Вода подступает, я поджимаю пальцы ног. Задерживаю дыхание.
– Не совсем. Я считаю, что пережила потрясение, которое навредило моему… моим нервам.
– Вы кажетесь разумной молодой особой, Магдалена, – подбадривает меня пан Пеньковский. – Вы готовы рассказать мне о своих потрясениях?
В кабинете вновь повисает тишина. Слышно, как хрустит пальцами пан Рихтер, как тикают часы. Как за окном падает на жестяной подоконник комок снега. Я вздрагиваю.
Кого я обманываю? Мне нужна помощь. Помощь человека со стороны, не имеющего в этом деле ни малейшего интереса.
– Ты можешь довериться пану доктору, – добавляет пан Рихтер. – Он бывший военный врач, крупнейший специалист Ягеллонского университета психиатрии…
Сказанное заставляет меня присмотреться к гостю внимательнее. Значит, он прошел войну, как и мой отец? В его осанке мне видится особая военная выправка. Но еще важнее другое.
– Ягеллонский университет?
– Так и есть. – Пеньковский слегка улыбается. – Что вам о нем известно?
– Все, что писали в газетах и журналах! Это старейший университет Польши, ему больше пятисот лет! Там преподают самые лучшие профессора! И туда берут на обучение девушек. У меня целая коллекция вырезок, я мечтаю поступить туда и…
Рихтер хмыкает, мне слышится слово «ажитация», и я мгновенно затыкаюсь. Пеньковский не оставляет это без внимания:
– Магдалена, почему бы вам не продолжить?
Пытаюсь выдавить хоть звук, но не могу, не получается.
– Войцех, коллега. Я все понимаю, это твоя клиника. Но не мог бы ты оставить нас с панной Тернопольской вдвоем? Для пользы дела.
Пан Рихтер медлит, но все же поднимается из-за своей баррикады.
– Доверяюсь твоему опыту. Если понадобится – охрана за дверью.
С уходом доктора Рихтера дышать становится чуть легче. Но я не тороплюсь снова открывать рот. Кто бы еще знал, чем мне грозит это его многозначительное «ажитация». Новый диагноз вроде «аффективного психоза»? Что со мной сделают за то, что я вспомнила о своей мечте? Да ладно, мечтаю ли я еще об учебе?
Мечтаю ли я вообще?
– Нам обоим не повредит сейчас чашка чая. Обычно я пью кофе, но Войцех считает его губительным для нервной системы и не держит запаса даже для гостей. Эгоистично с его стороны, не находите?
Растягиваю пересохшие от волнения губы. Пусть думает, что я оценила шутку.