Словно ласточка полетел я назад в мастерскую. Но Ленц и Кестер ушли обедать. Пришлось сдержать свое торжество. Один Юпп был на месте.
– Продали? – спросил он.
– А тебе все надо знать, пострел? – сказав я. – Вот тебе три марки. Построй себе на них самолет.
– Значит, продали, – улыбнулся Юпп.
– Я поеду сейчас обедать, – сказал я. – Но горе тебе, если ты скажешь им хоть слово до моего возвращения.
– Господин Локамп, – заверил он меня, подкидывая монету в воздух, – я нем как могила.
– Так я тебе и поверил, – сказал я и дал газ. Когда я вернулся во двор мастерской, Юпп сделал мне знак.
– Что случилось? – спросил я. – Ты проболтался?
– Что вы, господин Локамп! Могила! – Он улыбнулся. – Только… Пришел этот тип… Насчет форда.
Я оставил кадилляк во дворе и пошел в мастерскую. Там я увидел булочника, который склонился над альбомом с образцами красок. На нем было клетчатое пальто с поясом и траурным крепом на рукаве. Рядом стояла хорошенькая особа с черными бойкими глазками, в распахнутом пальтишке, отороченном поредевшим кроличьим мехом, и в лаковых туфельках, которые ей были явно малы. Черноглазая дамочка облюбовала яркий сурик, но булочник еще носил траур и красный цвет вызывал у него сомнение. Он предложил блеклую желтовато-серую краску.
– Тоже выдумал! – зашипела она. – Форд должен быть отлакирован броско, иначе он ни на что не будет похож.
Когда булочник углублялся в альбом, она посылала нам заговорщические взгляды, поводила плечами, кривила рот и подмигивала. В общем, она вела себя довольно резво. Наконец они сошлись на зеленоватом оттенке, напоминающем цвет резеды. К такому кузову дамочке нужен был светлый откидной верх. Но тут булочник показал характер: его траур должен был как-то прорваться, и он твердо настоял на черном кожаном верхе. При этом он оказался в выигрыше: верх мы ставили ему бесплатно, а кожа стоила дороже брезента.
Они вышли из мастерской, но задержались во дворе: едва заметив кадилляк, черноглазая пулей устремилась к нему:
– Погляди-ка, пупсик, вот так машина! Просто прелесть! Очень мне нравится!
В следующее мгновение она открыла дверцу и шмыгнула на сиденье, щурясь от восторга:
– Вот это сиденье! Колоссально! Настоящее кресло. Не то что твой форд!
– Ладно, пойдем, – недовольно пробормотал пупсик.
Ленц толкнул меня, – дескать, вперед, на врага, и попытайся навязать булочнику машину. Я смерил Готтфрида презрительным взглядом и промолчал. Он толкнул меня сильнее. Я отвернулся.
Булочник с трудом извлек свою черную жемчужину из машины и ушел с ней, чуть сгорбившись и явно расстроенный.
Мы смотрели им вслед.