Он рассказывал полную эмоциональных подробностей историю про счастливый и доверительный брак Константина Скарабейникова, прежнего главы рода и присутствующей здесь вдовы, нашей дорогой истицы, как она фактически управляла делами рода с полного и безоговорочного согласия супруга, про их благополучие и годы процветания, счастливую, полную умильности и взаимной заботы многочисленной семьи — жизнь.
Если ещё более кратко, то Екатерина пригрела на груди змею, то есть меня. Душу вложила, доверяла, а я… оказывается, та ещё свинья!
Слушая всё это, я был готов временами под землю провалиться от стыда. Да, прежний Сергей был тем ещё клоуном, это я понял, читая его дневник. Но чтобы до такой степени…
Даже если учитывать, что лишь десять процентов сказанного правда, становилось не по себе. Будь тут суд присяжных, после такого «представления» меня бы явно не ждало ничего хорошего. Здесь же судья, скорей всего купленый, если верить тому, что донесла мне Анна.
К концу выступления мне уже было тошно. Смотрел на Филинова как на соломинку, которая вытянет из всего этого дерьма. У него ведь был какой-то план, связанный с Первопредком. Только на это мне и оставалось надеяться.
И всё же, Пашаев перегнул с театральщиной. Возможно, мной залюбовался и решил додавить. Хотя, он же заранее текст написал. И чем дальше, тем более откровенный бред там был. Про всеми любимого, идеального со всех сторон Константина Антоновича, снедаемого болезнью. Про добрых отзывчивых женщин у постели главы рода.
Я не выдержал и хрюкнул от сдерживаемого смеха, который попытался скрыть кашлем. Судья недовольно посмотрел на меня, но ничего не сказал.
Ну а дальше и про меня рассказали. Про свинью неблагодарную и бездарную, но каким-то образом провернувшую некий финт с кольцом. И из-за всего этого оставил бедняжек у разбитого корыта, отобрав всё незаконным образом.
Да, в ключе их рассказа то, что забрал платья, звучало не очень благородно, но это мелочи жизни. Но, чёрт побери, я обманул отца, как последний подонок стащил с коченеющего пальца кольцо? Чего-чего? Уж что, но такого бреда я никак не ожидал услышать. На кого вообще это рассчитано? На людей, не имеющих никакого отношения к аристократии? И не знающих базовых вещей о перстнях и статусе главы рода?
Когда Пашаев наконец заткнулся, я посмотрел на Филинова, ожидая его реакции. Последовали формальные вопросы, больше похожие на балаган. Даже у явочной службы спросили мнения, но те отказались от комментариев. Когда же Аркадий сказал, что у него нет никаких возражений, я напрягся. Но он всё же осмотрел отчёт о невменяемости моего отца прямо на столе судьи, после чего вернулся ко мне и суд продолжился.
— Не переживай, всё схвачено, — Аркадий попытался приободрить меня. Вышло у него не очень.
Вызвали того самого врача, какого-то старика в халате. Он мялся, бубнил, пытался сгладить углы и местами увиливал от ответственности. Очень странный тип. Наконец, судье удалось добиться от него конкретного заключения — Константин Антонович Скарабейников в конце жизни был невменяем.
— Эксперта может перебить только другой эксперт. Другого доктора у меня нет… — сказал Аркадий, когда у него попросили комментарий.
В принципе, отец мне самому казался немного безумным. Что неудивительно, мешать сильные обезболивающие с алкоголем и сигаретами. Вряд ли ему кололи яд броненосца, скорее всего, что-то более дешёвое и тяжёлое для организма.
— То есть вы не оспариваете заключение? — уточнил Лещёв.
— Я с ним не согласен, но это моё личное мнение.
— Заносим в протокол. А по психическому здоровью покойного? Ваше мнение, осознавал он? Хотел, чтобы сын был наследником и главой рода?
— Да, именно так я и считаю.
— Обоснуйте.
— У меня один аргумент, это перстень на пальце Сергея. Его нельзя украсть или насильно забрать. Статус патриарха определяется не только и не столько завещательными документами.
ebooksa