Симфония времён

22
18
20
22
24
26
28
30

Черты этого лица показались мне знакомыми…

Еще через пару секунд я наконец сообразила, что это мать Верлена. Умершая женщина, погибшая из-за нелепого несчастного случая, трагические подробности которого я видела в воспоминании юноши.

Глава 4

Верлен

Меня охватила боль.

Ужасная, испепеляющая, невыносимая… и в то же время освобождающая и спасительная.

Ибо я принимал ее с радостью.

Я решил никак не реагировать, поэтому позволил Сефизе сделать то, чего она так желала: поднес ей свою жизнь на блюдечке с голубой каемочкой.

Я был готов без колебаний заплатить эту цену в обмен на отпущение грехов. В конце концов, меня уже давно тяготило это бессмысленное существование, состоящее из одних только страданий – тех, что я практически ежедневно испытывал сам, и тех, что причинял другим.

Меня затягивало в глубокую тьму, я уже уплывал в этот омут, как вдруг передо мной появилось некое подобие туннеля, стены которого были нематериальными, – последний путь, ведущий нас обоих прямиком к загадочной реке, полной тайн. Я почти ничего не понял из необычного видения, открывшегося нам в очередном отражении, – разве лишь то, что и в той, иной реальности я покорно ждал, пока Сефиза меня прикончит…

Какая ирония: неужели этот печальный сюжет будет повторяться бесконечно? Очевидно, это окно показало нам с Сефизой другую возможную судьбу, в которой мы вместе проживаем похожие сцены, но с некоторыми изменениями, вроде обстоятельств и побуждений, которыми руководствовалась Сефиза, совершая свой поступок…

Затем меня окончательно поглотила чернота – как в видении, так и в реальном мире. На меня снизошли покой и облегчение – чувства, которые я так страстно желал обрести, но не мог. Не помню, сколько времени я провел в этом темном коридоре забвения, конец которого сулил мне вечную безмятежность.

Внезапно я почувствовал, как меня легонько тянет назад какая-то невидимая связь. Я сопротивлялся, не желая возвращаться с полпути, потому что понимал: если подчинюсь этому зову, на меня вновь обрушатся отчаяние и боль, которые заполнят меня до краев. Я этого не хотел.

Мало-помалу сила, зовущая меня обратно, становилась все настойчивее и ощутимее.

Потом я обернулся и понял, что в конце туннеля стоит Сефиза. Именно она пыталась вытащить меня из сладкого покоя, означавшего окончательную гибель. Несмотря на то что я успел далеко уйти по нематериальному коридору, я все еще находился в своей комнате, по-прежнему сидел в кресле, а Сефиза прижималась к моему неподвижному телу.

Рука девушки покоилась на моей окровавленной груди, и я вдруг испытал непреодолимое желание вернуться к ней. Даже не желание, а насущную необходимость…

Раз Сефиза зовет меня обратно, раз пытается меня оживить, значит, нужно подчиниться ее просьбе, вернуться и лицом к лицу встретиться с неприглядной действительностью. Снова жить в мире, в котором я был мерзостью, чудовищем, казнившим родителей этой девушки. Вдобавок на мне лежит часть ответственности за то отвратительное наказание, лишившее ее части самой себя, – ведь ее рука и нога заменены металлическими протезами.

И все же в моей душе забрезжила безумная надежда. Она дала мне силы еще раз вынести чудовищное жжение зияющей раны, разорвавшей мое сердце, а также более страшной раны, разбередившей мою душу.

Тьма вокруг меня постепенно рассеивалась и в конце концов окончательно отступила. Я снова увидел привычную обстановку своей комнаты и склоняющееся надо мной лицо Сефизы – оно находилось совсем близко от моего лица…

По щекам девушки текли слезы, она вглядывалась в мои глаза, и в ее зрачках я различил боль, страх, непонимание и еще целую гамму противоречивых, не поддающихся описанию чувств. От ее ладони, прижатой к моей груди, исходило покалывание, как будто она посылала в мою плоть тысячи невидимых игл. Но, как ни странно, я нуждался в этой живительной боли.

Боль, пожиравшая мою грудную клетку, медленно, но уверенно отхлынула, осталось только неприятное покалывание. Наконец это ощущение сосредоточилось в одном месте – там, куда незадолго до этого вошло острие ножа.