Пирог с крапивой и золой. Настой из памяти и веры

22
18
20
22
24
26
28
30

Голоса совсем детские, не старше первогодок.

– И лиловым, лилового не жалей!

– Не троньте хоть очки…

– А ну, молчи, жидовка.

Не задумываясь, толкаю дверь и вижу, как девчонки копошатся, облепив свою жертву. Кто‑то держит ее за голову, обхватив под подбородком, а их лидер разрисовывает несчастной лицо цветными мелками.

– Что это тут у нас? – грозно спрашиваю с порога.

Девочка с мелками оборачивается ко мне с самой невинной мордашкой:

– Ой, панна! А мы с девочками играем. Если шумели, вы простите, больше не будем, – и потупила глазки, дрянь.

В три широких шага приближаюсь к нахалке вплотную и отодвигаю ее в сторону. Слух и интуиция меня не подвели: скрючившись в три погибели, на стуле сидит моя давняя знакомая – лупоглазая пария первого года. По ее картофельному лицу текут разноцветные слезы, брови вымазаны красным, а в трещинах обкусанных губ пролегли зеленые прожилки. Она тихо скулит. Растоптанные мелки и листы для рисования разбросаны по полу. На некоторых виднеются цветные следы подошв. Очков малявки нигде не видно.

– Играете? Это, по-вашему, игра?!

– Да, а вам‑то что с того? – выкрикивает кто‑то, но не высовывается.

Их лидер, девчонка, которая еще в прошлый раз преследовала мою малявку, улыбается, как это умеют только всеобщие любимицы – нагло и бессовестно. Но ни слова при этом не говорит.

– Еще раз такое замечу, – обращаюсь к ней и ни к кому другому, – и вы будете скоблить конюшню до летних экзаменов. Я вам это устрою.

– Серьезно, панна? – вскидывает бровь соплячка.

С меня хватит. Без долгих разговоров беру ее за ухо и волоку к выходу. Девчонка только раз пискнула и заткнулась. Гордая.

Отпускаю раскаленный хрящик только в коридоре и вижу, что все остальные тоже покинули класс.

– Будем считать, что ты меня поняла.

Уже не оборачиваюсь, но чувствую, как в спину ударяет волна чистой ненависти. Закрыв за собой дверь, вижу, как разукрашенная первогодка сидит на полу среди бумаг и мелков и пытается выправить погнутую дужку очков. И зачем она мне сдалась? Ходячее недоразумение. Я бы и сама над ней посмеялась в их возрасте.

Со вздохом наклоняюсь и собираю те листы, до которых могу дотянуться. Часть из них совсем чистая, еще можно рисовать, на некоторых – кривоватые, но яркие картинки. Сбиваю в ровную стопку и протягиваю девочке.

– Держи, – говорю я.