Я удивленно посмотрел на него.
– Не удивляйся, а поезжай! – сказал Готтфрид.
– Что ж, давай.
Мы поехали.
Собор находился в старой части города, на открытой площади, вокруг которой стояли дома священнослужителей. Я остановился у главного портала.
– Дальше, – сказал Готтфрид. – Объезжай кругом. Он попросил меня остановиться у входа с обратной стороны и вышел.
– Ну, дай тебе бог! – сказал я. – Ты, кажется, хочешь исповедоваться.
– Пойдем-ка со мной, – ответил он.
Я рассмеялся:
– Только не сегодня. Утром я уже помолился. Мне этого хватит на весь день.
– Не болтай чушь, детка! Пойдем! Я буду великодушен и покажу тебе кое-что.
С любопытством я последовал за ним. Мы вошли через маленькую дверь и очутились в крытой монастырской галерее. Длинные ряды арок, покоившихся на серых гранитных колоннах, окаймляли садик, образуя большой прямоугольник. В середине возвышался выветрившийся крест с распятым Христом. По сторонам были каменные барельефы, изображавшие муки крестного пути. Перед каждым барельефом стояла старая скамья для молящихся. Запущенный сад разросся буйным цветением.
Готтфрид показал мне несколько огромных кустов белых и красных роз:
– Вот, смотри! Узнаешь?
Я остановился в изумлении.
– Конечно, узнаю, – сказал я. – Значит, здесь ты снимал свой урожай, старый церковный ворюга!
За неделю до того Пат переехала к фрау Залевски, и однажды вечером Ленц прислал ей с Юппом огромный букет роз. Цветов было так много, что Юппу пришлось внести их в два приема. Я ломал себе голову, гадая, где Готтфрид мог их раздобыть. Я знал его принцип – никогда не покупать цветы. В городском парке я таких роз не видел.
– Это идея! – сказал я одобрительно. – До этою нужно было додуматься!
Готтфрид ухмыльнулся:
– Не сад, а настоящая золотая жила!