— Ох, тебе было, наверно, очень больно.
Она ласково взяла руку Винсента и чуть приподняла ее над столом.
— Нет, Христина, не больно. Это я нарочно.
Она опустила его руку.
— Почему ты пришел сюда один? У тебя нет друзей?
— Нет. Есть брат, но он в Париже.
— Небось тоска тебя заедает, ведь правда?
— Да, Христина, ужасно.
— Меня тоже. Дома дети, мать, брат. Да еще мужчины, которых я ловлю на улице. Но все время чувствуешь себя одинокой, понимаешь? Нет никого, кто бы мне действительно был нужен. И кто бы нравился.
— А тебе нравился кто-нибудь, Христина?
— Самый первый парень. Мне тогда было шестнадцать. Он был богатый. Не мог жениться на мне из-за своих родных. Но давал деньги на ребенка. Потом он умер, и я осталась без сантима в кармане.
— Сколько тебе лет?
— Тридцать два. Поздновато уже рожать детей. Доктор в больнице сказал, что этот ребенок меня погубит.
— Если врач будет внимательно следить за тобой — тогда ничего.
— А где я возьму такого врача? Я не скопила ни франка. Доктора в бесплатных больницах за нами не очень-то смотрят — там у них слишком много больных.
— Неужели тебе негде раздобыть хоть немного денег?
— Негде, хоть лопни. Разве что выходить на улицу каждую ночь месяца два подряд. Но это погубит меня еще быстрее, чем ребенок.
Несколько мгновений Винсент и Христина молчали.
— Куда ты пойдешь сейчас, Христина?
— Я весь день простояла у лохани. Устала как собака и пришла сюда выпить стаканчик. Они должны были заплатить мне полтора франка, но задержали деньги до субботы. А мне надо два франка на жратву. Хотела здесь отдохнуть, пока не подвернется мужчина.