Когда тварь неожиданно смолкла, словно бы резко выключила звук, по плечам двух невольных последователей мертвых богов пробежались мурашки, заставляя отступить подальше от края алтаря.
Удивительной красоты гигантский поднос на руках у измученной богини Тишины, словно лакомое блюдо в ресторане, подсветился кровавым сиянием. Одновременно с исчезновением воя матери монстров, исчезли и все звуки вовсе.
С окончанием крика утраты, к неотрывно уставившемуся янтарному глазу Дочери Хаоса присоединились и десятки желтых шаров размером поменьше. Десятки щупалец монстра, теперь отчетливо напоминавшие мне жгуты Сердца Тьмы. Только каждый имел существенное отличие: щупальца твари оканчивалось собственным зрительным органом.
Вот только, как и в прошлую нашу встречу, новая хозяйка храма не стала натравливать своих слуг. По началу не стала. Зачем, если у пустотников есть такая очаровательная слабость?
Волны страха и ужаса, горечь потери, смешанная с чувством неотвратимости мучительного конца. Всё это ложилось на благодатную почву. А значительное превосходство в уровнях делало посеянные чудовищем сорняки в мыслях новыми хозяевами разума.
Я едва успел выбить из рук бывшего вора кинжал, которым тот намеревался вскрыть себе горло. Его глаза были полностью невменяемы, а чувства источали такой порыв к саморазрушению, что даже мне захотелось причинить себе вред.
И эти мысли усиливались. С каждым размеренным шагом матери монстров давление становилось все более невыносимым.
Терми упал на колени, закрыв лицо руками. Бедняга и без того никак не мог прийти в себя после воскрешения.
Сопротивляться больше не было не сил, ни желания. Моральная усталость от бесконечных сражений и безысходности окончательно уткнулась в предел прочности терпения. За последние циклы я только тем и занимаюсь, что прыгаю выше головы и все равно теряю товарищей.
Знаешь, Ласка, я самое упрямое существо во вселенной.
Превозмогая боль и страх, я улыбнулся оскалом одержимого. Пустота вновь заиграла в глазах темно-фиалковым блеском, а снежные волосы приподнялись от переполнявшей меня силы. Пустота пожирала сама себя, черпая силы в собственном страхе. Умереть в бою — намного лучше, чем быть окончательно поглощенным проклятой стихией.
Эпилог
Лед и пламя. Две стихии, между которыми в незапамятные времена был заключен крошечный огонек Надежды. С одной стороны, всегда был обжигающий холод. Вернее, отовсюду снаружи. Порой она даже не могла подойти к окнам без боязни отморозить себе что-то. Не говоря уж о том, что крылья после такого будет ломить — врагу не пожелаешь.
Снаружи шел снег.
Там всегда что-то происходило — легкие пушистые перья, или тяжелые хлопья замерзшей белой воды. Или вовсе настигала снежная буря. Порой она была настолько сильна, что полностью закрыла собой стекла. И несколько дней подряд ей казалось, что началась бесконечная ночь. Пока свет не вернулся вместе с ураганом, разметавшем снег почти до самого серого камня.
Для каждого из таких явлений у неё было свое собственное название, и целая коллекция из запечатленных на холсте погодных явлений. Нужно же на чем-то тренироваться рисовать, если хочешь однажды нарисовать целую историю.
Когда-нибудь она исчезнет, но оставит после себя сказку, которая… Нет, не покорит мир, но обязательно кому-то понравится. Здесь в любом случае больше нечем заняться.
С другой стороны, было пламя.
Её друг, охранник от мира бесконечного холода, её собеседник и её маленькое ручное чудо. Ржавый генератор древних, работавший по её мнению, волшебным чудом, обогревал сердце стеклянной вершины вросшей в камень башни волшебника.
Не смотря на обманчиво изношенный вид, и на казавшееся безобидным горящее внутри пламя, температура вокруг него достигала почти семидесяти градусов. Таким образом ей, словно планете, приходилось всегда находиться на орбите в обитаемой области своей звезды.