– Ушла. Она никогда не задерживается.
– А ты…
Пайпер не знала, как лучше сказать, и потому выжидающе уставилась на его бледное лицо. Постепенно она вспомнила, как бродила по этой комнате, изучая детали интерьера, как пыталась сосредоточиться на картинах и гобеленах и как заглядывала в спальню и проверяла, спит ли Третий. Но не помнила, как уснула.
– Прошло часа четыре, наверное, – пробормотал он, опускаясь в кресло напротив. – Я проснулся недавно и увидел тебя здесь, решил не будить и дать отдохнуть.
– Поэтому принес одеяло и еду? – со смешком предположила Пайпер.
– И камин зажег. У меня всегда холодно, ты сильно замерзла.
Пайпер сжала губы. Вот тебе и позаботилась о Третьем – никакой реальной помощи, только лишние проблемы. Угораздило же попасть в общество такого честного и ответственного сальватора.
– Почему ты не попросил о помощи? Думаю, Клаудия была бы только рада выдворить меня отсюда.
– Клаудия ничего не знает.
Пайпер оторопело моргнула.
– В смысле?
– Клаудия ничего не знает, – со вздохом повторил Третий, уперев локоть в подлокотник и кладя подбородок на сжатый кулак. – Никто, кроме Ветон, ничего не знает. И тебя.
Последние слова он добавил совсем тихо и таким тоном, будто говорил о чем-то, что его неимоверно раздражало. Пайпер вдруг ощутила острое желание уползти куда подальше и все хорошенько обдумать, но запретила себе совершать лишние телодвижения.
– Это плохо? – осторожно спросила она.
Третий посмотрел на нее из-под нахмуренных бровей и нехотя ответил:
– Да.
– Почему?
Либо Ветон где-то напортачила, либо Третий устал любезничать: его взглядом можно было убивать. Пайпер сильнее сжала край одеяла.
– Проклятия не бывают хорошими. Их можно подчинить себе, но они никогда не будут служить так же, как магия. С ними можно жить, но только если они не… если они не проявляют себя подобным образом.
Пайпер нервно сглотнула. Выходит, это все-таки проклятие. И вряд ли Третий не пытался избавиться от него, так что она даже не будет тратить силы и задавать такой глупый вопрос. Вместо этого спросила другое: