— Для тебя здесь нет замены, — уже спокойнее продолжал я, — и поэтому перестань подставляться. Мы все готовы сражаться и умирать ради Севера, но вот тебе умирать уже нельзя.
Мы с Алгаром стояли в полной тишине у стен крепости. Врата, охранявшие саму крепость, были более низкими, нежели стены Бригира, но все же и они своим видом вызывали ощущение могучести и защищенности этого места.
Между тем, вдоль врат располагалось то, ради чего мы пришли в это место посреди дня — человеческие могилы. Множество разных захоронений, помеченных лишь небольшими деревянными дощечками, с нацарапанными на них именами, были своеобразным отпечатком последних сражений. Они находились у дальней стены крепости, в месте, куда не выходило ни одно окно, но куда постоянно проникали лучи заходящего солнца.
— Здесь лежат мои товарищи, — заговорил Алгар, взглядом обводя несколько десятков могил. — Самые близкие люди, которым я доверял, и тела которых нам удалось спасти.
Я не отвечал. Мне тяжело было находиться здесь. Морально это место, как и сам процесс сжигания тел после сражения, давили настолько сильно, что становилось тяжело дышать. Хотелось как можно быстрее покинуть это место.
— На самом деле, — продолжал говорить Алгар, — все, кто сражался на вратах достойны того, чтобы лежать здесь. Но не всем предоставился этот шанс.
— Да, я был против этого.
— Я не виню тебя, ты был прав. — Мужчина хлопнул меня по плечу, даже не поднимая взгляда. — Это было бы неразумно, учитывая то, что на каждое захоронение нужны силы, которых у нас просто нет. К тому же, если бы мы хоронили каждого, очень скоро наш город полностью заполонили бы могилы.
Я невольно посмотрел в сторону. Ряды могил тянулись уже довольно далеко, и зрелище это было устрашающим. Здесь уже даже лежали те, кого я хорошо знал, и мне мучительно было думать об этом.
— Но даже так, — снова заговорил Алгар, — я не вижу ничего хорошего в том, что мои люди лежат здесь. Понимаешь, с каждой новой могилой я чувствую себя все более беспомощным в сложившейся ситуации. Мы даже не можем достойно почтить память умерших. Не можем следить за их могилами, и поэтому теперь кости наших товарищей обвивает этот вездесущий сорняк. Сорняк, который ускоряет разложение их тел и еще быстрее разрушает их тела.
Мне ничего не хотелось говорить также потому, что я знал большинство этих реплик. Именно этот разговор напротив могил был частью сюжета, который я прописывал. Алгар был обязан сказать все эти фразы, но по ходу истории он должен был сделать это намного раньше. Сейчас же получалось, что из-за моего вмешательства фрагменты сюжета просто менялись местами.
Приподняв на меня обессиленно-усталый взгляд, Алгар чуть тише проговорил:
— Я молюсь каждый день за то, чтобы ночь просто не начиналась. Странно, правда?
— Ты молишься? — в моем голосе явно промелькнули нотки растерянности.
— Почему тебя это так удивляет? Ты же бывший монах.
— Мне казалось, что северяне молятся только своему лорду.
— И в этом ты прав. Мы, северяне, живем каждым днем, и мало беспокоимся о загробном. Будет дальше что-то или нет не так важно, и именно поэтому народ больше верит в своего лорда, нежели в самого бога. Но что, если ты сам являешься лордом? К кому обращать все свои надежды и мольбы?
Я вяло улыбнулся. На самом деле, в моей книге все же была одна сцена молитвы Алгара, но она должна была произойти в момент полного отчаяния главного героя. В момент, когда он уже сдался с неизбежным падением Севера и принял быстро приближавшуюся к нему смерть. И даже учитывая, что подобное было в сюжете, это был всего лишь один незначительный фрагмент всей истории. Не думал, что он сможет стать частью характера героя.
Среди внезапно возникшей тишины снова прозвучал голос Алгара:
— Люди Нобутоши убивали себя, когда узнавали, что они заражены. Я считал это диким поступком, но благородным.