— Я здесь. В Цюрихе. В табачной лавке.
— Здесь?
— Да. На той же улице, что и ты.
— Почему же ты не заходишь? Что-нибудь случилось?
— Нет, ничего. Я только сегодня приехал. Я думал, что тебя уже здесь нет. Где мы можем встретиться?
— У меня. Приходи ко мне. Быстро! Ты знаешь дом? Я живу на втором этаже.
— Да, знаю. А к тебе можно? Я имею в виду людей, у которых ты живешь?
— Здесь никого нет. Я одна. Все уехали до конца недели. Приходи.
— Иду.
Керн повесил трубку и отсутствующим взглядом посмотрел по сторонам. Лавка уже не казалось такой, как прежде. Он вернулся к прилавку.
— Сколько я должен за телефонный разговор?
— Десять раппен.
— Только десять раппен?
— Это довольно дорого. — Женщина взяла никелевую монету. — Не забудьте сигареты.
— Ах, да… да…
Керн вышел на улицу. «Я не побегу, — подумал он. — Кто бежит, тот вызывает подозрение. Нужно себя сдержать, Штайнер тоже бы не побежал. Я пойду спокойно. Никто ничего не должен заметить. Но я могу идти и быстрым шагом. Я могу идти очень быстрым шагом. Тогда это будет так же быстро, как если бы я бежал».
Рут стояла на лестнице. Было темно, и Керн мог видеть только ее неотчетливый силуэт.
— Осторожней, — сказал он хриплым голосом. — Я грязный. Мои вещи еще на вокзале. Я не мог ни вымыться, ни переодеться.
Она ничего не ответила. Она стояла на площадке лестницы, нагнувшись вперед, и ждала его. Он взбежал по ступенькам, и внезапно она очутилась рядом с ним — теплая и настоящая, сама жизнь, даже больше, чем жизнь.
В следующую секунду она уже очутилась в его объятиях. Он слышал ее дыхание и чувствовал ее волосы. Он стоял, не шевелясь, и призрачная темнота вокруг него, казалось, заколебалась. Потом он заметил, что она плачет, Он шевельнулся. Она покачала головой, прислоненной к его плечу, и не выпустила его.