Ребекка

— Нечего совершенно иное.

— Ты неправа: если я сказал тебе, что думаю о Сэррэе и Миддлсексе, значит, так оно и было. Мужчины ведь вообще гораздо проще, чем ты думаешь, а вот что происходит в очаровательной женской головке, не угадает и самый хитрый мужчина. В эти минуты, о которых я говорю, ты совсем не была похожа на себя. У тебя было совершенно несвойственное тебе выражение лица.

— Какое именно?

— Не знаю, трудно объяснить. Ты выглядела значительно старше своих лет, хитрой и недоброжелательной.

— Я этого вовсе не хотела.

— Охотно верю.

— Ты не хотел бы, чтобы я выглядела несколько старше?

— Нет.

— Почему?

— Потому что это будет тебе не к лицу.

— Но ведь я неизбежно постарею когда-нибудь. У меня будут седые волосы и на лице появятся морщины и складки.

— Этого я не боюсь.

— Но тогда чего же ты боишься?

— Не хочу, чтобы ты выглядела так, как только что за столом. У тебя была злая морщинка у губ, а глаза принадлежали женщине с большим опытом, причем таким, какого иметь не следует.

— Что ты имеешь в виду, Максим? О каком опыте ты говоришь? Он помолчал, пока Фритс подавал новую перемену блюд, а потом заговорил снова.

— Когда я увидел тебя впервые, меня поразило выражение твоего лица. Оно и теперь не изменилось. Не могу точно сформулировать, но оно послужило одной из причин, по которой я женился на тебе. Но в ту минуту, о которой мы сейчас говорим, оно исчезло, и его место заняло что-то совсем другое.

— Что же? Объясни, Максим.

Он рассматривал меня минуту, а затем ласково и спокойно сказал:

— Послушай, дорогая, когда ты была ребенком, вероятно, случалось иногда, что отец запрещал тебе читать какие-то определенные книги, прятал их под замок или запирал на ключ.

— Да, это бывало.