В первый день начала весенних тренировок в раздевалке царила полная тишина.
Мои товарищи по команде сидели перед своими шкафчиками или опирались на тренажеры, глядя в пол, и ждали.
Я хотел подбодрить их, произнести какую-нибудь важную речь, которая всех успокоит.
Но, честно говоря, тоже волновался.
Несмотря на то что мне каким-то образом удалось перенаправить их энергию после нашего поражения в матче за кубок, я, так же как и все остальные в этом зале, знал, как сильно изменит ситуацию новый тренер. Это новые тренировки, новые способы ведения дел, новые игры и тактики и, возможно, новые стартовые составы.
Все в зале боялись последнего пункта больше всего.
Поэтому в едином порыве устремили взгляды на дверь, когда в зал вошел тренер Доусон, наш координатор по защите. За ним по пятам шли тренер спецкоманд, координатор нападения и тренерский штаб.
А в самом конце шел тренер Карсон Ли.
У него было несколько общих черт с нашим последним тренером. В тренировочных лагерях на юге он прослыл жесткостью и совершенно не допускал, если кто-нибудь из его игроков выходил за рамки дозволенного, а еще жаждал славы.
Но вместе с тем и сильно отличался от тренера Сандерса.
Начнем с того, что он был на двадцать лет его старше, что вызывало у меня еще большее уважение, потому как этот человек начал тренировать игроков еще до моего рождения. У него был немного более радикальный подход, который привел его к известности: например, однажды он заставил свою команду пробежать половину Панхандла[14] после проигрыша в матче, который они должны были сделать играючи.
Когда он вошел, мы все встали, как солдаты, вытянувшиеся по стойке смирно перед своим сержантом.
Тренер целеустремленно ворвался в раздевалку, разговаривая с новым помощником, которого привел с собой. Я смотрел, как они беседуют, направляясь к центру раздевалки.
Пока не вошла она.
Сначала я было решил, что это Райли, потому что, кроме нее и Джианы, в нашу раздевалку женский пол не захаживал. Но девушку, которая вошла следом за тренером, я никогда раньше не видел.
Ее длинные шоколадные волосы лежали на плечах волнами, и это единственное в ее внешности, что оставалось нежным. Ее лицо было предельно сосредоточено, челюсть напряжена, губы бантиком крепко поджаты. Я заметил, что она, одетая в красный кроп-топ, оголявший подтянутый загорелый живот, и черные спортивные штаны, была в хорошей физической форме: хрупкая, с узкими бедрами и худощавыми руками, что еще больше подчеркивало пышный бюст.
Она была невозможно сногсшибательна.
Но меня пленило не ее тело.
И не ее волосы, или изящная линия шеи, или надменное равнодушие, с которым она вошла в зал.
А ее глаза.