Ребекка

— Слушайте, Макс. Я полагаю, что у вас нет секретов от вашей жены, а Кроули, по-видимому, включен в счастливое трио, поэтому я могу говорить, не стесняясь, а именно это я и намерен сделать.

Вы все знаете, что я был любовником Ребекки, и я никогда этого не отрицал.

До сих пор я, как и прочие дураки, верил, что Ребекка утонула в заливе, и ее тело было много времени спустя найдено в Эджкомбе. Это был, конечно ужасный удар для меня. Но я думал, что Ребекка умерла, как и жила, — в борьбе, но несколько дней тому назад я узнал из газет, что найдена ее лодка и в каюте — ее тело. Я приехал сюда, в Керритс, и остановился в гостиницы, чтобы присутствовать на судебном разбирательстве.

Вначале там все шло удивительно гладко, но вдруг выступление лодочного мастера Тэбба круто изменило все дело.

Что вы можете сказать по поводу дыр в днище, Макс?

— Неужели вы думаете, что проведя весь день в суде для обсуждения всего дела в мельчайших подробностях, я снова начну обсуждать его с вами? Вы слышали приговор. Судья был удовлетворен, придется удовлетвориться и вам.

— Ребекка покончила жизнь самоубийством, да? Это было очень похоже на нее, не так ли? Послушайте, у меня есть записка от нее, написанная в самый день ее гибели. Я сохранил е из-за того, что она была самой последней. Послушайте-ка:

Он вытащил из кармана записку и медленно прочел ее нам: «Пыталась дозвониться тебе домой по телефону, но никто не ответил. Я уезжаю обратно в Мандерли. Вечером буду в своем коттедже. Если получишь мою записку вовремя, садись в машину и сейчас же следуй за мной. Я проведу ночь в коттедже и оставлю дверь открытой. Мне нужно кое-что рассказать, поэтому я хочу увидеть тебя как можно скорее. Ребекка».

— Я не знал, что Ребекка собиралась быть в Лондоне в тот день, и по несчастному стечению обстоятельств поздно задержался в гостях. Прочел эту записку в четыре утра и понял, что уже слишком поздно для того, чтобы пуститься в шестичасовой путь в Мандерли.

Я собирался позвонить туда на следующее утро и действительно позвонил в двенадцать часов. И тут я услышал, что Ребекка утонула.

Предположим, судья прочел бы сегодня на заседании эту записку, — все дело обернулось бы для вас совсем иначе, Макс.

— Ну и что же, почему вы не отдали ему эту записку?

— Спокойно, старина, спокойно. Не нужно сердиться! Вы никогда не были мне другом, но я не питаю к вам никакой злобы. Все мужья красивых женщин ревнивы, и многие из них играют роль Отелло. Они достойны не порицания, а жалости. Ревность — это разновидность скупости. Почему бы им не делиться своими женами с другими, вместо того чтобы убивать их. Ведь женщина — это не мотор, она не изнашивается от употребления. Наоборот, чем больше она в ходу, тем легче с ней управиться.

Макс, я выложил все свои карты и предлагаю вам прийти к соглашению: я человек бедный и расточительный, и хуже всего то, что я не имею постоянного дохода. Если бы вы могли мне обеспечить две или три тысячи фунтов в год, я устроил бы свою жизнь совсем иначе. И никогда больше не стал бы вас беспокоить. Готов дать в этом клятву перед богом.

— Я уже просил вас оставить мой дом и больше не собираюсь просить. Дверь позади вас, можете ее сами открывать.

— Еще полминуты, Максим, — вмешался Фрэнк. — Все это не так просто. Я понимаю, что вы можете наделать массу неприятностей Максиму, а он, видимо, не отдает себе в этом отчета. Скажите, какую именно сумму вы желаете получить от него?

Максим побелел от гнева, и на его лбу начала дергаться какая-то жилка.

— Пожалуйста, не вмешивайтесь, Фрэнк. Это мое личное дело, я не позволю себя шантажировать.

— Полагаю, что вашей жене не понравится, — сказал Фэвелл, когда на нее будут указывать, как на вдову убийцы, который был повешен!

Он громко рассмеялся и взглянул на меня.