Норрисом он вас только проверяет. Он хочет знать, насколько с вами можно иметь дело. Но на самом деле, Эмиль, у него в голове что-то другое. У нас еще есть надежда.То ли от усталости, то ли от ощущения беспросветного отчаяния, но Санк-Марс отреагировал на его слова без всякого оптимизма. Ситуация не оставляла детективу даже искры надежды.— Я не узнаю, что у него на уме, пока не позвоню ему, а когда я ему позвоню, думаю, мне это не понравится.В дверном проеме показалась голова Трамбле.— Операция под контролем. Мы заходим в гараж с параллельной улицы.— Это всего лишь машина. Смотрите, не убейте там кого-нибудь.— Слушай, Эмиль, мне очень жаль, но «Росомахи» к нам снова пожаловали.— Отправь их к чертовой матери.— Не могу же я им вечно морочить голову.Эмиль Санк-Марс положил руку на лоб, прикрыв глаз с таким выражением на лице, как будто голова у него раскалывается. Сначала он бросил взгляд на Мэтерза, потом на Трамбле и нашел выход из положения.— Реми, у Билла возникли кое-какие соображения по поводу этой бомбы, он считает, она может дать нам шанс. Скажи «Росомахам», что я немедленно должен выехать на место. Мне надо собраться с мыслями до звонка, который я должен сделать в полночь.Трамбле был рад получить любое удовлетворительное объяснение. В тот день Санк-Марс спас ему жизнь, вынув бомбу из машины. Позже, когда они оба лежали в палате реанимации в ожидании врача, он сказал ему, что одна из двух бомб — уже неплохой результат. Они никак не могли учесть, что рядом будет стоять грузовик. Когда прогремел взрыв и их завертело в разбитой машине, он уже считал себя покойником. Последнее, что осталось в его памяти, это имена детей, которые он повторял.— Я сейчас свяжусь с их капитаном. Мы соблюдаем режим радиомолчания, Эмиль. Езжай туда по улице Драммонд. Пообещай мне, что нигде не остановишься и не будешь торопиться. Ты выглядишь как дерьмо, обернутое в фольгу и разогретое в микроволновке.По дороге к дому, где жил Селвин Норрис, детективы были немногословны. Санк-Марсу надо было скоротать до полуночи еще сорок шесть минут, ему совсем не хотелось потратить это время на разговоры с «Росомахами». Они бы потребовали от него полный отчет — о Норрисе, о Джулии, о том, какие у него были основания для вторжения на корабль, и кто дал ему право без их санкции вступать в переговоры с Царем. Они запросто могли его арестовать за превышение полномочий, — наказав тем самым за то, что он отверг их предложение о сотрудничестве. Клин, как говорится, клином вышибают. Они нашли дорожку, по которой саперы проникли в здание со двора с параллельной улицы и наткнулись по дороге на Дегира. Странно, но на душе у всех троих как-то потеплело: после всего пережитого в тот день они снова были вместе…Санк-Марс с трудом спустился по ступеням, ведущим в гараж, и выслушал новости, которые доложил Ален Дегир. Бомба была необычной. Она соединялась проволокой с дверцей водителя, и, казалось, в ней не был установлен часовой механизм. Однако саперы не обнаружили там и электронного детонатора. Две динамитные шашки могли легко раскурочить всю машину, но ущерб для окружающих за ее пределами был бы невелик. Они полагали, что поскольку от бомбы, подложенной в машину у спортивного клуба, удалось так легко избавиться, здесь байкеры установили взрывное устройство, которое нельзя было убрать. Саперы работали очень тщательно и педантично — они уже сняли дверцу и теперь пытались вынуть переднее сиденье. Автомобиль был залит ярким светом. Всех жильцов высокого жилого дома, начиная с нижних этажей, вывели через черный ход и увезли отсюда на автобусе.Санк-Марс посмотрел на часы. До полуночи оставалось пять минут.Откуда-то вынырнул Мэтерз с двумя чашечками кофе.— Где ты это взял?— Наверху никого нет. Я увидел, что в одной квартире открыта дверь. Там на кухне кто-то оставил полную кофеварку.— Ты неисправим, Билл. Тебя за это надо бы арестовать.Они отпили горячего напитка.— Вы будете звонить?— Разве у меня есть выбор?— Что вы хотите ему сказать?— Ничего. Он захочет мне зубы выбить, а я за это еще должен буду перед ним извиниться.После этих слов Мэтерз отошел в сторону.Санк-Марсу хотелось от переполнявшей его ярости вдарить изо всех сил в стену. Он снова бросил взгляд на часы — стрелки будто замерли на месте. Он считал секунды. Болел каждый сустав. Он ждал. Звонить ему надо было между двенадцатью и двумя минутами первого. Дегир и Мэтерз стояли на ступенях ниже него. Он набрал номер средним пальцем. Две минуты он разделил пополам. Одна минута после полуночи. Он коснулся пальцем кнопки вызова.Когда в тот день силой взрыва подняло их машину над мостовой, Санк-Марс потерял ботинок. Пока машина кувыркалась в воздухе, он старался смотреть на то, как ботинок мотался внутри машины, пока не стукнул его подметкой по носу. Он запомнил охватившее его страстное желание выскочить из собственного тела до того, как он будет убит, а после, когда машина упала на спущенные колеса и он, к собственному удивлению, остался жив, сержант-детектив почувствовал, что предал самого себя, так быстро сдавшись.Санк-Марс поднял голову.— Ален, улицу проверили?— Да, сэр, — казалось, он успокоился, стал легче дышать.— Подрывника не нашли?— Даже намека на него нет. Мы предметно проверили все припаркованные на улице машины. Но, может быть, он прячется в каком-нибудь здании.— Это не их стиль. А что саперы говорят по поводу бомбы?— Ее нельзя снять, предварительно не отключив.— Часовой механизм?— Не обнаружили.— Дистанционное управление?— Не нашли. Я уже говорил вам.— Ален — только быстро — проверь немедленно! Спроси у них, прикреплен ли к устройству сотовый телефон.Дегиру было разрешено спускаться к саперам, потому что в группе по обезвреживанию взрывных устройств его назначили связным с сыщиками. Это позволяло ему беспрепятственно подходить к машине. Он тут же ушел, а Мэтерз заметил, что Санк-Марс вообще отключил телефон. Сначала оба они затаили дыхание, потом вдруг задышали очень часто. Они вместе бросились по лестнице вниз и стали ждать новостей. Дегир стоял рядом с машиной в лучах слепящего света. Он повернулся к ним.— Да! — крикнул молодой полицейский. — Да, сэр!— Всем покинуть помещение! — закричал Санк-Марс.Они с Мэтерзом прошли под лентой с надписью «Проход запрещен!» и быстро пересекли отделявшее их от машины пространство.— Саперы, — скомандовал Санк-Марс, — на выход! У кого ключи? Где ключи?!Мэтерзу пришлось слегка подталкивать саперов к выходу.— В чем дело, сэр? — обратился к полицейским ответственный за снятие взрывателя с бомбы.Он высунул голову из машины и распрямился во весь рост, потом вынул ключи из кармана куртки и положил их на ладонь. Это был крупный курчавый парень с пухлыми пальцами. Санк-Марс удивился, как он может заниматься таким тонким делом такими толстыми пальцами.— Она в багажнике! Женщина в багажнике! Бросьте мне ключи и валите отсюда к чертовой матери!— Эмиль! — крикнул Мэтерз.Санк-Марс легонько стукнул его в грудь кулаком.— Если я не позвоню, Царь позвонит сам!Он снова посмотрел на часы. Две минуты первого. Детектив протянул руку, чтобы взять ключи.— Сэр, — сказал ему внушительный сапер, — крышка багажника может быть подсоединена к взрывному устройству. Мы выяснили, что провода протянуты повсюду. Некоторые могут сработать как детонаторы, другие — обманки. Я не успел еще все отследить, а бомба наверняка не разряжена.— Бросьте мне ключи, — спокойно произнес Санк-Марс. — Человек, подложивший эту бомбу, может позвонить в любой момент по сотовому, и машина взлетит на воздух.Полицейский кинул ему ключи, снял куртку с надписью и тоже передал ее полицейскому. Мэтерз помог напарнику ее натянуть.— Отваливай, Билл. Подумай о дочке и беги отсюда.— Я укроюсь за колонной позади вас.— Билл!— Не спорьте.— А я тут, за другой, — раздался голос Дегира.Остальные полицейские поспешили к выходу. Санк-Марс открыл багажник.— Билл! Срочно! Еще быстрее!Молодой человек выскочил из-за колонны. Санк-Марс вытаскивал почти бессознательное тело из багажника, и Мэтерз вовремя подоспел, чтобы подхватить ее за ноги. Она была связана, рот закрыт клейкой лентой, а разум, очевидно, затуманен наркотиками. Они вынули ее как свернутый ковер и бегом понесли к выходу. Ален Дегир распахнул перед ними ближайшую дверь. Они успели в нее проскочить точно в тот момент, когда зазвонил сотовый телефон Андре. Дегир едва успел захлопнуть за ними дверь пожарного выхода, как «Q45» с оглушительным грохотом взорвалась.На лестнице мужчины и связанная девушка вповалку рухнули на пол. От взрыва в легких не осталось воздуха, в головах помутилось, бешено забились сердца. Они с трудом поднялись на колени, и Санк-Марс сорвал со рта девушки липкую ленту. Он склонился над ней и тут же выпрямился.— Надо срочно вызвать «скорую помощь»! — крикнул он полицейским, стоявшим чуть выше на ступенях. — Вызывайте сюда неотложку!Все трое полицейских стояли на коленях, Джулия лежала между ними. Их поднятые руки были сжаты в кулаки, рты широко раскрыты в напряженном ожидании.— Вызовите эту чертову «скорую помощь»!Теперь наконец они уверились, что девушка дышит.ЭПИЛОГГУДОКПЯТНИЦА, 1 ИЮНЯ;ПОНЕДЕЛЬНИК И ВТОРНИК 11 И 12 ИЮЛЯОна уехала домой.Джулия вернулась на семейную ферму. Мать приезжала туда на выходные. Пытаясь понять, что с ней приключилось, хлопотала по дому в заботах о дочке, готовила ей необычные изысканные блюда.Джулия была безмерно благодарна сержанту-детективу Эмилю Санк-Марсу за все, что он для нее сделал. Он дал понять в средствах массовой информации, что девушка, имя которой нигде ни разу не упоминалось, была засланным казачком байкеров, но ее освободили за недостаточностью улик.— Ты влюбилась в кого-то из «Ангелов ада»? — доставала ее мать вопросами.— Мамочка, не спрашивай меня об этом.— Тебе с ним действительно было хорошо? Он катал тебя на «харлее»? Ты ведь, доченька, никак не была связана с торговлей «живым товаром», правда?— Ну, мама!Замысел детектива состоял в том, чтобы как можно более убедительно обосновать, что она была одним из членов банды, а не подсадной уткой. Если бы удалось заронить в них сомнения, они могли бы отказаться от неизбежных планов мести. С другой стороны, ему надо было очень тонко и дипломатично держаться и со своими коллегами, и с судебными чиновниками. Он совсем не хотел, чтобы ее арестовали за причастность к этому делу, поскольку в этом случае ее жизнь повисла бы на волоске.План Санк-Марса мог и не сработать. Оставалось лишь надеяться на успех.Джулия поняла, что Царь знает о ее истинной роли, и все ему рассказала о Селвине Норрисе, испытав панический ужас при виде нечеловеческих пыток Андре Лапьера, — она была уже не в состоянии противиться постоянным угрозам русского. Девушка была уверена, что план Санк-Марса не сработает. Царь знал, что она его предала, она предала их всех. Но Санк-Марс продолжал настаивать, чтобы она проявляла выдержку. Поэтому на неделе она оставалась на ферме одна, пыталась себя чем-то занять, слонялась из угла в угол, копалась в запущенном огороде, в заброшенном саду.Однажды к дому подъехала машина. Сердце Джулии сжалось от страха. Она убежала в заросли кустарника, легла на живот и внимательно следила из своего укрытия за происходящим. На ее счастье, из машины вышел Окиндер Бойл. Страх сменился радостью, даже восторгом — Джулия была так рада видеть друга, хоть и приехавшего из того страшного мира. Она пригласила его в дом, напоила чаем с пирогом с клюквенным вареньем, который испекла сама.— Меня прислал Эмиль, — сообщил ей молодой репортер.— Что-то стряслось?Какой-то полицейский в студенческом городке университета МакГилл показывал ее фотографию студентам, пытаясь установить ее подлинную личность.— Полицейский?— Скорее всего, продажный.— Что это значит?— Это значит, Джулия, что Царь все еще тебя разыскивает. А если он начал на тебя охоту, то рано или поздно выяснит, кто ты и где ты. Оставаться здесь на ферме для тебя опасно.Неожиданно для себя она расплакалась. Окиндер Бойл обнял ее и стал утешать. Успокоившись, девушка спросила, что ей теперь делать.— Мы с Эмилем кое-что придумали.Джулия должна была отправиться на остров, где он родился и вырос. Это место было достаточно изолированным, чтобы она чувствовала себя в безопасности, — там ее никто не знал. С фермы ей нужно было исчезнуть немедленно и бесследно.— А как же мама?— Позвони ей прямо сейчас. Скажи, что должна уехать. Только не говори куда, даже не намекай. Просто скажи, что свяжешься, когда снова будешь в безопасности.— А когда я буду в безопасности?Бойл скрипнул зубами. Но когда заговорил, в его словах звучали оптимизм и уверенность.— Эмиль сказал, что такой день настанет. Ты должна ему верить.— Почему? Что изменится? Что может измениться?— Эмиль говорит, что-то должно случиться. Он ждет какой-то знак. Тогда все станет по-другому.У Окиндера на острове жили родственники, готовые предоставить девушке комнату и не задавать лишних вопросов. Там она будет чувствовать себя в безопасности, никто ей не причинит вреда. Он должен был отвезти ее туда в снятой напрокат машине и вернуться обратно в город.— А где находится это место?— В заливе Фанди. К северу от побережья Мэйна и к югу от острова Кампобелло, знаешь, там, где летом любил отдыхать Рузвельт. Так что ты едешь в особое место.К западу от городка Норт-Хед на острове Гранд-Мэнан через леса и поросшие дикими цветами луга проложена дорога к смотровой площадке, от которой потом крутыми виражами она спускается к скалистому пляжу. По вечерам на смотровую площадку приезжают туристы полюбоваться закатами, в лучах которых просматривается весь залив вплоть до побережья Мэйна. Иногда летом Джулия замечала в воде китов, приплывавших сюда подкормится. Смотровую площадку называют Гудок, потому что когда-то в тумане здесь гудел гудок, предупреждая проходившие мимо корабли, а потом тут построили маяк, к которому любили приходить не только туристы, но и местные жители. Один из них как-то вскоре после приезда Джулии сказал ей:— Знаешь, как отличить туристов от местных? Туристы глядят в сторону воды на то, как садится солнце, а местные смотрят на дорогу, хотят знать, кто покажется из-за холма.Это место, где люди свободно общались, шутили, болтали, всегда казалось ей приветливым. Здесь не привыкли задавать лишние вопросы.По вечерам Джулия любила заглянуть в бар, пропустить там кружку-другую пива, поболтать с завсегдатаями, послушать рассказы о жизни рыбаков, невыдуманные истории о былом. Это место как будто было создано для счастливой жизни. Однажды хозяйка ей сказала:— Если людям некуда податься, куда-то им идти все же надо.Джулии показалось это убедительным: ей самой некуда было податься, но куда-то идти было надо. Вот она и ходила к Гудку. Там было очень красиво, очень спокойно, она черпала там новые силы, и несмотря на то, что место это было на отшибе, сюда можно было прийти в любое время.Ей нравилось бродить по тропинкам острова, по его скалистым пляжам. Она ходила с рыбаками в море ловить лангустов, те были счастливы поделиться с ней секретами своего ремесла.Она терпеть не могла оставаться в одиночестве.И никогда никому не показывала свою татуировку.Сержант-детектив Эмиль Санк-Марс предупредил, что избавляться от наколки нельзя, пока ее жизни ничто не будет угрожать. Если она попытается ее свести, ее смогут найти.— Когда это случится?— Это время настанет, — пообещал он.Как-то поутру в дверь кухни дома, где она жила, постучал Окиндер Бойл. Она бросилась ему на шею. Он взял отпуск, и Джулия была счастлива, что у нее появилась компания. Бойл уже стал серьезным журналистом, а не малооплачиваемым младшим репортером, причем ему особенно удавались материалы о преступности. Им много было о чем порассказать друг другу — утро и день пролетели для них незаметно.Ему очень хотелось ей кое-что показать — это был его остров, его дом, и он этим гордился. Он взял лодку брата и поплыл с ней в Пещеру китов, где его семья соорудила запруду. Она была сделана из мощных столбов, скрепленных между собой в форме сердца и врытых в дно залива. К столбам крепились сети, острие сердца смотрело в сторону берега. Когда сельдь во время прилива шла косяком к берегу и заплывала в пещеру, сети оказывались полны рыбой — она все время плыла в одном и том же направлении, не находя выхода в океан.— Получается, что выход всегда остается открытым, но рыба оказывается в ловушке?— Правильно. Они следуют очертаниям береговой линии и поэтому все время плывут по краю сетей в сторону от выхода. Как будто постоянно описывают в воде восьмерки, пока не придут рыбаки. А они связывают сети, а потом вызывают катер, чтобы он забрал улов.Теперь ей стало понятно, как можно поймать рыбу там, где выход в океан остается таким же большим и широко открытым, как и вход в западню сетей.Лодка мягко покачивалась на волнах.— Джулия, — сказал девушке Окиндер Бойл, — теперь все позади.— Что именно?— Смотри.Из рюкзака, в котором он прихватил с собой кое-что перекусить на обед, Окиндер вынул первую страницу газеты «Нью-Йорк пост». Она увидела снимок человека и прочла помещенный рядом с фотографией текст.— Я что-то не понимаю, — сказала она, дойдя до конца. — Кто-то его застрелил, а потом срезал с трупа рубашку?Покойник был пациентом больницы в Балтиморе.— Да, чтобы стала видна его грудь. В лицо его трудно узнать, потому что выстрел был сделан в голову. Но татуировка видна хорошо — это восьмиконечная звезда. А вот и хирургический шрам.Джулия снова взглянула на фотографию. Царь был мертв, его жуткая наколка — такая же, как у нее, только больше размером и богаче узорами, — просматривалась четко.— Зачем? — настаивала она. — Я не могу понять, кому понадобилось сначала убивать человека, а потом срезать с него спереди рубашку?— Это подарок тебе, — объяснил ей Бойл.— Что? Чей?— Твоего парня из ЦРУ. Он хотел, чтобы ты знала.Какое-то время она сидела молча.Селвин Норрис организовал убийство русского. Он дал убийце или убийцам указание разрезать ему рубашку и обнажить восьмиконечную звезду — она была хорошо видна на опубликованных в прессе снимках, — чтобы девушка знала, что теперь она в безопасности. Или в меньшей опасности, чем раньше.Убийство объяснялось в газете бандитскими разборками, сведением счетов, эпизодом в войне, которую ведут между собой наркобароны. Но Джулия Мардик знала правду.— Ты здесь еще надолго? — спросила она Бойла.— На две недели, — ответил он.— Я бы тоже здесь задержалась на пару недель. А потом ты бы не смог отвезти меня обратно в город?— Буду счастлив. Теперь, Джулия, ты гораздо меньше рискуешь, чем раньше. Но, знаешь, гарантий в таких ситуациях не бывает, — предупредил он ее.— Риск? — она улыбнулась. — Можешь мне рассказать, что это такое?Он улыбнулся в ответ, стараясь не выказывать своего восхищения ею.Бойл вывел лодку из пещеры и стал выгребать параллельно берегу.По правому борту лодки мимо них проплыли тюлени. Вслед за ними, покачиваясь в воздушном потоке, летела кайра — черная птица с белыми пятнами на крыльях, здесь они встречались нередко, и девушка давно научилась их распознавать. Она долго смотрела на эту небольшую птицу, в одиночестве летевшую над бескрайним океаном.Билл Мэтерз только въезжал на ферму Санк-Марса, а дочка его уже что-то кричала лошадям. Их встретила Сандра Лоундес, которая тут же взяла девочку и повела гостей к ближайшему загону. Из конюшни, отряхивая одежду, вышел Санк-Марс. Он был в отпуске.— Донна! Билл! Как у вас дела?Приветствия в этот солнечный день были сердечными и теплыми, хотя Санк-Марс обратил внимание, что улыбка на лице напарника слишком долго с него не сходила. Через некоторое время хозяин подошел к гостю, и они вместе наблюдали, как девчушка катается на старом сером мерине, а ее мать идет рядом и держит дочку за руку.— У тебя от улыбки еще скулы не сводит?— Вы что, Эмиль, считаете мою улыбку глуповатой?— Ты с ней вроде как сам на себя не похож.Улыбка на лице Мэтерза сначала стала еще шире, а потом он вообще слегка самодовольно рассмеялся.— Ну, ладно, — спросил подчиненного Санк-Марс, начиная немного нервничать, — что за смешинку ты проглотил?— Вы, конечно, уже слышали о том, что произошло в Балтиморе?— Да, я в курсе. Смеяться здесь не над чем. Это жестокое дело.Настроившись на серьезный лад, Мэтерз утвердительно кивнул. Начальник, конечно, был прав.— И я к нему руку приложил, — признался Санк-Марс.— Вы?— Да, я сказал им, где его найти и как зовут его врача.— Вы правильно сделали, Эмиль. Так будет лучше.— Ты так считаешь?— Джулия Мардик останется в живых. Разве вы не этого хотели?— Да, именно этого, — согласился Санк-Марс.Он смотрел на лошадей, жену, ребенка. Его собака Салли выскочила из-за конюшни, подбежала к ним и стала валяться в пыли у ног хозяина.— Вчера вечером, — сказал младший детектив, — я смотрел телевизор…— Везет же некоторым. Как я понимаю, кое-кому не заказано вести праздную жизнь, — пробурчал Санк-Марс.— Да? А вы сами ящик не смотрите?Он покачал головой, насупил брови и сказал:— Изредка.— Общественный канал. Показывали «Театр таинственного». Вы знаете эту передачу? Вчера вечером там шла постановка о Шерлоке Холмсе.— Замечательный персонаж. Я им восхищаюсь.— Правда?— Конечно. Интеллект у него превыше силы.— Но он совсем не слюнтяй. Когда его вынуждают, он прибегает к самым решительным мерам. Во вчерашней передаче, например, Ватсон очень удивился, когда Холмс вынул из ящика стола пистолет. Он спросил его: «Мы должны взять оружие?» — а Холмс ему ответил… Но, может быть, вы сами хотите мне сказать, что ответил ему Холмс?Эмиль Санк-Марс поставил ногу на нижнюю перекладину изгороди загона, не сводя взгляда с их жен, девочки и лошадей.Лето было жарким, трава за изгородью выросла высокая, дул легкий ветерок, хотя уже было самое время пролиться дождю.— Это страшное дело, Билл. Будем надеяться, что Джулия Мардик теперь в безопасности. Царь мертв, но вместо него объявится другой русский, можешь в этом не сомневаться. Мы подняли ставки в игре, замарались убийством бандитского главаря. Без обвинений. Без процесса. Только краткий отчет о смерти. Думаешь, если на место этого бандита придет другой, на нас это как-то скажется?— Никто не заподозрит нас в убийстве.— Я тоже так думаю — это навсегда останется тайной. И тем самым мы добавим к списку наших проступков еще и малодушие.— Нет, Эмиль, вы не правы.— Что — нет?— Не накручивайте себя понапрасну.— Ты считаешь, я могу спасовать перед врагами? Лучше, Билл, давай, вернемся к тому, что Холмс ответил Ватсону.— С удовольствием.Санк-Марс с серьезным видом процитировал:— «Ватсон, к востоку от Олдгейт всегда берите с собой оружие». Вот что он сказал. И когда он это говорил, у него были на то основания. Это — логика, которой стараюсь следовать и я.Билл Мэтерз снова широко улыбнулся.— Ну ладно, Билл, — неприязненно произнес Санк-Марс, — у тебя сейчас такое умильное выражение лица, что тебе надо бы съесть лимон. Никто не говорит, что ты плохой сыщик. Хотя это не подтверждает обратного. Тебе просто везет.Мэтерз продолжал нелепо улыбаться.Нагнувшись, Санк-Марс сначала перенес через нижнюю перекладину загородки ногу, потом просунул голову и плечи и оказался по другую сторону изгороди. Мэтерз предпочел перелезть через ограду сверху, и оба они неспешно пошли в направлении ребенка и лошади.— Холмс был человеком, полагавшимся на интеллект, на собственную смекалку, на свой, как он говорил, дедуктивный метод. Но он признавал, что иногда приходится переходить к востоку от Олдгейт — бандитской части Лондона, расположенной неподалеку от доков, — и брать с собой оружие. Для нас теперь это значит нечто большее. Нам приходится переходить к востоку от Олдгейт и идти на сделки с преступниками. Соглашаться на убийства. Внедрять к бандитам штатских. По правде говоря, я начал так поступать, когда стал получать информацию от моего источника — Селвина Норриса, а закончил сделкой с дьяволом, оставив его безнаказанным. Скажи мне, что это правильно, Билл. Конечно, это было оптимальным решением при создавшихся обстоятельствах — мне удалось спасти эту храбрую глупышку, я знаю, но все-таки скажи мне, что я прав. Холмс говорил Ватсону, чтобы он всегда брал с собой оружие к востоку от Олдгейт, и я, следуя его логике, сделал бы то же самое. Глупость прощать нельзя. Иногда оружие необходимо — это не вымысел. А теперь нам нужно нечто большее, чем оружие, чтобы одолеть врага, ума и средств здесь оказывается недостаточно. Бывает так, что приходится действовать безжалостно, приходится обходить закон, иначе победит враг.— Вы действительно так считаете? — спросил Мэтерз. Теперь ему было не до смеха.— Мне бы хотелось думать по-другому, — сказал ему Санк-Марс, — и пока я смогу действовать по-другому, так поступать я не буду. Я знаю, куда завела такая логика Андре. Для Холмса «к востоку от Олдгейт» значило брать с собой оружие. Для нас она означает новый виток спирали жестокости, насилия и беззакония. Кто знает, куда это нас приведет? Наши враги наверняка будут корыстно пользоваться нашей верностью закону как слабостью. Мы станем это терпеть? Мы позволим этим подонкам одержать победу? Мы будем упираться рогом в мораль и букву закона? Страна, общество, западный мир могут быть разрушены, но мы по крайней мере будем стоять за правое дело, а варвары пусть держат ответ пред Господом. Так нам надо действовать? Или мы должны поступать как Норрис и Андре? Мы должны стать такими, как наши враги? Нам надо встречаться с ними на улицах, в их загородных владениях и относиться к ним так, как они того заслуживают, — как к врагам? Крепкие парни должны палить друг в друга? Мы должны вести себя как они?Билл Мэтерз смотрел в землю и тяжело дышал.— Я думаю, что мы победили, — стоял он на своем.Услышав это, Санк-Марс выгнул бровь.— Билл, тебе бы уже пора расстаться с детской непосредственностью. Мы поймали убийцу Акопа Артиняна, но расправу над ним учинили «Ангелы». Тем лучше для нас. Преступником оказался один из нас, он был когда-то хорошим полицейским, но ушел к востоку от Олдгейт, где его сломили и убили. Может так случиться, что все мы сломаемся, если перейдем эту черту. Но пока мы спасли жизнь Джулии, а Норрис убрал нашего общего врага. Гиттериджа они тоже убрали. На них спустили «Росомах», которым выделили огромные средства после убийства этого ребенка, этого несчастного мальчика. А «Рок-машина» тем временем пытается сговориться с «Бандидос» из Техаса, чтобы укрепить свои позиции. Я не знаю, кто они такие, но разве нам нужна еще одна международная байкерская банда? Что-то мне подсказывает, что рано или поздно мы с ними познакомимся, причем скорее рано, чем поздно. Так что же изменилось, Билл? Все вроде нормально, у нас есть определенные успехи, но по большому счету они яйца выеденного не стоят.Мерин громко фыркнул, девочка в ответ прыснула со смеху. Они еще какое-то время играли и отдыхали — кони, собаки, девочка, женщины и два сыщика, не обремененные заботами трудовых будней. Денек выдался замечательный — жаркий летний день, когда хочется лениво млеть на солнышке, потому что мир кажется спокойным и безмятежным. Через некоторое время они пошли к заднему крыльцу выпить и полакомиться приготовленным на жаровне мясом. Дымок жаровни струился вверх, поднимаясь к ветвям раскидистого клена, там его кружило как в водовороте и уносило в ярко-голубое, высокое, необъятное небо. В такие дни кажется, что лето никогда не кончится, что про зиму можно забыть, потому что она никогда не вернется, что мир наконец умудрился жить в ладу с самим собой. Такой вот выдался тогда денек — чудесный, как сбывшаяся мечта, и прекрасный, как мимолетное мгновение.* * *notesПримечания1Так назывался знаменитый роман культового писателя XX века, классика американской контркультуры Хантера Томпсона. «Ангелы ада» был впервые опубликован в 1966 году.2Канадская королевская конная полиция (Royal Canadian Mounted Police — RCMP) — действует на всей территории Канады, решая вопросы, подлежащие национальной или федеральной юрисдикции.3Провинциальная полиция Квебека (SCrete du Quebec — SQ) — действует на территории провинции Квебек, решая вопросы, подлежащие провинциальной юрисдикции.4Верхний Вестмаунт (Upper Westmount) — один из самых дорогих и престижных районов Монреаля.5«Мэйфлауэр» (Mayflower) — название британского барка, на котором 21 ноября 1620 г. из Англии в Америку прибыли первые пилигримы — поселенцы Новой Англии6Путин (poutine) — традиционное квебекское блюдо: горячая жареная картошка с расплавленным сыром.7«Вестейдеры» (West Enders) — район West End известен в Монреале как один из самых неспокойных.8Пятое марта (Cinq-Mars) — фамилия главного героя. В английском языке при обозначении дат сначала указывается месяц, потом день.9Боксинг дэй (Boxing Day) — второй день Рождества, когда в большинстве магазинов Канады проводятся новогодние распродажи.10МакГилл (McGill) — самый престижный из четырех монреальских университетов.11«Газетт» (The Gazette) — самая известная ежедневная англоязычная газета в Монреале.12Табарнак (tabernac) — одно из самых сильных ругательств во Французской Канаде. Происходит от религиозного термина «tabernacle», что значит «дарохранительница», «скиния», «рака», «ковчег» или «табернакль». Употребление этого слова всуе считается святотатством.13Табаруит (taberhuit) — один из вариантов «табарнак» (см. предыдущую сноску).14Оратория Сен-Жозеф (Oratoire Saint-Joseph — (pp., Saint Joseph"s Oratory — англ.) — самая большая в Канаде католическая церковь, размер купола которой (97 м) уступает только куполу собора Святого Петра в Риме. Основана монахом братства Святого Христа Андре Бессеттом в 1904 г. Строительство базилики было завершено в 1967 г. Храм вмещает до 10 ООО человек (3000 сидячих мест). Расположенный на вершине горы Мон-Руайяль, откуда открывается прекрасный вид на город, он ежегодно привлекает до 2 млн. туристов.15Крок-месье (croque monsieur, фр.) — разогретый двойной бутерброд с ветчиной и сыром.16«Аутлоз» (Outlaws) — бандиты, изгои, отверженные, люди, стоящие вне закона (англ.).