Девушки здесь все такие милые

– Наверно, нам надо бы… – проговорил он, не отрывая взгляда от моего лица, словно изучал его.

Закончить ему не удалось: в этот миг на меня налетела Салли и обхватила меня за талию. Я в бешенстве закусила губу. Ведь знает же, что стоит на кону, и все равно лезет.

– Эй! – Она цапнула меня за бок. – Ну что, самое веселье-то когда начнется?

– Салли, – про себя я молилась, чтобы она не ляпнула при Кевине, что такое «самое веселье», – ты же помнишь Кевина? Он тоже учится в Дартмуте.

– Конечно! – воскликнула она. – Бедняга!

Мне захотелось двинуть ей в морду. Между тем всем стали наливать, и Кевин так посмотрел на свой стакан, словно сомневался, стоит ли пить. Флора небось сидит сейчас на кровати в нашей комнате, скрестив ноги, а на одеяле рядом с ней, словно любимая моська, притулился телефон. Если он не зазвонит, она наберет Кевину сама. Воображение будет рисовать ей ужасные картины: машина Кевина валяется в кювете, Кевин распластан на полу в своей комнате и не может даже позвать на помощь. Но какие бы ужасы она ни воображала, мы с Салли не придем ей на ум. А ведь хуже этого с Кевином ничего случиться не могло.

Друзья Кевина ничем не отличались от парней из Уэслиана: Салли высасывала из них энергию. Манила, терлась бедрами, а когда они с ней заговаривали, наклонялась поближе и приспускала лямку лифчика с плеча. Мы с Кевином топтались в сторонке: он глазел на Салли, на густеющую толпу на танцполе, но ко мне не прикасался, будто ребенок в магазине, которому мама строго-настрого велела ничего не трогать, потому что, если сломаешь – придется покупать. Время от времени он посматривал на часы. Я была уверена, что часы ему всучила Флора. Такие, как она, дарят парням часы и до нелепости дорогие ручки.

– Не верится, что ты правда здесь, – сказал Кевин. – А я-то идти не хотел! Но это мое братство, понимаешь? Вроде как надо показаться.

– Само собой, – отозвалась я. – Я в Уэсе тоже не особо по вечеринкам шастаю. Предпочитаю более осмысленные занятия.

Его рука коснулась моей:

– Конечно, понимаю.

– Я тут толком ничего и не видела. Покажешь, что и как?

Он ни единого вопроса не задавал о моих вымышленных друзьях, к которым я якобы приехала, – словно догадывался, что я их придумала.

– Нет проблем, – сказал он. Легко и беззаботно. И я тоже расслабилась.

В конце концов мы оказались в его комнате на третьем этаже Хлева. Его соседей – двух братьев – по счастью, там не оказалось. Мы сели на его аккуратно застеленную кровать. На тумбочке была гора книг и, как я с удовлетворением отметила, никаких фотографий Флоры. Комната выглядела именно так, как я ее себе представляла по описанию Кевина, и тот факт, что хотя бы этот кусочек действительности совпал с тем, что я себе навоображала, меня ободрил. Я сидела и потягивала пиво, как вдруг он протянул руку и, отобрав у меня кружку, тоже из нее отхлебнул.

– Странное дело, – сказал он. – Вот мы с тобой в письмах болтали обо всем на свете, а сейчас не знаю, что и сказать.

– А и не надо ничего говорить…

Я ждала, что вот сейчас-то он меня поцелует, но нет. И тогда я сама его поцеловала.

Поначалу отклика не было, и меня охватила паника. Он же просто фантазия, которую я сама выстроила в своей голове, сказка, которая легко может схлопнуться. Но тут его губы впились в мои, а рука легла на затылок. Его пальцы просеивали мои волосы, как песок. Меня никогда так не целовали – не целовал человек, который знал, что у меня внутри, внутри меня даже не побывав. Я сотни раз лизалась с Мэттом, но такого не испытывала.

Но как только я полетела куда-то в пропасть, все кончилось.