Какая-то девушка стала подпевать пластинке, и я предположил, что она пританцовывает на палубе.
Машинально я начал тихонько насвистывать эту мелодию, размышляя о том, какое у девушки может быть лицо.
Пассажирский пароход нарушал своим присутствием красоту и великолепие фиорда. Но тут уж ничего не поделаешь.
— Как ты быстро, — заметил я, когда Джейк вернулся.
— Все в порядке, — сообщил он, — мы сможем добраться до Бальхольма. Мы будем предоставлены самим себе, — продолжал он. — Нам совсем не обязательно с кем-то общаться.
Услышав звуки граммофона, он нахмурился.
— А вот это не совсем хорошо, Дик.
Я пожал плечами. Вопреки ожиданиям я не имел ничего против граммофона.
Мы постояли какое-то время, глядя на горы, с которых спустились накануне. Они показались мне такими далекими. На граммофоне поменяли пластинку, и я снова начал насвистывать — теперь уже другую мелодию.
— Эти машины следует запретить, — сказал Джейк, не в силах оторвать взгляд от гор.
— О, не знаю, — ответил я.
Я поднялся, чтобы взглянуть на вид с верхней палубы.
«Кристиана» покинула Лордель около полудня и направилась в Гудванген. Мы с Джейком старались найти какой-нибудь тихий, укромный уголок на пароходе, чтобы спрятаться от толпы. Погода была чудесная, невозможно было усидеть в нашей тесной каюте с двумя узкими койками, расположенными одна над другой. Пришлось стать такими же, как все, туристами с парой шезлонгов под большим брезентовым навесом. Люди вокруг нас громко восхищались красотой пейзажей и носились по палубе, щелкая своими мерзкими маленькими «кодаками». Общество было довольно смешанное: несколько скандинавов, один-два англичанина и множество немцев и американцев. Все они на фоне гор смотрелись как-то неестественно. Мне казалось, что у них нет никакого права находиться здесь — ни у них, ни у парохода с безупречной палубой и надраенной до блеска медью, с винтом, со свистом рассекающим глубокую воду. Вот если бы мы с Джейком могли плыть одни. Хорошо бы узнать, можно ли плыть по этим фиордам под парусом? Было бы великолепно, одно смущает: у темной воды такой предательский вид, да и ветра здесь никогда не бывает.
Джейк нашел американскую газету. Решил просмотреть новости бейсбола. Удивительно, как он приспосабливается к любой обстановке. Казалось, толчея его нисколько не беспокоит.
Я не мог ни читать, ни спать. Я был не спокоен без всяких на то причин. Не знал, чего мне хочется. Напротив расположилась компания американцев, лежавших на пледах. Это были те самые люди, с граммофоном. Было довольно занимательно понаблюдать за ними. Их было пятеро — трое мужчин и две девушки. Удобно расположившись в шезлонге, я размышлял об их отношениях. Кто на ком женат и так далее. Они вели себя не так, как если бы были женаты. У одного парня был довольно скучный вид. Он носил очки. Наверное, этот парень в очках — брат темноволосой девушки: когда она попросила его сходить за пледом, он велел его больше не беспокоить, и ее просьбу выполнил кто-то другой. Один молодой человек явно был рад услужить ей, но она редко ему улыбалась. Другой парень дурачился с камерой, фотографируя компанию в смешных позах. Он был душа общества. Все смеялись, стоило ему только открыть рот. Вторая девушка все время спала или только притворялась. У нее были рыжие волосы. На ней было белое платье без рукавов. Девушка уткнулась лицом в ладони и улыбалась во сне.
Она была довольно хорошенькой. Кто же из этих мужчин ее интересует? Уж конечно не тот, что в очках. Не исключено, что она относится ко всем одинаково. Через некоторое время она села и начала причесываться. Волосы у нее совсем не растрепались. Затем она нехотя потянулась к граммофону и завела его. Это была та самая мелодия, которую я насвистывал утром. Она подергивала плечами в такт музыке, а весельчак из этой компании прикурил сигарету и отдал ей. Она тихонько мурлыкала. Джейк вздохнул, когда завели граммофон, и поднялся со своего шезлонга.
— Пойду узнаю, пустят ли меня на мостик, — сказал он. — Хотелось бы поболтать с кем-нибудь из этих ребят. Второй помощник капитана такой славный парень. У них тихо, и горы хорошо просматриваются.
— Хорошо, — ответил я.
— Ты идешь, Дик?
Я зевнул и потянулся.