Но на этот раз люди Вана Тигра были спасены, и он приказал сыну и своим телохранителям собираться домой, и скоро они были готовы двинуться в путь. Дело было к весне, земля быстро просыхала, и повсюду люди нетерпеливо ждали, когда можно будет засеять землю новым зерном, и уже забывали о зиме и о своих умерших и глядели вперед с надеждой, дожидаясь весны.
И Ван Тигр тоже нетерпеливо ждал новых событий, прощаясь с братьями. Братья устроили для него прощальный пир, а когда этот пир кончился, Ван Тигр пошел туда, где стояли таблички его предков, и зажег перед ними курения. Сын его тоже присутствовал при этом, и когда густой и душистый дым поднялся клубами вверх, Ван Тигр простерся ниц перед своим отцом и перед предками своего отца, заставил сына поклониться им. И наблюдая, как делает поклоны его красавец-сын, Ван Тигр преисполнился гордости; ему казалось, что духи предков собрались здесь и смотрят, какой красавец произошел от них, и он чувствовал, что долг по отношению к его роду выполнен им.
Когда все было кончено и курения догорели в курильницах дотла, Ван Тигр сел на коня, а сын — на своего, и в сопровождении телохранителей они по сухой дороге возвратились в свою область.
XXVIII
Весной того года сыну Вана Тигра исполнилось ровно пятнадцать лет; воспитатель, которого он нанимал для сына, пришел к Вану Тигру в такое время, когда он один гулял во дворе, и сказал ему:
— Генерал, я выучил вашего сына всему, чему только мог выучить его один, а теперь он должен поступить в военную школу, где у него будут товарищи, и вместе с ними он станет учиться военному делу.
И хотя Ван Тигр знал, что этот день придет когда-нибудь, ему все же казалось, что много лет прошло во мгновение ока. Он послал за сыном, чтобы он пришел к нему во двор, и сразу почувствовал себя старым и усталым, сел на каменную скамью под можжевеловое дерево и стал его дожидаться. Когда мальчик вошел своей ровной, несколько медленной походкой в круглые ворота, соединяющие смежные дворы, Ван Тигр взглянул на него новыми глазами. Правда, мальчик был высок ростом, почти со взрослого мужчину, черты лица его уже огрубели, и губы у него были плотно сжаты. И глядя на своего единственного сына, Ван Тигр с удивлением вспоминал о том, что не мог дождаться, когда сын его станет взрослым, и что было время, когда ему казалось, что он вечно останется младенцем. А теперь казалось наоборот — что из младенца он сразу превратился во взрослого. Тогда Ван Тигр вздохнул и подумал про себя:
«Мне хотелось бы, чтобы эта школа была не на Юге. Хотелось бы, чтобы он не уезжал учиться к этим малорослым южанам!»
А вслух он сказал воспитателю, который стоял, пощипывая короткие редкие волоски на верхней губе:
— Ты уверен, что ему нужно ехать в эту школу?
Учитель кивнул головой в подтверждение, и Ван Тигр с болью глядел на сына и наконец спросил его:
— А ты сам, сын мой, хочешь ли ехать?
Ван Тигр твердо знал сам, чего желает для сына, и потому очень редко справлялся о его желаниях, но у него оставалась слабая надежда, что он откажется, и тогда можно будет воспользоваться этим предлогом. Мальчик же быстро отвел глаза от белых лилий, росших под можжевеловым кустом, и, взглянув на отца, сказал:
— Если б мне можно было поехать в другую школу, то очень хотел бы!
Но такой ответ был совсем не по душе Вану Тигру, и, сдвинув брови, он дернул себя за бороду и сказал с досадой:
— В какую же другую школу ты можешь поехать, кроме военной, и на что тебе забивать голову книгами, когда ты должен стать военачальником?
Мальчик ответил неуверенно и тихо:
— Я слышал, теперь есть такие школы, где учат возделывать землю, учат всему, что нужно знать о земле.
Но Ван Тигр удивился такому неразумию, сам он и не слыхивал о таких школах, и вдруг заревел:
— Вот еще глупость, если правда, что есть такие школы. Что же, значит, каждый крестьянин должен теперь учиться пахать, сеять и жать? Ну, а я очень хорошо помню, как отец мой говаривал, что человеку нечего учиться пахать, стоит только посмотреть на соседа! — И он прибавил очень резко и холодно: — Но какое нам с тобой до этого дело? Мы оба — военачальники, и ты поедешь в военную школу или совсем никуда не поедешь, а после моей смерти станешь во главе войска!