— Что ж, правда твоя: если я в чем-нибудь смыслю, так это в таких делах, — только жене моей не следует этого знать!
И он засмеялся, посматривая искоса лукавым взглядом, как обычно смотрят мужчины, говоря о таких делах. Но Ван Купец не желал шутить с ним и промолчал. Тогда Ван Помещик продолжал, уже более степенно:
— Однако это вышло как раз во-время, потому что я смотрел городских девушек для моего сына и знаю всех, которые могли бы ему подойти. Я задумал помолвить старшего сына с племянницей правителя нашей области — ей девятнадцать лет, она очень достойная, хороших правил девица, и мать моих сыновей видела ее вышивки и рукоделия. Она некрасива, но хороших правил. Беда только в том, что сыну моему взбрела в голову глупость — самому выбирать себе жену: он слышал, что на Юге делается по-новому. А я ему говорю, что здесь об этом и знать не знают, да, кроме того, остальных жен он может выбрать по своему вкусу. Скоро нужно будет думать и о втором сыне. Что же касается горбуна, то мать его хочет, чтобы в семье был священник, а жалко было бы отдавать в священники здоровых сыновей с прямой спиной…
Но Ван Купец вовсе не интересовался семейными делами брата, — ведь всем известно, что сыновей приходится рано или поздно женить, — это относилось и к его сыновьям; но на такие дела он не тратил времени, считая, что это обязанность женщин, и поручил жене выбирать невест, сказав ей только, что девушки, которых он возьмет в дом, должны быть добродетельны, крепкого здоровья и трудолюбивы. И потому он нетерпеливо прервал брата:
— Но разве девушки, которых ты видел, подойдут нашему брату, и разве отцы согласятся выдать их за человека, который уже был женат?
Но Ван Помещик не желал делать такое приятное дело наспех и начал перебирать девушек одну за другой, вспоминая все, что знал о них понаслышке, и сказал:
— Есть одна очень хорошая девушка, не слишком молодая; отец ее ученый, и из нее он сделал что-то вроде ученой женщины, так как сына у него нет, а ему нужно передать кому-нибудь свои познания. Она, что называется, из новых женщин, которые учатся и не бинтуют ног, и от того, что она такая необыкновенная, замужество ее все откладывалось: люди опасаются брать такую жену для своих сыновей, чтобы не нажить с нею хлопот. Но я слышал, что таких, как она, на Юге не мало, и только потому, что город наш такой маленький и старый, люди не знают, что о ней думать. Она выходит даже на улицу, и как-то раз я видел ее: она шла скромно и не глазела по сторонам. При всей своей учености она не так безобразна, как можно было опасаться, и хоть не очень молода, ей все же не больше двадцати пяти — двадцати шести лет. Как ты думаешь, понравится брату такая женщина, непохожая на других?
На это Ван Купец заметил осторожно:
— А как ты думаешь, будет ли она хорошей хозяйкой и подойдет ли ему? Он сам умеет читать и писать не хуже всякого другого, а если бы и не умел, за него это мог бы делать какой-нибудь ученый. Не вижу, зачем ему ученая жена?
Тогда Ван Помещик, который деловито накладывал себе в чашку кушанья, так как прислужник не раз приносил и уносил разные блюда, задержал на полдороге фарфоровую ложку, полную супа, и воскликнул:
— Клянусь, служанку нетрудно сыскать и потаскуху тоже, и хорошая жена вовсе не та, которая умеет что-нибудь делать. Важно, чтобы она понравилась мужу, особенно, если это такой человек, как мой брат, который не станет искать других женщин. Иногда я думаю, что мужу было бы приятно, если бы жена читала ему на ночь стихи или какую-нибудь любовную историю.
Но Вану Купцу неприятно было это слушать, и он стал аккуратно накладывать себе с блюда голубей, вареных с каштанами, старательно раздвигая палочками кости и отыскивая кусочек повкусней, а потом сказал:
— Мне скорей пришлась бы по вкусу такая женщина, которая стала бы заботиться о доме, рожала бы детей и не тратила бы зря денег.
Тут Ван Помещик неожиданно вспылил, — такие вспышки гнева бывали у него еще в детстве, — и его большое, толстое лицо стало багрово-красным. И Ван Купец увидел, что им никогда не столковаться, да и дело это было не такое, чтобы на него тратить целый день, потому что женщины — это только женщины, каковы бы они ни были, и для женитьбы одна годится так же, как и другая, и потому он сказал поспешно:
— Ну, что ж, брат наш — человек не бедный, давай выберем для него двух жен. Выбирай, какую знаешь, и пусть он сначала женится на ней, а немного погодя, мы ему пошлем ту, которую выберу я, и если одна понравится ему больше другой, это его дело, но и две жены вовсе не много для человека, который занимает такое место.
На этом они и порешили, а Ван Помещик был доволен, что та, которую он выбрал, будет первой женой, хотя, поразмыслив, принял это как должное по отношению к себе как старшему сыну и главе семьи. Порешив на этом, они расстались, и Ван Помещик побежал хлопотать о невесте, а Ван Купец вернулся домой, чтобы повидаться со своей женой и поговорить с ней.
Когда он подошел к дому, она стояла у ворот на запорошенной снегом улице, засунув руки под передник, чтобы не зябли, но время от времени протягивала руку и щупала зобы кур, которых продавал разносчик. Куры стали дешевы оттого, что выпал снег и они не могли сами разыскивать себе пищу; ей хотелось прикупить пару кур к своему выводку, и когда Ван Купец подошел ближе, она даже не посмотрела на него, а продолжала выбирать кур. Но Ван Купец сказал ей, проходя мимо:
— Кончай, жена, и приходи ко мне.
Тогда она отобрала двух кур и, поспорив из-за веса с продавцом, который взвешивал их, зацепив безменом за связанные ноги, и договорившись о цене, вошла в дом, пустила кур под стул и, присев на краешек, приготовилась слушать, что скажет ей муж. А он говорил сухо и скупо:
— Младший брат мой хочет жениться, потому что неожиданно умерла его жена. Я ничего не смыслю в этом деле, а ты уже два года присматриваешься к невестам для наших сыновей. Нет ли такой, которую можно было бы послать к нему?