— Есть кто из них, кто может нам помочь? — кивая на крестьян, внезапно спрашиваю я.
— В смысле? — не понимает меня основательный Грипзих, который с палицей и щитом по-прежнему стоит рядом.
— Ну, есть среди них такие, которые могут рядом в бою стоять? Чтобы не трусили и не убежали?
— А, таких нет точно. Обычные мужики, которых судьба отправила в лес. Кого хозяева земель выгнали, кто провинился по пьяни, зарубил топором соседа за жену, кто украл что-то у барона — у каждого своя история. Однако, воевать никто не способен, да и не хотят особенно. Вот мешок зерна с телеги украсть — это могут, — дает он характеристику нашим соседям.
— Значит, они нам не нужны, — подвожу я итог прениям о судьбе мужиков.
— Погоди, ты что, их убить хочешь? — вскидывается Терек, не так понявший мои слова.
— Шутишь, что ли? Не нужны — это значит, что дальше наши пути расходятся с ними, — закидываю я удочку наемникам.
— И что ты предлагаешь? И вообще — ты кто такой? Что убил хладнокровно шестерых раненых и умирающих? Да еще тех двоих? Не спорю — дрянь были людишки, самой последней породы. Только, и ты нас пойми, так заколоть беззащитных — это силу внутри нужно иметь. И возможно, что силу — темную? — задает один из главных вопросов четвертый мужик, который Вертун.
Так, дошло наше толковище уже до понятий добра и зла, силы темной и светлой.
— Я заколол их сразу, чтобы не мучились лишнего эти мужики-разбойники. По доброте своей и еще из-за того, что я всегда на стороне добра. А добро оно такое и должно быть — с кулаками большими.
— А еще, ты же говорил, что братья они тебе, что не хочешь с ними всерьез сражаться? А потом, взял и всех убил? Обманул, получается? — это уже Грипзих спрашивает.
Да, мою речь перед поединком слышали все, поэтому придется объясниться перед наемниками:
— А это была военная хитрость. Знаете, что это такое? — спрашиваю я всех.
Народ неуверенно кивает головами, а Фиала даже отвечает, что знакома с таким делом:
— Нам наш учитель говорил поближе к стенам врагов подпускать, чтобы стрелять в упор. Это, мол, и есть настоящая военная хитрость, как он учил.
Наемники недоуменно смотрят на нее, похоже, демократия у них тут не настолько развитая, чтобы бабам слово в разговоре воинов давать. Зато, я сразу поддерживаю ее:
— Правильно, военная на то она и хитрость, чтобы врагов убивать, а самим выжить. Вы же тоже так хотите, а не наоборот совсем?
И продолжаю объяснение:
— Чтобы они признали меня за своего и не толпой кинулись, а решили, что Хоб из меня душу выбьет. Поэтому и согласились на поединок. Нормальная военная хитрость — ввести противника в заблуждение, чтобы он не мог свои сильные стороны использовать. Такие, например, что они не кинулись на меня толпой сразу. Это как занять позицию в лесу и конников среди деревьев из луков ссаживать — примерно такая же, — объясняю я наемникам на понятном им примере.
Народ смотрит на меня с недоверием, однако, мясо готово и мы приступаем к обжорству. Пожарено оно на славу, я про себя прощаюсь с боевым козлом, еще прошу прощения, что ем его плоть и кровь с большим удовольствием.