Я закрыл глаза, пытаясь унять боль, что терзала мою душу последние три года. Я мог ее сдерживать, теперь я научился это делать. Боль можно вытолкнуть из груди. Вот только начиная с сегодняшнего утра эта борьба давалась мне куда труднее обычного. Боль убивала меня весь день.
Отражать ее удары становилось все сложнее.
«Играй, сын, – прошептал отцовский голос у меня в голове. Я невольно сжал кулаки. – Играй…»
Я ахнул и сдался, отказался от раздиравшей мою душу борьбы.
В аудитории было тихо, она была как белый лист, ждущий, что его насытят красками. Мои пальцы легли на клавиши, я затаил дыхание, а потом нажал на одну из них. Звук оглушил меня сильнее пожарной сирены, перед глазами взорвалось пятно яркого зеленого цвета, по краям окаймленное неоном. Следующая клавиша – и у меня перед глазами расцвел красный бутон. Не успел я опомниться, как мои руки уже летали над клавишами так, словно я и не прекращал играть на долгих три года.
Я играл «Токкату и фугу ре минор» Баха; нотная запись мне не требовалась, в голове отпечатались все ноты до последней. Я просто следовал за цветами. Вибрирующий красный, бледно-голубой, охровый, ореховый, лимонно-желтый – один за другим они сплетались у меня в голове в яркое полотно.
Закончив «Токкату», я повернулся и встал с табурета. На этот раз не раздумывал и не терзался внутренней борьбой; я просто пересек комнату и взял то, что первым попалось на глаза. Едва смычок коснулся струн скрипки, я закрыл глаза и последовал за музыкой.
На этот раз я играл мелодию собственного сочинения.
Я переходил от одного инструмента к другому, не мог остановиться. Меня захлестнули цвета, вкусы, а в крови бурлил адреналин.
Не знаю, сколько прошло времени. Наконец я ощутил каждый инструмент и шагнул было к двери, но охватившая меня жажда музыки не проходила. Мне хотелось оставить все это в прошлом, хотелось списать свой поступок на опьянение.
Вот только я больше не чувствовал ставшего уже привычным оцепенения. Сейчас мною двигал вовсе не алкоголь, а я сам, и я это знал.
Фортепиано притягивало меня как магнит. Я снова вернулся к нему, сунул руку в карман и вытащил отцовские жетоны. Я не мог заставить себя посмотреть на его имя, просто положил их на верхнюю крышку пианино – пусть будут рядом.
Пусть он будет рядом со мной.
Я вдохнул и выдохнул пять раз, прежде чем коснуться клавиш. Сердце стучало в груди, точно басовый барабан. Я позволил музыке вести меня за собой и чувствовал себя при том так, будто мне в грудь вонзили кинжал.
До сегодняшней ночи я играл эту вещь лишь раз, а именно три года назад. Я так и не сделал нотную запись – не видел необходимости. Это была мелодия-посвящение, каждая ее нота, каждый цвет, каждое чувство звучали в память о нем.
Вся композиция состояла из темных цветов, низких нот и тонов. Скорбные звуки заполнили комнату, а я вспоминал, как мама вошла в мою спальню в три часа ночи.
Я тогда уставился на нее, не в силах пошевелиться. Неправда. Это не может быть правдой. Отец пропал, от него уже долго нет вестей, но с ним все будет хорошо. Так должно быть. Не может быть, что все вот так закончилось, учитывая, как мы с ним расстались. Он должен быть жив.
Но, глядя на перекошенное от горя лицо мамы, я понял, что она говорит правду. Отца больше нет.
С восходом солнца я пришел в комнату, где стояло пианино – подарок на мой двенадцатый день рождения, – и стал играть. И пока я играл, реальность начала меркнуть.
ebooksa