Костяная ведьма

22
18
20
22
24
26
28
30

Вот уж не знаю, зачем кому-то захватывать власть над Дейзи, ее же не заставишь работать. А Демиан, Сэм и Хит — явно неподходящие люди для моей сестры — не распознают магию, даже если она заедет им по голове.

Однажды я спросила у Роуз, почему сердце Дейзи никогда не выдерживает ее романов, в отличие от кулонов родителей, которые ни разу не приходилось менять. «Сердце возможно сохранить, лишь приложив к этому усилия», — ответила она. К Дейзи сестра относилась с бо́льшим снисхождением, чем Лилак. «Но она не может совладать с собой, — добавила Роуз. — Порой нельзя решить, кого и как долго любить».

Судя по тому, как зовут моих сестер, тебя, наверное, удивляет мое столь необычное имя. Наша мама всегда слишком многого ждала от своих детей, в особенности от дочерей. Утонченным добропорядочным девушкам подобает носить такие же утонченные и добропорядочные имена. Поэтому моих сестер назвали Роуз, Лилак, Мэриголд[8] и Дейзи. А к моему рождению мама забросила цветы. Я выросла под звуки ссор, любви и бегающих ног, но, несмотря на всю свою любовь к странным книгам, была совершенно обычной.

А что же Фокс[9]? Он стал трагедией для нашей семьи. Его сильное и надежное сердце сияло умброй[10], а, наполняясь тем самым правильным светом, отливало бронзой. Для меня он был вторым отцом и моим одним из ранних детских воспоминаний. Как настоящий старший брат, он присматривал за мной, а воспитанием остальных детей занималась мама. Когда мне исполнилось десять лет, он ушел в армию, и я два года читала родителям его письма. Он писал про то, как кучка невоспитанных дворян, провозгласившая трон своим, поднимала золотые и серебряные знамена, а король Теламейн отправлял солдат вроде него — вооруженных, готовых к войне, — свергнуть этих наглецов с их высоких пьедесталов.

Но однажды Фокс стал писать какие-то странные и ужасные вещи. Повсюду, подобно заполонившим границы королевства вьюнкам, поползли слухи, которые постепенно полнились домыслами и страхами. И рассказывали они про дэвов — страшных чудовищ, уродливых существ с чешуйчатыми скользкими телами, желтыми клыками, рогами и шипами. Мне уже была известна легенда о последнем на свете проклятии Лжеправителя — дэвах, которыми управляли Безликие. И порой это проклятие повторялось: дэв поднимался из мертвых, чтобы разрушить все на своем пути. Время от времени Фокса отправляли патрулировать границы Одалии, где он своими глазами видел одного такого монстра. Обычно в подобных случаях командующий приказывал отступать, потому как убивать чудовищ были обязаны Искатели смерти. Тогда эти элитные бойцы, владеющие магией, очень впечатлили Фокса.

А вскоре нам пришло письмо от генерала Лоуда: Фокс убит «неизвестным существом» — так военные называли дэвов, пояснил папа. Далее прислали простой сосновый гроб по цене его трехмесячной зарплаты и единственную записку, отражавшую равнодушие и сожаление одновременно.

Мама с сестрами плакали так, что могли своим горем затопить весь Найтскросс. А отец с братьями три дня и три ночи не спали, сохраняя молчание с невозмутимыми лицами и влажными глазами. Мне тогда было всего двенадцать лет, и я не видела в неподвижном теле брата своего доброго милого Фокса. Не узнавала его в бледном мрачном лице. Ведь это мой брат, который растил меня, кормил и носил на плечах. И теперь мне было невыносимо больно видеть его таким.

На похоронах, когда опустилась крышка гроба, я молчала. Когда деревянный ящик погрузили в вырытую яму, я тоже молчала. Но стоило им бросить на свежую могилу последнюю лопату земли, как я заговорила. До сих пор помню, насколько тяжелые тогда слова сорвались с моих губ:

— Его нельзя туда опускать. Он не сможет выбраться.

— Дорогая, — рыдая, проговорила мама, — Фокс больше не вернется.

— Это неправда, — возразила я. — Это неправда. Я видела, как он шевельнулся. Я уверена в этом, как в своем дыхании. Он пошевелился, но теперь не может выбраться. — Звуки слетали с языка сухо и формально. Мне казалось, будто мой рот — портал для чужих слов. Я слышала Фокса. Видела его движения. Мысленным взором могла проникнуть сквозь тяжелую каменную плиту, почву, грязь и разложение. Наблюдала за тем, как мой брат открывает глаза.

Я бросилась к могиле. Путь мне преградили Вульф[11] и Хоук[12], но я, нырнув под их крепкие руки, проскользнула дальше. На миг я представила себя той, в честь которой был назван мой брат: сильной, ловкой, убегающей от преследования гончих собак лисицей. Но этот мираж быстро исчез, и вот я снова все тот же спотыкающийся и падающий ребенок. Навстречу мне устремилась земля, наградив колени и ладони ударом сотни ножей. Холодный могильный камень обагрила свежая кровь.

Голова взрывалась от множества звуков и странного гула, в котором слышался голос брата. Он просил, умолял и давал ответ на вопрос, который я не успела произнести вслух. «Да, Тия, — шептал мне Фокс. — Да, я хочу».

Нельзя закапывать его в землю, когда сам он не хочет умирать.

Передо мной вдруг вспыхнул странный символ. И я, не задумываясь, стала обводить окровавленными пальцами его узор. Снова, снова и снова. Пока братья не схватили меня за пояс и не оттащили назад.

— Девочка моя, да что на тебя нашло? — изумлялся отец, сотрясаясь от гнева. — Твоему поведению нет оправдания, и уж тем более у могилы брата!

Но все дальнейшие упреки застыли на языке, когда земля содрогнулась. Под ногами раздался страшный грохот, почва поднималась. В глубине могильного холма послышался глухой треск, словно что-то выбралось из своего заточения в гробу. Из земли показалась холодная серая рука. Она вытягивалась и хваталась за пучки травы, окружавшей могилу. А после из земляной темницы с трудом поднялось неизвестное существо и отряхнуло грязь со своей высокой тощей фигуры. Мама тут же упала в обморок.

Создание подняло голову, и я увидела лицо своего брата — осунувшееся, безжизненное и мертвое.

— Тия, — прошептал незнакомец.

А потом улыбнулся. И передо мной предстала спокойная, добрая улыбка Фокса.