– Отчего же?
– Рискну предположить – потому что они оказались слишком умны и прагматичны, чтобы брать на себя столь неблагодарную миссию. Ведь тут, как ни крути, Андрэ, а виноватым останешься. Добиться мира с Японией без уплаты контрибуции и территориальных уступок практически невозможно: государь ясно дал понять, что для России это неприемлемо! Дилемма[231], дорогой Андрэ: сорвешь переговоры, вернешься в Россию ни с чем – виноват. Пойдешь на уступки ради мира – опять виноват… А вы спрашиваете – отчего…
– А почему тогда главноуправляющим не стал нынешний министр финансов?
– Коковцов? Он человек рабочий, по природе умный – но с умом крайне узким, совершенно чиновник, не умеющий никаких способностей схватывать финансовые настроения – то есть способностей государственного банкира…
В каюту осторожно постучали, и Витте раздраженно умолк, подозрительно глядя на белую дверь.
– Опять, поди, газетчики, – простонал он. – Андрэ, голубчик, оградите! Скажите, что у меня простуда, рожистое воспаление, африканская чума – что угодно! Завтра, все завтра!
Сделав шефу успокаивающий жест, Новицкий открыл дверь. Чернокожий стюард, поклонившись, сунул ему конвертик, шепнул:
– Ein Hinweis für dich, mein Herr. Die Frage nach passieren[232]…
Взглянув на имя адресата на конверте, Новицкий изумленно вскинул брови и даже высунулся в коридор, желая расспросить стюарда, но то уже исчез.
– Что там у вас? – проявил вялый интерес Витте. – Опять просьба сфотографироваться с русским «послом мира»?
– Нет, Сергей Юльевич, письмо мне, – Новицкий еще раз повертел конвертик в руках и даже понюхал его. – Вероятно, от дамы: пахнет духами…
– Ну, что же вы медлите? Открывайте скорее, Андрэ! – заинтересовался Витте. – У вас завелась поклонница на середине Атлантики? Как интересно…
Недоверчиво хмыкнув, Новицкий вскрыл конверт, развернул короткое письмо, пробежал глазами несколько строк и снова пожал плечами.
– Ну, что? Вам признаются в любви с первого взгляда? Счастливчик.
– Тут не признание, Сергею Юльевич. Некая
– Позвольте взглянуть, Андрэ… Ага, почтовая бумага высшего качества, с водяными знаками… На конверте герб судовладельца – Северный Ллойд, Германия. В ящике моего стола есть точно такая же бумага и конверты – за каким дьяволом, думал я поначалу? Кому среди открытого моря писать письма? И как их отправлять – запечатывать в пустые бутылки и бросать в волны, как потерпевшие кораблекрушение? – резвился Витте. – А ларчик-то как просто открывался: можно писать любовные записки! И что вы намерены делать, Андрэ?
– Выбросить и забыть, Сергей Юльевич. Это же форменная ерунда какая-то – если не чей-то дурацкий розыгрыш.
– Что-с?! Молодой человек, как вам не стыдно?! Вы что, каждый день получаете подобные письма? Эх, не мне это письмо… Я бы непременно пошел – разумеется, если бы не был женат. Но вы-то свободны, Андрэ. Неужели вы даже элементарного любопытства лишены?
– Почерк вроде не совсем женский, твердый, – размышлял вслух Новицкий. – Однако строчки, дойдя до края листа, сбегают вниз – так пишут гимназистки и курсистки…
– Сходите, Андрей Павлович, – упрашивал Витте. – Хоть какое, а развлечение. Не на край света, в конце концов вас зовут – на шлюпочную палубу, к спасательной лодке номер семнадцать. Это никуда и спускаться-подниматься не надо, наша палуба! Кругом фонари – да вы, никак, боитесь, голубчик?
ebooksa