— Что купил?
— Да продукты всякие: хлеб, молоко, яйца.
— Понятно. Рада, что ты хорошо питаешься.
— А ты? Ты хорошо питаешься, дочь? — в голосе отца больше скованности, чем искренней заботы.
Вспоминаю свой рацион: соленые крекеры, сыр, алкоголь, китайская лапша. Совсем не тот набор, который следует озвучивать родителям.
— Угу, — мычу я. — Подсела недавно на правильное питание. Отварная индейка, свежие салаты. Не волнуйся, я могу о себе позаботиться.
— Это хорошо, — отвечает он сквозь усталый вздох.
Мы все еще не можем пережить второй дубль семейной драмы, поэтому каждый разговор для нас — настоящее испытание. Новая гнетущая пауза, точно бездонная пропасть, которая все расширяется и расширяется. Я не принимаю его выбор, не получается.
— Мама сказала, что не может до тебя дозвониться, — приглушенно говорит отец, будто сам боится сказанных слов.
Передергиваю плечами, в голове стоит болезненный скрежет.
— Наверное сеть барахлила, — сухо отвечаю я.
— Тогда… может, ты сама…
— Ой, пап, мы уже приехали! Позже тебе наберу! — бегло выдаю я и кладу трубку.
Нервно стучу телефоном по колену. Злость подогревает кровь и учащает дыхание.
— Ты все-таки добавила мать в черный список? — напряженно спрашивает Тоша.
— Да.
— Почему прямо не скажешь об этом отцу?
— И заставить его разрываться?
— Может…
— Тош, давай не будем об этом, — перебиваю я, не желая снова мусолить эту тему.