Под утро выбилась из сил и легла на траву, чтобы ненадолго забыться сном и продолжить путь позже.
Проснулась от нежного поглаживания. Кто-то ласково касался моих перебинтованных рук, волос, рисовал узоры на спине. А ещё он пел ту самую песню, от которой сердце разрывалось на части.
— Ты прогонишь меня? — тихо спросила мотылька.
Добегалась, уверена, он не терял меня из виду всю ночь.
— А ты как считаешь, могу я позволить тебе остаться здесь? Ты погибнешь, и кое-кто очень сильно расстроится.
— Кто? — сжала складки на его белоснежной рубашке, такой идеальной чистой, что даже не верится.
— Я.
— Но ты же здесь! А я там. И я себе не принадлежу больше. Совсем скоро от меня ничего не останется.
— Я не допущу этого, Аня.
Он говорил это твёрдо, с уверенностью, но я всё равно не собиралась сдаваться. Не позволю ему поцеловать и разбудить меня.
— Просто обними меня, но не смей целовать, — уткнулась ему в грудь, чувствуя, как тёплые руки обхватываю моё дрожащее от холода тело.
Я люблю его. Мучительно, невозможно, слишком сильно, чтобы израненное сердце могло вынести, а он так близко и так далеко. Он спит, а я бодрствую. Я сплю, а он просыпается.
Мой мотылёк осторожно подхватил меня повыше и прижался своей щекой к моей. Больше тепла и нежности. Я теряюсь в них. Мне хорошо и спокойно. Всю жизнь я искала это чувство и этого человека. Обнять до боли, до искр в глазах.
— Аня, тебе нельзя здесь долго находиться. Твоя душа слабеет. Прими решение сама.
Я открыла глаза и скользнула взглядом по траве. Так странно. Солнце уже поднялось над горизонтом, но почему тогда…
— Храбрый?