Персидское дело

22
18
20
22
24
26
28
30

И они, развернувшись, пошли спешным шагом, вышли из кремля, спустились к пристани. Там стояла здоровенная толпа и было слышно, будто кто-то громко чавкает. Осорин спросил, что там такое, и ему ответили, что слон. Осорин пошёл через толпу, все перед ним расступались, Маркел чуть поспевал за Осориным. А когда они вышли на свободное место посреди толпы, то увидели там слона, который похаживал туда-сюда и пощипывал травку. Осорин сердито хмыкнул, обернулся к Маркелу и спросил, что неужели это всё, что слон умеет.

– Нет, почему же, – ответил Маркел. – Он ещё может людей давить. Насмерть.

Осорин осмотрелся, увидел Збруева и показал ему рукой вот так. Збруев велел всем расходиться. Но толпа даже не шелохнулась. Тогда Збруев позвал:

– Маркел Петрович!

Маркел выступил вперёд и приказал слону служить. Слон топнул всеми четырьмя ногами, потом встал на дыбы, задрыгал хоботом и опять встал на землю. Толпа расступилась. Маркел взял слона за бивень и повернулся к Осорину. Тот настороженно молчал.

– Чего ещё? – спросил Маркел.

– Ладно, – сказал Осорин. – Некогда тут языки чесать. Вам надо скорей в Москву. Пойдём, выберем тебе корабль.

И они, а это Осорин, Збруев, Маркел и слон, а за ними Иван Гриднев, казанский таможенный староста, иВаська-посыльный с Маркеловым сундуком, пошли вдоль причалов, рассматривали стоявшие при них корабли и пока что молчали. Потом Осорин вдруг остановился, посмотрел на один из кораблей и спросил, чей это. Гриднев посмотрел в свою таможенную книгу и ответил, что такого-то. Осорин велел идти дальше. И так они прошли мимо, может, полусотни кораблей, но Гриднев всё никак не мог удовольствоваться, пока они не подошли к так называемой большой насаде Петра Дьякова. Дьяков сказал, что собирается идти на ней на Ярославль, но отчаливать он думал только послезавтра, потому что до конца ещё не собрался.

– А мы поможем! – сказал Осорин. – И заплатим.

И велел Ваське-посыльному бежать за людьми. Васька поставил Маркелов сундук на землю и побежал, а Осорин обернулся к Гридневу, и они стали листать таможенную книгу и искать то, что было нужно. А тут как раз вернулся Васька с людьми, люди стали сновать по причалу и брать то, что было нужно Маркелу в дорогу, а Осорин за это сразу расплачивался. То есть работа быстро спорилась. Потом так же споро принесли сходни с рыжовского струга, поставили, как показал Маркел, а после уже только сам Маркел взял слона за бивень и взвёл на насаду. Насада скрипнула, но удержалась. Маркел перекрестился и сказал:

– Помилуй Бог! – и сделал рукой уже вот так.

Дьяковские поднялись на корабль, стали по своим местам, воротыновские оттолкнули их от причала, одни дьяковские сели к вёслам, другие расставили парус, и насада поплыла. Было это сентября 29-го дня в четыре часа пополудни, то есть было ещё светло, но не очень, и дул свежий ветер полуночник.

Глава 35

И этот ветер как подул, так на неделю зарядил и не сворачивал, поэтому они, против него, плыли совсем не быстро. А если прямо говорить, то они чуть тащились. Маркел ходил туда-сюда с кормы на нос и с носа на корму, смотрел по сторонам, помалкивал. А на кого ему было кричать? На ветер? А тут ещё, на третий или на четвёртый день, проезжие рыбаки им сказали, что на луговой стороне неспокойно, черемисы пошаливают – и они стали держаться горной стороны. И людям это было всё равно, а вот слон очень крепко обиделся. И это было понятно, потому что даже человеку было сразу видно, какая на луговой стороне сочная и сытная трава и какая тощая на горной! Вот слон и гневался, брыкался, когда его запрягали…

А! Да! Там же было ещё вот что: грести против течения было непросто, также и полуночный ветер тоже был им не помощник, и тогда они стали тянуть корабль бечевой. А что! Людей у Дьякова было не меньше двух десятков, и все они как на подбор были ребята крепкие, хваткие. Они как запрягались с самого утра в ремни, да как начинали вышагивать, да как запевали громко, дружно, так было любо-дорого смотреть на них!

А потом к ним пристроился слон. Слон сам пришёл! Его поставили в оглобли, надели на него самодельный хомут, Маркел вышел вперёд, дал отмашку – и дело сразу пошло веселей! Они так и подошли к Чебоксарам со слоном в упряжке, народ выбежал к реке смотреть, и даже сам чебоксарский воевода, князь Борис Иванович Мезецкий, вышел к ним, осматривал слона, похлопывал его по боку и хвалил, а слон притопывал ногами и приплясывал и подвывал очень душевным голосом. Ему за это дали бочку квасу, три ведра сарацинской каши с мёдом и пять связок свежего, только что надранного мочала.

И ещё: один купец подгулявший хотел купить у Маркела слона и предлагал за него много всякого, а когда Маркел начал отказываться, купчина стал кидаться на него – и купчину заперли в холодную, чтобы он там остудился. А Маркел со своими отправился дальше. И так они ещё почти неделю плыли, а когда шли бечевой, народ их встречал, смотрел на слона и помалкивал, а слон, наоборот, задирал хобот вверх и дудел. Вот так они тогда шли, плыли, опять шли и опять плыли, а потом вдруг, десятого октября, в среду, в постный день, на мучеников Евлампия и Евлампии, вдалеке, по левую руку, они увидели Нижний Новгород. Или, правильнее, Новгород Низовския земли. И там и ветер поменялся на попутный, бечеву скрутили в рульку и взялись за вёсла, а слон стоял возле мачты и тихим голосом подудывал. Дьяков слушал его, слушал, а потом сказал:

– Что-то грустит скотина. Не почуял ли чего?

– Водку он почуял, вот чего! – сердитым голосом сказал Маркел, нахмурившись.

И ему было отчего сердиться! Разбаловали слона дьяковские людишки: чуть только Маркел сойдёт куда-нибудь или заснёт, они сразу давали слону водки, и он тогда выпьет и скачет, выпьет и скачет, и ведро не отдаёт, толкается, бьёт хоботом. Маркел его и так и сяк ругал, и срамил, и даже порой бил по сусалам, а слон только порыгивал и щерился. Эх, в тоске думал Маркел, глядя на пьяного слона, да как такого царю показывать, он же там, в царских палатах, на навощёном полу, не устоит и упадёт, вот где будет сраму! А Маркелу – пять кнутов…