Шерсть встала дыбом, зелёные глаза как будто засветились. Смотрел кот прямо перед собой. На три ели, стоящие чуть в стороне от других деревьев. С густыми, свисающими до земли лапами.
— Это морок, — подтвердила Земляна. Она смотрела туда же, куда и кот. — Ну, держись, тварь!
С этими словами охотница рванула к елям. Но выхватила на ходу почему-то не меч, а платок из прозрачного света, которым очищала одежду.
Судя по тому, что никто не рявкнул вслед: «Стой, дура!», Земляна знала, что делает. Но ей не хватило буквально шага. Девушку будто ударили в грудь невидимым тараном.
Земляна полетела на спину — в последний миг успев бросить вперёд платок. Прозрачное свечение коснулось густой хвои. И ели пропали.
Вместо них мы увидели… Не избушку из сказок, нет. Крепкую, добротно срубленную избу. Никаких тебе куриных ножек — массивные брёвна, крепкая дверь, крыша с трубой. Одна фигня — в избе не было окон. Ни одного.
Я бросился к Земляне. Она лежала без чувств, но дышала. Не знаю, какого уровня её доспех, но вложенные в него родии себя определённо оправдали.
— Останешься с ней, — приказал я Захару. — Ищи там в своих кульках, чем помочь. Головой за неё отвечаешь. Остальные — за мной!
Мы бросились к избе. План захвата я придумал на бегу. Стены избы выглядели серьёзно, дверь тоже. Окон нет. А вот на крыше — связки соломы, уложенные плотными рядами. Солома — не бревно. А значит, шансы есть.
— Егор. Можешь взлететь на крышу?
— С тобой? — мгновенно понял Егор.
Я кивнул. Приказал остальным:
— Бейте в дверь что есть силы. Пусть эта тварь на два фронта работает.
Охотники бросились к крыльцу. А мы с Егором взлетели и приземлились на крыше.
— Больше я так не смогу, — оседая на солому, выдохнул Егор. — В последний раз получилось.
— Никаких мне последних разов! — одёрнул я. — Накаркаешь! — и долбанул Ударом по соломе под ногами.
Переборщил. Вынес больше соломы, чем нужно. И мы с Егором провалились внутрь, в избу.
Сгруппироваться я успел. Удар от падения погасил перекатом и тут же вскочил на ноги. Выхватил меч.
Источник света, по счастью, принёс с собой — пролом в крыше. Иначе бы вовсе было темно, хоть глаз коли. А так я успел заметить движение. Колдун метнулся за печь, которая стояла посреди избы. Здоровенная печь, с лежанкой и всеми необходимыми приблудами. Та, за которой я двадцать лет пролежал, была не такая модная.
Интересно, нахрена колдуну печь? Он ведь, если не ошибаюсь, человеком быть перестал? Или нечисть тоже мёрзнёт?