Поезд тронулся и вскоре снова помчался полным ходом. Герствуд переменил тему разговора.
— Вы, наверно, очень устали? — спросил он.
— Нет, — бросила Керри.
— Разрешите мне достать вам место в спальном вагоне? — предложил Герствуд.
Керри отрицательно покачала головой. Но, несмотря на все свое смятение, несмотря на коварство Герствуда, она снова стала замечать в нем то, что всегда так ценила: его заботливость.
— Но я прошу вас! — настаивал он. — Там вам будет гораздо лучше.
Керри снова покачала головой.
— Тогда хоть позвольте положить вам под голову мое пальто, — сказал Герствуд.
Он встал и свернул свое легкое летнее пальто так, чтобы голова Керри удобно покоилась на нем.
— Ну вот, — нежно сказал он, — теперь попробуйте немного отдохнуть.
Герствуд готов был расцеловать Керри за ее уступчивость. Усевшись возле нее, он задумался.
— Вероятно, будет сильный дождь, — сказал он после паузы.
— Да, похоже на то, — отозвалась Керри, понемногу начиная успокаиваться под мягкий стук дождевых капель, бросаемых ветром в окна поезда, который бешено мчался во мгле к новому миру.
Герствуд был рад, что ему удалось до некоторой степени успокоить Керри, но для него это было лишь временной передышкой. Теперь, когда ее сопротивление было сломлено, он мог отдаться мыслям о совершенной им ошибке. На душе у него была невыносимая тяжесть. Он украл эту жалкую сумму, которая, в сущности, ему не нужна. Он не хотел быть вором. Никакие деньги — ни эта сумма, ни какая-либо иная — не могли возместить ему легкомысленную утрату прежнего положения. Никакие деньги не могли вернуть ему друзей, доброе имя, дом и семью, даже Керри — такую, какой он надеялся видеть ее рядом. Он сам изгнал себя из Чикаго, сам лишил себя положения в обществе. Он ограбил себя, он отнял у себя сознание собственного достоинства, свой приятный досуг, веселые вечера. И ради чего?
Чем больше Герствуд думал, тем нестерпимее становилась для него эта мысль. Не попытаться ли восстановить свое прежнее положение? Что, если он вернет эти несчастные несколько тысяч, украденные прошлой ночью, и все объяснит? Быть может, мистер Мой поймет. Быть может, владельцы бара простят его и позволят ему вернуться?
К полудню поезд подъехал к Детройту, и Герствуд стал нервничать. Полиция уже, наверно, ищет его. Надо полагать, что во всех больших городах полиция извещена о пропаже и теперь сыщики будут его выслеживать. Ему невольно вспомнились описания поимки преступников, и грудь его стала высоко вздыматься, а лицо побледнело. Руки Герствуда конвульсивно задергались, словно ища, за что ухватиться.
Он притворялся, будто его интересует вид за окном, и нервно постукивал ногой об пол.
Керри заметила волнение Герствуда, но ничего не сказала. Она не имела ни малейшего представления о его причине и о том, как эта причина важна.
А Герствуд вдруг спохватился, что даже не спросил, идет ли этот поезд прямо до Монреаля или до какого-нибудь другого пункта в Канаде. Возможно, что ему удастся выиграть время. Он тотчас вскочил и пошел разыскивать кондуктора.
— Скажите, пожалуйста, не идет ли часть вагонов прямо в Монреаль? — спросил он.