9. Дело пахнет керосином
Аркан сплёвывает сквозь зубы и машинально потирает ключицу. Ту самую. Похоже не сломал я её. Исподлобья смотрит на меня и во взгляде его нет ни доброты, ни эмпатии, вообще ничего хорошего. Только неприязнь и злоба.
Цепень же глядит с интересом. То на меня, то на Катю. То на меня, то на Катю. Но останавливает свои наглые глаза на мне. И по роже его расплывается улыбка.
— Ну чё, поел говна? — ухмыляется он.
— Нет, — отвечаю я. — Это ведь ты утверждал, что вкусно. У нас никто пробовать не стал. Так что ешь смело, в этом деле конкуренции у тебя нет.
Глаза у Алика тут же прищуриваются, но он не успевает ничего ни сказать, ни сделать.
— Ты чё, знаешь его? — тихонько спрашивает Аркан.
— Ага… к бабе моей подъезжает. Да он чмошник, в моём классе учится. Фонарь видал? Моя работа.
Я делаю растерянное лицо и начинаю хлопать себя по карманам.
— Ой, Кать, — удивлённо говорю я. — Я кажется в кинотеатре кошелёк выронил. Сбегай, пожалуйста, посмотри…
Катька соображает быстро. Молодца.
— Да, — говорит она, — точно, больше негде…
Она пятится, делает несколько шажков, а потом поворачивается и быстро двигает в сторону, откуда мы только что пришли.
— Эй, Катя! — бросает ей вслед Цеп. — Ты куда? Подожди. Да подожди ты!
— Догони… — тихо, но веско, создавая ощущение абсолютной неотвратимости, говорит Аркан.
Он по-волчьи наклоняет голову вперёд и поочерёдно поворачивает налево и направо, бросая короткие взгляды. От этого голоса и от его хищных животных движений по спине пробегают мурашки, а волосы на затылке будто электризуются. Я внутренне собираюсь. Несколько тренировок с физруком, конечно, уже начали превращать меня в непобедимого бойца, но сегодня вряд ли это мне поможет.
— Чё стоишь? — так же тихо и не глядя на Цепа, роняет Аркан и тот мгновенно подрывается и бросается в погоню за Катей.
Дело пахнет керосином, как говорит дядя Петя из Москвы… Цепень бежит мимо меня, но я успеваю подставить ногу. И всей своей немаленькой тушей он обрушивается на земляную тропинку, вытоптанную в плотном ковре из спорыша и одуванчиков.
Я подаюсь в сторону, чтобы не подставлять Цепню спину и расправляю плечи. Двигаю ими, разминаю. Дело пахнет керосином. Ну, дохтур, давай! Моя тёмная половина не единожды бывала вовлечена в разборки, накатив на грудь пёрла напролом, не обращая на эти самые проломы внимания, и удивляясь по утру их количеству.
Дохтур не привык побеждать, но и пощады просить тоже не привык. Так что, сломить его нельзя, можно только убить. Или вырубить.