Монстры царства стали

22
18
20
22
24
26
28
30

С кем они имеют дело? Почему столь высокая цена? Они не объясняли этого в записках.

– Моя мать, три моих сестры и брат выставлены на аукцион, – с пугающей, холодной отрешенностью пояснила Эль. Никаких чувств и эмоций. Только констатация факта. – Я выкупила свою свободу несколько лет назад, но, когда он освободил меня, я уже не представляла для него ценности. Я была для него бракованной. А они… цена каждого миллион. Стартовая.

Пять человек. Конечно, им не хватило денег Бронта.

– Почему они настолько ценны для него? – у Саргона была догадка, но сама мысль об этом страшила его. Он не верил в эти слухи, а его мозг отказывался принимать за правду доводы рассудка и все намеки, кричащие ему про очевидные вещи.

– А это важно? – огрызнулся Ноа, с шумом опускаясь во второе кресло. – От этого что-то изменится? Они перестанут быть близкими Эль?

– Ноа, перестань, он не это имел в виду, – одернул его Бронт.

– Перестаньте оба! – вмешалась девушка. – Всю историю я пока не готова тебе рассказать, Саргон. Прости. А вот на вопрос отвечу.

Конечно. Наверное, Саргон не вызывал у нее желания пооткровенничать. После всего того, что он допустил, не найдя их сразу.

– Нет, – тут же сказала Эль, читая его чувства по глазам. – Не в этом дело. Просто у меня все мысли о них… и о тех условиях, в которых они остались. Прости. Я думаю, что нам всем пойдет на пользу рассказать все, что с нами произошло за это время, но чуть позже… – она заломила руки, мягко улыбнувшись. – Моя семья – Певчие пустыни. У них редчайший дар голоса, который оценивается выше, чем жизнь любого другого раба.

Саргон медленно сглотнул и прикрыл глаза. Его опасения подтвердились.

Певчие пустыни – огромная редкость в их нынешнем мире. И он, и Бронт прекрасно понимали опасность быть среди последних представителей этого народа. Даже у лесных фейри не было таких чарующих голосов. За Певчими везде велась охота – они были ценнее редких бриллиантов и самых больших алмазов. Им нельзя было дарить бессмертие, ведь в таком случае они теряли свои голоса, хотя этого они больше всего и желали. Вечные рабы и жертвы, не живущие своей жизнью.

– Вокал моей матери Массары не столь редкий, какими могут стать голоса моих сестер и брата. За ними ведется охота, и полагаю, что стоит сразу сказать правду: возможно, двумя миллионами мы не обойдемся. Но если это слишком большая сумма, я пойм…

– Мы внесем любую сумму, которая будет необходима, Эль, – Саргон молниеносно раскрыл глаза, обрывая ее. Неужели она могла допустить в своих мыслях, что он не поможет ей после всего того, что она для него сделала? Эль теперь была частью его семьи. – И это не обсуждается. Мы с Бронтом и Ноа сделаем все, чтобы выкупить их и сделать свободными, а после укрыть, чтобы вы больше не зависели ни от кого другого.

В ее глазах блеснули слезы. Губы дрогнули. Бронт приобнял ее, Саргон и Ноа последовали его примеру.

– Спасибо, мальчики. Кто бы что ни говорил – вы лучшие. Они и вы – все, что у меня есть. Вы… вы…

Ее голос превратился во всхлипы.

– Ты нам как сестра, – услышал Саргон шепот Ноа. – Твоя семья – наша семья, Эль.

– Спасибо, спасибо, спасибо… – шептала Эль, и Саргон ощущал, как их одежда понемногу начинает промокать от ее слез. Но они не выпускали ее, пока Эль не выплакалась и не успокоилась.

Она должна была понять, что больше они никогда ее никуда не отпустят одну.

Пообщаться подольше они не успели: послышался стук в дверь и крики, не предвещающие ничего хорошего.