Но на моем пути встает человек, которого я сейчас ну никак не хочу видеть. Да и не только сейчас – никогда. Уперев руки в бока, передо мной вырастает Фелти – словно только меня и дожидался. Да может, и впрямь дожидался. Много лет.
– Уже уходите, – говорит он. – Хоть воспоминанием-то каким успели поделиться? У вас их поди полно.
– То, что случилось – трагедия! – Я вздергиваю подбородок. – Я непременно сделаю пожертвование в фонд ее памяти!
Он пристально смотрит мне в глаза:
– Вы считаете, я тогда обошелся с вами слишком сурово. И вы правы.
Вот уж не думала, что Фелти примется извиняться. Мне всегда казалось, что ни на какое «простите» он просто не способен. Но это похоже на подводку, на вступление. Он сверлит меня взглядом:
– Нужно было еще суровей.
– Я ничего не сделала!
Он качает – скорее, дергает – головой:
– Вот это вот все – и вы даже не получили того, чего хотели, верно? Парень-то вам так и не достался. Да и вместо карьеры – пшик. Казалось бы, я могу позлорадствовать… но мне хочется большего.
– Вы не имеете право разговаривать со мной в таком тоне. – Голос у меня надламывается. – Я буду жаловаться!
Он смеется – не громко и раскатисто, а тихо, что приводит меня в еще большее замешательство.
– Куда? И что скажете? Если хотите порыться в прошлом, всегда пожалуйста. Я к вашим услугам. Для меня это дело до сих пор не закрыто.
«Для меня это дело до сих пор не закрыто». Может быть, я правильно предположила, что это все-таки Фелти. Я представляю себе, как он корпит над кусочком картона. Он принял случившееся с Флорой слишком близко к сердцу. В свое время он не смог спасти собственную сестру и надеялся искупить вину за счет Флоры Баннинг.
– Это вы заманили нас сюда! Чего вы хотите?
Он засовывает большие пальцы под ремень.
– Да я много чего хочу. Но заманивать вас сюда я и не думал. У меня не было сомнений, что вы и так приедете. Не устоите перед соблазном вернуться и полюбоваться тем, что вы натворили.
У меня трясется челюсть, и я вспоминаю, как у меня стучали зубы в ночь Гробовщаги. Я отворачиваюсь и направляюсь прочь.
– Амброзия! – окликает Фелти. – Вы ошибаетесь. Никаких нас нет. Есть только вы.
И вот я уже бегу, сандалии на танкетке выбивают тук-тук по тротуару. Мы с Салли много раз проговаривали нашу версию, так же прилежно, как когда-то заучивали учебные монологи. «Мы должны рассказывать одно и то же». Ее собственные слова. Мы садились друг напротив друга и повторяли одни и те же фразы, глядя друг другу в глаза.