— Но ведь у него есть мать, — вмешивается прокурор.
— На матери он жениться не может, — возражаю я.
— А почему непременно жениться? — говорит председатель. — Разве для женитьбы он не слишком молод?
— Его не сочли слишком молодым, когда посылали на фронт, — парирую я. — А жениться он хотел потому, что после войны он не мог найти себя, потому что он боялся самого себя и своих воспоминаний, потому что он искал какой-нибудь опоры. Этой опорой и была для него девушка.
Председатель обращается к Альберту:
— Подсудимый, не желаете ли вы наконец высказаться? Верно ли то, что говорит свидетель?
Альберт колеблется. Вилли и я пожираем его глазами.
— Да, — нехотя говорит он.
— Не скажете ли вы нам также, зачем вы носили при себе револьвер?
Альберт молчит.
— Револьвер всегда при нем, — говорю я.
— Всегда? — переспрашивает председатель.
— Ну да, — говорю я, — так же как носовой платок и часы.
Председатель смотрит на меня с удивлением:
— Револьвер и носовой платок как будто не одно и то же?
— Верно, — говорю я. — Без носового платка он легко мог обойтись. Кстати, платка часто у него и вовсе не было.
— А револьвер...
— Спас ему разок-другой жизнь, — перебиваю я. — Вот уже три года, как он с ним не расстается. Это уже фронтовая привычка.
— Но теперь-то револьвер ему не нужен. Ведь сейчас-то мир.
Я пожимаю плечами: