Вдох-выдох

Я замираю у машины, но твердо пообещав себе, что сейчас не допущу никаких приступов, берусь за ручку, открываю дверь и собираюсь сесть на пассажирское место, но понимаю, что не могу этого сделать. Не могла с тех самых пор и не могу сейчас, потому я шучу, что серьезные бизнес-леди ездят только сзади и сажусь сзади. Паша делает вид, что не удивлен и подыгрывает мне, изображая моего водителя.

Мы добираемся до кафе, и я выхожу из машины после того, как он заботливо открывает мне дверь. Вот тут она наконец меня обнимает, целует в щечку и заявляет:

– Ты стала еще красивей.

Я совсем не уверена, что измучанная и исхудавшая девушка с синяками под глазами и паническими атаками – это красавица, но комплимент принимаю и благодарю:

– Спасибо!

А потом отстраняюсь и изучаю его. Да, он стал старше, но мне кажется, что совершенно не изменился. Все такой же потрясающий, но уже не парень, мужчина. И все также действует на меня как самый сильный афродизиак.

Мы наконец захотим в кафе, делаем заказ и ведем непринуждённую беседу. Он спрашивает меня про картины, я его про работу. Я делюсь с ним своим планами, и, как всегда, своими мечтами. Сейчас больше всего мечтаю о ремонте, потому в красках описываю Паше, каким я вижу свой дом. Он добавляет важные нюансы, о которых я, зацикленная на красоте и дизайне, ни за что бы не подумала. А потом, слушая его замысел идеального дома, понимаю, что наши мечты во многом совпадают.

Его кофе и мой чай (куда мне сейчас кофе) допиты и мне почему-то хочется показать ему одно из красивейших мест, которое всегда меня радует и куда я хожу писать картины. Не знаю почему, но мне кажется таким важным показать это место именно ему. Конечно же он соглашается, тем более я приглашаю его к себе в гости.

Мы выходим с моего заднего двора, спускаемся к воде и, стоя на берегу реки, любуемся закатом. Паша говорит, что понимает, почему я осталась здесь, в этой станице и в этом доме. Это же идеальный дом у реки. В таком месте можно и детей растить и старость встречать.

Паша констатирует:

– От такой красоты дух захватывает.

А потом у меня захватывает дух оттого, что он меня целует.

Я целую в ответ, потом обнимаю, и вдыхаю родной аромат.

– Ты пахнешь все-так же вкусно. – признаюсь я.

– А ты все такая же потрясающая. – признается он.

Момент испорчен тем, что мне становится нехорошо. Но я ни за что не поддамся атаке, не сейчас, не в такой момент, потому сильнее прижимаюсь к Паше, отвечая на его поцелуи, стараясь концентрироваться только на них. Это помогает. Атака чуть отступает.

Вместо нее в наступлении переходит Паша.

Вот мы стояли у воды, в конце моего двора, а вот уже целуемся у входной двери. Вот мы были в прихожей, а вот уже в спальне. Вот я была одета, а вот уже моя футболка и джинсы валяются у кровати. Вот он был одет, а вот его футболка и джинсы валяются рядом с моими. Вот мы стояли, а вот уже лежим на моей кровати. Вот мы были двое, а теперь уже одно целое, двигающее в едином ритме.

Я пытаюсь насладиться моментом, давно позабытым счастьем от близости с моим идеальным Пашей, но мне не удается этого сделать. Потому что нет уже той юной влюбленной Ники и нет того юного влюбленного Паши. И нет той страсти, которой они постоянно опаляли друг друга, тем самым отталкивая. Есть только две израненные души, которые пытаются вместе отогреться. Но и этого нам не удается, потому что возвращается она. Паническая атака. Даже не дав нам отдохнуть в объятиях друг друга. И теперь мое сердце сбивает с ритма и подскакивает пульс уже не от ласк Паши.

Он замечает это и с беспокойством в голосе уточняет: