Он торжественно положил мне руку на плечо:
– Беру тебя в долю! Думаю, теперь тебе это пригодится!
– Почему именно теперь? – спросил я.
– Потому что городской парк довольно сильно опустел. А ведь он был твоим единственным источником, не так ли?
Я кивнул.
– Кроме того, – продолжал Готтфрид, – ты теперь вступаешь в период, когда проявляется разница между буржуа и кавалером. Чем дольше буржуа живет с женщиной, тем он менее внимателен к ней. Кавалер, напротив, все более внимателен. – Он сделал широкий жест рукой. – А с таким садом ты можешь быть совершенно потрясающим кавалером.
Я рассмеялся.
– Все это хорошо, Готтфрид, – сказал я. – Ну, а если я попадусь? Отсюда очень плохо удирать, а набожные люди скажут, что я оскверняю священное месте.
– Мой дорогой мальчик, – ответил Ленц. – Ты здесь видишь кого-нибудь? После войны люди стали ходить на политические собрания, а не в церковь. Это было верно.
– А как быть с пасторами? – спросил я.
– Им до цветов дела нет, иначе сад был бы возделан лучше. А гоподь бог будет только рад, что ты доставляешь кому-то удовольствие. Ведь он свой парень.
– Ты прав! – Я смотрел на огромные, старые кусты. – На ближайшие недели я обеспечен!
– Дольше. Тебе повезло. Это очень устойчивый, долгоцветущий сорт роз. Дотянешь минимум до сентября. А тогда пойдут астры и хризантемы. Пойдем, покажу, где.
Мы пошли по саду. Розы пахли одуряюще. Как гудящее облако, с цветка на цветок перелетали рои пчел.
– Посмотри на пчел, – сказал я и остановился. – Откуда они взялись в центре города? Ведь поблизости нет ульев. Может быть, пасторы разводят их на крышах своих домов?
– Нет, братец мой, – ответил Ленц. – Голову даю наотрез, что они прилетают с какого-нибудь крестьянского двора. Просто они хорошо знают свой путь… – он прищурил глаза, – а мы вот не знаем…
Я повел плечами:
– А может быть, знаем? Хоть маленький отрезок пути, но знаем. Насколько возможно. А ты разве нет?
– Нет. Да и знать не хочу. Когда есть цель, жизнь становится мещанской, ограниченной.
Я посмотрел на башню собора. Шелковисто-зеленым силуэтом высилась она на фоне голубого неба, бесконечно старая и спокойная. Вокруг нее вились ласточки.