— Так вы говорите, это ваша старшая дочь?
— Да, сэр.
— А чем занимается ваш муж?
— Он стеклодув. Но только он сейчас хворает.
Они беседовали, а Дженни слушала, и большие голубые глаза ее глядели удивленно и пытливо. Всякий раз, как сенатор смотрел на нее, он встречал такой простодушный, невинный взгляд, такую чудесную улыбку, что ему трудно было отвести глаза.
— Да, — сказал он сочувственно, — все это очень печально. У меня тут набралось немного белья, вы его выстирайте, пожалуйста. А на той неделе, вероятно, будет еще.
Он сложил белье в небольшой, красиво вышитый синий мешок.
— В какой день вам его принести? — спросила миссис Герхардт.
— Все равно, — рассеянно ответил сенатор. — В любой день на той неделе.
Она скромно поблагодарила его и собралась уходить.
— Вот что, — сказал он, пройдя вперед и открывая перед ними дверь. — Принесите в понедельник.
— Хорошо, сэр, — сказала миссис Герхардт. — Спасибо вам.
Они ушли, а сенатор вновь принялся за чтение, но почему-то им овладела странная рассеянность.
— Печально, — сказал он, закрывая книгу. — В этих людях есть что-то очень трогательное.
Образ Дженни, полной изумления и восторга, витал в комнате.
А миссис Герхардт с дочерью снова шли по мрачным и темным улицам. Неожиданная удача необычайно подбодрила их.
— Какая у него прекрасная комната, правда? — прошептала Дженни.
— Да, — ответила мать. — Он замечательный человек.
— Он сенатор, да? — продолжала дочь.
— Да.