— Нет, не могу, — слабо выговорил он.
Швейцар пристально посмотрел на него и вдруг заметил, что Герствуд смертельно бледен.
— Да не больны ли вы? — спросил он.
— Кажется, болен, — ответил Герствуд.
— Тогда вы лучше присядьте.
Герствуд присел, но вскоре ему стало еще хуже. Он с трудом дотащился до своей койки на чердаке и пролежал там весь остаток дня.
— Этот Уилер болен, — доложил один из официантов дежурному ночному клерку.
— А что с ним такое?
— Право, не знаю. У него сильный жар, — добавил он.
Состоявший при отеле врач осмотрел Герствуда и сразу заявил:
— Скорее отправьте его в больницу. У него воспаление легких.
Через три недели опасность миновала, но только к началу мая силы Герствуда восстановились настолько, что его можно было выпустить. Тогда его выписали из больницы.
Когда он снова вышел на весеннее солнышко, вид у него был самый жалкий. Куда делись былая бодрость и живость бывшего управляющего баром! От прежней его представительности не осталось и следа — бледное, исхудалое лицо, синевато-белые руки, опущенные плечи.
Ему дали на дорогу мелочи, посоветовали обратиться в благотворительные учреждения.
Он возвратился в ночлежку на Бауэри, ломая голову над вопросом, как жить дальше. До нищенства оставался один шаг.
«А что же делать? — думал он про себя. — Не умирать же мне с голоду!»
С первой просьбой о милостыне он обратился к хорошо одетому джентльмену, который только что вышел из парка Стивесант и не спеша направился по солнечной Второй авеню. Герствуд, сделав над собой огромное усилие, подошел к нему.
— Не можете ли вы дать мне десять центов? — прямо приступил он к делу. — Я в таком положении, что вынужден просить.
Прохожий, почти не глядя на Герствуда, запустил руку в жилетный карман и достал монету.
— Получите! — сказал он.