Ханна начинает дрожать, но я не в состоянии пошевелиться. Сперва я должен осознать то, что она мне показала. Я должен это высказать.
– Тебя зовут Ханна, это твой первый год в «Святой Анне», и ты любишь кошек. Ты потеряла свою сестру-близнеца при пожаре. Ее звали Иззи. Ты пишешь ей письма, а затем сжигаешь их. Для нее.
Мы стоим так целую вечность, глядя вслед письму, которого давно уже нет.
Наконец, когда уже стемнело, мы все-таки возвращаемся в лагерь.
– А вот и вы! – Говорит Сара, то и дело отпихивая Мо.
– Где вас носило так долго? Еще немного, и мы уже не смогли бы защитить вашу пиццу. По крайней мере, салями, – ворчливо добавляет Пиа.
Они поставили для нас тарелки с едой на покрывало у лагерного костра. Я радуюсь, что они вообще что-то нам принесли. Мо, похоже, без ума от салями, он делает отчаянные попытки подобраться к пицце, но, на наше счастье, мимо Сары ему не проскользнуть.
Мы с Ханной ничего не отвечаем. Она – потому что не может, и я каким-то образом тоже. То, что она показала мне, то, что мне теперь известно, тяготит меня, и все же я беру пиццу и ем. Холодная, мерзкая размазня. Но мыслями я все равно где-то далеко.
Ханна есть даже не пытается, собирает со своей порции пиццы салями и отдает Мо, который тут же куда-то уносит ее и, очевидно, преспокойно уплетает за обе щеки.
– Что случилось? – спрашивает Пиа, но я только качаю головой. К счастью, у Пии достаточно такта и она достаточно умна, чтобы понять, что нам обоим нужно немного времени.
– Что ж, тогда спокойной ночи, – говорит она, окинув меня своим особым взглядом.
– Спокойной ночи! – говорит Сара, и, услышав ее голос, Ханна быстро поднимает глаза.
– Сегодня последняя ночь, – поясняет Сара. – И я хотела бы еще разок поспать в палатке.
Похоже, все хотят того же, потому что у костра остаемся только мы с Ханной. Прежде чем взглянуть на меня, она, закусив губу, делает глубокий вздох. Рука ее чуть приподнимается, палец указывает на меня, а затем на палатку.
– Не хочу ли и я ночевать в палатке? Нет. А ты?
Не отвечая, она отодвигает подальше тарелку со своей лишенной салями пиццой и ложится. Ответ понятен. Я ставлю свою тарелку рядом с ее, беру покрывало и накрываю нас обоих.
– Ты, что ли, подумала, что я не захочу ночевать рядом с тобой, так?
Ей не нужно ничего говорить или делать, я знаю, что прав, не знаю только почему.
Ханна уютно устраивается у меня под боком, и глаза у меня закрываются.
На следующее утро приходит пора возвращаться домой. «Святая Анна» ждет. Да, для меня она стала настоящим домом. Домом, который теперь мне нужно покинуть.