Мир проклятий и демонов
– Я просто жду, когда появится настоящий красавец с глазами теплыми, как шоколад. Он будет читать мне баллады и говорить, какая я умная.
– Но у нас в городе нет таких красивых и воспитанных мужчин.
– Поэтому жду, что он приедет издалека.
Эйкен откуда-то знал, что девушка права. Она всегда была права, в любой ситуации, хоть это и казалось невозможным.
– Просто не обращай внимания, и все.
– Я не буду молча стоять и слушать, как они смеются над тобой!
– Даже не вздумай подраться с ними из-за этого, – неожиданно строго произнесла девушка. – Не обращай внимания, иначе… Скажу маме, чтобы она больше не пекла твой любимый хлеб.
Эйкен хлопнул ладонью по столу.
– Это нечестно!
На самом деле это было глупо и сомнительно, ведь Эйкен совсем не понимал, о каком хлебе идет речь, – неужели о самом обычном? – но девушка говорила так серьезно и грозно, что не поверить ей было невозможно. Она точно знала, как надавить на Эйкена, чтобы он прислушался к ней, и это ставило в тупик.
Где-то в глубине помещения, в котором они находились, раздался мужской голос. Мальчик подскочил бы на месте от испуга, но его тело, наоборот, расслабилось. Несмотря на металлические нотки, было в этом голосе что-то умиротворяющее. Эйкен чувствовал это настолько хорошо, что даже не обратил внимания на сомнение, шевельнувшееся глубоко внутри.
Он вслушивался в разговор мужчины и девушки, не разбирая сути, не видя их лиц, не понимая самого себя, но чувствуя сладость карамели во рту.
Когда Эйкен вновь поднял голову от тарелки, девушки рядом не оказалось. Все вокруг размылось в скачущие пятна серого и коричневого. Эйкен не понимал, что происходит, больше не чувствовал карамели или спокойствия, но точно знал одну вещь: это был последний раз, когда он видел девушку.
Следующим вечером он сгорел в огне.
Пайпер с трудом открыла глаза и оглядела улицу, на которой оказалась. Мир состоял из зеркальных поверхностей и искривленных отражений, и только Пайпер, в какое бы зеркало ни смотрелась – в форме дерева, фонарного столба, почтового ящика, скамейки, – оставалась неизменной. Так продолжалось ровно до тех пор, пока зеркало, по форме напоминавшее арочный вход какого-то магазина, не явило нечто.
У него было ее лицо, тело, одежда – земная одежда: простая синяя футболка и черные джинсы, – ее улыбка, но глаза – золотые зрачки и черные, как ночь, склеры. Когда Пайпер сделала шаг в сторону, отражение не шевельнулось. На неестественно алых губах появилась улыбка, глаза сощурились.
– Почему сопротивляешься? – спросило отражение ее голосом, прильнув к обратной стороне зеркала.
Пайпер замотала головой и вдруг замерла, услышав еще один голос. Он принадлежал не отражению, и оно, поняв, что здесь есть еще кто-то, нахмурилось. Голос был испуганным, и девушка хорошо это различала сквозь шум крови в ушах и звон бьющихся где-то зеркал. Голос был знакомым, приятным. Пайпер пыталась уцепиться за него, но расслышала только громкий смех своего отражения.
– Разве тебе не нравится?
Пайпер зажмурилась и лишь спустя секунду подумала, что делать этого не следовало. Ее руки коснулась другая рука. В мозолях и ссадинах, ставших родными, с золотистой кожей и коротко подпиленными ногтями.