Мне сейчас с лихвой хватало возможности погрузиться по уши в свою обожаемую работу, потеряться в ней мыслями, чувствами и едва ли не всем своим существованием. Ощутить и вспомнить, что это такое, когда полностью забываешь о времени и живешь практически на всех этих приятных технических мелочах: копаешься в залежах отснятого материала, отбираешь лучшие снимки, ищешь натуру для будущих съемок заднего плана; замираешь в сладком предвкушении перед предстоящими перспективами, когда я же наконец-то доберусь до фотосессии с тобой в одном из павильонов-студий компании, где будет воссоздана на зеленом фоне та самая композиция из стола и кресел, которые я успела отснять на том самом… треклятом заводе. Даже не знаю, что самое из всего этого волнительное: провести съемки с тобой или заняться окончательной сборкой захватывающих кусочков общей визуальной мозаики, обрабатывая самый заключительный этап задуманной идеи и доводя ее до исключительного совершенства.
Сказать, что за все эти утекающие в абсолютное никуда дни творческого и эмоционального блаженства я не ждала твоих звонков или внезапного появления во плоти? Еще как ждала, каждый раз неосознанно вздрагивая при любом звуке и позывных телефонных сигналов/мелодий, не важно где, в моем кабинете или в спальне моего номера в "Остиуме", с леденеющими пальцами на руках и ногах, зависая на какое-то время в этой сковывающей прострации и не успокаиваясь до тех пор, пока не понимала, что они не связаны ни с тобой, ни с Эвелин Гувер.
Три дня? Ты дал мне всего три дня наивного самообмана с мнимым чувством детского умиротворения. Я действительно надеялась, что худшее позади, а впереди лишь немного сложный, слегка поросший диким терном путь к восхождению чего-то большого, светлого и сказочного? Что за этими черными переходами зеркальных лабиринтов твоего мрачного Черного Эдема меня поджидают рубиновые врата в чудесный радужный сад?
— Элл… там это… — взволнованный голос Поланик в динамике рабочего селектора прозвучал в непривычной для нее нерабочей интонации где-то в начале третьего часа по полудню, в среду первой недели ноября. — Миссис Гувер на первой линии. Я вас соединяю…
Что? Какого?..
Я не успела рта открыть, не то чтобы осмыслить услышанное, пропустить его тысячевольтным разрядом по всем системам жизнеобеспечения Эллис Льюис и каким-то чудом не впасть после этого в десятиминутную кому. Хотя нет… Рот открыть я все-таки успела, а вот что-то выдохнуть в ответ, тот же протест с попыткой остановить Робин, до того, как она переключит меня на секретаря Мэндэлла-младшего…
— Мисс Людвидж? — вот… маленькая засранка, пустила ее по своей линии напрямую…
Знакомый мелодичный голос Эвелин приложил к моему позвоночнику вторым оголенным электрокабелем, едва не закоротив и не поплавив диски позвонков с нервами в одну обугленную антенну.
— Да… миссис… — прочистить голос все-таки тоже пришлось (удивительно, что он не пропал окончательно), как и закрыть глаза, глубоко втянуть воздух через ноздри, пока резкий приступ дикого головокружения с сумасшедшей пульсацией вскипевшего в крови адреналина не сбавили своей бешеной амплитуды хотя бы процентов на тридцать. — Гувер…
— Прошу прощения, что отрываю вас от работы, но господин Мэндэлл желает видеть вас в своем рабочем кабинете к половине третьего этого дня.
Планета все-таки вздрогнула, качнулась под ногами от очень мощного толчка (в нас врезалась огненная или ледяная комета?), и я явственно услышала, прочувствовала буквально кожей, разрывающийся треск небесного купола за спиной и над головой. Как хорошо, что я сидела, хотя это мало чем помогло. Какое-то время я боролась с сильнейшим приступом тошноты и паники, не в состоянии выдержать это убойное состояние именно в сидячем положении. Меня дико тянуло прилечь, сползти прямо на пол, прижаться ладонями и щекой к ворсу ковролина и наконец-то закрыть глаза. Но что-то подсказывало, что мне и это мало чем поможет, если только окончательно не отключиться…
Что со мной? Почему так резко и… больно? Ты же еще ничего мне сказал, не взглянул в мои глаза… откуда тогда этот зашкаливающий ужас с мощными инъекциями жидкого азота в вены, аорту, сердце и в костный мозг?..
И почему я в эти секунды так и не скончалась, когда ощущала, что была уже на грани?..
…У времени лишь один неисправимый недостаток — его нельзя остановить и прокрутить назад. Поэтому многие просматривают некоторые эпизоды своей прошлой жизни в своей памяти с завидным упрямством конченных мазохистов, будто и вправду ищут способы или ускользающие из внимания прорехи в пространственно-временном континууме, которые позволят им переиграть самые неудачные моменты в желаемой для себя последовательности. В этом и состояла их ошибка, как впрочем и его тоже. Постоянно возвращаться мыслями назад, снова и снова, туда, где все твои промахи и неудачи только лишь будут напоминать о твоих проигрышах и потерях, заново вспарывая затянувшуюся корочку старых незаживающих ран. Когда-то он думал, что у этих воспоминаний и боли напрочь отсутствует свертываемость крови. Что он будет истекать ими до тех пор пока наконец-то не сдохнет от болевого шока. Во всяком случае он очень хотел этого сам… Что же произошло теперь? Что заставило его изменить собственным вскормленным и столь драгоценным слабостям? И действительно ли он настолько сильно изменился? Ведь говорят, человек не может стать кем-то, кем никогда и не был. Все находится внутри тебя — все зачатки и спящие инстинкты с наследственной предрасположенностью. Нужен лишь подходящий толчок, тот самый золотой стимул — реальная цель с реальными возможностями воплотить ее в жизнь. И самое главное, использовать воспоминания прошлого, чтобы никогда не забывать о всех своих ошибках в моменты своих предстоящих действий.
Время невозможно подчинить или направить в нужную тебе точку, но зато ты можешь сделать его своим союзником. Да, когда знаешь как, ты вполне его можешь использовать в выгодной для тебя ситуации, сделать самое невозможное — заставить кого-то чувствовать поток ускользающих мгновений буквально физически, в собственной крови и пульсе, ощутимыми вспарывающими осколками-кристаллами в венах и сердце.
Да, моя девочка, то что ты испытывала и переживала все эти дни как раз оно и есть — тугие петли времени, затягивающиеся моими пальцами золотые пружины неминуемого приближения твоего ближайшего будущего на твоем горлышке и всех коронарных артериях. И в этом вся его убивающая красота, чем дольше ты ждешь, тем сильнее жаждешь его необратимого появления… моего появления. Думаешь, это я ждал этих упоительных моментов, когда мы снова пересечемся в реальности и посмотрим друг другу глаза в глаза? В этом и заключается вся скрытая ирония. Ведь я знал, что это случиться, а вот подсознательно ждала такой вероятности именно ты. И не просто ждала — ХОТЕЛА.
Даже сейчас, неуверенно ступая по ковровой дорожке от высоких лакированных входных дверей внутрь кабинета главы компании, ты все еще тянулась за собственными импульсами предающего тебя тела. Ты интуитивно искала взглядом его местоположение, забывая о том факте, что ты здесь впервые и возможно больше никогда сюда не попадешь.
Останавливаешься где-то в пяти футах от входа, словно не зная в какую сторону продолжить свое направление или ожидая прямого распоряжения от хозяина помещения.
Да, ты права, этот кабинет не просто больше твоего и всех виденных тобою ранее кабинетов твоих прошлых боссов и начальников. Ты прекрасно понимаешь, что попасть сюда такому рядовому сотруднику "Глобал-Вижн", как тебе, нереально не только в этой жизни, но и во всех возможных альтернативных и гипотетических. И что даже иметь подобную привилегию, не означает получить билет до рая в один конец с раскрывающимися большими перспективами и возможностями в захватывающее будущее. Да, может и захватывающее и особенно в один конец, но кто сказал, что оно обернется долгожданным благом для того, кто окажется на этой самой темно-синей дорожке? И кому, как не тебе это понимать, моя милая?..
Ты права, здесь спокойно поместиться стандартная площадка теннисного корта, а может и все полторы. Как минимум три зоны и самая большая слева от тебя отделена длинной сине-бирюзовой барной стойкой со сквозной зеркальной горкой, через которую достаточно хорошо просматривался внушительный стол для совещаний (с цельной массивной столешницей под антрацитовый, почти черный, глянцевый гранит) напротив сплошного панорамного окна с выходом на белую террасу. Справа, скорей всего, зона для "отдыха" или для неофициальных приемов, в углубленной в полу на пару невысоких ступеней нишей, выстланной мягким плюшевым ковролином темного сизого оттенка и обставленной мягкой мебелью индивидуального дизайна: белый диван-уголок (почти вдоль всей стены-зеркального стеллажа за его спинкой) и три кресла с замшевой матовой обивкой вокруг низкого стеклянного столика с ножкой из алебастровой статуэтки. Если бы ты верила в существование слонов с бивнями в два фута в диаметре, ты бы запросто поверила, что эта ножка сделана из настоящей слоновой кости.
ebooksa