Мрачно темнеющий свет

– И что, мы снова спрячемся под защитой?

Он положила клинок на сиденье.

– Нет. Время пряток прошло. Но сила приходит от единства. Странно, но я жалею, что Уайтчёрч не противился тому, чтобы мы использовали оружие. Он слишком легко позволил Королеве поколебать его сомнения. Тебе он тоже поддался, когда ты принесла ему этот портрет Стрэнджвейса.

Я нахмурилась.

– Не понимаю. Ты считаешь, он слаб?

– Определенно нет. Но когда думаешь о самых великих Императорах в истории – о Джоне Колтхерсте во время Войны Алой и Белой розы, Эдварде Рэне в период Реставрации монархии Карла II, становится ясно, что они понимали: нельзя уступать людям, которых они должны вести.

– По-твоему, Император никогда не должен идти на уступки? – Мне это казалось неправильным.

Блэквуд взял у меня часть бумаг.

– Хорошее руководство требует компромиссов. Бо́льшую часть времени.

Он углубился в чтение и читал до тех пор, пока мы не приехали домой.

12

Я поднялась наверх, чтобы проверить, удобно ли устроилась Мария. Дверь в аптечный пункт была приоткрыта, и я услышала бормотание. Мне стало любопытно, и я заглянула в щелку.

Первое, что я увидела, – Мария наконец-то надела платье. Платье когда-то было светло-голубым, но его стирали так часто, что оно стало светло-серым. Она все еще не собрала волосы в прическу, но украсила их цветами. Как раз в этот момент она вытащила из своих кудряшек фиолетовый цветок, смяла его в руке и сдула лепестки в деревянную миску, наполненную каким-то странным варевом.

Странно, ее голос звучал глубже и по возрасту соответствовал зрелой женщине.

– Вот оно, любовь моя. Теперь масло. Быстро, не позволяй ему стоять слишком долго… – Она взяла фляжку, которая стояла рядом, и побрызгала содержимое миски. Затем помешала, улыбаясь. – Ну вот. Теперь видишь?

Я открыла дверь, и она замолчала.

– Рук здесь? – Мне хотелось выглядеть как ни в чем не бывало, но Мария была слишком умна.

– Все в порядке, Генриетта. Это Вилли. – Она налила в миску немного воды и продолжила смешивание.

– Вилли? – Я села напротив нее, наблюдая, как она берет кусочек ткани и размазывает по нему получившуюся массу. Сложив ткань вдвое, она стала разминать то, что было внутри.

– У меня было не так много друзей в жизни, – сказала Мария. Развернув ткань, она отрезала кусочек от получившейся пастилки; ее щеки слегка покраснели. – Мне было пять, когда меня забрали в работный дом в Эдинбурге. Когда мне было десять, я оттуда убежала. С тех пор я выживала в основном сама.