Девушки здесь все такие милые

22
18
20
22
24
26
28
30

– Нет. – Я покачала головой. – Я больше не хочу этим заниматься.

Она поджала губы:

– Знаешь, ты становишься такой занудой! Ничуть не лучше других.

– Прости. Обещаю, скоро все войдет в колею…

– Да ты и раньше это обещала!

Я хотела возразить, что то «раньше» было в другой реальности, где Флора была жива и мы играли против нее. Теперь я уже сама не понимала, в какую такую «колею» все должно войти. Меня мучил страх, что наш союз с Салли держался только на борьбе против общего врага и в отсутствие такового просто не выживет.

Несколько дней спустя Кевин выступил перед журналистами. Он уже успел вернуться к родителям в Фэйрфилд. Интересно, его и собственные родители возненавидели? Вообще можно ненавидеть собственных детей? А может, они поверили, что он не посылал никаких эсэмэсок, хоть и не в состоянии объяснить, как они сами собой отправились с его телефона?

– Я хочу попросить прощения у родных Флоры, – произнес он, глядя в камеру. – Я причинил боль множеству людей, хотя сам до конца не понимаю, как так вышло. Я глубоко сожалею о той роли, которую сыграл в этой трагедии. Я пытаюсь выяснить, каким образом роковые сообщения могли быть отправлены с моего телефона, и по-прежнему утверждаю, что невиновен.

Через телевизионный экран невозможно было почувствовать, разъярен он или раздавлен. Он смотрел мне прямо в глаза, словно я была единственным зрителем. Ему ничего не стоило рассказать полиции, что он был со мной и у меня имелась прекрасная возможность сначала стянуть, а потом незаметно вернуть на место его телефон. Я несколько дней не спала.

Перед зимними каникулами Салли все-таки удалось вытащить меня на вечеринку, где я по пьяни трахнулась с парнем по имени Джереми из команды по лакроссу. Меня не покидало чувство, что секс мне необходим не только чтобы потешить самолюбие, но и чтобы укрепить дружбу с Салли. Она переспала с его другом, и когда мы вдвоем возвращались в Баттс, она положила голову мне на плечо, как Флора на Хэллоуин.

Никогда я еще так не радовалась возвращению в Пеннингтон.

На зимних каникулах мама не раз пыталась поговорить со мной по душам. Загоняла меня в угол с чашкой чая и выспрашивала, как я себя чувствую.

– Все хорошо, – твердила я. – Не я же ее нашла.

Но время от времени я ее все-таки находила. Причем мысленный образ был такой объемный, будто я и впрямь там побывала. Кошмар из тех, после которых просыпаешься в коконе мокрых простыней. Я чувствовала, как ноги несут меня прочь от Баттс-С, подобно той девушке-фантому – главной героине слухов, которые именно тогда и начали расползаться. Видела Флору на кровати. Голова запрокинута, взгляд в потолок. Запястья зияют, красная тропа делит комнату пополам. Красное одеяло. Красные стены. Красный потолок. Девушка, никогда ни на кого не злившаяся при жизни, оказалась так свирепа при смерти.

– Ничего у тебя не хорошо, – говорила мама, обнимая меня за плечи. – Ты про нас совсем забыла! И мыслями все время где-то витаешь, солнышко. Тебя даже гирлянды не радуют – а ведь ты всегда так любила Рождество!

– Просто дел по уши. Обещаю, что в следующем семестре буду звонить чаще. – Я крепко обняла ее, а сама подумала: любила бы она меня, как прежде, если бы узнала правду?

Билли позвала меня к себе побухать с ночевкой, как в школьные времена. Но теперь все изменилось. Она обрушила на меня шквал вопросов, и призрак Флоры вырос у нее за спиной.

– А какая она была? А как же ты не заметила, что она в депрессии? А бойфренд ее совсем отморозок?

Я как могла уклонялась от ответов: мол, не хочу об этом говорить.

– Ну ладно, – сказала в конце концов Билли. – Ты права. Это нездоровое любопытство. Ну хоть расскажи, как там твой хахаль! Ты была от него в таком упоении, а потом – тишина. Козел оказался?