— Это и не нужно.
— Тебе тоже понравилось здесь, Джейк?
— Да, понравилось.
— Я бы никогда не додумался сам до такого. Помнишь, как ты расстелил карту на столе в ресторане в Осло? В тот вечер от меня было мало проку. Это было будто сто лет назад, правда?
— Не так уж много времени прошло.
— Для меня словно века прошли. Я чувствую, что стал совсем другим. А что чувствуешь ты?
— Я думаю, что остался таким, как прежде.
— Ты бы сказал это в любом случае. Знаешь, Джейк, здесь, в горах, я стал ненавидеть свои прежние мысли. Когда оглядываешься назад, видишь, как мелочна та жизнь дома, нытье ни о чем, возня со своей никудышной поэзией. Противно вспоминать.
— Вот и не вспоминай.
— Трудно совсем позабыть об этом. Как чудесно, что в этом путешествии появилось время поразмыслить — как будто простирываешь свой ум. Ты тоже это чувствуешь?
— Вероятно, я даю уму передышку, Дик. Я израсходовал все свои мысли в тюрьме.
— Сейчас ты смеешься надо мной, — сказал я.
— Нет, я действительно так думаю.
— Тюрьма как-то изменила тебя, Джейк?
— Конечно.
— Как именно? Ты стал иначе смотреть на вещи?
— Там я увидел все яснее.
— Я не в состоянии это понять. Я бы сошел с ума. Мне бы хотелось проломить кому-нибудь голову.
— Это уже было сделано.
— Но, черт возьми, Джейк! Ты же понимаешь, что я хочу сказать. Прости.