Персидское дело

Так же и Маркел, когда его вели на плотбище, помалкивал. А что ему было говорить? Он же и так знал, что ему покажут. И так оно и случилось. Придя на плотбище, они почти сразу подошли к кирюхинскому стругу, там Маркела обвели вокруг него и показали, что с боков ему ещё набили досок для устойчивости, а возле мачты, чтобы не было от слона тесноты, переставили уключины. А ещё вот здесь, сказали, можно сделать для слона загончик.

Услыхав про загончик, Маркел мрачно хмыкнул. А Троекуров сердито сказал, что загончика лучше не надо, а то слон опять может разгневаться. И повернувшись к Маркелу, спросил, почему тот ничего не говорит.

– А что говорить, – сказал Маркел. – Струг крепкий, парус целый, вёсла новые. А люди где?

– А люди на амбаре, грузятся, – ответил Троекуров. И сразу продолжил: – Потому что верно ты сказал: надо скорее выходить! Ну, так и я скажу: сегодня выйдете. А как твой слон? Готов?

Маркел ответил, что готов, его только надо покормить. Троекуров удивился и сказал, что пусть Маркел велит, чтоб покормили.

– Он без меня не ест, – сказал Маркел.

– Ну так иди и сам корми! – в сердцах воскликнул Троекуров.

Маркел развернулся и пошёл обратно. И как только он пришёл на воеводский двор, то слон сразу радостно зарыкал. Маркел подошёл к слону, потрепал его за ухо и спросил, как он, не голоден ли. Слон быстро закивал, что голоден.

– Филиппов! – приказал Маркел.

А Филиппов со своими был уже на месте, и с ними было много всякого: ношка травы и ведро каши, два ведра затирки, три больших ведра воды и одна связка свежего мочала. Слон начал быстро и с большой охотой есть, Маркел смотрел на него и радостно похмыкивал.

А потом увидел, что к нему идут. Это был ещё один воеводский подьячий, Маркел его раньше не видел. А подьячий на ходу кричал:

– Маркел Петрович! Иди к нам! Уже накрыли!

Маркел опять обернулся к Филиппову, приказал ему быть за старшего, а сам пошёл к воеводским хоромам.

Там его ввели в воеводскую малую трапезную, и там он сел на лавку, а не на пол, и к столу, а не к земле, и там ему дали ложку, а нож у него был свой, филипповский, и не нужно было руки мыть, а так: сразу взял и сразу ешь. Маркел ел и улыбался, ему было хорошо, а подьячий, он назвался Мишкой, сам не ел, а только сидел напротив, угощал, расспрашивал о всяких пустяках, это как водятся ли в Кызылбашах рыбы, а слоны, а пьют ли там вино и курят ли табак-траву, – и тут же наливал, подкладывал. Маркел рассказывал. После ослабил пояс и прилёг. После Мишка помог ему снять сапоги, Маркел лёг поудобнее, заложил руки за голову, задумался. Потом огладил бороду и сказал, что борода слишком запущена, нет ли у них тут брадобрея. Мишка сказал, что есть, и сразу же спросил, позвать ли. Маркел ответил, что позвать. Мишка вышел, а Маркел заснул.

Проснулся он, когда уже смеркалось. Мишка сидел напротив. Маркел потрогал бороду, она была подправлена. Но Маркел не стал про это говорить, а только спросил, где Ширка. Ждёт во дворе, ответил Мишка. И прибавил, что и люди тоже ждут, на пристани. Маркел вскочил и хотел выходить, на что Мишка сказал, что царёву гонцу так негоже, и указал на небольшой сундук. Маркел запустил в него руку и достал оттуда шапку, рубаху, кафтан, сапоги, порты… Ну и так далее. И всё это были сукно, и парча, и камка всякая. Маркел переоделся, встал к свету, начал осматривать себя, дивиться. А тут Мишка ещё подал подорожную. Она и в самом деле была с позолоченной печатью! Маркел повертел её и так и сяк, но разворачивать пока не стал, а просто сунул за пазуху. Тогда Мишка подхватил его сундук, который был ещё наполовину не рассмотрен, – и они пошли к дверям.

Когда они вышли на крыльцо, было уже довольно сумеречно, слон по-прежнему стоял в углу двора, сверкал глазами, а рядом с ними сидели филипповские люди. Маркел подошёл к слону, потрепал его за ухом, сказал «Айда!» и, за верёвочку, повёл его на пристань.

На пристани было уже полно народу. Это, во-первых, был сам воевода, а также стрельцы, с две полусотни, и просто любопытного народу сотен с восемь. Старшим у стрельцов был сотник Авдей Рыжов, человек, как сказал Мишка, строгий. Но этот Рыжов пока молчал, а заправлял всем Троекуров. Поэтому как только слон вышел на берег, Троекуров сразу приказал не мешкать. Рыжовские стрельцы и сам Рыжов взошли на кирюхинский струг и там сели, а остальные стрельцы, то есть крюковские, взошли на мостки и там встали. И только теперь Маркел повёл слона. Слон шёл медленно, с опаской – вначале щупал впереди ногой и только после этого ступал. Всё это вначале было очень нудно, зато потом люди увидели – слон не дурак – и перестали усмехаться. А слон шёл чем дальше, тем быстрее, и наконец взошёл на струг, лёг возле мачты. Маркел встал рядом и махнул рукой, Троекуров закричал: «Отчаливай!», рыжовские подняли вёсла, крюковские оттолкнули струг от причала, он заболтался на волне, рыжовские опустили вёсла, дружно навалились – и струг мало-помалу поплыл.

Глава 28

И так они плыли и плыли. Наступила ночь, светила половинная луна, ветер дул полуденный, попутный, рыжовские гребли старательно. Ну ещё бы им не стараться, думал Маркел, сидя возле слона, возле мачты, Рыжов же им сказал, и Маркел сам это слышал, что им недолго грести, а им только догнать караван, и тогда они пересадят слона на смыковский струг, а сами сразу развернутся и поплывут обратно к себе в Астрахань. Да только какая Астрахань, думал Маркел, и какой караван, когда Смыков уже пять дней тому назад как из Астрахани вышел, так что им хотя бы до Царицына его догнать!

Ну и так далее, думал Маркел и помалкивал, стрельцы гребли, а Рыжов то сидел на корме, то вставал и похаживал, покашливал в кулак и хмурился. Маркел было попробовал его разговорить, начал о том, другом спрашивать, но ничего из этогоне вышло – Рыжов на все вопросы отвечал однозначно: «Да, боярин» или «Нет, боярин».