Мир проклятий и демонов
Женщина посмотрела на него мутными глазами цвета неба, а побелевшие губы беззвучно зашевелились. Третий не хотел быть жестоким, но знал, что означало это ощущение, принесенное магией, хриплое дыхание королевы, ее почерневшие вены. Он придвинулся ближе, протянул руку к Жозефине, но вдруг застыл, услышав тихий нежный голос:
– Лаэртац.
Несравненный. Драгоценный. Любимый. У этого слова было много значений, но в Ребнезаре так обращались к тем, кого любили и кем дорожили. К близким друзьям, членам семьи, возлюбленным. Для Ребнезара и его двора Третий стал лаэртац. Он был любим королем и королевой, и он же стал их погибелью.
– Мне очень жаль, – едва слышно прошептал Третий и отпустил магию.
Тело королевы Жозефины рассыпалось.
Третий встал, бесконечно прося прощения за то, что сделал, и оглядел тронный зал. Лишь когда он пошел вперед, звеня по каменному полу кончиком меча, темные создания. Они провожали сальватора голодными, дикими взглядами, но напасть решились лишь некоторые.
Ничего. Он убьет каждое темное создание в этом зале и обратит все тела в пыль, из которой не вытянешь даже хаоса.
Все только начинается.
Из тронного зала Третий вышел в крови, осевшем пепле от тел темных созданий и великанов, и собственных слезах. Так он и встретил Алебастра, его невесту Марию и Гвендолин.
Едва зародившаяся надежда разбилась, когда он заметил черные вены и темнеющие глаза. Все трое медленно умирали из-за темных созданий, овладевших их телами.
Ножны Алебастра были пусты. Руки, по локоть разодранные острыми когтями, со свисавшими кусками плоти, безвольно болтались. Мария рыдала, царапая свою голову и вырывая темные волосы, и плакала черными слезами. На ней не было подвески – должно быть, потерялась в этом хаосе. Гвендолин едва держалась на ногах: ее трясло, и кости трещали так громко, что это услышал бы каждый.
– Где Гилберт? – дрожащим от ярости голосом спросил Третий.
Его руку, сжимавшую Нотунг, едва не свело судорогой. Третий прорывался через полчища темных созданий, убивал тех смертных, что уже были захвачены ими, уничтожал их тела, но его собственное тело не могло продолжать борьбу вечно. Не после того, как душу сотню раз вывернули наизнанку и искромсали.
После всего, что он сделал, его не примут на дальнем севере – в обители изо льда и холода, окруженной морями и океанами. Мертвые не простят его преступлений, но Третий не собирался отступать.
Голос надломился, когда он повторил вопрос:
– Где Гилберт?
Третий устал надеяться, но все же продолжал. Он не сумел спасти Аннабель, ее братьев и сестер, короля и королеву Ребнезара, не сумеет спасти Алебастра, Марию и Гвендолин. Но, может быть, сумеет спасти Гилберта. Нужно только выяснить, где он.
Гвендолин попыталась что-то сказать, но ей помешала глубокая рана на горле. Некогда голубые глаза мутнели, склеры стали совсем черными. Кровь заливала изорванное платье. Взгляд был полон ненависти, будто перед ней стоял ее главный враг.
– Где Гилберт?
Ответа не последовало.