Последнему он так и не успеет дать ни объяснения, ни стопроцентной уверенности в увиденном, поскольку банально об этом забудет. Вернее, она заставит его забыть, сминая за считанные доли секунды то жалкое подобие так называемого расстояния, что оставалось между ними. После чего окружающий мир попросту и буквально рассыплется на невесомые молекулы. Исчезнет все или сотрется в абсолютный ноль под давлением ее мягких губ, накрывших его циничную ухмылку, которую она тут же уничтожит до основания враз и безвозвратно. Тут у любого бы окончательно помрачился рассудок, что уже говорить о нем, опьяненному магической аурой ее близости. Да и назвать это помрачнением едва ли повернется язык. Скорее лобовой атакой спонтанной диверсии, когда твою человеческую сущность превращали в безвольный эфир, заражая каждую эрогенную клетку организма сладкой истомой первозданного греха. Когда желанные губы раскрывая настойчивым вторжением твой рот, крали твое дыхание и очередной пропущенный удар сердца каждым своим умопомрачительным движением и безумно возбуждающей лаской порхающего, как крыло мотылька язычка.
Ты тут не то что уже не способен о чем-то думать, но и следить за собственной реакцией и действиями, как и цепляться за остатки человека разумного. Все по боку, ничто более не имеет первостепенного значения. Только эти упоительные мгновения и ничем не объяснимая возможность тонуть в этой вязкой патоке чужого растления. Плавиться, задыхаться, погружаться в болезненно-сладкие приливы ответных желаний, пока ее губки скользят по твоим, заставляя вторить ее ласкам и будто невинным атакам.
Стоило ему только-только войти во вкус ее ароматов и пойти на дно коловорота столь провокационного поцелуя, уже не разбирая кто, где и когда, как… Эта блаженная пытка, разносящая по его телу обжигающие вспышки острого возбуждения от любого "безобидного" нажима, трения и проникновения ее языка в ненасытный вакуум его жадного рта, была так же резко прервана, как и началась до этого. Он даже не успел воплотить свое изначальное желание в жизнь — обхватить ей голову, прижать что дури к себе и…
Что за нах?..
Она просто отступила, неожиданно и в самый неподходящий для этого момент. Кир только и успел чуть приподнять руку, но не выбросить загребущим жестом за упорхнувшим от нее мотыльком вперед.
— Только не говори, что это все… — он с трудом узнал собственный голос, резко охрипший и понизившийся от пережитых и все еще переживаемых ощущений.
Но она продолжала отступать от него, вернее, пятиться, часто дыша и явно раскрасневшись.
— А разве я обещала что-то большее? Прощай, кто бы ты ни был и как бы там тебя не звали. — на несколько секунд ее поплывшее личико озарила то ли безумная, то ли ошалевшая, но определенно нервная улыбка. — И спасибо за офигительный поцелуй. Мне безумно понравилось.
По любому, она над ним издевалась. Да и что ему сейчас стоило нагнать ее, сгрести в насильственные объятия и затянуть либо в темный угол окружающего двора, либо в свою машину.
— Тогда какого четра уходишь?
— Тебе лучше с этим чертом не встречаться.
— Думаешь, я тебя не найду? — он так и не успел воспользоваться последними секундами. Она просто развернулась и сломя голову побежала. Притормозила где-то метров через десять, снова оборачиваясь и отрицательно качая головой. На благо рассеянный свет фонарного столба уже до нее дотягивал.
— Нет.
— Откуда такая уверенность? — ему тоже пришлось повысить свой голос до крика. — Ты же понятия не имеешь кто я и на что способен.
— Так и ты не знаешь, кто я.
— Уж это меня никак не сможет остановить. Поэтому предупреждаю сразу. Когда я тебя найду, готовься. Я взыщу с тебя по полной. Можешь начинать уже сегодня — тренироваться перед зеркалом, потому что первое, что ты сделаешь, это станцуешь для меня приватный танец.
ГЛАВА первая
За неделю до вышеописанных событий
— …Мама, я тебя прошу, перестань плакать. Обещаю, мы что-нибудь придумаем… Да понимаю я, что сроки давно вышли, но и приводить в исполнение постановление в тот же день не будут. Ты только не впадай в панику и не истери. Сейчас нам всем как никогда надо оставаться предельно собранными и при холодном рассудке. Раскисать не время. Папа-то как?..
Самое трудное в этой ситуации было говорить относительно ровным голосом и казаться хладнокровной. Только после всего, что мне пришлось услышать и пропустить через себя вместе с надрывными всхлипами матери прямо по воспаленным сосудам в голове и шокированным там же нейронам, желание лечь на пол или удариться со всей дури о стенку, а потом завыть во весь голос, едва не прикончило меня на месте.