— Отдай ему письма, Лила, — сказал Штайнер. — Он все равно не позавтракает прежде…
Лила показала на поднос. Письма лежали там, прислоненные к одной из чашек. Керн распечатал их и внезапно забыл обо всем. Это были первые письма, которые он получил от Рут. Это были первые любовные письма в его жизни. Словно по мановению волшебной палочки, с него свалилось все: страх и неуверенность, одиночество и разочарование. Он читал, и слова, написанные чернилами, начинали словно светиться — на земле жил человек, который беспокоился за него, который был в отчаянии от того, что произошло, и который говорил ему, что любит его. Твоя Рут. Твоя Рут. «Боже, — подумал он, — твоя Рут!» Это казалось почти невероятным. «Твоя Рут!» Что принадлежало ему до сих пор? Несколько флаконов с духами, немного мыла и вещи, которые он носил. А теперь? Тяжелые черные волосы. Глаза! Это почти невероятно…
Он поднял глаза. Лила зашла в вагон. Штайнер курил сигарету.
— Все в порядке, мальчик? — спросил он.
— Да. Она пишет, чтобы я не приезжал. Я не должен еще раз рисковать из-за нее.
Штайнер засмеялся.
— Они всегда так пишут, правда? — Он налил ему чашку кофе. — Ну, а теперь пей и ешь.
Он прислонился к вагону и смотрел, как Керн завтракает. Сквозь легкий молочный туман выглянуло, солнце. Керн почувствовал его лучи на своем лице. Прошлым утром в вонючей каморке он черпал из помятой оловянной миски тепловатую похлебку, к которой бродяга Лео преподносил своим задом парочку аккордов — это было его каждодневной «гимнастикой», как только он просыпался. А сейчас свежий утренний ветер касался руки Керна. Керн ел белый хлеб и пил нормальный кофе. В его кармане лежали письма от Рут, а Штайнер сидел рядом с ним, прислонившись к вагону.
— Одно преимущество тюрьма все-таки имеет, — сказал Керн. — После нее все кажется превосходным.
Штайнер кивнул.
— Больше всего тебе сейчас хочется уйти, уже сегодня вечером, правда? — спросил он.
Керн посмотрел на него.
— Я хочу уйти и хочу остаться. Я бы хотел, чтобы мы ушли все вместе.
Штайнер дал ему сигарету.
— Останься здесь денька на два-три, — сказал он. — Ты довольно жалко выглядишь. Тюремная похлебка тебя заморила. Поправься немного. Для проселочных дорог у тебя должна быть сила в костях. Лучше переждать здесь несколько деньков, чем распаяться в дороге и попасть в полицию. Швейцария — не детская забава. Чужая страна. Там нужно крепко держаться друг за друга.
— А я могу здесь что-нибудь делать?
— Ты можешь помогать в тире. А вечером — на сеансах телепатии. Правда, я уже взял другого человека, но вдвоем — лучше.
— Хорошо, — сказал Керн. — Ты, конечно, прав. До ухода я должен хорошенько прийти в себя. Я чувствую почему-то ужасный голод. Не в желудке — нет, в глазах, в голове, везде. Будет лучше, если я очухаюсь.
Штайнер засмеялся.
— Правильно. А вот и Лила с горячими пирогами. Заправляйся основательно, мальчик. А я пока пойду разбужу Поцлоха.