Сиддо – массив суши в южном полушарии – был размером с Африку, правда, другой по форме, и отделялся от прочих участков суши десятью тысячами миль океана. Если экспедиционные геологи не ошиблись, Сиддо некогда был частью огромного суперконтинента, но отделился от него. И здесь эволюция пошла несколько иным путем. В то время как на суперконтиненте доминировали насекомые и их дальние родственники, эндоскелетные псевдочленистоногие, на этой массе суши весьма и весьма процветали млекопитающие. Хотя – Сигмен свидетель – насекомые изобиловали и тут.
Разумным видом на Абака’а’ту, северном массиве суши, еще пятьсот лет назад был жук-кувыркун. На Сиддо же это место было занято на удивление человекоподобным животным. Здесь
Это случилось всего за тысячу лет до того, как к их великому континенту причалил первый Колумб кувыркунов. К моменту открытия и два столетия после него кувыркуны считали, что эти автохтоны вымерли, но потом колонисты-кувыркуны стали проникать в джунгли и горы и там встретили небольшие группы гуманоидов. Те отступали в глушь, где прятались не хуже африканских пигмеев, когда люди еще не свели на нет тропические леса. Считалось, что этих особей примерно тысяча, максимум две, – рассеянных на площади в сто тысяч квадратных километров.
Кувыркуны отловили несколько образцов, оказавшихся самцами. Перед тем как выпустить дикарей обратно, кувыркуны выучили их языки. Также они попытались выяснить, почему гуманоиды исчезли так внезапно и загадочно. У информантов имелись объяснения, но довольно противоречивые и явно мифического происхождения. Они просто не знали, что происходило в действительности, хотя причина могла быть скрыта в их мифах. Некоторые объясняли катастрофу мором, насланным Великой Богиней, или Всематерью. Другие говорили, что она наслала орду демонов – стереть с лица земли свой народ, согрешивший против ее законов. В одном варианте мифа говорилось, что она встряхнула небесный свод, и звезды попадали на всех, кроме немногих избранных.
В любом случае Ярроу не располагал всей нужной для изучения информацией. У лингвиста первой экспедиции было всего восемь месяцев на сбор данных, и немалый отрезок этого времени ушел на обучение нескольких кувыркунов американскому языку – без этого даже начать было невозможно. Корабль оставался на Озанове десять месяцев, но первые два экипаж провел на борту, пока роботы собирали образцы атмосферы и биоты, проверяя безопасность внешних условий для землян, – чтобы они ничем не отравились и не были поражены внезапной болезнью.
Вопреки всем предосторожностям, двое умерли от укусов насекомых, один стал жертвой местного хищника, и половина личного состава была поражена весьма серьезной, но нефатальной болезнью. Ее вызвала местная бактерия, безобидная для аборигенов, но мутировавшая в организмах не-озановских пришельцев.
Из опасения, что могут случиться и другие болезни, и имея приказ вести наблюдения, а не тщательные исследования, капитан распорядился о возвращении домой. Личный состав долго выдерживали в карантине на спутниковой станции, и только потом дали разрешение вернуться в родные пенаты. Лингвист экспедиции умер через несколько дней после приземления.
Параллельно со строительством второго корабля изготовили вакцину от этой болезни. Все прочие собранные бактерии и вирусы испытали сперва на животных, а потом на социальных отщепенцах, посланных к Ч. В результате были получены многочисленные вакцины, и некоторые вызвали у экипажа «Гавриила» болезненную реакцию.
По какой-то причине, известной лишь иерархии, капитан первого корабля был разжалован. Может быть, думал Хэл, за то, что не собрал образцы крови у аборигенов. Из того немногого, что он узнал, да и то лишь по слухам, кувыркуны просто отказались давать образцы своей крови. Может быть, это подозрительность гавайцев передалась куврыкунам. Когда земные ученые попросили предоставить им мертвые тела для вскрытия – естественно, с чисто научными целями, – кувыркуны опять же отказались. Все мертвые, заявили они, подлежат кремации, и пепел их развеивается над полями. Да, нередко трупы перед кремацией вскрывают местные врачи, но это осуществляется в рамках религиозного обычая и должно быть проделано ритуально. Причем только кувыркунским врачом-жрецом.
Капитан думал было похитить нескольких кувыркунов перед взлетом, но решил, что неразумно на этом этапе вызывать у них враждебные чувства к пришельцам. Он знал, что после его рапорта на Озанов пошлют другую экспедицию в корабле куда большем этого. И если биологи следующей экспедиции не смогут уговорить кувыркунов сдать кровь, вот тогда уже будет применена сила.
Пока строился «Гавриил», один лингвист из высшей лиги прочитал материалы и выслушал записи своего предшественника. Но он слишком много времени потратил на сравнения сиддского с живыми и мертвыми земными языками. Ему нужно было разрабатывать систему быстрого обучения экипажа сиддскому языку, а он вместо этого мечтательно лелеял свои ученые запросы. Может быть, поэтому его сейчас и не было на корабле – Хэл не получил никаких объяснений на сей счет.
Так что он ругался по-черному и гнул спину над работой, вслушивался в звуки сиддского языка и смотрел, какие кривые отображают их на осциллографе. Отрабатывал их воспроизведение собственными – уж никак не озановскими – языком, губами, нёбом и горлом. Составлял сиддско-американский словарь – существенный момент, которым почему-то пренебрег его предшественник.
К сожалению, к моменту, когда он или его товарищи по команде научатся свободно вести разговор на сиддском, носители языка уже вымрут.
Хэл работал полгода, еще долгое время после того, как все, кроме вахтенных, легли в гибернатор. Но что более всего доставало его в этом проекте – так это присутствие Порнсена.
И еще Хэл Ярроу был в числе первых, вышедших из гибернатора. Он знал, что провел там сорок лет, понимал это, но поверить никак не мог. Ничего ведь не изменилось в его облике или в облике его спутников. А единственным изменением вне корабля была многократно возросшая яркость звезды, к которой они летели.
В конце концов эта звезда засияла ярче всех прочих небесных тел. Потом стали видны кружащиеся вокруг нее планеты. Увеличивался и нависал на небе Озанов, четвертая от звезды планета. Размером приблизительно с Землю, он и издали выглядел совсем как Земля. «Гавриил» вышел на орбиту после введения данных в компьютер, и четырнадцать дней корабль кружился вокруг планеты, ведя наблюдение как собственной аппаратурой, так и с запущенных в атмосферу зондов. Некоторые из них даже приземлились.
И наконец Макнефф велел капитану сажать «Гавриила».
Медленно, сжигая из-за своей массы чудовищное количество топлива, «Гавриил» опустился в атмосферу, направляясь к Сиддо, к столице, расположенной на центрально-восточном побережье. Он плавно, как снегопад, опустился на большом лугу в каком-то парке в сердце города. В парке? Парком был весь город: деревьев столько, что с воздуха казалось, будто в Сиддо живет лишь горстка народу, а не четверть миллиона. Зданий было немало, некоторые десятиэтажные, но расстояние между ними было столь значительно, что не создавалось впечатления жилого массива. Улицы были широкими, но заросли такой жесткой травой, что она противилась почти любому вытаптыванию. Лишь вблизи оживленной гавани Сиддо чем-то напоминал земной город. Здесь дома сбивались в кучу, воды практически не было видно между парусными кораблями и колесными пароходами.
«Гавриил» спускался, а тем временем собравшаяся внизу толпа бежала к границам луга. Колоссальная серая громада корабля опустилась на траву – и ее тут же стало неумолимо засасывать в почву. Сандалфон Макнефф приказал открыть главный порт. Потом, сопровождаемый Хэлом Ярроу, который должен был прийти ему на помощь, если сандалфон ошибется в обращении к встречающей делегации, Макнефф вышел на воздух первой пригодной для жизни планеты, открытой людьми Земли.
Как Колумб, подумал Хэл. И дальше будет так же?